Текст книги "Беларусь – Евразия. Пограничье России и Европы"

Союзная семья как спасение от одиночества

Многоопытный кремлёвский стратег Владислав Сурков написал программную статью «Одиночество полукровки» о новой предстоящей эпохе цивилизационного одиночества России, наступившей после рубежного 2014 года. Статья примечательна в нескольких смыслах.

Во-первых, это своеобразный показатель умонастроений значительной части российской элиты. Идея равноправного, равноценного союза с Западом, на создание которого Сурков ещё возлагал надежды в 2006 году, очевидно, потерпела крах. На повестке дня стоит новое самоопределение России.

Во-вторых, обрисовывая контуры этого нового самоопределения, Владислав Юрьевич, по сути, пересказывает основные элементы идеологии классического евразийства. Именно классического – от Савицкого и Трубецкого, а не дугинские экзальтации. Россия – это не Запад и не Восток, не Европа и не Азия. Россия – это Евразия, синтез двух, а может, и больше тезисов.

В-третьих, статья о России и её долгом историческом пути, но есть ощущение, что во многом она о самом авторе. Что неудивительно, поскольку именно в России, с её многонародностью, перекрестием кровей и традициями мерцающего самопознания очень часто судьба отдельного человека, особенно наделённого властью, отражает судьбу целой страны.

И вот из этого всего после шока 2014-го следует, что Россия осталась в одиночестве и пребывать ей в нём очень долго.

Можно назвать это манифестом изоляционизма либо реализма, но речь о том, что Россия осталась один на один с давлением Запада и в одиночку противостоит ему в новой холодной войне. Санкции навсегда. Внешние союзники как бы и есть, но настоящие – «только армия и флот». И это тоже весьма заметное умонастроение российской элиты.

Умонастроение в текущих обстоятельствах понятное, но как к нему отнестись тем, кто числится во внешних союзниках России? Например, Беларуси, Казахстану? Признать, смириться с тем, что они союзники формальные, необязательные, а может, и вовсе не союзники, как пытаются нас убедить кликуши из некоторых российских СМИ?

Вопросы это не риторические, поскольку имеют прямое отношение к актуальным процессам, происходящим между нашими странами. Например, попытки выдавливания белорусской «молочки» с российского рынка часто оправдываются стремлением к обеспечению Россией продовольственной безопасности. Стремление совершенно справедливое. Но почему Россия и Беларусь не могут решить этот вопрос сообща, исходя из союзной логики?

А что такое союз и союзники для России сегодня? Нужны ли они вообще? Или Россия и дальше будет уходить в себя и огораживаться?

Если самоопределяться так, как это делает Сурков, ссылаясь на интеллектуальное наследие евразийцев, то ответ может быть только положительным – нужны и важны. Союз, семья союзных народов и стран – это спасение от одиночества.

Другое дело, что навыки и технологии союзостроения во многом утрачены. Большевики это умели делать и пересобрали большую страну. Сейчас всем без исключения союзам вокруг России не хватает динамики, достижений и мечты. Тех самых «звёзд». Вот этим и стоило бы заняться. Не плодить очередной сонм бюрократических структур, а вкладываться в образование молодёжи и «генераторы мечты», которую подхватят и воплотят инженеры человеческих душ и физической материи.

Это и повод задуматься тем, кто хотел бы быть союзником России. Они есть, особенно много их в тех странах, кто таким союзником является хотя бы по формальным признакам. Россия в принципе самодостаточна и в летаргическом сне изоляции и отрешённости ввиду наличия колоссальных ресурсов может пребывать долго. А вот почти все её союзники, от России отколовшись, лишатся реального суверенитета.

За союз с Россией, за право быть её союзником надо бороться хотя бы потому, что только она может обеспечить суверенитет и развитие, как бы ни соблазняли альтернативой иные центры силы. Поэкспериментировать можно, но 2014 год всё предельно ясно показал.

Настало время определяться, Россия неизбежно будет это делать, и статья Суркова об этом. Точно так же надо определяться и тем, кто хотел бы быть и оставаться её союзником.

