Текст книги "Юрий Всеволодович"

Год 1213
Владимир. – Река Ишня. – Москва

Зима 1212/13 года принесла новые неприятности князю Юрию Всеволодовичу. Его девятнадцатилетний брат Владимир, не удовлетворившись княжением в Юрьеве, окончательно рассорился с ним и перебежал на сторону Константина, а затем «изъездом», то есть неожиданно, захватил Москву – город Юрия Всеволодовича. А вот другой его брат, семнадцатилетний Святослав, напротив, перешёл на его сторону; ему Юрий и передал освободившийся после бегства Владимира Юрьев-Польский. Ситуация становилась всё более запутанной.

Пугали и непонятные небесные явления, наблюдавшиеся над Владимиром:

Из Московского летописного свода конца XV века

…Было знамение на небе 25 марта, в пол-утра: явился над солнцем месяц, и начал быстро расти, и как стал словно луна за три дня до полнолуния, нашло на него облако чер[м]но[29]29
  В Московском летописном своде: «черно»; «чермно», то есть «красно» (что, видимо, правильнее) – из Воскресенской (31. С. 119).


[Закрыть], и постояло немного над луною, и сошло с неё прочь, и снова стал месяц мал; и опять начал полниться, и сделался так, словно за три дня [до полной луны], и опять нашло на него облако такое же, и, постояв немного, сошло, и был опять месяц мал. И было так четырежды. А когда случилось так вчетвёртое, потом уже не было ничего[30]30
  Как отмечают исследователи: астрономы, здесь, по всей вероятности, описывается оптическое явление, получившее название «гало», – возникновение околосолнечного касательного полукруга, как бы прикрывающего солнце (131. Кн. 1. С. 147–148).


[Закрыть]…

Пожар был во Владимире 4 июня; сгорело 200 дворов и 4 церкви: Иоанна Предтечи, Иоанна Богослова, и Илии, и Евпатия.

(40. С. 110)

Но главное, возобновились затихшие было военные действия:

Из Летописца Переяславля Суздальского

…На ту же зиму Владимир Всеволодович не захотел княжить в Юрьеве и бежал на Волок[31]31
  Современный Волоколамск.


[Закрыть], а с Волока на Москву, и сел тут, в городе брата своего Юрия…

В лето 6722 (1213)[32]32
  В Летописце Переяславля Суздальского в данном случае, как и в предыдущей летописной статье, использован ультрамартовский стиль (69. С. 103, 349).


[Закрыть]. Выдана была Ростислава из Новгорода, дочь Мстислава Мстиславича, за Ярослава, сына великого князя Всеволода, в Переяславль Суздальский.

В том же году снова начал Константин войну: отнял у Юрия Соль Великую, а Кострому сжёг; а у Ярослава отнял Нерехту. Услышав же о том, Юрий и Ярослав, собрав полки, пошли опять на Константина к Ростову. И Давыд, муромский князь, пошёл на Константина Юрию и Ярославу в помощь. И, придя, встали у Ростова за рекой Ишней, где и прежде стояли. И повелели Юрий и Ярослав людям своим жечь сёла около Ростова. Услышав же о том, Владимир, брат их, пошёл с москвичами и с дружиной своей к Дмитрову, к городу Ярослава, брата своего, – а Ярослав тогда был у Ростова. Услышали дмитровцы, что идёт на них Владимир, и сами сожгли всё предградие, и затворились [в городе]. Владимир же, придя, не смог им ничего сделать, потому что крепко бились дмитровцы из города. Тогда же хотели Владимира застрелить, и бежал он с полком своим от города, убоявшись брата своего Ярослава; дмитровцы же, выйдя из города, перебили тылы дружины его. Владимир же, ускакав, сел на Москве.

