Текст книги "Видящий. Первые шаги"

Бусина поменяла цвет с грязно-серого на красновато-металлический, что являлось признаком высшей чистоты и наполненности. Поделки клановых отличались от обычного ширпотреба высоким качеством, и в свободную продажу обычно не поступали. Энергии в этой бусине теперь хватит, например, на десять километров пути одному тепловозу с нагрузкой. Или еще для каких нужд. Генерал не вникал. Выбрав когда-то для себя путь государственной службы, Зеленый-Гагарин отстранился от клановых дел, получая лишь положенную ему ренту. А такие случайные поделки сдавал по мере накопления клановому казначею за небольшое вознаграждение. Хотя был бы он сейчас у себя в поместье – предпочел бы к чертям расхреначить полигон, чем вот так помалу стравливать скопившуюся злость.

Запала хватило еще на три бусины. Умывшись и выпив приготовленного ординарцем чая, Валентин Петрович понял, что уже никого не убьет, и дал знак пригласить подчиненных.

– Ну и как получилось, что четырнадцатилетний юнец обводит вокруг пальца нашу группу захвата?

– Господин генерал, это просто стечение обстоятельств…

– Да?! А вот в Петербурге так не считают! О чем меня уведомили со всем тщанием! Вот, берем рапорт: в восемнадцать тридцать две на пульт дежурной группы поступил сигнал от маячка доктора Шаврина. Что сделала дежурная группа?

– Дежурная группа выехала на место сигнала сразу после вызова! – вытянувшись в струнку, рапортовал начальник дежурной группы, чья смена упустила мальчишку.

– А вот вахтенные на выходе отметили, что группа покинула точку только в восемнадцать сорок одну. Часы у них торопятся? Или вы за время пустых дежурств там расслабились?! Небось чаек-кофеек гоняли, с сестричками любезничали, а?

Крыть было нечем – рыльце оказалось в пушку. Хоть и менялись группы в госпитале регулярно, все равно дежурство там после трех месяцев ожидания неизвестно чего превратилось в отдых и синекуру. Начальники даже, бывало, в карты разыгрывали это дежурство.

– Смотрим дальше: доктор пишет, что забалтывал подопечного минут двадцать пять – тридцать; где были вы? Десять минут – уже понятно, потеряли на сборах, но дальше-то?

– Пробки, господин генерал… – рискнул подать голос один из группы.

– Пробки, значит… в восьми кварталах от госпиталя… Ну что ж, давайте посмотрим на карту: от госпиталя до места встречи доктора с нашим бегунком… так… примерно два километра. Напомните мне, сержант: сколько там норматив по бегу на два километра для сотрудников нашего ведомства?..

– Восемь минут в полной боевой выкладке! – отрапортовал не вовремя вылезший сотрудник.

– Восемь минут. В полной боевой выкладке. Капитан Рогов, ваша группа была в полной боевой выкладке?

– Никак нет, господин генерал! В штатском!

– Значит, не была… Я вынужден отметить крайне низкий уровень подготовки вашего подразделения, капитан Рогов! Я думаю, полгода боевого дежурства в Средней Азии или на китайской границе с одновременным курсом интенсивной физической подготовки помогут повысить этот уровень, не так ли?

– Так точно, господин генерал!

– Идем дальше. Доктор, не дождавшись нашей доблестной группы, предпринимает собственные действия, спугнувшие Васильева. Простим доктора, он к тому моменту небось уже отчаялся, что его услышали. Васильев бежит. Как?! Пять! Здоровых! Лбов! Которым Родина платит, между прочим, немаленькую зарплату! Не могут поймать! Мальчишку?! – Каждое слово Зеленого-Гагарина гвоздем вбивалось в мозги присутствующих.

Группа стояла навытяжку, но опустив глаза в пол. Ответа не требовалось. Провал был полным.

– Теперь о мотоциклисте. Почему не догнали – спрашивать бесполезно. Хорошо хоть догадались дорожникам сообщить. Вопрос к вам, майор. Личность установлена?

