Текст книги "В поисках социалистического Эльдорадо: североамериканские финны в Советской Карелии 1930-х годов"

Обосновывая свои просьбы к ЦК партии воздействовать на ОГПУ и НКИД, с тем чтобы они немедленно возобновили выдачу виз, Ровио привел целый ряд фактов, доказывающих, по его мнению, целесообразность переселенческой политики. Он напоминал, что завоз велся на безвалютной основе, рабочие ехали за свой счет и при этом везли с собой необходимый инструментарий и машины. В общей сложности в Карелию уже было завезено оборудования на сумму свыше 130 тыс. долларов. Свои валютные сбережения американские финны также отдавали в заем карельскому правительству для покупки машин, и к тому же приобрели облигаций государственных займов на сумму более 100 тыс. руб. Только в Петрозаводске инрабочие собрали деньги на два самолета (60 тыс. руб.), моторизацию погранвойск (6386 руб.) и на танк имени Куусинена (4542 руб.). Среди переселенцев было много ударников и высококвалифицированных специалистов, они вносили многочисленные рацпредложения и внедряли новые технологии в производство. Наконец, почти все приезжали с семьями, что свидетельствовало о серьезности их намерений обосноваться в Карелии. Из 3228 человек за полтора года домой вернулись лишь 73. В заключение Ровио просил Сталина поддержать ходатайство СНК Карелии о дополнительном завозе из США и Канады еще 6 тыс. рабочих.

Это обращение возымело определенное действие. В июле 1932 г. СНК СССР дал разрешение на приглашение в Карелию еще 2 тыс. рабочих из США, Канады и Швеции[252]252
  НАРК. Ф. Р-690. Оп. 1. Д. 19/213. Л. 21.


[Закрыть]. Всего в 1932 г. республиканское правительство планировало принять 5225 иностранных рабочих разной квалификации (с членами семей около 11 тыс.): из США – 3790 чел., из Канады – 956, остальные из северной Швеции[253]253
  Там же. Л. 8–9.


[Закрыть]. План завоза формировали исходя из заявок организаций и промышленных предприятий Карелии и с учетом заявлений о переезде, поданных в отделения Комитета технической помощи в США и Канаде. Этим планам, впрочем, не суждено было сбыться.

Тем временем, несмотря на оптимистические заверения Ровио о низком количестве реэмигрантов, предназначенные для Сталина, всё больше и больше североамериканских финнов продолжали уезжать из Карелии. Причины, по которым переселенцы покидали республику, вполне понятны. Вот, например, письмо, посланное с дороги, из Финляндии, в марте 1932 г. Эдвардом Масоном и объясняющее его отъезд (письмо написано на английском языке, здесь приводится его перевод):

Дорогой товарищ,

Я выехал из Петрозаводска и нахожусь на пути в США. Когда я прибыл с группой Лехтимяки, я обнаружил, что здесь всё совсем по-другому, чем нам рассказывали в Нью-Йорке. Нам обещали работу на авиационном заводе, однако здесь нет ничего подобного, и в перспективе совершенно не похоже, что подобный завод будет построен в ближайшем будущем. Нам обещали трехкомнатные квартиры, но таких домов во всем Петрозаводске нет и не строится, и нам пришлось жить в беднейших условиях, о которых только можно подумать. Нас обещали кормить до отвала, но хуже еды мне не доводилось есть за свою жизнь. И зарплата – а обещали 300 рублей в месяц – была чуть больше 200 рублей в месяц за то время, что я работал на строительстве. А потом они потребовали, чтобы я перешел на работу лесорубом, а когда я отказался и потребовал работу, которую мне обещали, они сказали, что я могу уволиться, что я и сделал. Я потребовал, чтобы мне вернули деньги, которые я заплатил тебе и Лехтимяки, но они отказались и вместо этого предложили рубли, которыми я не смогу воспользоваться…[254]254
  НАРК. Ф. Р-685. Оп. 2. Д. 99. Л. 95.


[Закрыть]

Многие реэмигранты, возвращаясь домой, писали статьи в американские газеты, рассказывая о тех мытарствах, которые им пришлось пережить. Карельская пресса называла это «гнусной клеветой на социалистический образ жизни» и печатала опровержения приблизительно такого содержания:

Порицание: Мы, луголамбинские рабочие, прибывшие из Америки, выносим глубокое порицание тем лицам, которые прибыли сюда, имея товарищеское доверие, а сами, вольно или невольно, попали в презираемую грубую провокацию против рабочего класса СССР и Карелии. Мы заявляем, что являемся свободными гражданами СССР, работаем с энергией по собственному желанию, а не так, как говорят контрреволюционеры, будто здесь принудительный труд и прочие невыносимые условия. Констатируем, что жилища и другие условия вполне удовлетворительные, и единодушно осуждаем тех кулацких пособников, которые распространяют ложные слухи и служат фашистам и прочим контрреволюционерам.