(45. С. 130–131)

Сам князь Юрий, по сведениям Тверского летописного сборника XVI века, стоял в Пужболе – селе в трёх километрах от Ростова (ныне в составе сельского поселения Ишня), а его войско – «за две версты от Ростова, по реке Ишне». В изложении тверского книжника события той войны обросли уже совершенно легендарными подробностями. В составе Константинова войска бился знаменитый «храбр» (богатырь), некогда служивший ещё отцу братьев, великому князю Всеволоду Большое Гнездо, – Александр (Алёша) Попович, побивший со своим слугой Торопом многих воинов Юрия:

Александр же, выходя [из города], многих людей великого князя Юрия побивал, их же костьми накладены могилы великие на реке Ишне и доныне… ибо много людей было с великим князем Юрием; а иные побиты от Александра же под Угодичами[33]33
  Село недалеко от Ростова, на противоположной стороне озера Неро. В летописном рассказе далее упомянуты реки Усия и Уза, но что имеется в виду, неясно.


[Закрыть]… Ибо те храбрые, выскочив на кою-либо сторону, обороняли град Ростов молитвами Пречистой. Многажды ведь князь великий Юрий на братнее достояние приходил, но со срамом возвращался…

(36. Стб. 337)

Не лишено интереса – в том числе и для характеристики великого князя Юрия Всеволодовича – то, как описывает автор Тверской летописи дальнейшую судьбу легендарного ростовского богатыря. Вместе с другими ростовскими «храбрами» Александр Попович участвовал и в битве на Липице, где совершил великие подвиги и где от руки его пали столь же легендарные богатыри князя Юрия – «храбрый Юрята» и «боярин Ратибор». Впоследствии, когда Юрий Всеволодович окончательно завладел владимирским великокняжеским столом (а случилось это в 1218 году), Александр будто бы убоялся, не начнёт ли Юрий мстить ему «Юряты ради, и Ратибора, и иных многих от дружины своей», и решил покинуть Ростов и вместе с другими богатырями перейти на службу к киевскому князю Мстиславу Романовичу, тестю Константина (36. Стб. 337–338). Погибли все они, по версии тверского книжника, в битве с татарами на реке Калке в 1223 году.

Мы уже отмечали, что автор Тверской летописи не по-доброму относился к владимирскому князю. Вот и в этом рассказе – пускай и в скрытой форме – обнаруживает себя такое его качество, как мстительность: ростовские богатыри, служившие и отцу Юрия Всеволоду, и брату Константину, не могут найти с ним общий язык и отказываются ему служить. Но и здесь перед нами всего лишь легенда, возможно, отголосок какой-то былины, обработанной книжником XVI столетия, и принимать её на веру вряд ли стоит. Зато из достоверных, летописных источников мы знаем, что реальные воеводы – противники Юрия и бывшие воеводы его брата Константина – перейдут к нему на службу и займут при нём самые почётные должности (таков, например, воевода Еремей Глебович, возглавивший войско Юрия в походе на болгар в 1220 году и на мордву в 1228-м).

…Взаимное разорение областей: Юрием и Ярославом пригородов Ростова, а воинами Константина – Костромы, Соли Великой (главного поставщика соли для всего княжества) и Нерехты – обессиливало всех участников войны. К тому же в княжестве начался голод. Наверное, сказалось и то, что Ярослав Всеволодович заручился поддержкой сильнейшего из тогдашних князей – Мстислава Удатного, правившего в Новгороде. Когда именно Ярослав расстался со своей первой женой-половчанкой, умерла ли та своей смертью или была пострижена в монахини, летописи не сообщают, но брак с Ростиславой Мстиславной означал для третьего Всеволодова сына союз со всем могущественным кланом смоленских князей Ростиславичей, которые к этому времени добились гегемонии на юге: Ольговичи были разбиты, бежавший из Киева Всеволод Чермный умер, а киевский престол – по согласованию с Мстиславом Удатным – занял его двоюродный брат и тёзка Мстислав (в крещении Борис) Романович, позднее прозванный Старым.