– Так точно! Мальцева Елена Евгеньевна, семнадцать лет. Студентка Московского института гражданского управления, первый курс. Дочь Мальцева – начальника отдела землеустройства в администрации города. За последний год несколько раз была задержана за оскорбление полицейских и езду в неположенных местах. Отпущена после оплаты штрафов. Серьезных правонарушений нет. Задержана патрулем вчера вечером у дома. Пока сидит у нас в изоляторе, дает показания. Со следствием сотрудничает.

– Прямо-таки сотрудничает?

– Ну не сразу, сначала пыталась права качать. Но отец, приехав, как узнал, в чем дело, чуть не прибил мерзавку. Ему такое снижение индекса светит, что может с должности слететь, с волчьим билетом. Вот и старается теперь смягчить наказание.

– И много удалось узнать?

– Говорит, что по глупости парня подвезла. Знает, что зовут Егор. Высадила в районе Измайлово. Сейчас опрашиваем водителей окрестных маршрутов, может, кто-то вспомнит мальчишку. Пока зацепок нет. Он мог и просто пешком уйти.

– Значит так, майор. Девку вытрясти по полной. Что видела, что заметила, что подумала, о чем догадалась. Чтоб все было зафиксировано! И посадить на короткий поводок. Приставить куратора, пусть с ней работает дальше. Отца пока не трогать, но беседу провести. К нему тоже приставить куратора, пусть дочкины грехи отрабатывает. – Генерал сделал паузу и обвел глазами опозорившуюся группу захвата. – По вам, дятлы, решение принимать буду позже. Иначе сейчас просто расстреляю. Посты в училище и госпитале снять, вряд ли наш заяц там теперь объявится, но тревожные маячки сотрудникам оставить. Пульты перевести в ближайшие отделения полиции. Свободны!

Пока подчиненные спешно покидали кабинет, генерал подводил итоги. Мальчишку упустили, это факт, за это перед Милославским еще придется ответ держать. Но зато взяли за жабры Мальцева. Будет теперь сотрудничать как миленький, дочка-то единственная. А вот проверяющих точно пришлют. Надо будет действительно отослать Рогова с дуболомами куда подальше, от греха. А в целом – нервы помотают, но отобьемся. Не в первый раз.

Интерлюдия десятая

В страшных казематах Петербургского управления ПГБ на самом деле было и сухо и тепло. Даже кормили три раза в день вполне съедобной пищей. Байки о жутких условиях содержания, пыточных подвалах и раскаленных инструментах не имели ничего общего с действительностью. Зачем? Двадцать первый век же на дворе! Есть замечательные психологи и даже гипнотизеры. Есть укольчики для тех, кому не хочется говорить. Есть блокирующие силу источника артефакты, от которых у одаренных не только гасятся способности, но и постоянно ноют зубы. К слову, заряжать такие артефакты очень дорого. Лишь один тип одаренных способен создавать такие бусины, а рождаются их единицы на тысячи других. Но у местного ПГБ была парочка спецов. Для дорогих гостей ничего не жалко.

Жаль, что гости не ценили созданных условий, все норовили оскорбить хозяев, плюнуть в душу. Но это обычно только первый месяц. А потом они становились тихие-тихие, просто загляденье.

Вот и постояльца четырнадцатой камеры уже ничего не волновало.

– Четырнадцатый, на допрос! – Дверь камеры отворилась, заключенный безропотно встал со шконки, привычно заложив руки за спину. Бритая голова, щурящиеся из-за отобранных очков глаза, яркая арестантская роба. Красавчик.

Безликая комната. Безымянный следователь.

– Здравствуйте, Евгений Александрович. Располагайтесь.

Приколоченный к полу табурет, на котором невозможно удобно устроиться. Усталые глаза напротив. И ноют, все время ноют зубы!

– Возникли некоторые вопросы, на которые хотелось бы получить ваши ответы, гражданин Залесский. Или вам привычнее фамилия Суханов?

– Мне все равно. Спрашивайте.

