Текст книги "В поисках социалистического Эльдорадо: североамериканские финны в Советской Карелии 1930-х годов"

Глава 3
В Карелию!

Комитет технической помощи Карелии

Осуществление переселенческой политики оказалось возможным только благодаря отклику со стороны финской диаспоры в США и Канаде, который, в свою очередь, стал результатом длительной пропагандистской работы среди местного финского населения, начавшейся задолго до 1930 г. Левая пресса и социалистические организации были чрезвычайно популярны среди финнов-иммигрантов, многие из которых поддерживали социалистические и коммунистические идеи или как минимум симпатизировали им. Финны оказались одной из самых радикально настроенных этнических групп, составляя, например, 44,7 % (6803 члена) в Рабочей партии Америки, как называлась коммунистическая партия США (КПА) в период 1921–1929 гг.[154]154
  Kostiainen A. The Forging of Finnish-American communism. P. 126.


[Закрыть] С момента образования КТК в 1920 г. эмиграционная финская печать, особенно газеты «Työmies» (США) и «Vapaus» (Канада), уделяла много внимания популяризации достижений Советской Карелии. Финские рабочие организации в 1920-х гг. проводили специальные «карельские недели» по сбору средств в помощь Советской Карелии[155]155
  Подробнее см.: Андриайнен А.И. Движение пролетарской солидарности зарубежных финских трудящихся с Советской Карелией // 50 лет Советской Карелии. Петрозаводск, 1970. С. 184–186; Kostiainen A. The Forging of Finnish-American communism. P. 160–188.


[Закрыть].

Облигация Комитета помощи Советской Карелии, выпущенная 26 октября 1921 г. в Нью-Йорке на сумму 10 долларов.

Источник: НАРК. Ф. Р-685. Оп. 2. Д. 132. Л. 40

В 1921 г. в Нью-Йорке был создан первый Комитет помощи Советской Карелии, который возглавил член КПА Юрьё Халонен. Комитет выпустил и распространил среди финского населения облигации на сумму 20 тыс. долларов. Созданный таким образом Рабочий банк на протяжении 1920-х гг. проводил финансовые операции, в том числе с недвижимостью, предположительно для увеличения собственного капитала. Часть полученной прибыли перечислялась в СССР для оказания помощи Карелии, на эти деньги приобретались необходимые для республики товары и техника. Финансовой деятельностью комитета занимался Матти Тенхунен, получивший в те годы за свою коммерческую предприимчивость ироническое прозвище «торговец иголками»[156]156
  НАРК. Ф. П-З. Оп. 5. Д. 276. Л. 26, 28.


[Закрыть]. Тенхунен переехал из Финляндии в США в 1905 г., в возрасте восемнадцати лет. Долгие годы он работал в издательстве «Työmies», которое отвечало за печать материалов КПА на финском языке, в том числе в одноименной ежедневной газете, а также был организатором и лектором компартии в г. Супериор, штат Висконсин[157]157
  Там же. Оп. 6. Д. 10792. Л. 2–3.


[Закрыть]. В конце 1920-х гг. по командировке Коминтерна он несколько раз приезжал в СССР и, очевидно, тогда сблизился с карельским руководством, став одним из главных пропагандистов переселенческих идей в США.

Привилегированная акция Карельской торговой корпорации, выпущенная

18 декабря 1922 г. в Нью-Йорке и принадлежащая Оскару Коргану, позже ставшему одной из ключевых фигур в организации иммиграции американских финнов в Карелию. Источник: НАРК. Ф. Р-685. Оп. 2. Д. 132. Л. 35

В ЦК КПА на деятельность Халонена и Тенхунена смотрели с подозрением. Отчасти это объяснялось постоянными трениями между американской компартией и Финским рабочим союзом, входившим в нее на правах коллективного члена и отказывавшимся подчиняться политике централизации и большевизации (в частности, делиться с партией средствами из фондов финских кооперативов)[158]158
  См.: Kivisto P. The Decline of the Finnish American Left, 1925–1945 // International Migration Review. 1983. Vol. 17, no. 1. P. 68–74.