Так между Всеволодовичами опять был заключён временный мир. Больше того, Константин согласился помочь Юрию против мятежного брата Владимира.

Юрий же и Ярослав стояли у Ростова, не пуская полков своих на Константиновы полки и, помирившись с ним, целовали крест между собой. Давыд пошёл к Мурому, а Ярослав – к Переяславлю, а Юрий пошёл к Москве против Владимира, испросив помощь у Константина и у Ярослава. И, придя, осадил Москву, свой город, и послал к Владимиру в город с такими словами:

– Поезжай ко мне, не бойся. Я ведь тебя не съем, ты мне брат!

Владимир же, послушавшись его, выехал к нему. Юрий же договорился с ним на том, что пойти ему на княжение в Русский Переяславль, отчину свою. И пошёл Юрий во Владимир, а Владимир – в Русский Переяславль, и сел в нём [на княжение].

В то же лето был великий голод по всей земле Суздальской. И много зла навёл Господь на нас за беззакония наши: ибо одни ели кору дубовую, а иные мох, а иные солому толкли, а иные конину ели, и в Великий пост. И много людей тогда умерли от голода…

(45. С. 130–131)

Когда именно Южный Переяславль вернулся под власть суздальских князей, летописи опять-таки не сообщают. Возможно, это стало следствием примирения двух Всеволодов ещё в 1211 году, а возможно, что и наоборот – следствием поражения Ольговичей и примирения Ростиславичей с суздальскими князьями.

Надо признать, что Юрий по-доброму обошёлся с братом. Его слова, сохранённые летописцем («…Аз убо тебе не снем, ты мне еси брат свой» – как видим, Юрий умел выражаться и ярко, и образно), с несомненностью свидетельствовали о том, что родственные чувства значили для него больше, чем простой политический расчёт. Но столь же несомненно и другое: уход Владимира на юг ослаблял напряжение внутри княжества.

В дальнейшем Владимир Всеволодович выйдет из-под опеки старших братьев. В 1215 году он женится на дочери черниговского князя Глеба Святославича (брата покойного Всеволода Чермного). Однако судьба его в качестве переяславского князя сложится весьма драматично. В том же 1215 году он попадёт в плен к половцам, проведёт в плену несколько лет и только зимой 1217 года вернётся к братьям. (Как видим, ни его новые черниговские родичи, ни родные братья не торопились вносить за него выкуп.) Константин, ставший к тому времени великим князем Владимирским, передаст ему город Стародуб (ныне село Клязьминский Городок, недалеко от Коврова), в котором Владимир и будет княжить до самой своей смерти в 1228 году.

* * *

Ещё одно событие года оказалось счастливым для Юрия.

Из Лаврентьевской летописи

…Того же лета родился сын у князя Георгия месяца октября в 23-й день, и назвали его Всеволод, а в святом крещении нарекли ему имя Дмитрий.

(27. Стб. 438)

И своё крестильное, и княжеское имя старший сын Юрия получил в честь деда – великого князя Всеволода Юрьевича. Три дня спустя праздновалась память святого Димитрия Солунского, и сам Юрий и его княгиня должны были увидеть добрый знак в том, что их старший сын появился на свет в канун этого особого и для града Владимира, и для княжеской семьи праздника.

Был ли Всеволод первенцем, старшим ребёнком в семье? Трудно сказать. Известно, что у Юрия имелась дочь, которая в 1226 году вышла замуж за галицкого князя Василька Романовича (36. Стб. 346). Исходя из даты замужества, её признают старше Всеволода (79. С. 329). Возможно, так и было. Однако в древней Руси девочек выдавали замуж очень рано, и нельзя исключать того, что эта неизвестная нам по имени дочь Юрия появилась на свет после 1213 года.