Мы осуждаем действия тех лиц, которые приехали сюда строить Советскую Карелию, а по прошествии нескольких месяцев бросили работу, бросили заготовленные бревна, не сплавив их до места. Думаем, что каждый мужчина и женщина стоит на производственном фронте, как часовой, дезертирство – это позор. Мы, здесь остающиеся, обещаем сплавить бревна до места, выполнить поставленные перед нами задачи и трудиться под руководством рабочего класса. Принято на собрании рабочих 19 апреля 1932 г.[255]255
  НАРК. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 790. Л. 108.


[Закрыть]

Подобные опровержения, публикуемые в региональной советской прессе, едва ли могли достичь ушей финских иммигрантов в США и Канаде. В то же время рассказы реэмигрантов отрезвляюще подействовали на соотечественников. В 1933 г. поток переселенцев в СССР сократился почти в 4 раза, а к лету 1935 г. он практически иссяк. Впрочем, желающих приехать в Карелию оставалось еще довольно много, особенно в Канаде. Если верить сохранившимся в Национальном архиве запискам Гюллинга, к началу сентября 1935 г. свыше 3 тыс. человек (2232 из Канады и 971 из США) были готовы к отправке в СССР. Им были выданы визы, но они не имели денег на билеты, и Гюллинг просил Москву обеспечить перевозку рабочих силами Совторгфлота³⁰. Как видим, контингент переселенцев существенно изменился, взносы в машинный фонд перестали поступать, Комитет технической помощи и Переселенческое управление остались без средств, и это означало конец переселенческой политики. Да и действовать комитет продолжал только в Канаде. С отъездом Оскара Коргана в 1934 г. из США вербовка там практически прекратилась.

Адаптация к советской повседневности

Одной из основных причин краха переселенческой политики была полная неподготовленность обеих сторон к столь долгожданной встрече. Со стороны карельского руководства, правда, подготовке к приему иностранных рабочих уделялось особое внимание. Об этом свидетельствуют сохранившиеся в архивах многочисленные протоколы специальных собраний и заседаний, проводившихся высшими советскими и партийными органами с руководителями крупных промышленных предприятий и организаций, а также отчеты этих организаций о проделанной работе по подготовке к приему переселенцев, о состоянии их жилья, условий жизни и работы. Однако практический эффект от этих собраний и заседаний был очень ограниченным.

В марте 1931 г. на большом совещании в наркомате труда Карелии, на котором присутствовали руководители всех предприятий и организаций, где трудились иностранные рабочие, были выработаны новые положения по организации приема и устройства переселенцев, поскольку уже тогда правительство обеспокоилось текучкой среди североамериканцев и их отъездом из Карелии. Основные решения совещания заключались в следующем: определить новые нормы жилья для иностранных рабочих – 1 комната для двоих одиноких и 1–2 комнаты для одной семьи; увеличить ставки оплаты труда и платить твердые месячные оклады, причем в них включать амортизацию инструментов; установить для иностранцев повышенные нормы питания, создать для них специальные фонды продовольствия, продукты выдавать через закрытые распределители и организовать специальные столовые в местах наличия больших групп. Для лучшей адаптации иностранцев было решено распределять их на предприятия большими группами и селить компактно, не распыляя[256]256
  НАРК. Ф. Р-690. Оп. 1. Д. 230. Л. 11–13.


[Закрыть].

Сказать, что деятельность руководителей предприятий и организаций по выполнению этих решений была активной и качественной, трудно – отчеты свидетельствуют о вполне советском подходе к делу, когда слова серьезно расходились с делами. Да и возможно ли было в Карелии 1930-х гг. создать привычные иностранцам условия? Что же касается североамериканцев, то большинство из них, несмотря на весь свой энтузиазм, оказалось абсолютно не готово к условиям жизни в СССР.