К чему сопротивляться, если ты уже официально мертв? Ему даже некролог показывали. Хороший получился, душевный… И фотография удачная. А свою настоящую личность он похоронил собственными силами. Давно. Но эти все равно раскопали.

– Все равно так все равно. Объясните, Евгений Александрович, как получилось, что у вас на руках оказались материалы, пропавшие при разгроме «дома смерти» в Кишиневе тридцать лет назад?

– Я уже объяснял вашим коллегам.

– И все же повторите еще раз, мы никуда не спешим.

– Мой отец, как и его отец до этого, всю жизнь занимался изучением механизма появления и изменения дара. Ведь источники проявляются у детей не сразу и у всех работают по-разному. Пытался выявить причины, закономерности, кроме уже известных. На каком-то этапе потребовалось провести серию опытов, но в институте, где он работал, ему отказали. Хуже того, кто-то пустил слухи, разразился скандал. Его изгнали с кафедры, обвинив в бесчеловечности, и запретили заниматься научной деятельностью. После этого отец исчез. Мать, опасаясь, что скандал отразится на ее и моей судьбе, развелась с ним и вернулась в род своего отца. Незадолго до своей поимки и смерти отец разыскал меня и передал на сохранение документы по экспериментам. После истории с «домом смерти» я решил перебраться подальше от тех мест. Переехал в центральную часть России. Женился, войдя в род жены, взял ее фамилию.

– Скажите, а вы знали, какие именно проводились опыты?

– Я не поддерживал связь с отцом, о его деятельности узнал только из газет.

Следователь вынимает из папки и раскладывает на столе фотографии, скопированные из нашумевшего дела. Сорок семь одаренных детей и взрослых и тридцать четыре неодаренных были похищены и замучены в жуткой лаборатории на окраине города Кишинева. Бесчеловечные опыты над беременными женщинами. Препарированные дети. Пересадка органов от одаренных к простым людям и наоборот. От увиденного рвало даже видавших виды матерых следователей. Но все лабораторные журналы, бумаги и записи бесследно исчезли. А теперь, спустя тридцать лет, всплыли в другом, не менее вонючем деле.

– Можете как-то прокомментировать?

Подследственный равнодушно смотрит на снимки.

– Вот эта девочка жила в двух кварталах от нас. Владела огнем на приличном уровне. Этих двоих встречал в школе, водники. Больше не знаю никого.

– Какова дальнейшая судьба архива?

– Потерялся.

– Как он выглядел?

– Как большой серый чемодан с бумагами.

– Вы его изучали?

– Да.

Вопросы идут по кругу в который раз. Следователь пытается поймать на нестыковках, подследственный отбивается.

– Хорошо, продолжим с этим вопросом позже.

– Можно покурить? И воды?

– Сейчас распоряжусь.

Пока Залесский, он же Суханов, перекуривал, безликий пэгэбэшник обдумывал дальнейший план допроса. Дело о «доме смерти» раскручено давно, интересны только лабораторные журналы, но он дожмет этого живого покойника. Пора переходить к нынешним дням.

– Чем вы занялись, женившись?

– Тесть пристроил меня в свиту Потемкина-младшего.

– Наследника главы клана?

– Да.

– Каковы были ваши обязанности?

– «Подай-принеси».

– Почему вы ушли из свиты Павла Александровича?

– Меня невзлюбил Потемкин-старший, глава клана.

Опять по кругу. Это уже пятый следователь. Вопросы-ответы, вопросы-ответы…

– От кого исходила инициатива назначить вас в интернат для одаренных?

– На меня вышел представитель клана Болквадзе. Предложил два миллиона рублей за подготовку любых нескольких детей для исполнения роли двойников после запланированных терактов. И столько же – по представлении результата. Они же подготовили мне легенду и биографию, провели назначение в императорской канцелярии.

– У вас был опыт преподавательской деятельности?

– Нет, но учебный процесс, как мне сказали, уже налажен. Надо было только выбивать финансирование и не мешать учителям. С первым обещали помочь.