Большая мечта для России. Белорусский взгляд

Русскому человеку нужна большая цель, запредельная мечта, выдающееся свершение. И в XX веке Большая Россия в ипостаси СССР всё это реализовала. Октябрьская революция и создание первого в мире государства рабочих и крестьян доказало, что мечта о справедливости и освобождение колоссальной энергии масс угнетенных людей по всему миру – это возможно. Победа советского народа над абсолютным злом нацизма – это спасение человечества от рабства и мракобесия. Прорыв в космос – ориентир на то, куда ему надо дальше двигаться.

Но все это было. Та большая страна ушла, оставив после себя осколки разбитых судеб и надежд. Начавшийся XXI век проявился как эпоха прагматики и реализма. Россия вот-вот стала оправляться от шока недавнего крушения и начинает возвращать потерянный авторитет и влияние.

Какой должна быть новая миссия, большая цель и идея для России? А может, и не надо никакой вовсе? Достаточно просто показать свою силу, одернув недругов, и сосредоточиться на себе, ведь внутренних проблем предостаточно.

Надо восстанавливать промышленность и технологический суверенитет, надо осваивать Сибирь и Дальний Восток, надо трансформировать модернизацию армии в восстановление геополитического влияния по периметру границ, надо стремиться разговаривать на равных с ЕС, США и Китаем.

Все это очевидно и бесспорно. У России все же не так много ресурсов, чтобы сейчас взвалить на себя новый сверхпроект. Но задуматься о нем придется. Любая большая страна или цивилизация проходит в своем развитии три фазы: выживание, утверждение и превосхождение.

Сегодня речь идет о выживании, и даже утверждение-победа среди конкурирующих мировых субъектов – пока далекая перспектива.

Новое превосхождение должно придти после новой победы. Победы над внешней неблагоприятной средой и внутренним регрессом. Если этого не будет, тогда о своей самости придется забыть и полностью принять правила игры и целеполагание от тех, у кого будет воля и решимость к этому.

Каким можно представить новое превосхождение? Посмотрим на устремления наших партнеров-конкурентов. Американо-канадский предприниматель Илон Маск, как настоящий Атлант из книг Айн Рэнд, стремится доказать всему миру, что усилиями частной компании возможен переход на транспорт с электродвигателями, что эра углеводородов закончена. Что можно удешевить и сделать более доступными полеты в космос, используя многоразовые ракетоносители. У него не все получается, но важен сам вектор движения. Таких, как Маск, будет все больше.

Что может ответить Россия? У нее есть несколько ключевых технологий, которые потенциально могут изменить мир.

Например, ядерные реакторы на быстрых нейтронах. Если представить последовательное развитие этой технологии, то у нас будет безотходное производство дешевой энергии. Тот, кто владеет энергией, владеет и судьбами мира. Может быть, как раз в этом и сбудется мечта Николы Теслы о передаче энергии по воздуху, почти как Wi-Fi? Или эта технология сделает возможной использование ядерных реакторов для дальнейшего движения в космос?

Пока это фантастика, но логика в этом есть – Россия могла бы вновь стать благодетельницей человечества, предоставляя бесплатную или очень дешевую энергию.

Диковинная мысль, не так ли? Она противоречит логике капитализма и всему современному мироустройству. Так, а не в этом ли и есть вечное стремление русского духа: не все измеряется деньгами, сила в правде, справедливости и только русские способны на всемирную отзывчивость.

А что белорусы? Нужна ли им такая мечта? Очень нужна. Белорусы всегда были и будут частью большого целого, добросовестно выполняющими свою задачу.

Конечно, если она поставлена. После краха Советского Союза в Беларуси была построена модель более справедливого государства, чем в России. Беларусь, обретя неожиданно свалившуюся независимость, стала геополитической республикой-партизанкой, отказываясь признавать справедливым однополярный мир и ожидая исцеления России. Тогда Москва казалась захваченной врагом. Да и сегодня у не очень доверчивых белорусов с врожденным партизанским мышлением остаются сомнения – надолго ли теперешний подъем, а может, вновь будут договариваться с могущественными партнерами?

Эти сомнения полностью уйдут, когда Россия, кроме утверждения на внешнеполитической арене, сможет предложить миру если не новый образ будущего, то хотя бы соработничество в собственном масштабном обновлении. Каким оно может быть: новая индустриализация, участие в технологическом прорыве или в освоении пространств – все возможно.

