Текст книги "Видящий. Первые шаги"

Да и не хочется мне начинать свой путь здесь с ограбления матери Егора. Как-то это совсем по-свински будет. Мать Егор искренне любил.

А вообще, как-то все в цвет завучу складывается: и денег у нас нет, и вступиться за нас с Димкой некому, и находимся мы у него полностью под колпаком. Надо бы еще узнать, не имеет ли он какой-то лапы в мамином госпитале: слишком уж удачно для него она из комы не выходит…

Тут я вынужден был прервать свои размышления, так как в палату заглянул Митька, брательник мой, собственной персоной, с завтраком на подносе. Завтраку я обрадовался, а вот Митьке – не очень. О чем мне разговаривать с четырнадцатилетним пацаном, не уберегшим младшего брата, было совсем непонятно. Хотя что он мог сделать в этой ситуации? Разве что поддержать, когда все отвернулись от Егора. Да он вроде так и делал, хотя и считал, что Егор сам виноват.

Брат аккуратно передал поднос подскочившему Григорию, а сам уселся на кровать.

– Горка, прости… – Вдруг этот здоровенный парень скривил совсем по-детски лицо и заплакал. – Не слушал тебя, не уберег…

Это был не мой брат. Я был у своей матери единственным сыном, а после ее смерти в моем мире у меня не осталось никакой родни. Но этот мир сделал мне такой подарок. Я помнил, как этот мальчишка учил меня кататься на велосипеде, как с палкой в руках защищал от бродячих собак, хотя сам боялся их до жути. Я помнил, как мы сидели рядом с дедом у камина, слушая его истории, как мама укрывала нас одним одеялом на двоих, потому что я отказывался спать отдельно. Это нас с ним застала гроза в поле, и он повалил меня на землю, закрывая от молний и града своим телом. Целый пласт воспоминаний всколыхнулся с его приходом. В горле встал комок, а глаза предательски защипало.

Кто я такой, чтобы отказываться от такого дара?

И я обнял этого мальчишку, от которого пахло моим детством, которое я украл у другого ребенка. Я гладил и утешал его, и плакал с ним сам.

Григорий опять проявил деликатность и оставил нас вдвоем.

Сентиментальный порыв у меня быстро прошел, и я шепотом начал торопливый инструктаж:

– Митька, тут что-то нечисто. Ты, главное, сейчас у завуча ни на что не подписывайся, какие бы золотые горы ни обещал. И еще – верь мне, Митька, что бы ни говорили. Мы ведь с тобой братья.

– Гор, ты что задумал? – таким же порывистым шепотом спросил меня брат.

– Еще не знаю, Митька, только здесь мне оставаться нельзя, изведут меня завуч с Андрейкой тихой сапой. Что-то они мутят, но вот что – понять не могу. Может, к дедовым тайнам подобраться через нас хотят, может, еще что… Скользкие они какие-то. Ты хоть теперь-то веришь, что я не врал про Андреаса? – Я пытливо заглянул в такие не похожие на мои, но такие родные глаза.

– Прости, Горыныч, теперь верю.

– Вот и помни об этом, если завуч с Андрияшкой к тебе подкатывать будут. Не по пути нам с ними.

– А как же ты, брат? Что теперь с тобой будет?

– Все нормально будет, не бойся за меня. Мне теперь сам черт не страшен. Отбоялся я свое. Ты только помни, что они меня не пожалели и тебя так же могут. Не верь им…

Наш разговор прервали. В палату заглянул Григорий:

– Дмитрий Николаевич, пора вам. Скоро завтрак закончится, все на занятия пойдут. Идите, я Егора Николаевича сам покормлю. Идите, а то не ровен час хватятся вас, греха не оберетесь.

Митька с тоской глянул на меня.

– Побегу я, Егор, вечером еще загляну, ты только держись, не раскисай.

– Не буду, Митька. Сам слезы подотри, я еще не умер.

– Вот и не умирай!

С этими словами Митька соскочил с моей койки и унесся в направлении ученического корпуса. А Григорий взял поднос и собрался кормить меня завтраком.

– Ну ты уж инвалида-то из меня не делай, с завтраком я и сам справлюсь.

