Текст книги "Противостояние. История народа Русы – история мировой цивилизации"

«Лавина людей с нашитыми на одеждах крестами ринулась на Восток. По пути “благочестивые воины католического Христа” разграбили и сожгли Белград. Их путь отмечали насилия, грабежи и убийства. 1 августа 1096 года 60-тысячная армия Петра Отшельника достигла стен Константинополя и расположилась лагерем. Петр Отшельник выполнил свою миссию.

Но вот что обращает на себя внимание: когда первые толпы крестоносцев пришли к столице Византии, помощь была уже не нужна – непосредственная военная опасность, грозившая со стороны мусульман, миновала» [76] (с. 218).

Но поход был задуман совсем не для того, якобы для чего собирались толпы людей удачи католического Запада. А потому все последующее совершенно четко указывает на предназначение данного предприятия.

«Крестоносцы с ужасающей жестокостью опустошили окрестности. Их жертвами были… православные христиане. Картины убийств и пыток будут не столь впечатляющими, если не знать, что посланные Ватиканом убивали и пожирали христианских младенцев, которых поджаривали на копьях, как дичь на вертелах. Отличались немцы и французы.

Кровавым кошмаром отмечен путь Первого Крестового похода. В трехстах километрах от Иерусалима дорога паломников проходила через город Махаль-Нумен. В середине зимы 1098 года крестоносцы захватили город. “Наши солдаты варили язычников в котлах, детей насаживали на копья и запекали”, – так повествует о происходившем хроника I Крестового похода. Те, кого хронист называет “язычниками”, не заслуживающими жалости и вполне пригодными – вместе с детьми – в снедь для армии крестоносцев, были восточные христиане…» [76] (с. 218).

Но и последующий путь этих самых «благодетелей» был отмечен все тем же:

«Пока именовавшие себя “рыцарями и воинами Христа” шли к Иерусалиму, все изменилось. Египтяне уже изгнали турок. К тому времени “спасать” христиан было не от кого… Но 20-тысячное войско – столько добралось до стен святого города – осадило Иерусалим» [76] (с. 219).

То есть вновь прослеживается полное взаимодействие липовых «союзников» с воинством врага: защитники Иерусалима были готовы ко всему, кроме одного – удара в спину. Что и совершило пришедшее под христианскими знаменами войско западных басурман:

«Хронисты победителей с удовольствием рассказывают о лужах крови, по которым ходили воины Христовы» [76] (с. 219).

То есть басурманы, именующие себя католиками.

Следующее вторжение крестоносцев инициировал Бернард Клервосский. Вот какими деяниями он себя прославил:

«Бернарду Клервосскому принадлежит честь авторства устава Ордена тамплиеров; этот “святой” именовал тамплиеров “законными палачами Христовыми”.

Об истинной духовности этого “святого католика”, так сказать, “богобоязненного и набожного монаха”, свидетельствует тот достоверный исторический факт, что именно Бернард Клервосский разрабатывал планы крестового похода на Православную Русь. С этой целью он поручил краковскому епископу Матфею представить необходимые сведения о Руси…

На соборе 1147 года во Франкфурте именно Бернард Клервосский призывал католиков: “Уничтожить либо народ славянский, либо его веру!” Что означало фактически одно и то же. Это не было пустой угрозой: немецкие крестоносцы по благословению “святого Бернарда” полностью вырезали славянский народ вендов, живших на землях между Эльбой и Одером» [76] (с. 221–222).

«Когда в XII–XIII веках вышвырнутые мусульманами-тюрками из Палестины европейские крестоносцы ринулись в новый крестовый поход, на сей раз против “язычников” (балтских славян) и “схизматиков” (славян православных), то делалось это тоже под флагом “приобщения”. В итоге балтских славян вырезали, а остатки сделали крепостными, заставив забыть родной язык, культуру и Веру. Затем их обратили в католичество, и теперь они называются “прусскими немцами”» [126] (с. 84).

То же они сделали и со всеми иными славянами, некогда проживающими в Западной Европе – онемечили покоренных. Непокорных ждала следующая участь:

«В Палестине одним из ревностных исполнителей воли “богобоязненного и набожного” Бернарда был Рейнольд де Шатьен – столь же “благочестивый и богобоязненный”, как и настоятель Клервосской обители. Вот некоторые исторические факты, вполне характеризующие методы и цели “освобождения” крестоносцами Святой Земли. Рейнольд де Шатьен – “набожный воин, рыцарь-крестоносец”. Замыслив разграбить Кипр – остров населяли православные христиане, – он, однако, не мог осуществить задуманное – не хватало денег. Для решения этой проблемы Рейнольд де Шатьен нашел очень простой способ – он захватил в плен Антиахийского патриарха; старца, обнажив, привязали на самом солнцепеке и обмазали медом. Альтернативой медленной мучительной смерти от укусов насекомых были, естественно, деньги. На полученное в обмен на жизнь патриарха золото Рейнольд организовал военную экспедицию на Кипр. Остров был совершенно разграблен, немногим уцелевшим православным священникам “благочестивый рыцарь” приказал изуродовать лица – отрезать носы…» [76] (с. 221–222).