Следователь раскладывает перед подследственным с десяток фотографий.

– Объясните, кого и как вы готовили.

– Вот этого – на двойника сына Лебедева. У него нестандартный источник, для сходства требовалось только увеличить резерв. Вот этого – на роль младшего царевича, вода и молния вместе с землей. Редкое сочетание. Требовалось развить молнию и землю до приемлемого уровня. Скинкис и я проводили индивидуальные тренировки, накачивая источник недостающей стихией. Если проводить такой процесс регулярно, то источник показывает рост, раздуваясь от полученной энергии.

– Но ведь позже энергия утекает обратно.

– Ну и что. Нам ведь надо было добиться только временного сходства. Чтобы добавить неразберихи.

– Как вы собирались добиться внешнего сходства?

– Дети должны были пострадать при взрыве и получить ожоги.

– А этот мальчик?

Молчание.

Вся следственная бригада уже четвертый месяц ломала головы, на чьего двойника годился Егор Васильев. Ни по возрасту, ни по источнику выдать его за кого-то не получалось.

– А вы знаете, что если б не этот мальчик, вас бы не взяли?

На лице подследственного впервые появляются чувства. Ненависть и злоба.

– Он позвонил Милославскому прямо из вашего кабинета. По правительственной связи. Кстати, откуда у вас правительственная связь?

– Союзнички провели для связи с ними… Так это он навел ПГБ? – В голосе Залесского появляется такая жажда крови, что следователю хочется проверить, работает ли артефакт блокировки силы.

– Он, он; вам разве еще не говорили?

– Нет…

– Ну же, Залесский, объясните! – старается дожать следователь.

И Залесского прорывает:

– Гаденыш, ублюдок! Гнилая кровь!.. – Бывший завуч почти шипит еще пару нецензурных эпитетов, а потом внезапно, словно решившись на что-то, начинает торопливо рассказывать: – Меня Потемкины в первый же день вычислили, гады. Я еще устроиться в усадьбе не успел, а меня сразу в подвалы бросили. И тоже спрашивали… Хорошо спрашивали… Спрашивать они умеют. Все отцовскими экспериментами интересовались. Архив сразу отобрали. Только их одно интересовало – как вывести человека с определенным набором свойств источника. Несколько месяцев мурыжили, а потом отпустили. Лабораторию дали. Сначала просто с одаренными работал, а когда результаты пошли, велели с источником наследника работать на предмет прокачки. Под присмотром, конечно. Там целый штат врачей и ученых был. Только он баран полный… точнее, кролик… Его от лекарств на блуд пробивало. В усадьбе-то ладно, ему баб быстро организовали, а вот на выездах – дерьмо полное было… Не везде же можно девку с собой таскать. А курс препарата и тренировок на года рассчитан. Случалось, что прямо на улице девку ловили, когда ему припрет.

– А потом что с ними делали? – От неожиданности рассказа у унылого следователя тоже проснулись эмоции.

– Что-что… Денег давали да выпинывали. Кто им поверит-то? – Залесский даже усмехнулся. – Два года прошло, курс закончился, а этот кроль во вкус вошел. Отец его женить собрался, а этот болван уперся. Ну, Потемкин-старший на нас всех и взъелся, что плохо с Павлом работаем. Разогнал всех к чертям собачьим, а к нему новых людей приставил.

– И вас вот так просто всех отпустили?

– Нет, конечно. Всем блокировку поставили да на другую работу в клане перевели. Меня в лабораторию обратно. А архив и наработки, конечно, не вернули. Потемкин, гад, еще так ухмыляясь, при мне все в родовую сокровищницу унес и демонстративно на личный замок закрыл.

– А дальше?

– А что дальше?.. Наследник женился, детки пошли, вроде даже что-то у них получилось, чего хотели. Так что через несколько лет эксперименты и лабораторию свернули, а меня заговорщикам подставили.

– И вы согласились?

