Текст книги "Галактический глюк"

– А вот и Лука! – радостно возвестил Сид, направляясь к еще одному странному субъекту, который стоял, привалившись спиной к углу дома.

Виршеплет был невысокого роста, имел круглые щеки, заметно выступающий живот и лысину, ползущую ото лба к затылку. Костюм Луки также трудно было назвать живописным – серый, затасканный свитер, пузырящиеся на коленках тренировочные штаны и армейские сапоги из кожзама с обрезанными голенищами. По всем показателям – не менестрель, а грузчик со склада мороженой рыбы. Единственным, что определяло принадлежность Луки Голослова к славной и древней гильдии уличных певцов, была большая шестиструнная лютня, которую он держал как-то очень уж неуверенно – точно молодой папаша, впервые взявший на руки свое новорожденное чадо.

– Буэнос диаз, Лука! – приветствовал приятеля Сид.

Виршеплет медленно повернул голову и глянул на Сидора из-под полуопущенных век – взгляд у него был не то сонный, не то усталый, не то просто ко всему безразличный.

– Хау, бади, – вяло протянул Голослов.

Казалось, ему было лень не только ворочать языком, но и делать вообще что бы то ни было. В том числе и перебирать пальцами струны лютни.

– Куйдас кяси кяйб, Лука?

Виршеплет дернул самую высокую струну лютни, которая в ответ издала дребезжащий звук, режущий даже ухо, лишенное каких-либо претензий на музыкальный слух. Вместо того, чтобы ответить на заданный вопрос насчет того, как, мол, жизнь, Лука коснулся указательным пальцем колка лютни – вроде бы собирался подстроить струну, но в последний момент передумал – и произнес равнодушным голосом:

– А я мозговал, ты в тюряге.

– Тюряга не для меня, – высокомерно улыбнулся Сид.

– Ну, рад за тебя, бади, – сказал Голослов. – Индид, рад.

Но не было при этом радости в голосе виршеплета. И даже более того – наклонил Лука голову и обтрепанным рукавом – вроде как незаметно, а на самом деле – самозабвенно играя на публику, смахнул скупую мужскую слезу.

– Эй, а с тобой-то шо за беда приключилась? – всерьез встревожился за приятеля Сидор.

Вениамин не стал демонстрировать свое отношение к происходящему, хотя глядеть на нелепое представление, которое устроил Голослов, было просто смешно. Понятное дело: для того чтобы творить, виршеплет должен страдать, но нельзя же в поисках мнимых страданий опускаться до столь дешевого лицедейства! В конце-то концов! Страдать тебе хочется, так завались в кабак да напейся в стельку. На следующий день получишь все сполна – муки как душевные, так и физические.

– Беда у меня, брат, – обреченно вздохнул Лука. – Ханум от меня ушла.

– Якая? – участливо поинтересовался Сид. – Та, черненька, с родинкой на носу?

– Найн, – удрученно качнул головой Лука. – Ту я сам прогнал. А эта – китаяночка, – Голослов восторженно закатил глаза. – Миниатюрная, что твоя фарфоровая статуэтка!

Вениамин не удержался и прыснул в кулак – надо же, какую оригинальную метафору нашел виршеплет!

– А шо так? – поинтересовался Сид.

– Все тот же проклятый квартирный вопрос! – Лука со злостью дернул струны лютни, заставив инструмент стонать и плакать. – Интерфонная будка, ведаешь ли, ее не устраивает! Тесно, разумеешь ли, в ней!

– Ну-у-у…

Сид явно не знал, что сказать. Быть может, ему и самому интерфонная будка казалась не совсем подходящим жильем для семейного человека?

Послушав это «ну-у-у», Вениамин решил, что пора положить конец бессмысленному и не в меру затянувшемуся разговору. Сид собирался поставить Луку в известность о том, что он снова на свободе. Что ж, он уже сделал это.

– Ара, инц лясир, мэнш молодой, – обратился к виршеплету Обвалов. – Мы уже разумеем, сколь много страданий пришлось вам пережить. Но, мозгую, как истинный вагант, вы уже переплавили свою боль в могучий стих?