То, что в документах именуется «жилищно-бытовыми условиями», вызывало у переселенцев шок: они не привыкли жить в бараках по 5–6 человек в комнате, без всяких удобств (один умывальник на три барака). В некоторых организациях в одну комнату селили по 2–3 семьи. В помещениях, не приспособленных для зимы, не было света, мебели, они кишели насекомыми. Вот одно из типичных воспоминаний о первой встрече иммигрантов с советской действительностью: «Последовала первая тяжелая ночь… Дети плакали, так как не могли спать на жестких лавках. В одной комнате спали двадцать пять человек. Никаких постельных принадлежностей не было. В углу комнаты еле тлела печка; на потолке слабо горела лампа накаливания. Барак был настолько дряхлым, что мы видели небо сквозь расщелины на крыше»[257]257
  Boucht С. Onnea etsimässä. S. 73.


[Закрыть].

Жилищный вопрос действительно был одним из самых болезненных. В мечтах иммигрантов Петрозаводск представлялся большим красивым городом с прямыми широкими улицами, многоэтажными домами и многочисленными парками и садами[258]258
  Ibid. S. 66


[Закрыть]. На самом деле в начале 1930-х гг. столица Карелии была маленьким грязным городом, в котором было замощено менее трети улиц, практически отсутствовало их освещение, коровы и козы паслись прямо на перекрестках. Основным городским транспортом были лошади. Электроснабжение домов велось с большими перебоями, около четверти населения жило вообще без электричества. Не было канализации и водопровода. Более 97 % домов в Петрозаводске составляли 1-2-квартирные деревянные постройки, средний возраст которых приближался к сорока годам, а каждый десятый дом стоял свыше 80 лет. Новых домов почти не строили. В одной квартире, большинство из которых были однокомнатными, проживало в среднем до 6 человек[259]259
  Пашков А. М, Филимончик С. Н. Петрозаводск. СПб.: Звезда Петербурга, 2001. С. 87.


[Закрыть]. Многие семьи не могли и мечтать о собственной квартире, довольствуясь комнатой или частью комнаты. Густо заселены были и низкие, сырые, заливаемые вешними водами и абсолютно непригодные для жилья подвалы. Чрезвычайная скученность при очень неблагоприятных санитарных условиях вела к повышенной заболеваемости и смертности среди населения[260]260
  НАРК. Ф. Р-690. Оп. 1. Д. 154. Л. 63–64.


[Закрыть].

Естественно, что в этих условиях основным местом размещения переселенцев стали плохо пригодные для жилья бараки. И в воспоминаниях иностранцев, и в архивных документах можно найти множество одинаковых описаний тех условий, в которых люди вынуждены были жить месяцами. Вот, например, описание условий жизни рабочих одной из петрозаводских строительных организаций: «Бараки, предоставленные иностранным рабочим, являются неприспособленными для зимнего периода (тонкие стены слабо ограждают жителей от холода). Нормы совершенно не соблюдаются, имеется чрезмерная перегрузка жилплощади, пребывание в одной комнате нескольких семейств. В бараках, в коих помещаются семейные рабочие, не имеется плит, электроосвещение совершенно слабое. Как правило, полное отсутствие мебели. <…> Чрезвычайная скученность населения бараков привела к тому, что в них развелись насекомые… Имеются случаи массовых заболеваний, особенно детей»[261]261
  НАРК. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 790. Л. 23.


[Закрыть].

В многочисленных правительственных постановлениях 19311932 гг. неоднократно говорилось о необходимости «обязать все хозяйственные органы, связанные с приемом переселенцев, усилить темпы строительства жилищ и культурно-бытовых учреждений». Строительство жилья для переселенцев было объявлено «сверхударным, подлежащим обеспечению финансированием, стройматериалами и рабсилой в первую очередь, с таким расчетом, чтобы были точно обеспечены сроки их выполнения»[262]262
  НАРК. Ф. Р-690. Оп. 6. Д. 4/12. Л. 218–220.


[Закрыть]. Однако ситуация если и улучшалась, то очень медленно. Как показывали многочисленные обследования условий жизни североамериканцев, регулярно проводившиеся в 1932 г., ни одна из хозяйственных организаций своевременно не выполняла своих планов по постройке жилья для иностранных рабочих. Главными причинами нереализации строительных планов назывались отсутствие стройматериалов и рабочей силы[263]263
  См., например: НАРК. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 790. Л. 5-11, 53–64, 86–87 и др.