Я перехватил у Григория поднос и сразу же чуть не спалился. По привычке взял ложку в левую руку. Пришлось делать вид, что правой поправляю тарелку. Разносолами меня не баловали – жиденький бульончик и водянистая кашица притворялись моей едой. Желудок недовольно заурчал. Пришлось пообещать ему что-нибудь посытнее в будущем.

Слабо заваренный чаек заполировал это продуктовое изобилие, и мой персональный нянь понес посуду на мойку. А я опять остался со своими веселыми мыслями наедине.

А ведь про деда я, может, и не зря ляпнул. Дед-то наш непростым человечком был. Как-никак постельничий самого государя! Правда, предыдущего, но в кухне придворной поварился нехило. А учитывая продолжительность жизни местных аристократов, вполне может быть, что компроматик, собранный им, до сих пор не протух. Наоборот, те, кто тогда юнцами бегали, сейчас в самую пору вошли, главами кланов-родов стали. Не зря дед бирюком жил, ох не зря.

Может все это быть интригой ради дедова наследства?

А черт его знает. С одной стороны, вроде все в цвет: ради меня Митька может пойти под какой-нибудь клан на условиях передачи дедова архива. А с другой стороны, как-то все слишком сложно. Можно было и просто к Митьке подкатить, запудрить мозги, наобещать золотых гор. Много ли пацану надо… Да, в конце концов, просто отобрать. Хотя Митька в будущем маг не из последних станет. И хоть дар у него послабее моего, зато боевого направления. Такого попробуй скрути.

Смешно. Теперь брату нечему завидовать. Теперь его резерв всяко больше моего.

Опять не о том думаю.

И все-таки версия так себе. Андреас, сука, чего-то другого добивался. Прибить-то меня или искалечить он куда как проще мог.

Что-то он, гад, про мой источник знал. И тут все упирается в маменьку, Диндилю свет Дамировну. Ну и имечко… И хоть в крещении приняла она имя Дарьи, иначе чем Диндилей дед ее не называл. Чем-то она насолила крепко ему. А может, наоборот, уважение он ей так выказывал. Кто его, старпера, разберет, всегда себе на уме был.

Только с матерью придется погодить. Тут самому бы ноги унести, да так, чтоб на Митьке не отыгрались. А в госпиталь мне теперь дорога заказана, там Залесский меня мигом поймает.

Так я и лежал, перебирая варианты почти до самого обеда. Изредка в палату заглядывал Григорий, уточняя, не надо ли мне чего-нибудь. Часов в одиннадцать в коридоре раздался топот шагов, закончившийся грохотом в соседней палате. Неприятная ломота в зубах указала на включение какого-то блокирующего магию артефакта. Увы, другие признаки применения дорогущей игрушки были мне теперь недоступны. Короткая возня за стенкой и наступившая тишина яснее ясного показали, что одним соседом у меня стало меньше.

Я даже не знал, хорошо это или плохо для моих планов. С одной стороны, поквитаться с Андреасом очень хотелось самому, но вот что я ему реально смог бы сделать в своих обстоятельствах – большой вопрос.

Решив, что увели его явно не в кондитерскую конфетами угощать, я немного позлорадствовал и выбросил гада из головы.

Я подумаю об этом завтра… если буду жив…

Еще через пару часов основные вехи плана были намечены, осталось только дождаться ночи.

Как медленно тянется время, если нечем себя занять…

Визит притихшего доктора. Фальшивые слова ободрения. Успокаивающее в правую ягодицу.

Обед.

Тихий час.

Полдник.

Опять сон до самого ужина.

Ужин в компании Митьки. Обмен незначительными фразами и тоска в глазах. Все он понимал, мой брат.

Вечерний визит доктора.

Общеукрепляющий укол со снотворным в левую половину задницы.

Черт! Мы так не договаривались.

На неудобном стуле возле койки опять стал пристраиваться Григорий. План начал трещать по швам. Оглядев палату в поисках тяжелого предмета, понял, что единственный вариант – стул – занял сам Григорий. Другие варианты не придумывались. Начало действовать снотворное. Не стал сопротивляться, уснул.

Примерно в два ночи резко вышел из сна и наткнулся на внимательный взгляд личного надзирателя.

– Егор Николаич! Возьмите меня с собой! Вам потребуется помощник.

Ни хрена себе заявочки!