– А кто меня спрашивал? Жена и дети у них, лаборатория и материалы тоже. Куда мне деваться-то? Только у меня, как этого мальчишку увидел, прямо все перемкнуло. Вылитый Пашка в молодости… Ну и решил, что верну господам Потемкиным за все хорошее. Под шумок с парнем в клановую сокровищницу проберусь. Только у мальчишки источник в целительство перекошен был, вот Скинкис и пытался его прокачать по старой отцовской методике, препаратов-то мне взять неоткуда было. Те, что выдавали, все под счет были… Начальник, дай покурить, а? – внезапно прерывает рассказ Залесский.

Пэгэбэшнику не хочется останавливать так удачно пошедший допрос, но в голосе заключенного такая мольба… Мужчина жадно затягивается, а следователю внезапно приходит в голову вопрос, которым стоило поинтересоваться раньше:

– А как же вы блокировку-то сломали?

Залесский безумно улыбается, приканчивая сигарету:

– Никак. Просто обошел на время…

Да так и валится с табурета на пол с застывшим оскалом на лице.

Глава 6

Заметка в «Московском вестнике» от 30 августа 2017 года на 3-й странице:

«…необычайно повезло жительнице Москвы Наталье N. Купив в селе Воздвиженском участок под строительство, при рытье колодца ей посчастливилось обнаружить клад из почти двух тысяч золотых и серебряных монет с двуглавым орлом начала XVIII века. Монеты находились в двух плотно окованных железом сундуках на глубине примерно 4-х метров. Счастливая хозяйка уже сдала найденные ценности в казну и ожидает вознаграждения. От интервью с нашим и другими изданиями женщина отказалась, опасаясь огласки. По оценкам экспертов, это самый крупный найденный в Подмосковье клад за последние 50 лет…»

Как можно относительно быстро заработать миллион? Первым делом на ум, конечно, лезет один криминал. А что, я принципы банковской охраны знаю, все-таки лет десять в этом вертелся, а здесь еще и на магические сигналки сильно полагаются, которые я могу видеть. Это, наверное, какая-то родовая фишка, потому что никого другого с таким полезным умением я еще не встречал и даже особых упоминаний в литературе не находил – разве что пару раз мельком, и то на уровне слухов. А клановые библиотеки и архивы для меня закрыты, и обращаться с этим вопросом к Морозовым я не собираюсь, слишком громко за нами захлопнули дверь после смерти деда. Есть и есть, мне от этого только лучше. Очнется мать – у нее спрошу.

Но тут в полный рост встает другая проблема – легализация.

Я так и вижу, как, ограбив-обворовав пару банков, я прихожу в городскую канцелярию или кто там этими делами занимается – с мешками денег (прямо с банковскими оттисками) и спрашиваю:

– Дяденьки, а как мне род зарегистрировать, я тут денежек накопил?

А они мне такие:

– А как же тебе удалось столько скопить, деточка?

А я им такой:

– Так работал, дядечки, с рождения не ел, не пил, не спал, все копил…

А они мне (учитывая, что средняя зарплата тут около ста пятидесяти – двухсот рублей в месяц для обычного рабочего, а подросткам, естественно, платят еще меньше):

– Так ты, деточка, неужто еще до крещения Руси копить начал? А зовут тебя, часом, не Кощей Бессмертный? А давай-ка мы тебя к дубу привяжем, в яйца иголки воткнем, и ты нам все подробненько и расскажешь: с какими такими уткой, щукой и медведем на дело ходил?

Как-то так.

Отпадает. Не буду врать, что никогда больше о таком не задумаюсь, но не сейчас.

Заработать?

Уже смешно. Как раз к концу третьего тысячелетия управлюсь.

Лечить я еще неизвестно когда смогу, да и знания у меня однобокие. Военно-полевая медицина во всей ее красе – я ж последний год в основном в травме работал. Поддержать жизнь, заметить и вытащить инородное тело, прихватить (не срастить до конца!) кости, сосуды, мышцы, найти внутренние повреждения. Еще на операции последнее время часто брали, но это когда пациенты тяжелые были – я для них батарейкой жизни работал. И работал я все-таки под присмотром опытных врачей, хотя всякое бывало. А вот чтоб лечить болезни, на одной силе жизни не выедешь, нужны еще образование, да практика, да наставник хороший. У матери моей, например, обычное высшее медицинское плюс дополнительный обязательный курс для одаренных. И работала она потом много, оставляя нас с Митькой на попечение деда.