[Закрыть]. Вот результаты одной из таких проверок (осень 1932 г.):

В жилых домах, занимаемых инрабочими, по пр. Ленина д. 97а, работающими в Кареллесстрое, до сих пор вовсе не имеется печей, крыши текут и т. д. Такое же положение и в доме инрабочих по Шоссе 1-го Мая, д. № 108, где уже в течение целого года крыша настолько течет, что во время дождей нельзя находиться в комнате, а нужно перебираться в коридор. Несмотря на неоднократные обращения рабочих к администрации Кареллеса, которому дом принадлежит, последний очень медленно раскачивается. Ремонт крыши дома был начат, но на половине прекратился из-за отсутствия гвоздей[264]264
  НАРК. Ф. Р-690. Оп. 1. Д. 22/254. Л. 53.


[Закрыть].

Кроме указанного плохого состояния жилищ в домах Кареллесстроя и Кареллеса, также в плохом состоянии находится приемный барак на ст. Петрозаводск, где инрабочие проживают до распределения их по предприятиям. Стены барака имеют щели размером до 5 см… Дом Карелавто (каковой заселен исключительно инрабочими) до сих пор не достроен, нет внутренней, не говоря о внешней штукатурке, в результате чего при ветре по жилым комнатам летят опилки. Внутренние штукатурные работы идут, но очень медленно, за месяц отштукатурено 4 квартиры из 16, причем ныне из-за отсутствия извести работы приостановлены[265]265
  Там же. Л. 55, 57.


[Закрыть].

Еще более сложной на первых порах была ситуация с жильем на многочисленных лесопунктах, куда отправляли работать переселенцев. Там людей зачастую селили в сезонных, не приспособленных для жизни летних времянках или хозяйственных бараках. Так, инспекторы из Петрозаводска докладывали: «В матросском лесопункте в бараке № 1 проживает 12 семей. Печей и плит в комнатах нет. Есть только 2 печи в коридоре, но они никак не могут отопить всех квартир. Коридор темный, пол требует срочного ремонта. Столовая грязная, темная, не хватает столовых приборов (ложек, тарелок, вилок), нет умывальников»[266]266
  НАРК. Ф. П-3. Оп. 3. Д. 256. Л. 29.


[Закрыть]. В некоторых местах жилья не было вообще. Например, в деревне Шуньга, где летом 1932 г. на разработках шуньгита трудился 61 переселенец (с членами семей 109 человек), рабочим приходилось снимать комнаты и углы в домах местных крестьян[267]267
  Там же. Оп. 2. Д. 790. Л. 86.


[Закрыть].

Поначалу приезды проверяющих в городской барак или лесной поселок ожидались американскими финнами с нетерпением – люди надеялись на скорое изменение ситуации. Однако многочисленные комиссии только констатировали ужасающее положение, но изменить мало что могли. Не имея рычагов воздействия на руководителей предприятий, отвечавших за рабочих, проверочные комиссии ограничивались лишь общими постановлениями, адресованными непонятно кому: «в двухнедельный срок приобрести бачки» или «в десятидневный срок изжить всех тараканов». Иногда рекомендации проверяющих выглядели и вовсе абсурдно: «предлагается в течение трех дней провести канализацию»[268]268
  Там же. Оп. 3. Д. 256. Л. 115.


[Закрыть].

Панорама района Голиковка в Петрозаводске; в центре – дома Американского городка по улице Красноармейская, между 1932 и 1935 гг. Автор съемки не установлен. Из фондов Национального архива Республики Карелия

Очень скоро переселенцам стало понятно, что было мало смысла рассчитывать исключительно на помощь сверху, и они начали решать жилищный вопрос своими силами. Вначале строилось временное жилье, которое, однако, сильно отличалось от местных бараков. На улице Урицкого (сейчас проспект Александра Невского) появился целый Американский городок – восемь двухэтажных домов с двумя входами, разделенных на четыре части, в каждой из которых была общая кухня и восемь комнат. Между домами находилась большая площадка, которая была оборудована для игр детей и для занятий спортом[269]269
  Интервью с Юрьё Мюккяненом // Устная история в Карелии. Вып. 2. С. 107; Севандер М. Скитальцы. С. 69.


[Закрыть].

Одновременно в Петрозаводске и близлежащих лесных поселках рабочие создавали строительные кооперативы и на свои средства строили себе жилье. Так появились первые три кооперативных дома вблизи Онежского озера в Петрозаводске, затем еще один на одноименной улице, который сразу в народе окрестили «валютным»[270]270
  Севандер М. Скитальцы. С. 69.