«Возьми меня, я тебе пригожусь…» Нет, там наоборот было: «Отпусти меня, я тебе пригожусь…»

Внимательно смотрю на своего визави и держу театральную паузу.

Молчи, за умного сойдешь.

А я ведь ничего, в сущности, про этого товарища не знаю…

– Егор Николаич! Нешто я не разумею? Нельзя вам тут оставаться, да токмо не сможете вы без помощника. Вы ж ни жизни городской не знаете, ни людёв. А я и с деньгами помогу, и с ухоронками. Вы ж меня, считай, на этот свет вытянули. Я ж теперь как человек хожу, а не как калека какой-то. Вы мне помогли, теперь мой черед добром отплатить.

– А ты разумеешь – (вот прилипло словечко!) – Григорий, что обратного хода не будет? Я сюда не вернусь.

– Разумею, Егор Николаевич! Да токмо я ж вам заместо пса буду. В ногах спать буду, сон стеречь, токмо не гоните. Не сдюжить вам одному никак.

Фанатичный блеск в глазах бывшего гвардейца пугал. А с другой стороны, есть за что ему благодарить Егорку. Мало-помалу, но точечные целебные воздействия почти каждый день на протяжении полугода подлечили Григория. И если в сентябре еще его должны были мучить нехилые боли, то сейчас его состояние было заметно лучше. До полного выздоровления было еще далеко, но и инвалидом, как раньше, гвардеец себя не должен был ощущать.

Адекватный взрослый на моей стороне закрывал много белых пятен в моем плане.

– Хорошо, Григорий! Тогда помоги мне вот в чем: мне нужна обычная одежда, лучше бы не моя. Харчи нужны. И деньги из моей куртки. Ты сейчас иди, найди все, а часа через два жди меня в саду на заднем дворе. У тебя ведь есть ключ от калитки?

– Есть, как не быть. Только вы, Егор Николаич, поклянитесь, что не уйдете без меня.

– Клянусь, ей-богу клянусь. – И я перекрестился.

Григорий тенью выскользнул из палаты.

А я, кряхтя, как пенсионер, встал с койки. В стенном шкафу нашлась моя повседневная одежда, в которой меня, видимо, притащили сюда, и, главное – нормальная обувь. Сбега́ть в ночь босиком мне не улыбалось.

Минуты текли, как песок сквозь пальцы, но я помнил старую мудрость: «Торопиться – это делать медленные движения без перерывов».

Поехали.

Раз: из мусорного ведра в углу палаты извлекается пара использованных доктором перчаток. Да, наверняка все будут знать, кто это сделал, но пусть еще докажут.

Два: дверь в процедурную запиралась на смешной замок, поддавшийся обычной гнутой скрепке, замеченной уже давно в щели между досками.

Три: процедурная соединена с кабинетом доктора обычной межкомнатной дверью, даже незапертой; захожу.

Четыре: подхожу к рабочему компьютеру Михаила Игнатьевича, включаю, ввожу пароль, записанный тут же, на обратной стороне клавиатуры.

Пять: пока грузится комп, нахожу в шкафу свою медкарту, складываю ее в найденный пакет.

Шесть: захожу в каталог медданных, запускаю поиск по своей фамилии. Из архива вытаскиваю данные первого попавшегося курсанта. Меняю свои данные на другие.

Семь: чищу логи, затираю следы как могу.

Восемь: выключаю комп, аккуратно удаляюсь тем же путем.

Девять: отключаю в щитовой автомат, питающий сигнализацию. Пришлось повозиться.

Суки, я десять лет в безопасности банка отработал. Здесь вам – не там.

Десять: по служебной лестнице поднимаюсь на административный этаж, обходя хаотично натыканные сигналки, благо способность видеть силу осталась при мне.

Одиннадцать: запасным ключом уборщика, традиционно спрятанным под горшком герани в коридоре, открываю кабинет завуча, аккуратно пролезаю под очередной сигнальной нитью.

Двенадцать: не торопясь обыскиваю стол Залесского, пароль находится на стикере под столешницей.

Боже, храни идиотов.

Тринадцать: загружаю комп, копирую информацию на найденную флешку, затираю следы.

Четырнадцать: зависаю перед дверью сейфа – в сейфе торчит ключ. За такое везение явно придется чем-то заплатить. Аккуратно осматриваю все на предмет сигналок. Чисто.