А у меня такого нет. И разрешения на частную практику нет. И еще вопрос – как долго я пробегаю на свободе после начала работы? Мигом вычислят.

Отпадает.

Заработать на знаниях из другого мира?

Вот это уже ближе.

Высоцкого мне не перепеть – медведь на ухо наступил, причем и в той и в этой жизни. Автомат Калашникова давно уже изобретен, называется, правда, АР – автомат российский, но рука Михаила Тимофеевича чувствуется, как бы его здесь ни звали. Что-то там про командирскую башенку? Идите лесом, я в танках нуб. Вертолеты? Тут сложнее, но мне кажется, что опытные конструкторы в этом деле разберутся и без моих сопливых советов, все-таки официально Гене Иванову всего четырнадцать лет, и это еще почти на год старше реального возраста Егора. К тому моменту как я вырасту и стану что-то из себя представлять, развитие уйдет далеко вперед, тем более что летал я давно, а техническая мысль здесь порядком отличается от привычной мне прежде.

Но мне известны общие тенденции. Если соотносить миры по уровню жизни, то больше всего сходства с началом – серединой восьмидесятых. Компьютеры уже есть, но на местах особо работать с ними не умеют, используются они пока как хранилища данных и большие печатные машинки. В се́ти их только начали объединять. Телевидение есть, но скучное: два государственных канала, в основном с новостями, и максимум пара местных. Да и дорогие пока телевизоры, в нашем рабочем поселке всего в двух домах видел. Но все это на фоне офигительных примочек для одаренных.

С высоты прогресса моего мира я знаю, какие вещи в дальнейшем будут иметь успех, а какие технологии заглохнут как тупиковые. Мне не создать Интернет и Гугл, но можно найти и профинансировать людей, которые это сделают. Сотовая связь – можно как-то поучаствовать в ее развитии. Все эти гаджеты, которые только будут появляться. У меня почти тридцать лет форы. И опять все упирается в деньги и род.

Остается только, как дяде Федору из Простоквашино, пойти и найти клад. История миров разошлась в Петровскую эпоху, а значит, несколько кладов, о которых мне известно, должны существовать и здесь. Будем надеяться, их не выкопали, иначе весь План придется переделывать.

И потекли будни.

От старшей ступени школы пришлось отказаться. В школах меня, наверное, в первую очередь искали. Да только и сидеть на шее у Наташки, устроившейся на работу в аптеку, было не с руки. Хотя она и предлагала.

Оставшиеся от продажи ее домика деньги и последнюю часть трофеев я заставил Наталью положить в банк. Они нам нужны были для Плана. А сам пошел искать работу. И нужна мне была не абы какая, а в библиотеке, желательно какой-нибудь крупной, или в городском архиве. Тяжела жизнь без интернета. Не сразу, но повезло в архиве. В связи с повсеместным вводом компьютеров им требовался оператор для сканирования документов. И пусть сначала они не хотели меня брать из-за возраста, мне удалось убедить женщину на собеседовании, что молодые с компьютером осваиваются быстрее. Всего нас претендентов было около сорока. По итогам собеседования стало шестеро. После испытательного срока осталось двое. Черт побери, я не просто привлекателен, я чертовски привлекателен! Всего-то и надо было приходить вовремя, говорить комплименты дамам и быть вежливым с мужчинами.

Да, здесь не было знакомого мне (не к ночи будь помянут) Windows и иже с ним, зато была не менее замороченная «Кириллица». Что хуже – не знаю. Компьютеры, кстати, были тоже российские, но это был тот случай, когда российское – знак качества. Хотя, по слухам, мы уже утратили приоритет в этой области, и скоро рынок заполнят дешевые импортные поделки. Хорошо еще, что принципы работы остались общие для обоих миров, а Егор, как ученик вполне продвинутого училища, с первого года обучался компьютерной грамотности и был весьма в теме (а иначе как бы я полез к завучу в комп?).