[Закрыть]. Двухкомнатные квартиры с кухнями и помещениями под будущие санузлы были предметом зависти местного населения. По мере того, как строились кооперативные дома, люди переезжали туда, в отдельные квартиры. Напротив Американского городка в 1936 г. по американскому проекту тоже был построен шестнадцатиквартирный дом, так называемый «Iskurintalo» – «Дом ударников», где каждая квартира была оснащена ванной комнатой и туалетом, хотя ни водопровода, ни канализации в районе еще не было[271]271
  Интервью с Роем Нисканеном // Устная история в Карелии. Вып. 4. Карелия и Беларусь: повседневная жизнь и культурные практики населения в 1930-1950-е гг. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2008. С. 339.


[Закрыть]. С середины 1930-х гг. на окраинах Петрозаводска и Кондопоги, а также в лесных поселках, где кучно жили иностранцы, начали появляться и индивидуальные дома, построенные рабочими для своих семей[272]272
  Интервью с Пааво Алатало // Устная история в Карелии. Вып. 2. С. 87.


[Закрыть].

Второй большой проблемой было питание. Советские планы культурно-социального развития включали в себя создание централизованной сети общественных столовых с целью освободить советских женщин от бремени домашней работы. Приезжавшие иммигранты, которых сразу прикрепляли к таким столовым, быстро убеждались, насколько огромен мог быть разрыв между прогрессивной идеей и ее реальным воплощением на практике. «Живем неважно, – писал из Кондопоги домой один из переселенцев. – Всё время нажимают, а насчет питания не заботятся. Здешние обеды ни в какое сравнение не идут с питанием американского безработного: на первое суп – водянистая похлебка, на второе несколько штук ряпушек, и стоит это 1,5 рубля»[273]273
  НАРК. Ф. П-3 Оп. 3. Д. 41. Л. 43.


[Закрыть]. В некоторых районах даже за таким скудным обедом приходилось выстаивать по 2 часа в очереди, поскольку не хватало не только продуктов (мяса, масла, овощей), но и столовых. Вот, например, как выглядела ситуация с питанием иностранных рабочих в Карелстройобъединении (март 1932 г.):

Из двух имеющихся столовых инрабочих одна обслуживает группу инрабочих и членов их семейств (столовая № 1) в числе 800 человек. Между тем как помещение этой столовой по своему размеру и количеству столов может вместить лишь 200 чел. С другой стороны, пропускная способность кухни не разрешает в один прием заготовить пищу для всех потребителей. Такое положение создает огромные очереди, которые обычно тянутся в несколько рядов, от одной стены барака до противоположной. Люди стоят в очереди в продолжение 2–3 часов. Пищу приготовляют для всех одинаковую. Отсутствует диетическое питание для лиц, нуждающихся в нем, и специальное питание для детей. Они наравне со взрослыми стоят в длинных очередях[274]274
  Там же. Оп. 2. Д. 790. Л. 23.


[Закрыть].

Шокировала людей и антисанитария, царившая в общественных столовых: в огромных помещениях, в которых должны были питаться сотни людей, не было отдельных цехов для разделки и приготовления пищи, мойки посуды, отсутствовали кладовые для хранения продуктов, зато было огромное количество крыс и тараканов[275]275
  НАРК. Ф. Р-685. Оп. 1. Д. 3/26. Л. 114.


[Закрыть]. Попытки, предпринимавшиеся американскими финнами, чтобы хоть как-то изменить ситуацию, порой оканчивались плачевно. Например, иностранные рабочие Стройобъединения за свой счет полностью оборудовали столовую, в которой должны были питаться их семьи. Спустя какое-то время столовую закрыли под предлогом ремонта, а еще через несколько дней выяснилось, что администрация распродала значительную часть инвентаря. Разговаривать с иммигрантами по поводу продажи их личного имущества никто не посчитал нужным[276]276
  Там же. Оп. 2. Д. 116/217. Л. 115.


[Закрыть].

Из-за недоброкачественной и непривычной пищи многие приехавшие сразу начинали болеть, был зафиксирован целый ряд смертных случаев от желудочно-кишечных заболеваний[277]277
  НАРК. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 790. Л. 9.


[Закрыть]. Недостаток в рационе овощей и фруктов приводил к тому, что у переселенцев развивалась цинга: летом 1933 г. только на Онегзаводе от цинги страдало свыше 100 иностранных рабочих[278]278
  НАРК. Ф. П-1230. Оп. 7. Д. 6. Л. 103.