Боже, ты – есть.

Пятнадцать: в сейфе пусто, если не считать тощей пачки купюр. Складываю в пакет.

И то хлеб.

Шестнадцать: стою перед дверью в архив и очкую. Ключи из ящика стола Залесского подошли. Набираю побольше воздуха: щелчок замка…

Семнадцать: забираю пухлую папку своего личного дела, просмотрев попутно другие документы.

Восемнадцать: до назначенного Григорию срока остается десять минут. Стою у окна, вглядываясь в темноту двора. Ветка шевельнулась. Тень соткалась в мрачную озирающуюся фигуру.

Девятнадцать: Милославские или Лопухины? Лопухины или Милославские? Решка монеты решает мою судьбу. Крутится диск телефона правительственной связи.

Двадцать: вылетаю навстречу Григорию на задний двор:

– Ходу, уматываем!

Две фигуры, маленькая и большая, растворились в лабиринте улочек старой Москвы.

Интерлюдия первая

Тихон Сергеевич Милославский, как и многие пожилые люди, спал чутко. Поэтому пиликанье своего личного телефона услышал сразу. Сердце замерло: номер был известен лишь нескольким людям, а время звонка навевало беспокойство. С хорошими новостями в такое время не позвонят.

Номер абонента не определялся, что говорило либо об использовании правительственной связи, либо о некоторой подготовке звонившего.

– Спишшь, Тиххоня?.. – прошипели в трубку. – Мышшей не ловишшь…

От ужаса волосы встали дыбом. Говорившего давно не было на белом свете.

– Т-т-ты?!

– Хорек. Фейерверк. Беляш. Одиннадцать. Код шесть, время два. Училище Святого Михаила. Опыты над одаренными. Залесский, Скинкис, Рюмин, Бодров. У тебя здесь, кажется, два внука учатся?.. Время пошло…

Зловещий шепот стих, раздались короткие гудки.

Несколько слов перевернули привычную картину мира. Не каждый день (ночь!) тебе звонит покойный учитель и сообщает о заговоре. В другой момент Тихон Сергеевич мог бы и не принять всерьез такой звонок, начать расследование, но уж очень хорошо вписывалась полученная информация в текущие события. Что-то такое происходило в империи. Нехорошее. Но все ниточки постоянно ускользали, рвались, терялись. Прокрутив полученные сведения и так и сяк, Милославский решил поверить и начать действовать.

Да и внуки… Никто, даже их отец, не знал, куда спрятал их дед. Цепочка подставных людей, много-много наличных – и в училище поступают два неприметных паренька. Рода не высокого, но и не низкого. Не золотая молодежь, но и не голытьба подзаборная. Учатся себе без проблем, на каникулы к папе-маме ездят.

Если заговорщики узнают, кем приходятся Милославскому Юрий и Андрей, – парням несдобровать. От таких заложников не отказываются. Впору пожалеть, что не отправил их, как изначально собирался, в Киев. Поддался собственной слабости видеть их хоть изредка и издалека.

Ну что ж, зря мятежники выбрали именно это училище. У главы Безопасного приказа было два часа, и он не упустит больше ни минуты.

– Антон! Маскировку включить! Максим, срочно поднимай людей по второму тревожному списку! Матвеева ко мне в кабинет! Антон! Машину к дверям гаража! Уедем через тоннель. Пошевеливайтесь, черти! Время дорого.

В особняке на Лиговке завертелась суета, но сторонний наблюдатель вряд ли что-нибудь заметил – заработавшая маскировка скрывала и свет, и шум, и движение.

Интерлюдия вторая

Дверь в камеру отворилась беззвучно, но заключенный все равно поднял голову и уставился на вошедшего.

– Евгений Александрович! Ей-богу… – начал оправдываться он.

Посетитель без слов зарядил узнику прямой в нос.

– Ты, урод, понимаешь, что почти сорвал нам все дело?! Я на одни только поиски несколько лет потратил, а ты!!!

Мощная затрещина сбила заключенного с ног. Пинки посыпались на лежащего.

– Я тебя, чухонская шваль, подобрал, отмыл, приодел. К делу приставил. Тебе ведь надо-то было всего попрессовать мальчишку, чтоб он у меня крепче на крючок сел. Тварь!