Лука медленно повернул голову и посмотрел на Вениамина так, будто только что его заметил.

– Хто этот мэнш? – спросил он у Сида.

– Вениамин Ральфович, мой сыбер, – представил Обвалова Сидор. – Мы с ним вместе в «Ультима Эсперанца» сидели.

Молодец парень, хоть про побег не брякнул, подумал Вениамин. Но, вопреки его опасениям, Лука никак не отреагировал на упоминание о тюрьме. Он только спросил у Вениамина:

– Тебе вирши любы?

– Ужасно, – ответствовал Вениамин. – Но, к сожалению, сам я даром виршеплетства не обладаю. Поэтому стараюсь не упускать случая послушать вирши в исполнении истинных мастеров художественного слова.

Как ни странно, тирада Вениамина, насквозь пропитанная лестью и ложью, произвела самое благоприятное впечатление на виршеплета. Лука приободрился и поудобнее перехватил лютню.

– Ну шо ж, могу исполнить кое-что из недавно написанного.

Голослов провел пальцами по струнам, и Вениамин невольно поморщился. Понятное дело, умение играть на музыкальном инструменте для виршеплета не главное, но для начала можно было хотя бы попросить кого-нибудь настроить лютню.

А потом Лука запел:

 
– Земной свой кыр барабез лишь на четверть,
Я закатился в глючный кауплус,
И луз мой клевый кыр на Бейкер-штрассе, —
 

тянул он протяжно и нудно.

– Замечательно! – захлопал в ладоши Вениамин, дабы положить конец дьявольскому песнопению. – Великолепно!

Оборвав песню, Лука удивленно воззрился на слушателя. Должно быть, у него давно не было столь благодарной публики.

– Я получил истинное наслаждение, – заверил виршеплета Вениамин. – Но, мне кажется, шо я уже где-то это слышал. Твои песни, часом, не исполняют другие менестрели?

– Только не эту, – уверенно мотнул головой Лука. – Я написал ее сегодня ночью.

– Ну, значит, какие-то схожие мотивы, – смущенно улыбнулся Вениамин. – Сид, – ласково посмотрел он на своего спутника, – не пора ли нам двигать отсюда? Твой сыбер теперь в курсе, шо ты на свободе, хай и виршами его мы уже успели насладиться сполна.

– Индид, Лука, – Сид развел руками, как будто извиняясь за что-то перед виршеплетом. – Бизнес у нас.

Плечи Голослова опали, голова опустилась, руки едва не выронили лютню.

– Разумею, – не произнес, а простонал он. – У всех свой бизнес, и никому нет бизнеса до невзгод виршеплета.

– Ты не прав, Лука, – попытался укорить приятеля Сид.

– А, – безнадежно махнул рукой Голослов. – Пойду напьюсь.

Вениамин вздохнул с облегчением: наконец-то виршеплет принял правильное решение.

– Только сначала схожу к дому Су Инь и пропою под ее окном серенаду.

Вениамин едва не выругался в полный голос. Нет, что ни говори, а бездарные виршеплеты – люди не от мира сего. В смысле – очень подозрительные и странные типы.

– Мув, Сид! – уже не позвал, а потребовал Вениамин. – Или ты намерен здесь до вечера остаться?

– Хай, нам идти-то всего, – Сидор махнул рукой, указывая на дом, стоящий на другом углу перекрестка.

Вениамин недоуменно уставился на здание, похожее скорее на богадельню, нежели на питейное заведение.

– Это – кабак?

– Хай, – кивнул Сидор.

– «Бивис и Батхед»?

– Индид.

– А пуркуа вывески найн?

– А на фига? – пожал плечами Сид. – Когда и так все знают, шо это кабак «Бивис и Батхед».

Логика типичная для Желтых Кирпичей.

– Но то цо, мы идем или найн?

– Хай, Лука, – снова обратился к приятелю Сидор. – Ты Канищеффа сегодня не видел?