Год 1214
Владимир

Из Летописца Переяславля Суздальского

В том же году владимирцы с князем своим Юрием изгнали Иоанна из епископии, за то что неправо творил, а Симона поставили епископом, игумена [монастыря] Святого Рождества…[34]34
  Владимирский монастырь Рождества Богородицы. В рукописи ошибочно: «Святого Рожества Господа нашего Исуса Христа».


[Закрыть] во граде Владимире.

В том же году поставили епископом Пахомия во граде Ростове, бывшего игумена [монастыря] Святых Петра и Павла.

В том же году заложил Константин церковь соборную Святой Богородицы во граде Ростове[35]35
  Это последняя летописная статья, на которой Летописец Переяславля Суздальского обрывается. («Се же бысть лето високостное» – последние его слова, не вполне подходящие к 1214 году, отнюдь не високосному.)
  Каменный ростовский Успенский собор обрушился ещё в 1204 году. Строился новый собор очень долго, простоял неосвящённым почти 20 лет и был освящён лишь в 1231 году при сыне Константина ростовском князе Васильке Константиновиче.


[Закрыть].

(45. С. 132)

Как видим, вражда братьев привела к тому, что единая прежде Ростово-Суздальская епархия распалась на две – Владимиро-Суздальскую и Ростовскую.

Летописец не говорит о том, что явилось причиной ссоры Юрия Всеволодовича с епископом Иоанном и что именно тот «неправо творил». Но очень похоже на то, что причиной его изгнания из Владимира как раз и стало нежелание владыки мириться с разделом епархии и созданием новой епископской кафедры.

Летописи по-разному передают детали произошедшего. Так, согласно Лаврентьевской (ростовской по происхождению), Иоанн удалился в Боголюбов монастырь, недалеко от Владимира. Московский же летописный свод конца XV века сообщает, что бывший владыка, «оставив епископию, ушёл в келию в Суздаль, к Козьме и Дамиану, и был черноризец» (40. С. 110). Неизвестно и то, кто первым – Юрий или Константин – поспешил утвердить своего ставленника в Киеве. Там согласились и с созданием новой епархии, и с обоими кандидатами – можно не сомневаться, что за немалую «мзду» от обоих князей.

Новым ростовским владыкой стал духовный отец князя Константина Всеволодовича Пахомий, постриженник киевского Печерского монастыря и бывший игумен ростовского Петропавловского. Первым же епископом Владимирским стал игумен Симон.

Это был человек далеко незаурядный. Тоже бывший постриженником киевского Печерского монастыря – настоящей «кузницы кадров» древнерусского епископата, он был возведён в игумены ранее 1205 года по воле Всеволода Большое Гнездо и одновременно являлся духовником тяжелобольной супруги князя Всеволода Марии. Суздальский летописец называет его «блаженым, и милостивым, [и] учительным» (27. Стб. 448). В русскую историю епископ Симон вошёл как выдающийся писатель, один из авторов Патерика Киево-Печерского монастыря – одной из самых чтимых книг древней Руси. Основу Патерика составила его переписка с печерским же постриженником Поликарпом, пытавшимся без благословения игумена покинуть монастырь и занять одну из пустующих епископских кафедр. Симон резко обличает столь недостойное инока поведение (1. С. 99—103; 5. С. 354–363) и в этой связи приводит рассказы из жизни прежде бывших печерских монахов; другие рассказы о них же приведены в посланиях Поликарпа печерскому игумену Акиндину. Между прочим, как выясняется из Патерика, Поликарп тоже был хорошо известен князю Юрию Всеволодовичу («Знай, что почитают тебя здесь князь, и бояре, и все друзья твои», – обращается к Поликарпу Симон: 5. С. 355), и тот даже хотел сделать его «сопрестольником» (то есть владычным наместником)[36]36
  В одном из списков Патерика вместо слово «съпрестолник» читается: «наместник» (1. С. 102, прим. 7).


[Закрыть] самого Симона, но Симон отговорил князя.