– Евгений Александрович! Клянусь, и в мыслях не было! Как помрачение нашло!

В жалком человечке, ползающем перед раскрасневшимся Залесским, трудно было узнать всегда надменного Скинкиса. Андреас схватил Залесского за ноги и, рыдая, стал умолять:

– Пощадите, Евгений Александрович! Вы же знаете, я не хотел. Пощадите!.. Я ведь все для вас!.. Отработаю!.. Пощадите!!!

Настроение у Залесского медленно поползло вверх. Определенно, стоило зайти сюда после тяжелого дня.

– Нужен ты больно… убивать тебя еще… А отработать придется. – Слова еще перемежались пинками, но уже лениво, без запала. – Сегодня еще отлежишься, а завтра архив начнешь чистить. Нам с союзничками сегодня по пути, а завтра разойдемся. А наработками я делиться не собираюсь. Перебьются.

Андреас отполз от хозяина и привалился спиной к стене. Размазывая рукавом кровь по лицу, он внимательно слушал и кивал как заведенный.

– Из камеры пока тебя не выпущу, сиди здесь, чтоб никому глаза не мозолить. Архив сюда принесут.

– А с мальчишкой что теперь? – осторожно поинтересовался Скинкис.

– Не твоя забота. Потом, когда заварушка начнется, по-тихому провернем все. Может, и получится еще, вроде бы все на кровь, а не на силу завязано. А там – концы в воду. Был мальчик, не было… Без этой гнилой крови мир только чище станет.

– А брата его?

– Вот с чего ты решил, что умнее всех? Давно уже проверили его брата. Брата! Тьфу! – Залесский такой интонацией выделил слово «брат», что объяснять ничего не понадобилось.

Андреас, поняв, что убивать его пока не будут, несколько расслабился.

Евгений Александрович тоже заметно успокоился и уже ничем не напоминал разъяренного зверя, каким казался в начале визита. Оставив Скинкиса зализывать раны, завуч поднялся из каземата наверх, шагнул было в сторону административного корпуса – поработать, но плюнул и пошел к себе на квартиру. День был тяжелый, а утром надо быть в форме. Продержаться бы оставшуюся пару недель без происшествий…

Глава 2

Я лежал на тюке с какими-то тряпками, слушал мерное постукивание колес и насвистывал прилипчивый мотивчик про полковника Васина. Трудно быть в нашем мире однофамильцем данному персонажу, да еще и подполковником, и не знать эту песню. Слава богу, армейская карьера завершилась до ее выхода, а то от шуток сослуживцев прохода не было бы. Хотя как раз в Пугачеве у курсантов в первый раз ее и услышал. А уж как могут доводить курсанты, скажет вам любой преподаватель.

Поезд тихо ехал в Баку, настроение было отличным – первая часть смётанного на коленке плана оказалась выполнена на все сто процентов, а может, и больше. Газеты, принесенные проводником, скрашивали вынужденное безделье.

Ни на что не надеясь, принялся листать «Московские известия» – и вот она, моя награда. Уже на третьем развороте: ушел из жизни, бла-бла-бла, скорбим и помним, бла-бла-бла, не забудем – не предадим… и фото Залесского в траурной каемочке. Оперативно сработал Милославский.

Каюсь, когда набирал номер, вдолбленный дедом в детскую память Егора, и вспоминал пароль, который фигурировал в рассказах на ночь, поджилки тряслись, как у зайца. А вдруг дед просто развлекал нас байками, ничего не имеющими общего с действительностью?.. Но потом подумал: а что я теряю? Ну окажется это каким-то левым номером, подумает человек, что его разыграли или ошиблись. Потеряю три минуты времени. А вот если это и вправду окажется телефон Милославского, то бонусов я извлеку из этого немерено. Даже если пароль – липа, глава Приказа заинтересуется хотя бы потому, что речь пойдет о его внуках.

О внуках догадался еще Егор, но окончательно сопоставил информацию уже я. Благодаря урокам и рассказам нашего героического, как оказалось, деда – кто есть кто в империи, я знал на отлично. Причем не просто так, а с биографией, родней, имуществом и прочими полезными сведениями. Когда другим детям читали «Муху-Цокотуху» (да-да, Корней Чуковский был и здесь!), нас с Митькой знакомили с деяниями значимых фамилий, с полным раскладом по лицам. И надо сказать, было это совсем не скучно. Умел дед ко всем найти подход.