[Закрыть]. Качественная медицинская помощь оказывалась далеко не всегда и не везде. Очереди к врачам превышали очереди в столовые, да в некоторых местах и не было врачей, лишь фельдшер с весьма скудным набором лекарств, не понимавший к тому же своих пациентов[279]279
  НАРК. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 790. Л. 5-10.


[Закрыть].

Особенно в этой ситуации страдали дети. Мириам Ноусиайнен вспоминала, как, приехав с семьей в Карелию в 1932 г., впервые попробовала в столовой отвратительную на вкус недоваренную ржаную кашу. Ребенок есть отказался. Спустя три дня отец избил восьмилетнюю дочку, пытаясь заставить ее есть советскую пищу[280]280
  Middleton A. Karelian Fever. P. 179.


[Закрыть]. Эльза Баландис вспоминала иное:

В нашем бараке жил знакомый отца, который из Америки приехал раньше нас. Он как-то варил пшенную кашу, в Америке ее варят только курам. А у нас из еды ничего не было. И вот он пришел, сел, начал есть – я тоже сижу и смотрю. Он спрашивает: «Хочешь кашу?» Ну как же, ребенок не хочет? В общем, я съела столько, что меня вырвало. Мама заплакала и начала ругать отца: зачем ты привез нас сюда, ребенок такой голодный, что кушает куриную еду[281]281
  Интервью с Э.А. Баландис. Петрозаводск, 2007, хранится в архиве Лаборатории по проблемам скандинавских стран и Финляндии Петрозаводского государственного университета.


[Закрыть].

Несмотря на трудности с продуктами, многие люди, особенно семейные, переставали посещать общественные столовые, пытаясь прокормиться сами[282]282
  НАРК. Ф. 3. Оп. 2. Д. 790. Л. 9.


[Закрыть]. Первое время существенным подспорьем для иммигрантов были магазины Инснаба. Всесоюзная контора по снабжению иностранцев (Инснаб) была создана в 1932 г., главным назначением этой организации было обеспечение дефицитным продовольствием и промышленными товарами иностранных рабочих, приехавших на многочисленные стройки первой пятилетки. Это было необходимо прежде всего из политических соображений, в том числе с целью пропаганды образа СССР за рубежом[283]283
  О советской культурной дипломатии, включавшей в себя рекламу образа СССР за рубежом, см.: David-Fox М. Showcasing the Great Experiment: Cultural Diplomacy and Western Visitors to the Soviet Union 1921-41. Oxford: Oxford University Press, 2011.


[Закрыть], в то время как страна жила в условиях карточной системы. Огосударствление и централизация экономики на рубеже 1920-1930-х гг., разрушение рыночных отношений периода НЭПа, утверждение централизованного распределения, что руководство страны считало необходимым для осуществления индустриализации, в конечном итоге привели к продовольственному кризису и карточкам. Стихийное распространение карточной системы распределения хлеба началось в стране с 1928 г., а с 1929 г. закрытое нормированное распределение многих продуктов и товаров существовало уже в большинстве городов. В начале 1931 г. Политбюро ввело всесоюзную карточную систему на основные продукты питания и непродовольственные товары и определило единые принципы распределения и нормы, действовавшие по всей стране. Карточки выдавались только тем, кто трудился в государственном секторе экономики, а также их иждивенцам. Вне государственной системы снабжения оказались крестьяне и лишенные политических прав («лишенцы»), составлявшие более 80 % населения страны. Снабжение тех, кто получал карточки, представляло сложную иерархию групп и подгрупп и зависело от близости к индустриальному производству. С начала 1931 г. в стране существовало четыре списка снабжения (особый, первый, второй и третий), преимущества в снабжении имели особый и первый список, куда вошли ведущие индустриальные центры страны. Жители Карелии по этой иерархии снабжались по второму и третьему спискам и должны были получать из центральных фондов только хлеб, сахар, крупу и чай, к тому же по более низким нормам, чем жители городов особого и первого списков. Остальные продукты должны были обеспечиваться им из местных ресурсов, которые были весьма скудны. Словом, вопреки официальной пропаганде советское бескризисное общество в мирные годы первой пятилетки жило в условиях, которые некоторые нации не испытали даже в периоды мировых войн[284]284
  Подробнее см.: Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия».