Да если бы ты был достоин такого сана, я не отпустил бы тебя от себя, – писал Симон Поликарпу, – но своими руками поставил сопрестольником себе в обе епископии – во Владимир и в Суздаль[37]37
  То есть в обе части Владимиро-Суздальской епархии.


[Закрыть], – как и князь Георгий хотел; но я воспрепятствовал ему в этом, видя твоё малодушие

(5. С. 361. Перевод Л. А. Дмитриева)

Симон находился в переписке и с другими образованными людьми, в частности с княгиней Анастасией-Верхуславой Всеволодовной, сестрой Юрия. С самим же великим князем Юрием Всеволодовичем Симон установил самые добрые отношения, считая себя во многом обязанным ему. Не случайно, говоря о Юрии Всеволодовиче, один из летописцев назовёт Симона «его епископом» (40. С. 116). Но, как видно из процитированных выше слов самого Симона, великий князь прислушивался к словам своего епископа и – по крайней мере, в церковных делах – поступал в соответствии с его советами.

Пройдёт несколько лет – и Симон последует за князем в ссылку в Городец на Волгу, а во Владимир вернётся с ним же, с Юрием. Его поддержка во многом окажется спасительной для Юрия.

Из Лаврентьевской летописи

…В том же году родился сын у Константина Владимир, а в святом крещении нарекли ему имя Дмитрий…

В том же году христолюбивый князь Константин заложил церковь каменную в Ростове на своём дворе во имя Святых мучеников Бориса и Глеба.

(27. Стб. 438)

Как считают историки архитектуры, церковь Бориса и Глеба в Ростове, построенная из красного кирпича – плинфы, была возведена той же артелью мастеров, которая строила собор Княгинина монастыря во Владимире (128. С. 136). Позднее, видимо ими же, были возведены ещё две церкви в Ярославле – уделе Константина Всеволодовича: церковь Успения (1215) и собор Спасского монастыря (освящён в 1224-м). Останки церкви Бориса и Глеба – чуть ли не древнейшее сохранившееся сооружение Ростова Великого. Однако увидеть их нельзя: они скрыты внутри вала, на котором возвышается позднейшее здание церкви Бориса и Глеба, XVIII века, ныне наполовину разрушенное.

* * *

К событиям, происходившим в Новгороде, князь Юрий Всеволодович присматривался очень внимательно, хотя пока что они напрямую его не касались.

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

Месяца февраля в 1-й день, в неделю сыропустную, гром был после заутрени, и все слышали; и потом тогда же змея видели летящего[38]38
  1 февраля в 1214 году пришлось на субботу мясопустной недели – последней перед Великим постом. «Змеями» в древней Руси именовали метеоры. Гром, слышанный «по заутрени», замечает исследователь, позволяет думать, что то была не февральская гроза, а «результат взрыва аэролита» (131. Кн. 2. С. 251–252).


[Закрыть].

В тот же день князь Мстислав пошёл с новгородцами на чудь на Ереву[39]39
  Чудь – эсты (нынешние эстонцы). Чудь Ерева (Эрева) – одно из эстских племён, живших по побережью Финского залива. Упомянутый ниже город Воробьин – замок Варболэ в центральной части Эстонии.


[Закрыть], сквозь землю Чудскую, к морю: сёла их разорил и засеки их захватил. И встал с новгородцами под городом Воробьиным, и чудь поклонилась ему. Князь же Мстислав возложил на них дань: и дал новгородцам две части дани, а третью часть [дал] дворянам своим[40]40
  То есть своей дружине.


[Закрыть]. Были же тут и псковский князь Всеволод Борисович с псковичами, и торопецкий князь Давыд, Владимиров брат[41]41
  Всеволод Борисович – сын киевского князя Мстислава-Бориса Романовича Старого; Давыд – вероятно, брат Мстислава Удатного (а также его брата Владимира, впоследствии князя Псковского; впрочем, см. ниже).


[Закрыть]; и вернулись все в здравии со множеством полона.