Так вот, возвращаясь к Милославским: были у деда и фотки юного Тихона Сергеевича. Это сейчас он старый, бородатый и весь из себя вальяжный, а в молодости был тощим парнишкой с характерным прищуром и фамильной родинкой на шее. И вот на него-то молодого и были страшно похожи два брата со старших курсов. И хоть выдавали они себя за других, Егор точно видел, что родство меж ними и Милославскими – самое близкое. Только Егору не особо это интересно было, в училище многие под чужими фамилиями жили. А вот я нашел, как этот факт использовать к своей выгоде.

Когда перестал трястись, поймал кураж и так точно повторил дедовы интонации, что, похоже, перестарался. Я даже успел подумать, как бы Тихона Сергеевича кондратий на радостях не хватил.

А ведь дед-то у нас круче Бонда, получается, был. Вертелся в этом великосветском гадюшнике да шпионил за всеми. А вечерочком, видимо, царю сказки наподобие наших рассказывал. Чтоб тому спать спокойнее было. Эх, дед, жаль, что тебя больше нет. Ты б такого гадства не допустил бы… Ну хоть за науку спасибо, выручила.

После моего триумфального выступления мы с Григорием метнулись прочь от интерната. Гвардеец ненавязчиво задал направление и привел нас на окраину Москвы, в частный сектор. Почти сутки мы провели в каком-то заброшенном домике, о котором Григорий божился, что его «ни в жисть не свяжут, как есть» с ним. А на следующий день Григорий умотал на разведку, а я остался «на хатке жены деверя троюродного племянника». Подчинившись личной паранойе, тщательно обыскал дом, но ничего не нашел. Вышел во двор, что было строго-настрого запрещено Григорием, осмотрелся. Ничего особенного. Грязная по весеннему времени улочка, покосившийся забор, пустая будка. Задний двор выходил на какой-то вонючий ручей, за которым виднелись поля и длинная петля железной дороги. От скуки перебрал рюкзак, прихваченный Григорием для меня. Добротная неброская одежда, сухпай, отдельно немного денег, но явно не мои – моя нычка была поскромнее. Всё как я просил.

Посидел, подумал. Еще раз вспомнил все, что знаю о Григории. Подумал еще раз. А потом собрал из занавесок узелок, покидал туда часть барахлишка, еду, да и двинулся в сторону «железки». Через полчаса ожидания нужный мне поезд сбавил ход на затяжном повороте. Рывок, прыжок – и вот я уже еду в неизвестность.

Прости, Григорий, но чей бы ты ни был агент, дальше я сам. Больше я никому не позволю управлять собой ни из каких побуждений. Хватит.

Перебираться куда-то по мчащемуся поезду было откровенно стрёмно; пришлось, вцепившись в поручни, ехать на подножке, куда и запрыгнул перед этим. Пока доехали до какой-то узловой станции, страшно замерз, не май месяц-то. На станции долго караулил пассажирский поезд в нужном направлении, стараясь никому не попадаться на глаза. Пассажирский «Москва – Баку» как нельзя лучше подходил к моим планам, так что я рискнул пойти договариваться с проводником. Особо присматриваться было некогда, стоянка занимала всего десять минут, но постарался выбрать самого пройдошистого. Человеком он оказался понимающим, к нуждам народа в моем лице отнесся благосклонно, особенно подкрепленным портретами мертвых царей. Неистребима тяга простого народа к этому виду искусства. Сказку, старательно сочиненную мной, слушать даже не стал, сразу назвав сумму, чем заслужил мою искреннюю признательность.

Жратва было захвачена с собой в достаточном количестве, а если что – думаю, мой проводник не откажется подзаработать еще копеечку. Развлечь себя смогу сам. Медленно, но верно поезд отдалял меня от Москвы с ее проблемами.

Когда еще в лазарете я раздумывал, куда податься, мне вспомнилась одна книга, сюжет которой похож на мои обстоятельства. Детдомовскому пацану надо было легализоваться, и он бросился в зону межклановых военных действий, выдавая себя потом за осиротевшего ребенка. План действий настолько подходил к моим реалиям, что я не стал ничего придумывать дополнительно, сосредоточившись на деталях.