[Закрыть]. И в этих условиях иностранных рабочих надо было убедить в том, что, в отличие от рыночной экономики, не дающей гарантий благополучия завтрашнего дня, социалистическая экономика гарантирует прожиточный минимум и определенное социальное обеспечение на завтрашний день. Такой гарантией и стал Инснаб, который просуществовал до 1935 г., до отмены карточной системы.

Нормы снабжения иностранных рабочих и специалистов существенно отличались от местных карточных норм, хотя к середине 1930-х гг. эти различия постепенно нивелировались. Тем не менее каждый переселенец имел право на приобретение в течение месяца определенного количества продуктов питания по низким ценам. Табл. 1 представляет инснабовские нормы в Карелии осенью 1932 г. Для сравнения нормы снабжения советского населения по второму и третьему спискам (1931 г.) приведены в табл. 2.

Таблица 1

Нормы продовольственного снабжения в Инснабе для иностранных специалистов и рабочих. Осень 1932 г.

Источник: НАРК. Ф. 3. Оп. 2. Д. 791. Л. 104. По хлебу, молоку и папиросам – нормы дневные, остальные – месячные.

Инснабовские нормы были предметом зависти у местного населения, таких льгот не имевшего. Однако приобрести положенные товары можно было далеко не всегда. Лучшие магазины (в том числе валютные) были в Петрозаводске, в республике же перебои с продуктами являлись нормой, да и паек постоянно уменьшался. В магазинах, складах, столовых Инснаба нормой было расхищение товаров, замена их недоброкачественными или просто плохое хранение в неприспособленных помещениях: «Имеются случаи снабжения иммигрантов недоброкачественными товарами. При магазине Инснаба № 1 в г. Петрозаводске не имеется помещения для хранения мяса, благодаря чему таковое часто портится. В результате недоброкачественных продуктов у многих иммигрантов наблюдаются желудочные болезни»[285]285
  НАРК. Ф. П-1230. Оп. 6. Д. 10. Л. 61.


[Закрыть].

Таблица 2

Продовольственные нормы, по которым снабжалось население КАССР

Источник: Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия». С. 251. По хлебу – нормы дневные, по чаю – годовые, остальные – месячные.

Наконец, очереди были и здесь, многие служащие карельской конторы Инснаба не владели финским языком, контора не занималась созданием собственной продовольственной базы, довольствуясь тем, что поступало из центра[286]286
  НАРК. Ф. П-3. Оп. 3. Д. 41. Л. 1–3.


[Закрыть].

В мае 1932 г. в ведение Инснаба были переданы столовые для иностранных рабочих, что привело к удорожанию питания почти в полтора раза и вызвало серьезное недовольство переселенцев[287]287
  НАРК. Ф. Р-690. Оп. 1. Д. 22/254. Л. 53.


[Закрыть]. В целом нареканий на работу этой организации, призванной снижать напряженность среди иностранцев, было очень много, что с тревогой констатировали даже органы безопасности:

Переход столовых инрабочих в полное ведение Инснаба вызвал массу разговоров, недовольств и вопросов, до сих пор не разрешенных. В Матросах, кроме 300 инрабочих, имеется около 10 ч[еловек] перебежчиков, которые до мая месяца столовались вместе с инрабочими. Инснаб же, взяв столовую под свое ведение, категорически потребовал исключения указанных 10 перебежчиков из столовой, несмотря на коллективную просьбу инрабочих, заявивших о своем желании из своих пайков кормить этих 10 человек, чтобы для таковых не открывать новой столовой. Однако Инснаб не согласился, и ныне в Матросах существует две столовые (как их называют инрабочие, одна для «господ», вторая для «пролетариев»). Кроме того, в прошлую зиму для каждой бригады и группы рабочих, работающих на л[есо]заготовках, на месте работ в лесу была обеспечена горячая пища. Инснаб же категорически отказывается открывать в лесу столовую менее чем на 60 человек, а группы рабочих в лесу представляют 15–20 чел[овек] и не более 30 ч[еловек]. Данный вопрос до сих пор не разрешен и нервирует рабочих. Плохо обстоит вопрос с переброской Инснабом продуктов на места, например: в Ухте, где ныне имеется около 250 чел[овек] инрабочих и их семей, магазин Инснаба имеет продуктов из расчета 70 чел[овек] и то только на 4 месяца[288]288
  Подобные запасы были необходимы, поскольку в течение весенних месяцев значительная часть северной Карелии, в том числе Ухта, оказывалась практически без транспортной связи с остальной Карелией.