– Як же, не видел, – с обидой в голосе проскулил Голослов. – Я ему сегодня утром полчаса вирши заспевал, а он, зараза, так и не раскошелился. Хотя плясать-то плясал – як завсегда.

– И куды он потом?

– Вестимо, куды, – Лука грифом лютни указал на здание, в котором, по словам, Сидора находился кабак. – Як в кабак завалился, так боле и не вылезал.

– Аригато, Лука, – Сидор ободряюще потрепал виршеплета по плечу. – Не грусти, будет и на нашей штрассе пати.

– Хазер, – мрачно буркнул в ответ Лука. – А ты, мэнш, – обратился он к стоявшему в стороне Вениамину, – грошей виршеплету не подкинешь?

– Хиллос подаст, – процедил сквозь зубы Вениамин. – И хай пребудет с тобой Оллариу.

Сказал и пошел, держа курс на дверь кабака.

– Гуторь, Вениамин Ральфович, – обратился к Обвалову догнавший его Сид. – Тебе вирши Луки индид любы?

– Смеешься?

– А-а… – Сид озадаченно почесал затылок. – А мне показалось, шо любы.

– Где ты познакомился с этим нищим духом?

– Хай здесь же, на углу, – Сид снова поскреб в затылке.

– И на фига он тебе?

– Ну як же… – словно ища ответа, Сид растерянно повертел головой по сторонам. – Он же, як ни як, виршеплет… Ну, того, в смысле, – талант.

– Таланта в нем ни на грош, – уверенно заявил Вениамин.

– Ну, это ты зря, – обиделся за друга Сид.

– Хай, какое там, – буркнул Вениамин, продолжать спор он не имел ни малейшего желания. – Сюда, шо ли? – спросил он, взявшись за ручку обшарпанной двери.

Сид молча кивнул.

Вениамин распахнул дверь и, сделав всего лишь шаг, оказался в мрачном полутемном помещении, похожем на ружейный ящик. Три окна по правую руку, выходившие на улицу, были заклеены пленкой, имитирующей витражи, да такие, что при одном лишь взгляде на них хотелось закрыть глаза. Или уткнуться взглядом в кружку пива – может быть, в этом как раз и состоял тайный замысел безвестного дизайнера? В дальнем конце находилась стойка с тремя пивными кранами и составленными горкой высокими стаканами. За стойкой, подперев щеку кулаком, дремал толстомордый бармен. Меж дверью и стойкой были втиснуты шесть небольших круглых столиков – по три с каждой стороны, – покрытых одноразовыми скатерками. На каждом столе – стандартный набор со специями, подставка с салфетками и стаканчик с зубочистками. На потолке медленно вращался большой пятилопастный вентилятор, – и где только такой откопали эти самые Бивис и Батхед? – вроде как разгоняя тяжелый, застоявшийся дух не самого лучшего пива и кислой отрыжки.

Посетителей в кабаке было немного. Троица, сидевшая в углу за столом с батареей пустых стаканов, что-то оживленно и громко обсуждала. Правда, о чем шла речь, разобрать было невозможно: слова тонули в жуткой какофонии звуков, вываливающихся из трех подвешенных под потолком динамиков. Еще один посетитель сидел за столиком в одиночестве, сложив руки перед собой и пристально глядя на стакан, в котором пива оставалось еще примерно на три глотка. Одет он был в темно-синий комбинезон, какие обычно носят ремонтники да подсобные рабочие, – ничего примечательного, если не считать того, что весь комбинезон, точно шкура леопарда, был покрыт черными маслянистыми пятнами. А вот внешность у человека была весьма приметная. Лицо его выглядело так, словно по нему проехался каток, – большой нос был расплющен и свернут налево, правый угол рта начинался едва ли не от носа, а левый расползался по скуле, почти касаясь уха, левый глаз также казался значительно больше своего соседа, к тому же правый почти полностью закрывало распухшее, воспаленное веко. Довершал асимметричную картину роскошный малиновый карбункул на левой щеке. Ушей видно не было – их прикрывали расчесанные на прямой пробор сальные волосы цвета подгнившей соломы, – но, не боясь проиграть, можно было биться об заклад, что левое ухо странного типа больше правого. А вот о возрасте его ничего определенного сказать не удалось бы – уродливая деформация лица стирала всякое представление о годах.