[Закрыть]. Многое тогда в партийных отношениях диктовалось и Коминтерном. В 1922 г. Халонен был вызван в Москву. От него потребовали отчета: по чьему поручению он действует в Америке? Исполком Коминтерна (ИККИ) также предложил ему немедленно ликвидировать Комитет помощи Советской Карелии[159]159
  НАРК. Ф. П-З. Оп. 5. Д. 276. Л. 27.


[Закрыть]. Поскольку работа продолжалась, в 1930 г. Халонен по указанию Коминтерна был исключен из КПА «за оппозиционную деятельность». Тенхунен, поддержавший товарища, был вызван в Москву для объяснений[160]160
  Там же; Kivistö P. The Decline of the Finnish American Left. P. 73.


[Закрыть]. Однако решения XVI съезда ВКП(б) об организации трудовой иммиграции в СССР изменили позицию ИККИ, и ЦК КПА пришлось с этим считаться. Тенхунена перевели в Нью-Йорк, где в течение несколько месяцев он возглавлял отдел печати ЦК. Сразу же после того, как Москва утвердила иммиграционные планы Гюллинга, 1 декабря 1930 г., Матти Тенхунен перешел на работу в качестве представителя Наркомата труда Карелии в Нью-Йорке. В феврале 1931 г. он переехал в Петрозаводск, а два месяца спустя вернулся в Америку уже со специальным заданием карельского правительства[161]161
  НАРК. Ф. П-З. Оп. 6. Д. 10792. Л. 6–7; Pogorelskin A. Communism and the Co-ops: Recruiting and Financing the Finnish-American Migration to Karelia // Journal of Finnish Studies. 2004. Vol. 8, no. 1. P. 28–47.


[Закрыть].

1 мая 1931 г. в Нью-Йорке начал свою деятельность Комитет технической помощи Советской Карелии. Основной задачей созданной Тенхуненом организации была широкомасштабная вербовка финнов с целью переселения их в АКССР. До 1932 г. комитет возглавлял Калле Аронен, а затем до 1934 г. Оскар Корган. Отделения организации были созданы и в некоторых других штатах США, где проживали финны, а также в Торонто[162]162
  НАРК. Ф. П-З.Д. 276. Л. 60, 64, 68–69; НАРК. Ф. Р-685. Оп. 1. Д. 4/40. Л. 195.


[Закрыть]. Канадским Комитетом технической помощи бессменно руководил Джон (Юсси) Латва.

Аронен, Корган и Латва были членами финских секций местных компартий, однако отчитывались в своей деятельности они только перед карельским правительством, поскольку числились работниками созданного осенью 1931 г. в Петрозаводске Переселенческого управления. В задачи Переселенческого управления входило планирование вербовки, прием иммигрантов, контроль над условиями, в которых они работали, и регистрация всех иностранцев, прибывающих в Карелию[163]163
  НАРК. Ф. Р-685. Оп. 1. Д. 7/67. Л. 14.


[Закрыть]. Матти Тенхунен, возглавивший иностранный отдел управления, координировал всю деятельность Комитета.

Партийная биография и фотография Матти Тенхунена.

Источник: НАРК. Ф. П-3. Оп. 6. Д. 10792. Л. 2

Подобное положение чрезвычайно раздражало ЦК КПА, что и обусловило, в частности, его негативное отношение к переселенческой политике. В Канаде дело обстояло несколько иначе, там компартия и Финская организация Канады сотрудничали с Тенхуненом и Латвой, хотя и были озабочены процессом утечки финнов в Карелию[164]164
  Efremkin E. ‘Karelian Project’ or ‘Karelian Fever’? Orders from Above, Reaction from Below: Conflicting Interests in Kremlin, Karelia, and Canada // North American Finns. P. 66.


[Закрыть]. Коммунистические партии Канады и США боялись, что массовый выезд финнов-социалистов, которые играли важную роль в обеих компартиях Северной Америки, нанесет удар по коммунистическому движению в этом регионе. Тем не менее они не могли остановить иммиграционную программу карельского руководства, и усилия немногочисленных деятелей Комитета очень скоро привели к тому, что стало именоваться в Северной Америке «карельской лихорадкой».