Белорусам нужны труд и созидание, нужно большое дело. Белорусам нужна энергия – идет возведение АЭС, белорусы стремятся в космос – начали делать спутники, белорусам нужны далекие путешествия и большие пространства – стали осваивать Антарктиду. Белорусы показывают пример осиротевшим украинцам, потерявшимся среди ложных целей и убийственных иллюзий.

В нынешнее непростое время, когда в Украине чахнет любая позитивная мечта, деградирует промышленность, а Россия вовлечена в изнуряющие конфликты, Беларусь сохраняет способность стремиться к большему и самостоятельно действовать.

Очень важно, чтобы Россия продолжала помогать в этом, внутренне преображаясь, ведь никто, кроме нее, реально не сможет предложить белорусам развитие и большую цель.

Нужен ли России свой глобальный проект?

Отказ от миссии

Общим трендом этих дискуссий, ключевых программных текстов, бросающимся в глаза стороннему наблюдателю, является обоснование отказа России от какой-либо глобальной миссии или роли. Конечно, речь идет об идеях и текстах молодого поколения российских аналитиков и экспертов.

Заинтересованный читатель, желающий опровергнуть наш тезис, наверняка может дать ссылки на работы Александра Проханова, Александра Дугина или Сергея Кургиняна, пропитанные «мессианским» пафосом. Но в данном случае это ничего не доказывает, поскольку, как нам представляется, все эти авторы уже из другой эпохи, а их более молодые коллеги в самом ближайшем будущем будут наращивать свое влияние на формирующие политику круги, предлагая вместо поэзии и метафизики картину мира, основанную на реализме и прагматизме, что делает именно их теории и модели гораздо более приемлемыми для практиков во власти.

В записке влиятельного международного дискуссионного клуба «Валдай» Николай Силаев и Андрей Сущенцов, на наш взгляд, совершенно точно диагностируют самопозиционирование современной России на международной арене:

«Если Советский Союз был континентальной империей, осмыслявшей себя в перспективе глобальной исторической миссии, то современная Россия – это почти гомогенное по составу населения государство, управляемое прагматичным на грани цинизма политическим классом, лишенное идейных грез, которое не собирается звать мир к светлому будущему, но и свое в этом мире намерено взять. Парадоксальным образом это государство, во многих отношениях более слабое, чем Советский Союз (меньше территория, население, армия, доля в мировом ВВП), сумело обрести и удерживает роль одного из мировых лидеров, успешно оспорившего гегемонию Запада во многих чувствительных для него областях. […] Возможно, именно отсутствие определенного идеологического выбора, состоявшийся отказ от мессианства и позволяют России поддерживать ее высокий геополитический статус, затрачивая на это меньше ресурсов, чем это делал Советский Союз».

Авторы видят некую причинно-следственную связь между отказом от глобальной миссии России, особенно в его последней – советской версии, и «высоким геополитическим статусом», который якобы позволил «перенести фронт противостояния с Западом дальше от своих границ».

Михаил Ремизов еще более четко артикулирует скептическое умонастроение в отношении глобального русского проекта:

«Россия не раз ставила свои интересы на службу той или иной глобальной миссии. […] Можно сказать, что лучшие свои годы – после победы соответственно в Первой и Второй Отечественных войнах, на пике военного и политического влияния – страна посвятила себя «человечеству» (т. е. реализации определенной концепции глобального сообщества). Такое никогда больше не должно повториться».

Для Ремизова наиболее предпочтительным примером внешнеполитического поведения является Турция, отказавшаяся от неподъемного «имперского бремени» в пользу строительства национального государства. По его мнению, лишь укрепившись в качестве такового, в том числе собирая из обломков поверженной империи этническое ядро, у России есть шанс на восстановление былого влияния.