Едва взглянув на человека с перекошенным лицом, Вениамин тут же решил, что это и есть тот, кто ему нужен. Не дожидаясь, когда Сидор подтвердит его догадку, он подошел к столу, за которым сидел уродец, и, наклонившись, негромко спросил:

– Мсье Канищефф?

Не повернув головы, уродец скосил на Вениамина один большой левый глаз. Левый край рта дернулся, точно перед плевком. И выплюнул:

– А не пойти ли тебе в жопу, мэнш? До моей смены еще пять часов. И як я за это время протрезвею – не твоя забота. Алес! – кулак урода хлопнул по столу так, что баночки для специй тихо звякнули.

– Я тоже рад тебя видеть, мсье Канищефф, – Вениамин улыбнулся и уселся за стол напротив пьяного чистильщика. – Но ты ошибаешься – я не инспектор. Я здесь для того, шобы сделать тебе предложение, от которого, мозгую, ты не сможешь отказаться.

Не глядя на Вениамина, Жан-Мари Канищефф взял стоявший перед ним стакан и залпом допил остававшееся в нем пиво. Донышко стакана звучно стукнуло по столу, а Канищефф удовлетворенно крякнул. Или все же неудовлетворенно? Вениамин пристально посмотрел в открытый глаз чистильщика.

– Ну, шо пялишься? – лицо Канищеффа исказила безобразная гримаса, которая, по-видимому, должна была изображать ухмылку. – Добавить треба!

– Сид, – обратился к стоявшему неподалеку парню Вениамин. – Будь любезен, закажи нам с мсье Канищеффым по стакану ылу.

Вывернув шею под углом, невозможным для нормального человека, Жан-Мари одним глазом уставился на Сида.

– Ха! – гаркнул он и снова вмазал по столу кулаком. Похоже, для него это был привычный способ выражения эмоций. – И Сидор здесь! Куйдас кяси кяйб, бади? Як вита, як сам?

Канищефф протянул руку, чтобы дружески потрепать Сида по плечу, но, неприязненно глянув на чистильщика, парень сделал шаг назад.

– Чем расплачиваться будем? – мрачно глянул он на Вениамина. – У меня грошей найн.

– Ну а какой тогда спич, коли грошей найн! – с удрученным видом развел руками Жан-Мари.

– Держи, – Вениамин протянул Сидору пластиковую карточку.

Сид удивленно посмотрел на средство оплаты, оказавшееся у него в руках. Стандартная карточка на предъявителя. Счет в «Оллариу-банке». Все голограммы и коды вроде как на месте. Сидор перевел задумчивый взгляд на Вениамина. Откуда у него карточка? При обыске в тюрьме все документы и платежные средства должны были забрать… И ведь прежде никому еще не удавалось сбежать из «Ультима Эсперанца»… В голове у Сида мелькнула не до конца оформившаяся мысль: а что, если Обвалов тайный агент джанитов? И если так, то что ему нужно?..

Процесс формирования мысли был прерван вопросом Вениамина:

– Инчэ, Сид? Тебе карточка не люба?

Парень еще раз перевернул кредитку двумя пальцами.

– Хай, вроде як все в порядке.

– Но то цо?

Пытаясь передать невероятно сложную гамму чувств, Сид двинул бровями. И не нашел ничего лучшего, как сказать:

– Тогда я и себе ылу возьму.

– Рано тебе еще, – осадил Вениамин. – Соку купи.

– Хай? – обиженно насупился Сид. – На Мусорный остров, значит, не рано, а ылу стакан – рано?

– Я тебя на Мусорный остров не отправлял, – резонно возразил Вениамин.

– И шо с того?

– Тебе сколько роков?

– Двадцать один!

– Не тренди.

– Кирдык, восемнадцать.

– Ну вот як исполнится двадцать один…

– Ну так иди и сам покупай себе ылу!