Помимо вербовки Комитет технической помощи Карелии занимался закупкой техники, оборудования и других товаров, необходимых для республики. Источников финансирования у организации было несколько. Во-первых, добровольные взносы и пожертвования американских граждан, во-вторых, отчисления пароходных компаний, перевозивших эмигрантов через океан и плативших комитету комиссионные в размере 11 долларов 50 центов за взрослого и 5 долларов 75 центов за ребенка. Главным же источником пополнения средств были отчисления самих переселенцев. Сдавая валюту в так называемый машинный фонд, эмигрант получал от руководителя комитета квитанцию, по которой в СССР ему должны были компенсировать взнос в рублях (по золотому курсу – 2 рубля за 1 доллар). Если верить документам, всего за годы активной деятельности комитета (1931–1934) только в США сумма взносов в машинный фонд составила 162 146 долларов. Взнос в машинный фонд, как правило, варьировался от 100 до 300 долларов, хотя иногда иммигранты вносили гораздо большие суммы[165]165
  НАРК. Ф. Р-690. Оп. 1. Д. 23/262. Л. 120.


[Закрыть]. По квитанциям, выданным Ароненом и Корганом, Переселенческое управление за те же годы выплатило приезжавшим 304 629 руб.[166]166
  НАРК. Ф. П-З. Оп. 5. Д. 276. Л. 60, 69–70.


[Закрыть] По каким-то причинам примерно 20 тыс. долларов остались некомпенсированными.

Закупка необходимого оборудования производилась комитетом как через торговое представительство СССР в США Амторг, так и самостоятельно. Поскольку на первых порах ввоз техники носил стихийный характер и тем самым нарушал монополию советской внешней торговли, СНК Карелии создал специальную комиссию (так называемая «валютная комиссия» – Форстен, Валлин, Тенхунен, Сильвентойнен), которая утверждала закупки, производившиеся по заказам хозяйственных организаций[167]167
  Там же. Л. 51–52, 60, 69, 72.


[Закрыть]. Таким образом, сделкам комитета был придан законный характер и ввоз приобрел более упорядоченный вид.

Закупленное оборудование перевозили в республику сами переселенцы, что позволяло избегать транспортных расходов, а главное – таможенных сборов. Дело в том, что, по постановлению СНК СССР, иммигранты имели право беспошлинно ввозить в Союз не только личное имущество, но и целый ряд производственных товаров (по спискам, утвержденным Наркоматом внешней торговли). Привезенную таким образом технику правительство реализовывало через Переселенческое управление хозяйственным организациям с 50 – процентной надбавкой к стоимости. Полученные средства должны были расходоваться на улучшение положения иностранных рабочих[168]168
  Там же. Л. 62, 72.


[Закрыть]. В 1934 г., когда поток иммигрантов иссяк, а взносы в машинный фонд почти прекратились, карельскими властями был принят ряд стимулирующих постановлений. В частности, рабочим, внесшим деньги в машинный фонд, СНК гарантировал возмещение расходов по переезду из США в СССР и обратно (по истечении трудового договора)[169]169
  Там же. Л. 51, 53, 62, 70, 72–73.


[Закрыть].

Кроме товаров, приобретенных на средства комитета, сами рабочие везли купленные на личные сбережения оборудование и инструменты, которые затем реализовывали через Переселенческое управление (по золотому курсу). Всего к осени 1935 г. было продано привезенных иммигрантами товаров на сумму 100 тыс. руб.[170]170
  Там же. Л. 72.


[Закрыть]Впрочем, как и в случае со взносами, деньги за привезенную технику некоторые рабочие так и не получили[171]171
  Там же. Л. 63.


[Закрыть].