Андрей Цыганков также критически рассматривает советский опыт и глобальную перспективу:

«Используя уже введенные в общенациональный дискурс идеи “государства-цивилизации” и консервативной державы, нужно создать такой образ страны, который вберет в себя лучшие компоненты российских ценностей без излишнего их противопоставления Западу. Кстати, за исключением советского периода Россия никогда не формулировала свои ценности как антизападные. […] После консолидации своей цивилизационной субъектности Россия сможет вернуться к активной роли в международных делах. Возвращения к принципам (нео)советского или державного глобализма не будет…».

Сергей Караганов, используя в качестве метафор, описывающих внешнеполитическую позицию России, города, связанные с победами и поражениями русского оружия, формулирует желаемую модель отношений России и других мировых игроков:

«Похоже, что проигранные Аустерлиц, (дважды) Смоленск, с огромным трудом выигранные Бородино, Сталинград и Курск позади. Если так, то лучше не идти на Париж, как в 1814-м, или на Берлин, как в 1945-м. А прямо в Вену 1815 года, заканчивая миром и новым консервативным, но устремленным в будущее “концертом наций”, строя структуру управления для нового мира».

«Вена 1815 года» в качестве желаемой цели означает в данном случае, видимо, включение России на равных условиях прежде всего с коллективным Западом, в систему договоров и обязательств, а также участие в решении судьбы некоторых государств и территорий.

Резюмируя все эти мысли, можно выделить в них ряд общих черт, в той или иной степени разделяемых почти всеми упомянутыми авторами:

1) глобальной миссии, проекта у России нет и его не должно быть;

2) советский опыт глобального проектирования оценивается негативно;

3) Россия должна цивилизационно или национально «сосредоточиться» и на этой основе искать возможности раздела сфер влияния или даже «большой сделки» с ведущими мировыми игроками (Запад, Китай).

Такой подход определяется как «консервативный» (Сергей Караганов) или «цивилизационный» (Борис Межуев) «реализм». При этом можно отметить, что в своем генезисе он восходит к концепции Вадима Цымбурского «Остров Россия», предлагающую геополитическую модель «ухода в себя»: с отказом от глобальных, имперских амбиций, сосредоточением в «ядре», возможностью сделки с Западом относительно лимитрофов.

Глобальные альтернативы

Если у России отсутствует собственный глобальный проект, а это сегодня выглядит действительно так, стоит обратить внимание на то, какие глобальные альтернативы существуют.

Их немного – фактически нет. И самой первой следует назвать коллективный Запад, возглавивший процесс глобализации, подчинивший его своим интересам и доведший до необратимого состояния.

Политолог Святослав Каспэ дает, на наш взгляд, реалистичную характеристику планетарной роли западного проекта:

«Империя Запада достигла качественно завершенной (и количественно нарастающей) универсальности, пронизав своими сетями и охватив инфраструктурой весь обитаемый мир. У нее нет границ – не только интенционально, но и фактически нет альтернативных, то есть сопоставимых по мощи центров силы… В плане имперского строительства глобализация завершена – в том смысле, что не осталось географически зон или социальных процессов, которые в принципе не входили бы в сферу влияния и интересов империи. Все, происходящее сегодня в мире, является внутренним делом глобальной империи Запада…».

Но эта оценка, казавшаяся еще десять лет назад практически неоспоримой, сегодня не выглядит таковой; во всяком случае, появились существенные нюансы. Во-первых, стали заметны признаки «имперского перенапряжения» в ядре западного мира: это и системные проблемы в ЕС, и «Брекзит», и избрание президентом США Дональда Трампа.

Конечно, это далеко не «падение империи», но переконфигурация, перераспределение полномочий, сосредоточение для того чтобы, пережив кризисный этап, перезапустить систему, многократно умножив ее технологическую, экономическую, финансовую и военную мощь. Упадок глобальной империи Запада, возникновение многополярного мира, в силу понятных причин, – ожидаемые многими, особенно в России, но все же потенциальные события, которые не следует воспринимать как свершившийся факт.

Тем не менее еще одна глобальная альтернатива возникает. Это Китай и его инициатива «Один пояс – один путь». Основные ее принципы и цели были озвучены председателем КНР Си Цзиньпином на международном экономическом форуме в Пекине.

Китай предлагает масштабный проект соразвития – в экономике, промышленности, образовании, логистической инфраструктуре, гуманитарной сфере.