Зачем мне архивы?

Во-первых, я собирался искать места известных мне по прошлой жизни кладов. Из-за расхождений в истории многие населенные пункты Подмосковья изменили свои названия и сильно отличались границами, ориентироваться приходилось на сохранившиеся постройки допетровской эпохи, о которых я прискорбно мало знал. Требовалось узнать, чья это теперь земля, нашли ли клад, можно ли приобрести нужный участок. Повезло с кладом в селе Воздвиженском. Бабка продавала свой участок, чтоб перебраться на старости лет к внукам в другой район. Вот они теперь, наверное, локти кусают… Но тут уж все схвачено – я Наталью заставил сделку сто раз перепроверить, чтоб никакого подвоха не осталось, мы у четырех юристов проконсультировались, прежде чем договор подписали.

Во-вторых, конечно, метеориты. Что о них известно? Каковы их свойства? Почему мой источник так на них реагирует? И главное – где замечены их наибольшие скопления?

Что ж, частично на эти вопросы ответы я получил. Метеориты оказались… та-дам!!! …грибами!!! Инопланетная жизнь реально существует! Правда, не знаю, можно ли считать их братьями по разуму: по крайней мере, с людьми они ни разу не говорили. Хотя, может, именно это и является признаком их разумности. Жалко, что растут они ну о-о-очень медленно. Но самым главным для меня выводом было то, что в местах падения изначальных метеоритов, вполне возможно, уже наросла новая порция, которая только и ждет, что приду я и вытяну всю ее силу на благо меня любимого.

Щаззз, три раза…

Официальные места падений все до одного оказались частной клановой или государевой территорией.

Вот неожиданность-то! А я-то думал, один я здесь умный!

Но все же выход нашелся в карте подземных водных потоков Московского генерал-губернаторства, составленной в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году по заказу какого-то ведомства. Карту я скопировал себе и тщательно изучил. Не зря! Удалось найти несколько озер, куда предположительно должны были стекать воды из нужных мне мест. Первое же купание показало рост источника примерно вдвое. И пусть это смешной размер по сравнению с тем, что у меня был, но оцените трудозатраты: две недели копать, не разгибаясь, или искупаться разик, пусть и поздней осенью. Наташка, не знавшая о подоплеке нашего выезда ни природу, смотрела на меня как на идиота. А еще именно на берегах того озера я заметил, что есть места, где я непроизвольно проваливаюсь в какое-то подобие транса, после чего чувствую себя значительно лучше. Оказывается, до сих пор я не замечал, как сильно на меня давит отсутствие источника.

Естественно, что я стал искать такие места, пытаться в них медитировать, лежать, стоять, зарываться в землю и прочее-прочее. Пил воду из озера. Жрал крупинки алексиума. Сначала даже завел тетрадь, где хотел отмечать результаты своих экспериментов, но потом подумал и решил, что уж такие-то данные я запомню, а давать в руки неизвестных подобный материал как-то не хочется. Ну их на фиг, самому мало. Плохо только, что все найденные крупицы метеоритов до сих пор высасывались мной подчистую буквально за несколько минут – до конца восстановления, по моим прикидкам, оставалось еще несколько месяцев. Но вот после этого я надеялся с помощью таинственного начальства Григория все-таки пробраться в госпиталь к матери и подложить ей алексиум. Может, случится чудо, и ей поможет этот метод так же, как и мне.

– Геннадий Аркадьевич, вы же понимаете, что наш музей не будет выкупать вашу часть клада по рыночной стоимости?

– Конечно, понимаю, Эдуард Павлович, но согласитесь: то, что вы мне предлагаете – это мышкины слезки. Реальная стоимость нашей части даже за вычетом доли государства значительно превышает предложенную вами сумму. Я, конечно, не эксперт, но оценивать исторические предметы по стоимости материалов – это как-то… неэтично.