«Третий крестовый поход окончился столь же бесславно, как и первые два. Именно этот крестовый поход связан с именем Фридриха I Барбаросса, который возглавил стотысячную армию, собранную, чтобы идти на Восток. Естественно, Фридрих Барбаросса, исполняя благословение святейшего престола, начал вести военные действия против Византии, то есть убивать и грабить православных христиан. Вскоре после перехода через Гавр Фридрих I утонул при переправе через небольшую и мелкую речку Салефу. От армии, лишившейся своего предводителя, в конце концов остался незначительный отряд. Но история III Крестового похода на этом не завершилась. Эстафету Фридриха Барбаросса принял английский король Ричард и его любовник – одноглазый король Франции Филипп II Август. Кстати, благородный рыцарь – “освободитель” Святой Земли Ричард покровительствовал евреям, но как только он отправился в крестовый поход, в Англии начались стихийные погромы.

По пути в Палестину Ричард разорил православный Кипр. Следующим “славным” деянием английского короля стала осада приморского города-крепости Акра, населенного христианами. Обманом овладев Аккрой, Ричард встретил неожиданное затруднение: с одной стороны, официальной целью было “освобождение Иерусалима”, с другой – рыцари не имели достаточно сил и средств, чтобы содержать плененный гарнизон Акры. И английский король, благородство, мужество и храбрость которого потом в течение столетий англичане, а вместе с ними и вся Европа, будут воспевать в балладах, приказал жителей города приковать к стенам, а потом этих людей методично, с жестоким равнодушием перебили всех до одного – сначала воинов сдавшегося гарнизона, затем – их жен и матерей, и наконец детей. Их просто перерезали, – беззащитных православных, прикованных цепями к городским стенам, залив Акру кровью. Это стало еще одной “славной победой” крестоносцев в деле “освобождения Святой Земли”. Но самое характерное заключалось в том, что крестоносцы так и не пошли на Иерусалим. А Ричард, английский король, кстати сказать, ни слова не знавший по-английски, отплыл в Англию…» [76] (с. 222–223).

«Борьба с мусульманами у Рима началась с крестовых походов в ХI веке. Но под видом освобождения восточных христиан от неверных Рим везде, где только мог, насаждал латинство» [109] (с. 169).

А где не мог, что и понятно, оставлял после себя лишь выжженную пустыню. Вот чем прославил себя в деле борьбы с сарацинами четвертый Крестовый поход, направивший собранную по всей Европе рать вновь что-то уж больно в не совсем сарацинские земли – в православный Константинополь:

«Город пал. Причина стара как мир – предательство. Грабеж и насилия были ужасающими. Константинополь, захваченный крестоносцами, представлял собой жуткую картину святотатственной вакханалии и кощунств. Убийство православного христианина крестоносцы почитали актом добродетели… Победу Ватикана Дандоло запечатлел финальным актом трагедии Византии – на императорский престол он повелел возвести обнаженную блудницу – апокалиптический символ торжества сил зла над Церковью Христа [Откр; Апок 17, 1–16].

В IV Крестовом походе не погиб ни один мусульманин. Константинополь пал. Ватикан торжествовал, считая, что Византия сокрушена и Православие (то есть Христианство) исчезнет с лица земли. Об Иерусалиме крестоносцы больше не вспоминали. Цель Крестовых походов наконец была достигнута…

Впрочем, цели ордена крестоносцев вполне отражает их символика: члены ордена носили на одеянии мальтийский крест из красного атласа, нашитый поверх шестиконечной звезды иудеев (…идеолог народничества П.Л.Лавров гордо называл революционеров-“народников” “крестоносцами Социализма”.)» [76] (с. 224–225).

На сегодняшний день эта их символика историками упрятана слишком далеко. Однако ж истинное лицо католического ордена тамплиеров упрятать просто невозможно:

«Сконцентрировав в своих руках огромные богатства, тамплиеры бросили их на дело борьбы с Христианством.

История крестовых походов позволяет понять, как “культурные” немцы середины XX столетия по Рождестве Христовом, оказавшись в России, были способны, радостно улыбаясь, фотографироваться на фоне виселиц с трупами – русских “унтерменшей”… Как эти носители “западной культуры”, наследники Фридриха I и Лютера, могли молиться Мадонне и насиловать и убивать русских баб? Очень просто. Точно так же, как и в поверженном Константинополе, сердце Второго Рима, в 1199 году… Спустя семь с половиной веков, в 1941-м, в России католицизм не успел засвидетельствовать методы устроения царства наместника Божия на земле столь откровенно, как в XIII столетии в разоренной Византии. В России этого не произошло лишь потому, что немцы не смогли завоевать всю страну, а на оккупированных территориях фашисты на первых порах действовали так, чтобы привлечь население на сторону “германских освободителей”.