В настоящий момент на территории империи острых конфликтов не было, но Вовка из параллельного класса хвастал, что его отец собирается взять сына на войнушку против отколовшегося рода как раз в первых числах мая. Типа набраться опыта. Разумеется, все это говорилось лишь одному самому доверенному другу, но место было выбрано неудачно, и Егор услышал часть разговора. Тогда ему это было по барабану, а вот мне вовремя вспомнилось. Яблоко раздора – участок на Бакинском месторождении, который попытался вывести ушлый глава рода из-под юрисдикции клана Волковых. Сначала хитромудрым делягам дали время одуматься, но те не воспользовались своим шансом. А теперь клан, чтоб не потерять авторитет, будет вынужден решать этот вопрос силой. Не удивлюсь, если хозяев специально спровоцировали на отделение, чтобы оттяпать лакомый кусочек. Мир другой, а люди те же. А пострадают, как всегда, не только зачинщики, но и мирные люди. Как раз сейчас городок при НПЗ превращается в зону умеренных боевых действий, и вскоре там начнется основное веселье. Все в самый раз: городок небольшой, но и не деревня, где все друг друга знают. Запустить работу нефтеперерабатывающего комплекса будет у нападающих первоочередной задачей, и, я надеюсь, на одного мальчишку никто не обратит внимания. Все как обычно: горе побежденным.

Трое суток путешествия пошли мне на пользу. Я наконец-то привел в порядок свои-Егоровы воспоминания и смог понять, чего же я хочу в итоге. Ожидаемо это оказались: свобода, независимость, сильная родина и… небо. Я не Егор и не готов всю жизнь посвятить людским болячкам. Ничуть не умаляю заслуг врачей, просто это не мое.

А вот возможность летать манила. Для одаренных существовали специальные доспехи – боевые роботы, отдаленно напоминающие костюм Железного человека, а для обычных людей – все остальное. Конечно, стать пилотом МБК (мобильный боевой комплекс) я бы не отказался. Наверное, это круто, когда ты с небом наедине, без посредников. Ощущения, по слухам, непередаваемые. Остался б одаренным – стал бы всеми правдами и неправдами добиваться права пилотирования, но теперь эта дорога для меня перекрыта. Остается по старинке сесть за штурвал летающей машины, только я еще не решил какой. Влюбившись в детстве в вертолеты с первого взгляда, я, похоже, уже перерос свою любовь и теперь был открыт для новых отношений. Впрочем, у меня еще есть время подумать, для начала надо подрасти, закончить школу, пройти медкомиссию и только тогда делать окончательный выбор.

Как же хорошо быть молодым!

И как это сложно!

Теперь, успокоившись, я ужасался масштабам задницы, в которую попал. При побеге из Москвы я прошелся по самому краешку и до сих пор не верил в свою удачу. Все столько раз висело на волоске, что только божьим промыслом и можно оправдать. Взяв у проводника в аренду его простенькую читалку, я просмотрел часть скопированной информации. Что можно сказать: Залесский развернулся в нашем интернате во всю ширь. Курсанты ненавязчиво психологически обрабатывались, проводились сеансы гипноза и внушений. Не только я ходил на чай к начальству, других тоже приглашали. Неизвестно, как сработают эти закладки при отсутствии закрепления, но руководящих постов ребятам теперь явно не видать очень долго. Меня загипнотизировать не удалось, о чем есть пометка в записях, а чего хотели добиться с помощью садистских тренировок у Андреаса, теперь не узнать, но вряд ли чего-то хорошего.

Один раз мелькнула мысль бросить все, объявиться и вернуться, но я ее задавил в зародыше. Помимо покойного Залесского и иже с ним, которых вычистит Милославский, в интернате останется непонятно чей агент Григорий свет Андреевич – бывший гвардеец императора, разговаривавший почему-то слогом неграмотного сельского лаптя. Все эти его словечки типа «токмо», «ни в жисть», «людёв» крайне плохо вязались с двумя высшими образованиями в не последних по уровню вузах, значки которых здесь, кстати, было принято носить на парадной одежде. Но в парадке я Григория ни разу не видел, а о двух «вышках» узнал из его личного дела, которое успел мельком пролистать перед побегом из училища. Да и переигрывал товарищ не по-детски. С развитием радио и ТВ даже на самом отдаленном хуторе так уже не говорили. Это только немного наивный Егор мог принимать его неумелое притворство за чистую монету.