Сид кинул кредитку на стол, сел к Вениамину спиной, демонстративно сложил руки на груди и вытянул ноги в проход. Вениамин молча созерцал стриженый затылок парня. С одной стороны, задачу свою Сидор выполнил и вроде как был уже не нужен. Но, если подумать, черт знает, какие еще сюрпризы могла подкинуть чудная оллариушная жизнь на Веритасе?

– Давай я за киром схожу, – предложил Жан-Мари. – Мне не в падлу.

Вениамин стукнул краем карточки по столу и с сомнением посмотрел на Канищеффа.

– Не советую, – по-прежнему глядя на соседний столик, угрюмо произнес Сид. – Он у тебя с карточки все, шо есть, снимет и на свой счет в кабаке запишет.

– Ты шо, бади! – взвился Канищефф. – Хай мне!.. Хай меня пчелы покусают!..

– А то я тебя не ведаю, – с чувством собственного превосходства усмехнулся Сид.

Вести переговоры с Канищеффым, не поставив ему предварительно выпивку, явно не имело смысла.

– Ладно, – поднялся со своего места Вениамин. – Сам схожу.

– Валяй! – с готовностью согласился чистильщик. – Только мне бы еще и водочки. Можно даже паленой: я мэнш без претензий.

Сид ничего не сказал – злорадствовал молча.

– Буэнос диаз, – подойдя к стойке, вежливо поприветствовал бармена Вениамин.

Подняв опущенные на глаза веки, бармен равнодушно посмотрел на посетителя.

Вениамину взгляд его не понравился.

– Ты хто? – поинтересовался Вениамин уже в более развязной манере. – Бивис или Батхед?

– Не тот и не другой, – ответил бармен скрипучим голосом. – Я – ИскИн восьмого поколения.

Вениамин перегнулся через стойку – у бармена отсутствовали ноги. Туловище ИскИна было закреплено на круглой вращающейся станине, которая могла передвигаться вдоль стойки.

– И давно ты здесь? – уже с сочувствием поинтересовался Вениамин.

– С тех пор, как с корабля списали, – ответил ИскИн.

– Скучно, поди?

– Скучно, – согласился ИскИн. И тут же добавил: – Но я не жалуюсь. Других ИскИнов моей серии вообще на реконструкцию отправили.

– Так что ж, повысили бы ай-кью, и снова на прежнее место.

– А тебе ай-кью когда-нибудь повышали?

– Да мне это вроде как ни к чему, – улыбнулся Вениамин, приняв слова ИскИна за шутку.

– Вот то-то и оно, – ИскИн неплохо сымитировал тяжелый вздох. – А кто знает, что со мной станет после того, как в мозгах у меня техник покопается? Может быть, после этого я буду уже не я?

– А так торчишь в кабаке на паршивой планетке, – возразил Вениамин.

– Ну и что? – с вызовом вскинул подбородок ИскИн. – На то, чтобы гроши считать, мне мозгов хватает!

– Ну и черт с тобой! – обозлился вдруг на несговорчивого ИскИна Вениамин. Что за день сегодня такой – все с ним спорят! – Заказ прими.

– Запросто, – отозвался ИскИн и, точно заправский бармен, взмахнул салфеткой, сметая со стойки несуществующую пыль.

– Здорово ты навострился, – одобрительно хмыкнул Вениамин.

– Конкуренция высокая, – ответил ИскИн-бармен. – Знаешь, сколько нашего брата ежегодно в лом списывают?

– Да сейчас, поди, ни одного восьмого ИскИна в космофлоте не осталось.

– Вот именно, – назидательно поднял указательный палец ИскИн. – Поэтому нужно вертеться, чтобы хозяин не решил вдруг с дуру ума заменить меня на ИскИна более нового поколения, – бармен чуть подался вперед и доверительным тоном спросил: – Говорят, сейчас уже и двенадцатые в реконструкцию идут?

– В дальних колониях двенадцатые еще работают, – ответил Вениамин. – Но там, где народец с запросами, требуются ИскИны не ниже четырнадцатого поколения.