Его преимущество в том, что для многих участников он привлекателен отсутствием, по крайней мере на данном этапе, идеологических претензий и ценностных притязаний. Да, он китаецентричен, но в нем пока не видно раздражающего западного высокомерия и слишком уж очевидного лицемерия. Китай вежлив, осторожен, не подвержен спешке и эмоциям, но настойчив, что вкупе с колоссальными финансовыми и инвестиционными возможностями делает его глобальную инициативу весьма реалистичной, особенно для малых и средних стран.

Что остается России в условиях отсутствия собственного глобального предложения? Либо присоединиться к одному из уже существующих, либо лавировать между ними. Иллюзии о равноправном включении России в коллективный Запад, кажется, должны были исчезнуть после событий в Грузии в 2008-м и в Украине в 2014-м.

Китайский же проект для России тоже не может быть панацеей в силу серьезной разницы в экономическом и демографическом потенциале. Это значит, что Россия будет вынуждена лавировать, по возможности не вовлекаясь критически ни в один из предлагаемых проектов.

Видимо, осознание этого и стоит за образом «Острова России» и концепцией «цивилизационного реализма». Россия слишком слаба, чтобы позволить себе быть полностью включенной в орбиту других глобальных проектов, но слишком сильна, чтобы пассивно наблюдать, как они разворачиваются на глазах, нередко неся прямую угрозу национальным интересам.

Белорусский сюжет

Российско-белорусский интеграционный проект можно назвать своеобразной лакмусовой бумагой, диагностирующей внешнеполитическую позицию России и настроения ее элит в отношении самого чувствительного для нее пространства – постсоветского «ближнего зарубежья».

Как бы ни воспринималась Беларусь российскими теоретиками и практиками от геополитики – в качестве ключевого союзника в Восточной Европе, типичного «лимитрофа» или даже «нахлебника», – все это отражение внутрироссийского самоощущения. Или это понимание того, что Россия – страна, у которой кроме армии и флота действительно могут быть союзники, или это циничная real politic, или это собственные комплексы и неудачи, транслируемые на других.

Мнение авторов Валдайской записки тоже можно рассматривать в том ключе. Там присутствует надежда на то, что России все-таки удастся договориться с Западом, а Беларусь и отношения с ней ставятся в зависимость от условий этой договоренности. По сути, могут быть разменной монетой:

«Трудность для российско-белорусского союза сейчас заключается в том, что расширение НАТО остановлено, а регион, включающий в себя Калининградскую область, Белоруссию, страны Прибалтики и Польшу, российское руководство не рассматривает как наиболее угрожаемый, что хорошо видно из военного строительства последних лет. При сравнительном снижении ценности союза его привычные механизмы начинают давать сбои. Гипотетическая договоренность России, США и ключевых стран ЕС о новой системе европейской безопасности может стать для политической модели Белоруссии еще более серьезным вызовом, чем текущие экономические трудности».

В более откровенной форме эту позицию в свое время озвучил упомянутый выше Святослав Каспэ:

«Мы не менее Запад, чем Америка… Решением может быть только сильное действие, против которого никто на Западе не то, что не сможет возражать, но которое Запад будет вынужден бурно приветствовать и за которое ему придется благодарить… Демонтировать режим Лукашенко и добиться демократизации Белоруссии – и ведь таким образом осуществленная ее демократизация гарантированно не окажется националистически-антироссийской».

Также и упомянутый Сергей Караганов полагал, что «нет никакой военной пользы и от Белоруссии… Территориально НАТО России не угрожает. Даже если бы и угрожало, то с военной точки зрения это абсолютно недееспособный союз».

Понятно, что это далеко не весь спектр мнений о Беларуси и союзе с ней в России, но завышенные ожидания от некой возможной «сделки» с Трампом, победы Марин Ле Пен и т. д. в российском медийном пространстве и экспертном сообществе со стороны были очень заметны. А это говорит о том, что для России все же очень важно это внешнее признание со стороны Запада.

В Беларуси это, конечно, не остается без внимания. Хотя бы потому, что западное внешнее признание и гипотетическая «сделка» могут быть чреватыми для страны и ее руководства.

