Текст книги "Флора и разные истории"

9

– Почему в городе тишина до сих пор? Никто с того дня не пытается работать.

– Да. Хотя открыли… открыли пару ангаров, но это бесполезно, – заплетался Эрл. Он был немного пьян и говорил чуть не плача. – Мы теперь обречены. Мне тут один старичок сказал, с отопительной, что в Управе уже знают. Ты думала, почему к нам вот никто не едет ремонтироваться? Да, все всё знают. Наверное, это такое умение коллектива – ничего не можем скрыть друг от друга.

Лара осматривала его рабочее место: промасленные перчатки, съёмник подшипников, баллончик «жидкого ключа», домкрат, инструменты, которые она знала с детских лет.

Ангар пустовал, никого, кроме них двоих, тут не было.

– У тебя есть хоть какие-нибудь мысли?

В ответ Эрл молчал. Он пил что-то из бутылки.

– Мысли какие-нибудь имеются? – спокойно переспросила Лара. Он не ответил. Тогда она ответила сама себе:

– Нужно думать, а не просто ждать.

– Я всё продал. Я думаю, что нужно повысить индекс эффективности как можно больше. Теперь… – он отпил. – Да, они могут! Могут сократить не всех. Сократят тех, у кого индекс меньше самого меленького. Либо да, либо нет. Хотя я с современными законами не очень дружу.

Лара теперь ничего к нему не чувствовала, и это не было для неё странным. Вот он пьёт что-то, а ей не хочется пригубить горлышко бутылки.

– Я продал электронного помощника, чтобы ещё больше денег было и индекс повысился.

Лара посмотрела на него.

– Тебе не кажется, что ты поступил плохо? – нашла она твёрдость в своём голосе. Но тут же отвернулась и посмотрела на вечер за окном.

Он не ответил, только отпил.

– Я не думаю так, – сказал он тихо, в интонации извинения.

Она продолжала наблюдать за вечером.

– Я не думаю так, – проговорил он громче, в интонации утверждения.

– Не важно, – прошептала она в окно, словно всем на свете.

Эрл выпил. Губы и горло Лары отчего-то сохли, будто Эрл с каждым глотком высушивал её.

– А помнишь, – сказала Лара туда же, в окно, – как мы с тобой… Ты палец себе распорол, а я тебя лечила. В детстве. Ты порезался, когда первый мотоцикл свой учился собирать.

Голос её был выражен той глухотой и пустотой, с которой отвечает на удар пустой пластиковый бидон.

Эрл ничего не сказал. Она посмотрела на него, и ему стало ужасно совестно от этого воспоминания, как только бывает совестно пьяному человеку.

– А сколько у тебя, какой индекс? – спросил он.

Лара посмотрела ему в глаза.

– Пять два ноль шесть. Это мало очень, – сказал он словно захлёбываясь.

Она глубоко вздохнула.

– Ты только не забывай, – вдруг со злом сказала она, – что я не была со всем коллективом тогда. Я ведь в этом не принимала участия, или ты думаешь, что только от праздников я отстранена была? Думаю, что Управа это знает. Как бы она всех вас не сократила, а сбережения ваши не отдала мне. Я-то теперь одна такая, вовремя ко всем пристроилась. Думаю, лучше найти всем вам другой способ оправдаться, чем копить деньги к приезду Управы. Шансы у вас, ребята, совсем… Назвать их совсем мизерными даже не могу.

Её губы раздвинулись в улыбке.

Он посмотрел на неё несчастными глазами. Но для неё это был другой Эрл, безразличный ей.

– Ты, никак, решила меня учить?

Он старался сам отреагировать злом на зло.

– Нет.

Лара взяла с рабочего стола какую-то никелированную деталь и покрутила её в руках, словно ловя солнечного зайчика, хотя солнце давно зашло.

– Плохо это, – заметил Эрл как бы о всём-всём сразу.

– Ладно, я пойду, – она быстро бросила деталь на пол и, пока Эрл невольно смотрел за её падением, отскоком в сторону, хлопнула дверью.

Эрл не окликнул её. Убрал стул, который он поставил ей и на который она так и не присела. Он подождал, пока пройдёт время, необходимое, чтобы далеко уйти, и вышел из ангара. Наступили сумерки. Он достал кошелёк. У него было столько денег, что он мог бы поделиться с кем-нибудь без существенного риска для своего индекса. Но эта мысль в последние дни стала для него невозможной.

Он пошёл в сторону соседнего ангара. Навстречу шёл его друг Эрл.

Лара заходила куда-то между ангарами, пробиралась по труднодоступным задворкам. В который раз бродила тут. Прогулка занесла в эти узкие, неудобные для больших компаний места какого-то человека. Он прошёл очень близко, потёрся рукавом о её плечо, но не обратил на Лару никакого внимания.

В одном из сложных поворотов, ведущих к тупикам, метался дневной, прогретый солнцем ветерок, – он не мог совершить крутой разворот или оттолкнуться от стены, чтобы выбраться из этой западни. Ветерок сразу спрятался Ларе под одежду, и её немного погрело его воздушное тепло, пока она прошла трудный участок. Когда вышла к прямым и широким улицам, он вырвался и улетел.

Стало прохладней. Захотелось постоять у огня. В обозримом пространстве костров не жгли. Лара остановилась, огляделась и поняла, где сейчас находится. Рядом с ней, под забором, в свете фонаря лежал труп кошки. В мёртвом теле кишели черви, как лужа под дождём.

Она отвернулась и пошла по направлению к своему дому, хотя и туда ей идти не хотелось.

Кто-то свистнул громко и близко. Она оглянулась, посмотрела по сторонам – кругом ни души. Ветерок притащил у кого-то украденный платок – в благодарность за помощь.

Быть частью коллектива или одиночкой, – она не ощущала особой разницы. Появилась лёгкость, словно до предела выдохнула всю тяжесть из себя. Но всё-таки ей стало немного хуже. Она поняла, что Эрла больше не любит. Это её не удивило, не расстроило и не обрадовало. Сама же хотела. К судьбе богатого Эрла-ивлевца относилась равнодушно. Но почему-то она не была напугана тем, что приедет Управа и всех сократят и погубят. Я слишком безразлична, подумала она.