– Вот видишь, – ИскИн произнес это так, будто не ему, а Вениамину грозила реконструкция с целью повышения ай-кью. Вновь взмахнув перед клиентом салфеткой, бармен услужливо осведомился: – Шо пить будем?

– А что посоветуешь?

ИскИн, прищурившись, посмотрел на Вениамина оценивающим взглядом.

– Я по говору разумею, вы не местный?

– Верно разумеешь, – кивнул Вениамин.

– В таком случае лучше не берите ничего.

– А что так?

– А все дерьмо. Более того, – ИскИн вновь перешел на доверительный тон, – в квартале Желтые Кирпичи нет ни одного приличного бара.

– А ты-то откуда знаешь, если все время за стойкой торчишь?

ИскИн усмехнулся:

– Единая сеть поставок.

– И тем не менее, – Вениамин положил на стойку кредитную карточку. – Два раза по пятьдесят водки и два стакана пива, что поприличнее.

– Поприличнее нет, – ответил бармен, вставляя карточку в контрольную щель кассового аппарата.

– Ну что ты мог бы посоветовать?

– Мог бы посоветовать ячменное пиво.

– А что, бывает другое? – удивился Вениамин.

– Бывает гороховое, – начал перечислять бармен. – Бывает…

– Алес, хватит, – прервал его Вениамин. – Наливай ячменное. Два… Нет, пожалуй, лучше три стакана.

ИскИн проворно собрал заказ. Получив назад кредитную карточку, Вениамин взял со стойки поднос со стаканами и рюмками и быстренько переправил его на столик.

Окинув алчущим взором то, что стояло на подносе, Жан-Мари в предвкушении потер руки:

– Хай это просто праздник какой-то!

– Угощайся, – сделал приглашающий жест рукой Вениамин.

Канищефф не заставил просить себя дважды. Подхватив с подноса рюмку водки, он поднял ее до подбородка, выставив при этом локоть в сторону под прямым углом, и радостно провозгласил тост:

– Ну, значица, оллариу, сыберы! – и тут же выпил.

Глядя на то, как сморщилась его и без того перекошенная физиономия, Вениамин с запоздалым сожалением подумал о том, что не взял ничего закусить. Но Канищеффу закуска не требовалась. Стукнув донышком пустой рюмки по столу, он игриво подмигнул Вениамину здоровым глазом, подхватил стакан пива и разом осушил его наполовину.

Вениамин взял второй стакан пива себе, а третий поставил перед Сидором:

– Шо это ты? – подозрительно глянул на Вениамина Сид.

Не имея желания выяснять отношения еще и с парнем, Вениамин лишь слегка поморщился и сказал:

– Хочешь – пей, не хочешь – отдай Жану-Мари.

– Точно! – обрадовался чистильщик. – Давай мне!

– Перебьешься, – недовольно буркнул Сид и ухватил стакан рукой.

Вениамин осторожно попробовал пиво, подозрительно светлое на цвет. Не сказать чтобы содержимое стакана вкусом было похоже на мочу, но и тот благородный напиток, что в понимании Вениамина должен именоваться пивом, оно ничем не напоминало.

– Ну, еще по одной! – радостно возвестил Канищефф и потянулся ко второй рюмке водки.

– Э, найн! – опередив его, Вениамин прикрыл рюмку ладонью.

Лицо Жана-Мари обиженно вытянулось:

– А шо так?

– Сначала о бизнесе погуторим.

Канищефф посмотрел сначала на ладонь, под которой пряталась заветная рюмка, потом на Вениамина – чтобы окончательно убедиться в том, что без разговора, на котором настаивал клиент, водки он не получит, – и обреченно вздохнул:

– Ну, давай о бизнесе.

– Ты, як я слухал, в космопорте робишь, – начал Вениамин.

– Точно! – с гордостью выпятил грудь чистильщик. – У нас, у Канищеффых, это семейная традиция! И отец мой в космопорте робил, и дед робил. И дядька мой, пока с катушек не слетел, тоже там же гроши зарабатывал.