(22. С. 52–53)

Это был не первый успешный поход Мстислава Новгородского в земли эстов. За два года до этого он ходил с теми же новгородцами на «чудь, рекомую Торму», на крепость Медвежью голову (Оденпе, ныне Отепя), и столь же успешно: взял дань с эстов, «и пришли все в здравии» (22. С. 52). Походы эти были вызваны в первую очередь усилением крестоносной агрессии в земли эстов; продвижение рыцарей из основанного в Риге в 1202 году Ордена меченосцев на восток Прибалтики угрожало владениям Новгорода и Пскова.

Об упомянутом в Новгородской летописи походе на Ереву сохранился рассказ в «Хронике Ливонии». Здесь он, правда, датирован 1211/12 годом.

Когда великий король Новгорода Мстислав услышал о тевтонском войске в Эстонии, – сообщает ливонский хронист Генрих, – он тоже поднялся с пятнадцатью тысячами воинов… и осадил замок Варболе и бился с ними несколько дней. Осаждённые обещали дать ему семьсот марок ногат[42]42
  Здесь соединены единицы немецкой и русской денежных систем. В данном случае, вероятно, 1 марка равнялась 1 ногате и составляла 1/20 новгородской гривны (19. С. 162). Соответственно, Мстислав взял с жителей крепости 7 килограммов серебра. Заметим, что, по сведениям того же Генриха, это почти вдвое больше, чем после успешного похода на Медвежью голову двумя годами раньше (19. С. 119).


[Закрыть], если он отступит, и он возвратился в свою землю.

(19. С. 120. Перевод В. И. Матузовой и Е. Л. Назаровой)

Однако уже в следующем, 1215 году Мстислав Удатной «по своей воле» покинул Новгород и отправился к своей родне в Киев. («Есть у меня дела в Руси. А вы вольны в князьях!» – такие его слова, обращённые к новгородцам, передаёт Новгородская летопись.) И в поисках князя, способного оборонять город в случае новой войны, новгородцы обратились к суздальским князьям, а именно к брату Юрия Ярославу Всеволодовичу.

Год 1215
Новгород

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В лето 6753 (1215). …В том же году новгородцы, много размышлявши, послали за Ярославом за Всеволодовичем, за Юрьевым внуком, Юрия Иванковича, посадника, и Якуна тысяцкого, и старейших купцов 10 человек. И вступил князь Ярослав в Новгород, и встречали его архиепископ Антоний с новгородцами…

(22. С. 53)

В позднейшей Никоновской летописи рассказ этот распространён (и, видимо, домыслен) так, что решающая роль в возведении Ярослава на новгородский стол отведена его брату, владимирскому князю Юрию Всеволодовичу. Новгородцы, по версии московского книжника, весьма страдали от жёсткой руки Мстислава Удатного и, избавившись от него, поспешили найти себе нового князя:

…Новгородцы же возрадовались, избавившись от князя своего, и послали… во Владимир к великому князю Юрию Всеволодовичу и в Переяславль, что на Клещине озере, зовуще к себе в Новгород князя Ярослава Всеволодовича; и о сём молящеся князю великому Юрию Всеволодовичу, дабы брата своего Ярослава понудил к ним идти в Новгород на княжение…

(33. С. 68)

Стоит напомнить, что князь Ярослав Всеволодович приходился зятем Мстиславу Удатному; наверное, это поспособствовало его приглашению на княжение.

Новгород нуждался в сильном князе, способном защитить город и от «немцев», всё чаще покушавшихся на те земли, с которых новгородцы привыкли получать дань, и от воинственной «литвы». Ярослав Всеволодович показал себя именно таким князем. Но его попытки вмешаться в собственно новгородские дела и установить в этом вольном городе порядки, существовавшие во Владимире или Переяславле, сразу же оттолкнули от него новгородцев. В результате Новгород оказался расколот. В городе были «партия», стоявшая за Ярослава, и «партия», резко враждебная ему.