Если у России нет своей глобальной миссии, осознания ценности и исключительной важности интеграции прежде всего с ближайшими соседями, то эти соседи предпочитают напрямую выстраивать отношения с глобальными центрами силы.

И мы видим это на примере Беларуси. Здесь прекрасно понимают, что особой перспективы для страны на Западе нет, «оттепель» последнего времени носит временный характер и в основном ограничивается дипломатической риторикой.

Стратегические ставки белорусское руководство уже делает на Китай. Как минимум, можно вспомнить два проекта: китайско-белорусский индустриальный парк «Великий камень» и создание с помощью китайских технологий РЗСО «Полонез».

Это не значит, что Беларусь сознательно «уходит», «разворачивается» от России. Просто страна с ее экспортно-ориентированной экономикой, промышленным и человеческим потенциалом необходимо должна быть частью чего-то бóльшего.

Ранее таким бóльшим во всех смыслах был Советский Союз – это и огромный рынок сбыта, и колоссальное социальное пространство для роста, и фабрика смыслов, позволявших белорусам ощущать себя не маленькой восточноевропейской нацией, а частью большого глобального проекта.

Сегодня, когда такого проекта у России нет, динамика развития ЕАЭС недостаточна и ограничена только экономикой, Беларусь будет вынуждена вовлекаться в тот проект, который хоть в какой-то мере отвечает социокультурным кодам, заложенным еще в советское время.

Цивилизационный «реализм» или «дезертирство»?

Какое основание имеет «консервативный» или «цивилизационный» реализм? Это представление о том, что сегодня у России есть «высокий геополитический статус» и этот статус обеспечивает право на признание цивилизационного суверенитета.

Действительно, успехи России в модернизации вооруженных сил и эффективное использование их в украинском и сирийском кризисах очевидно. Но означает ли это долговременный стратегический успех? События в Сирии еще очень далеки от своей развязки и там надо быть крайне осторожными, чтобы избежать афганского сценария. Грузино-осетинский конфликт 2008 г. и продолжающийся украинский кризис вряд ли можно однозначно записать в актив России хотя бы потому, что это эти проблемы создаются именно у границ России, вытягивая из нее ресурсы. Фронт противостояния все еще здесь, а не, скажем, у границ США, например в Мексике или как когда-то – на Кубе.

Для того чтобы говорить всерьез о «Вене 1815 года», совершенно недостаточно одного «Бородино», она может быть только после «Парижа 1814-го», так же как и «новая Ялта» возможна только после «Берлина 45-го».

Западные партнеры как раз и являются настоящими реалистами, уважающими только силу и волю к победе, а это значит, что приглашение заключить «сделку» поступит только тогда, когда Россия от обороны перейдет к наступлению. Пока же Россия пусть и успешно, но все-таки защищается.

Достаточно ли этого? Если мы ведем речь о социальных организмах (социорах) уровня цивилизаций, претендуя на формирование собственной, то без необходимой шкалы целеполагания цивилизационное развитие обречено зайти в тупик.

Первая цель социора – самосохранение и защита, с чем, повторим, Россия успешно справляется. Достигнув этой цели, можно переходить ко второй – сосредоточению, подготовке перехода на новый уровень. Затем следует третья – цивилизационный прорыв, имеющий глобальное влияние.

Сосредоточение, выравнивание баланса между внешней и внутренней политикой, между политикой и экономикой, гармонизация интеграционных проектов – необходимая, естественная стадия развития. Но длительное консервирование статус-кво периода сосредоточения чревато «цивилизационной недостаточностью», а уклонение от осмысления себя в качестве глобального субъекта может оказаться не геополитическим «реализмом», а «дезертирством».

В этом случае России действительно грозит судьба повторения исторического пути Турции, который, на наш взгляд, все же не является достойным образцом для подражания.

Во-первых, взяв курс на построение гомогенного национального государства, Турция не избежала кровавых эксцессов, таких как геноцид армян. Проблемы с курдами существуют до сих пор.

Во-вторых, отказ от «бремени империи» привел современную Турцию к статусу всего лишь одной из региональных держав Ближнего Востока, ведущей жесткую конкурентную борьбу с Израилем, Ираном и Саудовской Аравией. Вряд ли исключительное положение России в Евразии можно и нужно разменять на такую же модель, а она логически следует из установки на построение национального государства европейского типа и отказ от глобального мировидения.