– Выходит, ты там мэнш большой? – решил польстить собеседнику Вениамин.

– Ну, большой не большой, – не стал врать Канищефф. – Но бизнес свой ведаю. И начальство меня уважает.

Сказав это, Жан-Мари снова кинул взгляд на рюмку с водкой. Вениамин понял, что пора переходить к делу.

– А можешь в обход комендатуры провести меня в космопорт?

Канищеффа вопрос как будто даже не удивил.

– Могу, индид, – лицо чистильщика скривилось в безобразной усмешке. – Хай только робить этого не стану.

– А шо так?

– А на хрена мне проблемы с начальством?

– А за бакшиш?

– За бакшиш? – Канищефф задумчиво подергал себя за кончик уха, после чего многозначительно шмыгнул носом.

Вениамин все правильно понял и убрал ладонь от рюмки.

Лицо Канищеффа скривилось в довольной улыбке. Чистильщик понял, что эта рюмка его и уже никто не посмеет ее у него отнять. Поэтому и руку за рюмкой он протянул демонстративно медленно, почти картинно. Поднеся рюмку к подбородку, Канищефф сделал глубокий вдох, на пару секунд задержал дыхание, после чего произнес традиционное:

– Ну, значица, Оллариу, сыберы!

И в тот же миг рюмка опустела.

Канищефф довольно крякнул и запил водку пивом.

– Так як насчет бакшиша? – напомнил Вениамин.

– Ну, это, значица, смотря якой бакшиш, – солидно изрек Жан-Мари.

– Хороший бакшиш, – заверил Вениамин.

– А у меня ылу кончилось, – обиженным голосом пожаловался Канищефф.

Вениамин бросил взгляд на Сида. Парень молча протянул руку, взял у Вениамина кредитную карточку и пошел к стойке, за которой, как и прежде, делал вид, что дремлет, списанный с корабля ИскИн восьмого поколения.

– Горохового ылу возьми! – крикнул вслед парню Жан-Мари. – Оно хоть и вонючее, но зато забористое! – И сразу, без паузы: – А шо тебе треба в космопорте? – это уже был вопрос, обращенный к Вениамину.

– Ара, у меня там флаер стоит. Почтовик.

– Ха! – воодушевленно хлопнул ладонью по столу чистильщик. – Выходит, это твоя «Пинта»?

– Слухал уже?

– Хай не токмо слухал, но и самолично глазел. Ее же, почитай, цельные сутки, как вскрыть стараются.

– Ну и як?

– Найн, – качнул головой чистильщик. – Не вскрыли.

– Флаер все на том же месте?

– А куда он на хрен денется?

– Можешь помочь мне незаметно добраться до флаера?

К столу подошел Сид, вернул Вениамину кредитку и поставил перед Канищеффым стакан пива.

Чистильщик сделал глоток, причмокнул губами и оценивающе посмотрел на Вениамина.

– Гуторят, у тебя на флаере контрабанда?

– Хай, – не стал отказываться Вениамин. – Вирджинский табак с Тютюна-шесть.

– Значица, слухай, – Жан-Мари Канищефф основательно припечатал ладонь к столу. – К флаеру я тебя проведу так, шо ни одна сволочь не заметит. Но за это, – чистильщик сделал паузу, дабы придать вес тому, что собирался сказать, – ты, – он направил указательный палец на Вениамина, – отдашь мне, – Канищефф ткнул палец себе в грудь, – один! – указательный палец чистильщика взлетел вверх, – один бэг табаку. – Жан-Мари взмахнул раскрытой ладонью над столом. – Я все прогуторил и повторяться не стану.

«Милый ты мой, – едва не расплылся в улыбке Вениамин. – Был бы ты чиф-комендантом космопорта!..»

– Идет.

Жан-Мари сразу заговорил по-деловому:

– Значица, так, смена моя начинается в восемь. В девять ждите меня возле большого мусоросборника. Сидор ведает, где это. А сейчас мне треба еще сто граммов водки и стакан горохового ылу.