В целом, чтобы оценить масштаб финансового вклада североамериканских переселенцев в индустриализацию Карелии, следует опираться на реальный, а не официальный курс рубля по отношению к доллару. По официальному обменному курсу, принятому в СССР в начале 1930-х гг., доллар равнялся 1 руб. 94 коп. Во внутренних расчетах Торгсина[172]172
  Торгсин (торговый синдикат, 1931–1936 гг.) – сеть специализированных торговых предприятий по обслуживанию иностранцев, а затем и советских граждан, где за валюту, золото или драгоценности покупатель мог приобретать дефицитные товары.


[Закрыть] доллар принимался равным 5 руб. 75 коп. – этот курс отражал сравнительную покупательную способность валют в отношении потребительских товаров. Наконец, в отношении средств производства (техники, инструментов, расходных материалов) покупательная способность рубля в начале 1930-х гг. составляла 4-10 центов. При таком соотношении за доллар следовало бы давать от 10 до 25 руб.[173]173
  Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927–1941. М.: РОС-СПЭН, 1998. С. 161, 164.


[Закрыть] Даже если принять за основу курс Торгсина, то объем средств, вложенных североамериканскими финнами в индустриализацию Карелии, составит свыше 1,2 млн руб., с учетом же реальной покупательной способности доллара в США, где и осуществлялась закупка оборудования, эта сумма может быть удвоена и даже утроена. При этом компенсации иммигрантам составляли небольшую долю от реальной стоимости приобретенного ими оборудования. Для сравнения: в местном бюджете КАССР на 1931 финансовый год капиталовложения в промышленность составили 5 млн 687 тыс. руб., а в народное хозяйство в целом – 18 млн 417 тыс. руб.[174]174
  Капиталовложения по местному бюджету // Автономная Карельская Советская Социалистическая Республика. Справочник. 1923–1933. Петрозаводск: Изд-во СНК АКССР, 1933. С. 80.


[Закрыть] Таким образом, объем «инвестиций» переселенцев из Северной Америки в экономику Карелии в первые годы иммиграции был вполне сопоставим с бюджетными средствами на эти цели.

Отбор кандидатов, по крайней мере в течение первых двух лет вербовки, шел в несколько этапов. Информация о карельской иммиграционной программе распространялась вербовщиками, нанятыми Комитетом технической помощи, через финноязычную социалистическую газету «Työmies», а также посредством слухов, которые быстро разошлись среди американских и канадских финнов. Как следствие, карельская лихорадка фактически не вышла за пределы финской диаспоры, хотя она всё же затронула небольшое число шведов, подавших заявки на иммиграцию в Советскую Карелию[175]175
  Boucht C. Onnea etsimässä. P. 60; НАРК. Ф. Р-690. Оп. 1. Д. 22/254. Л. 59.


[Закрыть]. Желающие ехать в СССР должны были заполнить анкету и получить рекомендацию местной рабочей организации. Предложения с мест рассматривали центральные комиссии в Нью-Йорке и Торонто, куда входили руководитель комитета, представитель от компартии и представитель от финской демократической или профсоюзной организации. Отобрав кандидатов, центральные комиссии составляли списки рекомендуемых и отправляли их в Петрозаводск. Советские и партийные органы Карелии утверждали списки, после чего документы направлялись в Москву для оформления въездных виз[176]176
  НАРК. Ф. П-З. Оп. 5. Д. 276. Л. 71.


[Закрыть]. Критерием отбора кандидатов для всех инстанций была профессиональная подготовка рабочего и его идейно-политические убеждения. Однако комиссии зачастую руководствовались несколько иными соображениями. В одних случаях это был чисто корпоративный подход – предпочтение отдавалось родственнику или товарищу, в других, что встречалось чаще, во внимание принималась сумма, которую претендент мог внести в машинный фонд. Отметим, что вопрос о размере возможного денежного взноса в анкете стоял первым[177]177
  НАРК. Ф. Р-685. Оп. 2. Д. 205. Л. 21.


[Закрыть].

Проезд до Петрозаводска иммигранты оплачивали сами. Лишь небольшая часть низкооплачиваемых рабочих (несколько сот человек, в основном канадские лесорубы) приехала в Карелию за счет комитета или своих товарищей. Трудовое соглашение заключалось с переселенцами на два года[178]178
  НАРК. Ф. П-З. Оп. 5. Д. 276. Л. 20, 81.