[Закрыть], причем отсутствуют первоочередные продукты, как то: крупа, макароны, мука, мясо и др. Имеется со стороны инрабочих недовольство на нечуткость и бюрократизм Инснаба. В Ухте один работник является уполномоченным Инснаба, приказчиком, зав. складами и бухгалтером-счетоводом, в связи с чем не сумеет справиться со всеми этими обязанностями, рабочие для получения продуктов должны стоять в очередях. То же в магазине Инснаба в г. Петрозаводске. Обслуживающий персонал грубо обращается с покупателями[289]289
  НАРК. Ф. Р-690. Оп. 1. Д. 22/254. Л. 54–55.


[Закрыть].

Постоянные перебои в центральном снабжении и неспособность карельской конторы создать собственную продовольственную базу привели к тому, что в январе 1933 г. правительственная комиссия решила пересмотреть списки иностранных рабочих, прикрепленных к Инснабу, оставив в них только высококвалифицированных специалистов[290]290
  Там же. Д. 23/262. Л. 12.


[Закрыть]. Новые списки составлялись формально, без учета мнения руководителей предприятий, часто высококвалифицированные рабочие не попадали в них просто из-за ошибок в переводе названия профессий с финского на русский язык[291]291
  См.: Там же. Л. 12–13, 16, 18, 22, 25.


[Закрыть]. В результате около трети иностранцев остались без дополнительного снабжения. Это решение вызвало весьма бурную реакцию среди переселенцев, во всех организациях состоялись собрания протеста. Вот, например, что говорил на собрании рабочих Петрозаводского авторемонтного завода Ниило Вильпус, приехавший из Детройта: «Теперь, когда инснабовские нормы изъяты, пропитание обходится на 300 руб. дороже, чем раньше. Это заставляет рабочих задуматься об отъезде. На моем столе, например, с момента отмены норм масла не было. Если в капиталистическом обществе человек работает, то ему голодать не приходится. Здесь же – голод каждый день, а мы, рабочие, прибывшие из Америки, не привыкли работать голодными»[292]292
  Там же. Оп. 5. Д. 276. Л. 62.


[Закрыть].

На первых порах многих иммигрантов спасали привезенные с собой доллары. В Карелии было несколько магазинов Торгсина, где за валюту можно было приобрести дефицитные товары. Кроме того, доллары можно было обменять на рубли. Как уже отмечалось выше, курс Торгсина был в несколько раз выше официального, а на черном рынке доллар стоил еще дороже. Как писал родственникам один из иммигрантов, «те, у кого есть американские деньги, ведут более или менее сносную жизнь… Американские деньги очень дороги – за один доллар платят тридцать-пятьдесят рублей…»[293]293
  Kostiainen A. Neuvosto-Karjala ja ‘Kaukaisen idän aromailta’ – Suomalaiskirjeitä Venäjältä ja Neuvostoliitosta // Maitten ja merten takaa: Vuosisata suomalaisia siirtolaiskirjeitä / Toim. E. Kuparinen. Turku: Turun Historiallinen Yhdistys, 1986. S. 250.


[Закрыть] Однако проблему снабжения не всегда можно было решить, даже имея деньги. Очень мучило иностранцев, например, отсутствие кофе, который просто нигде нельзя было купить: «Ты спрашиваешь, можно ли купить на рубли кофе. Я вообще не надеюсь, что он когда-нибудь будет… Конечно, многие ждут, как и я, но это бесполезно. Надо радоваться, что получаем хотя бы черный хлеб. Вот уже два года, как я не пробовала кофе, а о том, что ОНИ едят и что ОНИ пьют, я лучше говорить не буду.»[294]294
  Ibid. S. 242.


[Закрыть]

Камнем преткновения для многих становилась и производственная деятельность. Несмотря на то что в ряде мест у иностранцев условия труда были значительно лучше, чем у местных рабочих (повышенные расценки, лучшие делянки, техническое оснащение), труд, ради которого они ехали в Карелию, не приносил удовлетворения. Адаптироваться к специфическим карельским условиям было очень трудно, на первых порах даже у некоторых высококвалифицированных рабочих выработка была вдвое ниже, чем у местных, – они просто не привыкли к такой организации труда, когда всё приходилось делать самому. Как писали проверяющие, основной причиной невыполнения норм и получения низкой заработной платы иностранными рабочими было то, что они «привыкли работать в высокотехнических условиях производства»[295]295
  НАРК. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 790. Л. 7.


[Закрыть].