Совершенно непродуктивным видится негативное отношение к советскому опыту глобального проектирования.

Советский проект, нравится это кому-то или нет, был вершиной геополитического могущества исторической России, и отношение к нему необходимо избавлять от травматического шока, вызванного его распадом, который (распад), кстати сказать, произошел не от чрезмерного перенапряжения сил для поддержания участия в глобальной игре, а от внутренней установки части элит, прежде всего российских, «дезертировать» от участия в Союзе и стать частью западного проекта.

Сегодня мы наблюдаем крах этой иллюзии, на ее руинах оформляется цивилизационный реализм, но для завершенного целеполагания необходимо нечто большее.

На наш взгляд, именно об этом в правильном ключе говорит директор Центра политической конъюнктуры Алексей Чеснаков:

«Правительство и независимые эксперты должны в первую очередь ставить масштабные цели. И даже просто научиться мечтать. Мы же помним, как создавалась великая страна, чей опыт внедрения пятилетних планов переняла и переосмыслила Япония. Мы все помним Уэллса, который описывал знаменитого «кремлевского мечтателя». У того мечтателя была стратегия. С высокими целями. Подкрепленная амбициями, уверенностью в своей правоте, умением претворять планы в жизнь. Такая, какой стратегия и должна быть. Тем более что мечтать есть о чем. Одни только огромные неосвоенные пространства Арктики и Сибири дают почву для размышлений».

Если Россия начинает «мечтать», то такие «мечты» заразительны для окружающих народов и стран в гораздо большей степени, – об этом говорит весь предшествующий исторический опыт, – чем просто «реализм», отличие которого от англосаксонского или китайского гегемонизма не так очевидно.

Сверхновая Россия

Успешная цивилизация всегда сочетает «реализм» и «мечты», локальный уровень и глобальный горизонт. Сегодня у России, достаточно окрепшей для того чтобы теоретически и, самое главное, практически ставить вопрос о собственной цивилизационной идентичности, ее защите и развитии, возникает необходимость выработки адекватного самопознания и происходящего из него целеполагания.

Федор Лукьянов описывает эту необходимость «по ту сторону» империи и государства-нации:

«Возрождается спрос на идеологическую ясность, но все больше заметен и интерес к цивилизационному подходу, который либеральная догма отвергала по причине «реакционности». Для России это крайне существенные изменения, потому что попытка вписать ее после краха Советского Союза в стандартную дихотомию «империя – нация-государство» не удалась. Имперский век завершился, а национальным государством Россия, развивавшаяся столетиями как общность наднациональная, стать без тотального слома не может. Поэтому дискуссия в категории цивилизаций куда более соответствует особенностям России и ее взаимоотношений с соседями и на западе, и на востоке. Становление цивилизационной идентичности – и есть осознание себя, которое необходимо России в ближайшее время».

Это осознание неизбежно приведет нас к истокам России как цивилизации. К тому, что составляет ее сущность. И тут можно позволить себе немного метафизики, поскольку внутри ядра любой устойчивой цивилизации всегда находятся некие высшие смыслы и сверхцели. Лучше всего, на наш взгляд, об этой сущности сказал исследователь феномена русской святости Владимир Топоров:

«Сакральность (или даже гиперсакральность) древнерусской традиции проявляется прежде всего в том, что: 1) все должно быть в принципе сакрализовано, вырвано из-под власти злого начала и – примириться с меньшим нельзя – возвращено к исходному состоянию целостности, нетронутости, чистоты; 2) существует единая и универсальная цель («сверхцель»), самое заветное желание и самая сокровенная мечта-надежда – святое царство (святость, святая жизнь) на земле и для человека; 3) сильно и актуально упование на то, что это святое состояние может быть предельно приближено в пространстве и времени к здесь и сейчас».

Каким бы излишне «мечтательным» не казался такой подход к определению цивилизационной сущности России, но именно эти элементы мы можем наблюдать во всех проектах, выводивших ее на вершину развития: Святая Русь, Москва – Третий Рим и Советский Союз.