[Закрыть]. Однако большинство иммигрантов планировали покинуть Новый Свет навсегда: об искренности их намерений свидетельствует тот факт, что многие полностью распродавали свое имущество и закрывали счета в банках, затрудняя себе возможность вернуться. Самым удивительным было то, что в СССР ехали люди, которые должны были представлять, на что они идут.

Пример анкеты, которую заполняли американские и канадские финны, чтобы получить разрешение на иммиграцию в Советскую Карелию.

Источник: НАРК Ф. Р-685. Оп. 2. Д. 205. Л. 21

Летом 1932 г. в Карелию переехал Калле Аронен. Два года спустя, когда вербовка уже сходила на нет, а вернувшиеся из Союза люди рассказывали ужасные вещи, с семьей в Петрозаводск приехал Оскар Корган. Возможно, этот шаг был последним аргументом комитета в пользу переселенческой политики, стоявшей на грани краха. Матти Тенхунен, Калле Аронен и Оскар Корган погибли во время сталинских репрессий, и лишь Джон Латва, оставшийся в Канаде, пережил своих товарищей.

Споры о «карельской лихорадке»

Вопрос о причинах иммиграции финнов из Северной Америки в Советскую Карелию возник вместе с самим явлением, хотя в научной литературе он серьезно стал обсуждаться лишь с начала 1990– х гг. В ходе дискуссии исследователи разных стран предлагали самые разные, порой взаимоисключающие причины, обусловившие столь масштабное переселение, что в полной мере отражает всю сложность природы миграционных процессов.

Хотя все авторы, изучавшие феномен «карельской лихорадки», признают его комплексный характер, они по-разному расставляют приоритеты. Одни исследователи на первый план выдвигают экономические причины, отмечая, что главным фактором, сыгравшим ключевую роль в решениях финнов о переезде в СССР, была Великая депрессия, охватившая Америку в начале 1930-х гг.[179]179
  Kero R. Neuvosto-Karjalaa rakentamassa. P. 83; Sariola S. Amerikan kultaan. Amerikansuomalaisten siirtolaisten sosiaalihistoria. Helsinki: Kustannusosakeyhtiö, 1982; Lindström V. “Heaven or Hell on Earth?” Soviet Karelia’s Propaganda War of 1934–1935 in the Finnish Canadian Press // North American Finns. P. 83104; Efremkin E. ‘Karelian Project’ or ‘Karelian Fever’?; Efremkin E. Recruitment in North America: An Analysis of Emigrants to Soviet Karelia, 1931–1934 // Journal of Finnish Studies. 2011. Vol. 15. Iss. 1–2. P. 101–123.


[Закрыть] Другие считают, что ведущую роль в решениях о переезде сыграла идеологическая пропаганда, развернутая левой прессой и вербовщиками[180]180
  Nevalainen P. Punaisen myrskyn suomalaiset: Suomalaisten paot ja paluumuutot idästä 1917–1939. Helsinki: SKS, 2004.


[Закрыть], а также подлинный социалистический энтузиазм и глубокая вера американских финнов в коммунистические идеалы[181]181
  Sevander М. Red Exodus; Севандер М. Скитальцы.


[Закрыть]. Третьи ставят во главу угла национальный и психологический факторы. По их мнению, американские финны были так легко завербованы из-за их полной изоляции и отчужденности в Америке[182]182
  Pogorelskin A. Why Karelian Fever? // Siirtolaisuus / Migration. 2000. No. 1. P. 25–26; Pogorelskin A. New perspectives on Karelian Fever: The Recruitment of North American Finns to Karelia in the Early 1930s // Journal of Finnish Studies. 1997. Vol. 1, no. 3. P 165–178.


[Закрыть]. Немаловажную роль сыграл и раскол, существовавший внутри финского сообщества[183]183
  Kivistä P, Roinila M. Reaction to Departure: The Finnish American Community Responds to ‘Karelian Fever’ // North American Finns. P. 17–38.