А ведь я его еще и лечил, падлу!

Неизвестны также имя и судьба покровителя Залесского и Ко. Вряд ли глава Безопасного приказа поделится со мной информацией о ходе расследования. А пока главгад на свободе, я не могу чувствовать себя в безопасности.

Но самая главная для меня опасность на старом месте – это дети. Во-первых, они знали настоящего Егора. Пусть последний год он почти ни с кем не общался – подмену все равно почувствуют. Во-вторых, училище предназначено для одаренных, а я теперь чистый сквиб. И в этом долбаном «Хогвартсе» меня просто заклюют, тут не надо быть гением психологии, чтобы это понимать.

Есть еще куча причин не ехать обратно, но перебирать их мне уже надоело – пора решать, как буду действовать на месте. Купленная на предыдущей станции карта легла на стол.

Сейчас я примерно здесь, а надо мне вот сюда. Пожалуй, придется сойти с поезда пораньше. Кызыл-Бурун слишком близко к нужному мне району, станция там может быть закрыта Волковыми. А часть лишних километров попробовать преодолеть автобусом или электричкой. Жаль, что нет интернета, можно было бы составить оптимальный маршрут, не выходя из поезда, но чего нет, того нет… Можно еще к дальнобойщикам напроситься, но это на крайний случай. Это с проводником мне повезло: запихал в свое купе, не лезет с расспросами и прячет при всех проверках; а дальше может всякое случиться. Обидно будет попасться в шаге от цели. Хорошо еще Пасхальная неделя идет, никого не удивит подросток, шляющийся на улице средь бела дня.

Решено: выхожу через час в Хачмазе.

Приняв решение, по-быстрому собрал свои нехитрые пожитки, сбегал в туалет, пока не закрыли, и стал ожидать прибытия.

Неожиданно состав начал сбавлять ход и остановился прямо посреди поля. Неизвестно откуда взявшиеся вооруженные фигуры выстроились по периметру вагонов, взяв окна и двери под прицел.

Опа, что за хрень?

В наступившей тишине четко прозвучал голос по громкой связи поезда:

«Просим всех сохранять спокойствие и оставаться на своих местах. Это не нападение и не ограбление! Проводится спецоперация силами клана Алиевых. Просим приготовить документы и билеты для проверки, а вещи – для досмотра. Повторяю…»

Дальше я уже не слушал, лихорадочно перебирая варианты. Подходящего не находилось. Но и просто так оставаться на месте было глупо. Распотрошив обратно только что собранные вещи, быстро отложил в сторону деньги и флешку. От медкарты, личного дела и других прихваченных из интерната бумаг я предусмотрительно избавился еще в Москве, соорудив нехитрый тайник неподалеку от домика Григория, а вот флешку прихватил с собой. Не могу сказать, что зря, все-таки я многое понял, изучая ее содержимое, но теперь она могла стать угрозой, попав не в те руки. Избавляться от нее надо было срочно. Взгляд зацепился за складную тележку проводника, задвинутую под стол. Выдрав ручку из фиксаторов (откуда только силы взялись?), загнал злосчастный девайс внутрь полой трубки, и, убедившись по стуку, что флешка провалилась до самого колесика, попытался приладить ручку обратно. По закону подлости, работающему во всех мирах одинаково, гадская железяка обратно не вставлялась. Потеряв на судорожных попытках секунд пятнадцать, взял себя в руки, глубоко вздохнул, успокоился и одним движением вставил ручку в отверстия стойки. На какую-то долю мгновения даже показалось, что источник снова со мной, так легко вдруг прошло это действие, но думать об этом было некогда. Крупные купюры аккуратно свернул и сунул в подпоротый специально для этой цели шов на поясе брюк с надеждой, что эта уловка сработает. Оставшиеся три десятки и мелочь распихал по карманам. Закинул сшитый за время пути из памятной занавески сидор за плечи и стал соображать, где спрятаться самому, чтобы не подставить проводника и не привлечь лишнего внимания к его купе с моим тайником.