Летопись самого Ярослава Всеволодовича, как уже было сказано, обрывается на событиях 1214 года, и обо всём, что происходило тогда в Новгороде, мы знаем исключительно из новгородских летописей, а их авторы настроены враждебно к Ярославу. И для этого у них имелись основания. «Утвердившись в Новгороде, – писал крупнейший исследователь средневекового Новгорода Валентин Лаврентьевич Янин, – князь Ярослав следует старой суздальской политике и стремится вбить клин между боярскими группировками, активизируя внутреннюю борьбу боярства» (149. С. 184).

Князь поддержал одну из новгородских «партий» в ущерб другой. То, что происходило в год его первого пребывания на новгородском престоле, более всего может быть охарактеризовано словом «террор». Были схвачены тысяцкий Якун (тот самый, который приглашал Ярослава в Новгород), новоторжский посадник Фома, схвачены или убиты некоторые видные новгородцы. Сам князь удалился в Торжок (Новый Торг), бывший «пригород» Новгорода, разделённый на две половины, одна из которых принадлежала теперь суздальским князьям. Сюда за ним последовали многие из его сторонников. Жена Ярослава, дочь Мстислава Удатного, осталась, однако, в Новгороде – возможно, удерживаемая новгородцами, а возможно, и по своей воле. Засев в Торжке, Ярослав установил экономическую блокаду Новгорода, особенно губительную в условиях неурожая и нарастающего голода:

…Той же осенью много зла сотворилось: побил мороз урожай по волости, а на Торжке всё уцелело. И забрал князь весь хлеб в Торжке, не пустил в город ни воза… А в Новгороде великое зло сделалось: кадь ржи покупали за 10 гривен, а овса по 3 гривны, а репы воз по 2 гривны; ели люди сосновую кору, и лист липовый, и мох. О, горе было тогда, братья: детей своих продавали, и поставили скудельницу[43]43
  Скудельница – братская, общая могила.


[Закрыть], и всю её наполнили… На торгу трупы, по улицам трупы, по полю трупы, так что и псы не могли всех съесть… И так, по грехам нашим, обезлюдели волость наша и город наш. Новгородцы же, оставшиеся в живых, отправили посадника Юрия Иванковича и Степана Твердиславича и иных мужей к князю; а тот их схватил. И прислал в Новгород Ивора и Чапоноса, привёл княгиню свою к себе, дочь Мстиславову. А потом послали [новгородцы к князю]… с последнею речью:

– Пойди в отчину свою, к Святой Софии, а не идёшь, так скажи нам.

Ярослав же и тех не отпустил, а купцов новгородских всех схватил. И были в Новгороде печаль и вопль…

(22. С. 54)

Первые десятилетия княжения Юрия Всеволодовича – 1210—1220-е годы – вообще были очень тяжёлыми для Руси, и для Новгорода в особенности. В силу меняющихся климатических условий неурожаи следовали один за другим, а их следствием становился голод. Хлеб в Новгород шёл в основном из Суздальской земли, и именно через Новый Торг (Торжок). И сидя в Торжке, Ярослав, что называется, держал новгородцев за горло.

Конфликт между новгородцами и князем не мог разрешиться ничем иным, кроме войны. И получилось так, что в войну эту на стороне новгородцев вмешался их бывший князь Мстислав Мстиславич, тесть Ярослава, не добившийся своих целей на юге (он пытался вокняжиться в Галиче, на западе Руси, но пока что безуспешно). Юрий же, как мы помним, целовал крест брату на том, что в случае военного конфликта они будут действовать заодно друг с другом. Данному на кресте обещанию Юрий был верен. Так против своей воли он оказался втянут в войну с Мстиславом Удатным и всем кланом смоленских князей Ростиславичей.

Собственно военные действия развернутся уже в следующем году, который станет ещё одним переломным годом в биографии Юрия Всеволодовича.