[Закрыть]. В целом ряде работ проводится также мысль о несправедливом отношении к финнам-иммигрантам в США и Канаде. Американское общество не смогло по достоинству оценить тот вклад, который внесли иммигранты своим трудом в его развитие. Финны чувствовали себя несправедливо дискриминированными по отношению не только к коренным американцам, но и к иммигрантам из других стран – шведам, немцам, датчанам. Разочарование было слишком велико, в результате чего началась реэмиграция и поиск новой родины[184]184
  Tommola E. Uuden maanrakentajat. Helsinki: Otava, 1989; Sariola S. Amerikan kultaan. Amerikansuomalaisten siirtolaisten sosiaalihistoria. Helsinki: Kustannusosakeyhtiö, 1982; Pogorelskin A. Why Karelian Fever?


[Закрыть].

Столь же разнообразны интерпретации переселенческой политики карельского правительства. Для одних Гюллинг и его помощники в Америке были подлинными марксистами, глубоко преданными идее социалистического строительства. Они искренне хотели создать государство «всеобщего равенства и братства», и не их вина, что попытка закончилась столь трагично[185]185
  Hudelson R., Sevander M. A Relapse of Karelian Fever // Siirtolaisuus / Migration. 2000. No. 2. P. 31–35.


[Закрыть]. Другие считают, что финское руководство Карелии в своей политике руководствовалось не коммунистическими, а националистическими идеями, формируя в Карелии этнически гомогенное финское население и мечтая о великой красной Финляндии[186]186
  Pogorelskin A. New perspectives on Karelian Fever; Kangaspuro M. NeuvostoKarjalan Taistelu Itsehallinnosta.


[Закрыть]. Для третьих инициатива при проведении вербовки полностью принадлежала Коминтерну, руководствовавшемуся идеей мировой революции[187]187
  Sariola S. Amerikan kultaan; Rautkallio H. Suuri viha: Stalinin suomalaiset uhrit 1930-luvulla. Porvoo: WSOY, 1995.


[Закрыть]. Четвертые подчеркивают чисто экономические факторы – заинтересованность карельского правительства в получении квалифицированной иностранной рабочей силы, новых технологий и инструментов[188]188
  Tuomi K. The Karelian Fever; Kero R. Emigration of Finns…


[Закрыть].

Ситуация, сложившаяся в историографии, в значительной мере обусловлена узостью источниковой базы. Долгое время документы российских архивов были недоступны ученым: все материалы, касавшиеся иностранных рабочих, были засекречены уже с весны 1932 г. по указанию СНК СССР[189]189
  НАРК. Ф. Р-690. Оп. 1. Д. 19/213. Л. 5–6.


[Закрыть]. Последовавшие в 1937–1938 гг. репрессии против финнов также способствовали сокрытию информации о них. Пресса 1930-х гг. (как советская, так и североамериканская) не давала, да и не могла дать полной и объективной картины происходящего в силу политической ангажированности. Так, например, в ответ на американский и британский бойкот советского экспорта древесины[190]190
  Budish J.M., Shipman S. S. Soviet Foreign Trade: Menace or Promise. New York: H. Liveright, 1931; Embargo on Soviet Products, Hearing in the US Congress, 19–21 February 1931. URL: http://hdl.handle.net/2027/mdp.39015055421732.


[Закрыть] советские газеты начали публиковать речи и открытые письма североамериканских финнов, где те хвалили условия труда и жизни в СССР и критиковали западную прессу за «клевету»[191]191
  Красная Карелия. 1931. № 34. С. 3; № 41. С. 3; № 44, С. 2.


[Закрыть]. Финноязычная пресса в Северной Америке также публиковала многочисленные заметки и свидетельства о жизни в Советской Карелии, но эти тексты были, как правило, написаны иммигрантами, настолько разочаровавшимися в реалиях жизни в СССР, что они вернулись домой (без иллюзий и денег) уже после нескольких месяцев новой жизни. Немногочисленные мемуарные работы, опубликованные в середине 1930-х гг.[192]192
  Suomela V. Kuusi kuukautta Karjalassa: Mitä siirtolainen näki ja koki Neuvosto-Karjalassa. Sudbury: Vapaa Sana Press, 1935.