Я торгуюсь с директором Московского Государственного музея уже вторую неделю. Казна сразу забрала свою долю самыми ценными предметами из клада, а оставшуюся часть тоже замылили как историческую ценность. Размер нашей доли целиком и полностью зависит теперь от экспертной оценки сидящего напротив меня человека.

– Геннадий Аркадьевич, уверяю вас: даже если вы обратитесь в Петербургский Государственный музей, вряд ли вам предложат больше. К сожалению, фонды, выделяемые на содержание музеев министерством и попечителями, весьма ограниченны…

Жлобы! Ну натуральные жлобы! Жлобяры!!!

Моя жаба злится, бесится и рыдает на пару и в обнимку с хомячком. Это ж надо! Предложить за весь клад всего сто восемьдесят тысяч! Видите ли, нету у них больше фондов! Так надо искать! Выбивать! Работать в этом направлении как-то!!!

– Эдуард Павлович, скажите: а если я попрошу свою долю не деньгами?

– Что же именно вас интересует, молодой человек?

Мазеин-Давыдов постоянно вертит в руках пенсне, то водружая его себе на нос, то полируя платочком, чем несказанно меня раздражает. Вот и сейчас он в очередной раз снимает его и начинает начищать. Достал.

– Насколько я знаю, министерство культуры и истории имеет некоторую квоту на выдачу родовых указов. Мы с Натальей Сергеевной для того и покинули родные места, чтобы попытать счастья и заработать себе герб. И деньги нам нужны именно для этого. И согласитесь, если вы поспособствуете нашему начинанию, то все останутся в выигрыше: ваши фонды будут в неприкосновенности, мы с тетей исполним свою мечту, а у музея появится новая экспозиция, переданная в дар благодарными жителями Москвы.

Пенсне опять водружается на нос и поворачивается в сторону Наташки:

– Наталья Сергеевна, это так?

А Наташка давно уже сидит со стеклянными глазами, слушая наши дебаты. Ее робость перед клановым аристократом так велика, что Эдуард Павлович уже давно предпочитает общаться исключительно со мной. Тыкаю ее в бок.

– Да-да, конечно, как скажете… – И снова тупой взгляд в пространство.

Да уж, послал бог помощницу…

Но я вижу, что этот чиновник от культуры уже заглотил наживку. Предложенный мной вариант обдумывается, взвешивается и признается достойным.

Да!!! Я узнал, что благотворительность и меценатство входят в список угодных империи деяний и могут быть отмечены родовой грамотой. Принимают решение по таким вопросам, конечно, в Петербурге, но я буду не я, если директор МГМ не пробьет нам этот указ.

– Признаться честно, я не прорабатывал такой вариант, но думаю, это вполне возможно.

Йесс!!! Он наш!

– Мы с Натальей Сергеевной будем очень рады, если, скажем, через…

– Давайте встретимся через неделю: я думаю, этого времени будет вполне достаточно. На кого будем оформлять указ?

– На Наталью Сергеевну. Позвольте откланяться?

– Да-да, встретимся через неделю, второго октября. Уточните у секретаря время. Но я могу твердо рассчитывать, Геннадий Аркадьевич, что решение вашей тети останется неизменным?

– Всенепременно, Эдуард Павлович. До свидания.

Хватаю Наташку за руку и вывожу из кабинета. По-моему, она не в себе.

– Наталья, ау! Есть кто-то дома?

– Гешка, ты такой умный!

– Наташка, прекрати тупить: если все сладится, ты через пару недель родовитой станешь!

– А?..

Ну вот чем она слушала?!

А дома вечером слезы. Я думал – от радости, но вовсе не угадал.

Прихожу в комнату Наташки, усаживаюсь на кровать и начинаю выяснять:

– Ты чего, подруга?

– У него… (хнык-хнык)… у нас…

– Наташ, ты можешь нормально сказать?

– Ген, у него не может быть детей!

– У кого?!

– У Гриши!

При чем тут Григорий?