[Закрыть], были мало кому известны и почти сразу забыты, историки вновь возвращаются к ним лишь теперь[193]193
  Lindström V. “Heaven or Hell on Earth?”


[Закрыть]. Тем не менее именно тогда уже начался спор о причинах «карельской лихорадки», и каждая из сторон – вербовщики и переселенцы – пыталась защитить свой взгляд на проблему. Важно и то, что уже в этих работах были представлены различные взгляды на советскую действительность периода первой пятилетки, и они гораздо подробнее, чем газеты, информировали заинтересованных читателей об особенностях жизни в Карелии и СССР, отражая не только недостатки, но и достоинства нового общества.

То же можно сказать и о письмах из Карелии 1930-х гг. Они весьма разнообразны по содержанию, в них можно найти всё – от наивных мечтаний и восторженного энтузиазма до непонимания, растерянности и, наконец, разочарования. Многие переселенцы не осмеливались писать открыто о своих лишениях, поэтому они лишь советовали друзьям и знакомым «повременить с переездом в Карелию». В то же время нельзя сказать, что разочарованными были абсолютно все. Многие авторы упоминали о трудностях, пребывая при этом в полной уверенности, что все проблемы скоро разрешатся. Они были вполне довольны работой и отношением людей и приглашали друзей посетить Карелию. Письма служили основным источником информации, с помощью которого иммигранты поддерживали связь с родственниками и друзьями в США, Канаде и Финляндии. Однако этот богатый пласт источников начал серьезно разрабатываться лишь в последнее время[194]194
  Saramo S. Life Moving Forward: Soviet Karelia in the Letters & Memoirs of Finnish North Americans: PhD Dissertation. York University, 2014.


[Закрыть].

Последовавшее затем длительное молчание реэмигрантов легко объяснимо – то, что им самим пришлось пережить в сталинской России, или страх за оставшихся в Карелии родных заставлял умалчивать о своем прошлом. Например, Сильвия и Лаури Хокканен, проведшие в СССР почти восемь лет и сумевшие вернуться в Канаду в 1941 г., лишь пятьдесят лет спустя решились рассказать об увиденном[195]195
  Hokkanen S., Hokkanen L, Middleton A. Karelia. Помимо мемуаров супругов Хокканен можно упомянуть воспоминания, вышедшие в 1970-1980-х гг.: Tuomi K. The Karelian Fever; Boucht C. Onnea etsimässä; Boucht C. Karjala kutsuu.


[Закрыть]. Практически все мемуары, опубликованные в 19701990-е гг. в Америке, Финляндии и Швеции, – это яркое описание того культурного шока, который испытали переселенцы в начале своего пребывания в Карелии и не менее эмоциональные рассказы о последующих трудностях. Вполне объяснимо и то, что значительное место в воспоминаниях переселенцев уделено репрессиям. Все без исключения считают это время самым страшным периодом в своей жизни.

Те же, кто остался в Карелии и сумел выжить, долгое время не имели возможности честно рассказать свою историю, не говоря уже о том, чтобы писать воспоминания. Вышедший в Петрозаводске в 1976 г. сборник воспоминаний участников социалистического строительства в Карелии в 1920-1930-е гг. впервые за сорок лет – и то очень осторожно – упоминает о вкладе североамериканских финнов в развитие экономики республики[196]196
  См., например: Нурминен В. Г. На Лыжной фабрике // На фронте мирного труда. Воспоминания участников социалистического строительства в Карелии. 1920–1940. Петрозаводск: Карелия, 1976. С. 43–46; Сундфорс X.X. На целлюлозном заводе // Там же. С. 22–25; Туоми Э. В. Памятник Ильичу // Там же. С. 49–52.


[Закрыть]. Лишь в 1989 г., в разгар перестройки, Мейми Севандер – дочь Оскара Коргана, одного из организаторов переселенческой кампании из США в Карелию – опубликовала в двух центральных республиканских газетах письмо «Американские финны, откликнитесь!». В ответ Севандер получила большое количество писем от иммигрантов и их детей. Эта переписка, личные воспоминания и архивные исследования стали основой для четыре полуисследовательских, полуавтобиографических книг о «карельской лихорадке»[197]197
  SevanderM. They Took My Father; SevanderM. Red Exodus; SevanderM. Of Soviet Bondage; Sevander M. Vajeltajat.


[Закрыть].

Реэмиграция финнов из России 1990-х гг. вызвала новый всплеск интереса к проблеме пребывания североамериканских переселенцев в Карелии и новую волну воспоминаний[198]198
  См., например: Miettinen H., Joganson K. Petettyjen toiveiden maa. Saarijärvi: Gummerus kirjapaino OY, 2001; Ranta K. Arpi korvassa ja sydämessä. Helsinki: WSOY, 2000; Komulainen E. A. Grave in Karelia; Zlobina V. Heidän ihanteensa murskattiin. Tyttären tarina Säde-kommuunasta Neuvosto-Karjalassa. Turku: Siir-tolaisuusinstituutti, 2017.


[Закрыть]. Симптоматично, что и книги Севандер, и мемуары других иммигрантов написаны либо по-английски, либо по-фински, но не по-русски: очевидно, на травматический опыт 1930-х и 1940-х гг. наложилось стремление найти аудиторию в Канаде, США или Финляндии, т. е. в тех обществах, с которыми иммигранты себя идентифицировали. На русский язык до сих пор переведены только две книги Севандер[199]199
  Севандер М. Скитальцы; Севандер М, Хертцель Л. Они забрали у меня отца: американские финны в сталинской России. Петрозаводск: Изд-во КГПА, 2010.


[Закрыть]. Вместе с тем эти мемуары дают гораздо больше подробностей о жизни иммигрантов в СССР по сравнению с публикациями в прессе и воспоминаниями реэмигрантов 1930-х гг.

Интересен в этой связи один пример – воспоминания одной иммигрантки, написанные с промежутком в 35 лет. Ольга-Мария Копонен приехала в Карелию из Канады с мужем и маленькой дочкой в 1932 г., поверив в возможности социалистического общества. В 1935 г. муж умер от туберкулеза, позднее болезнь унесла и жизнь дочери. Сама Ольга-Мария трудилась на тяжелых лесозаготовительных и сплавных работах в разных районах Карелии, о чем и был первый ее рассказ, опубликованный в Петрозаводске в сборнике воспоминаний 1976 г. под названием «Женщины на лесозаготовках»[200]200
  Копонен М. В. Женщины на лесозаготовках // На фронте мирного труда. С. 80–84.


[Закрыть]. Это вполне реалистичное повествование о тяжелой работе в лесу и в то же время восторженная, полная возвышенных идей картина дружного коллективного труда, настоящий гимн женщинам – передовым труженицам, строительницам коммунизма. Книга, вышедшая в 2002 г. в Вааса после реэмиграции Марии Копонен в Финляндию, это уже совсем иное повествование, рассказывающее о тяжелой, полной потерь и лишений жизни в Карелии[201]201
  Koponen M. Tavallisen ihmisen tarina. Vaasa: Ykkös-Offset OY, 2002.


[Закрыть].

Таким образом, до самого последнего времени основными источниками по изучению истории переселения североамериканских финнов в Карелию оставались газетные материалы того времени, мемуары и интервью реэмигрантов, записанные в Америке или Финляндии. Это объясняет, почему большинство исследователей «карельской лихорадки» до недавнего времени занимались, как правило, ее влиянием на финскую диаспору в Северной Америке. Ограниченная источниковая база и специфический характер личных свидетельств не позволяли осветить иммиграцию финнов в СССР как часть трансатлантической истории межвоенного периода, где в единое целое слились такие феномены, как стремление «красных финнов» преобразовать Советскую Карелию в национальную автономию, Великая депрессия на Западе и ускоренная индустриализация в СССР, политический активизм финнов-иммигрантов, а также индивидуальные истории и международная политика.