В своей исторической речи 29 июля 1941 года папа Пий XII приветствовал нападение Гитлера на Россию, благословив фашистов на искоренение “схизмы” на Востоке, то есть Православия. В Югославии, православной стране, покоренной фашистами за считанные дни, этот новый Крестовый поход XX века сразу проявил неизменную сущность католицизма – с предельной откровенностью методов и целей, которые, кстати сказать, Ватикан устами папы неоднократно и недвусмысленно одобрял на протяжении II мировой войны. Но Россия сполна испытала цену папских благословений, которые в 1812 году несло в Московию “воинство двунадесяти языков”, – Европа, отвергшая Христа, ополчилась на Православную Россию. Это был настоящий Крестовый поход XIX века, плацдармом для которого стала наполеоновская Франция» [76] (с. 225–226).

Разгром, которому подверглась величайшая русская святыня России, ее сердце – Москва, целенаправленностью святотатств, может, даже и превышал кощунства католиков при захвате ими Константинополя:

«В Высокопетровском монастыре французы устроили скотобойню. Монастырский погост весь был покрыт спекшейся кровью; в соборном храме, превращенном в мясную лавку, лежали части забитых туш; на церковных паникадилах и вколоченных в иконостас гвоздях висели внутренности животных. В Спасо-Андрониковом, Покровском, Знаменском монастырях французы покололи иконы на дрова, в них стреляли, используя в качестве мишеней. Престолы и жертвенники церквей французы превратили в настилы для пьяных кутежей. Храмы Заиконоспасского, Покровского, Новоспасского, Симонова, Крестовоздвиженского, Донского, Рождественского и других московских обителей французы – “добрые католики” – обратили в конюшни.

Особенно пострадал Кремль – святыня государственности и веры России» [76] (с. 226].

Вот что сообщается о произведенном там латинянами разгроме:

«“Собор совершенно неприятелем разграблен. Не только оборваны [оклады] со всех святых икон, не оставляя и верхние оклады в иконостасе – со всеми их украшениями, но и местные, около больших столпов большие иконы, древностию своею прославлявшиеся, похищены или истреблены… Ковчеги святых мощей, сосуды, кресты серебряные, подсвечники выносные и малые, лампады, большое паникадило, блюда, ковши… тоже похищены. Не осталось никакой утвари” (РГИА, Ф. 796. Оп. 93. Д. 635. Л. 136.)

В Успенском соборе французы устроили горн для переплавки золота и серебра… Сам собор захватчики превратили в конюшню – пол был покрыт навозом, в иконостасе – вбитые гвозди для сбруи. Многие иконы варварски изрезаны, у иных изображений святых французы выкалывали глаза… Кремль был завален мусором и грудами камней… Наполеон, отступая, приказал маршалу Мортье взорвать весь Кремль… но после первых взрывов неожиданно разразился ливень [и это осенью! – А.М.], порох в подкопах отсырел, запальные фитили гасли. Когда уничтожали Никольскую башню, взрыв снес верхнюю ее часть, но непостижимым образом икона Святителя Николая осталась совершенно не тронута, не оказалось даже трещины на стекле, прикрывавшем образ, и на лампаде перед иконой» [76] (с. 227–228)

Все это особый знак, которого просто нельзя не заметить. Потому-то вышеописываемому басурманскому нашествию, казалось бы рядовому, всегда приписывалось некое чисто мистическое значение:

«Слово антихрист некоторые относили к Римскому папе, другие к Магомету, а некоторые наконец даже к Наполеону I» [51] (с. 51).

«Там, где прошла армия “просвещенной” Европы, оставались пожарища, оскверненные храмы и монастыри… Граф Сегюр в своих записях отметил характерную деталь, своего рода символ целей крестового похода Европы на Россию: отступавшие из Москвы французы тащили гигантский крест, сброшенный, как пишет Сегюр, с кремлевской колокольни Ивана Великого. Может быть, завоеватели “не ведали, что творят”? Нет. Они очень хорошо осознавали цели войны против России» [76] (с. 229).

Это подтверждает и символика, доставшаяся вторгшемуся воинству Запада по наследству еще от Бернара Клервоского:

«1812 год стал временем нового крестового похода. На плащах французских офицеров были нашиты масонские символы и мальтийские кресты – наследие тамплиеров…» [76] (с. 229).

Но и полутора столетиями позже разыгравшаяся война имела все тот же смысл:

«…крестовый поход Гитлера на Восток был очередной попыткой уничтожить Православную Россию, которая все-таки жила под пурпурной, кровавой коростой советских знамен с пентаграммой на алых полотнищах богоборцев…» [76] (с. 356).

Эти цели особенно заметны по Югославии, где немцы возложили уничтожение православных сербов на их католических соседей.

И так было всегда, что и еще раз утверждает сатанинскую сущность католицизма. Ведь сразу после случившегося ухода Рима в язычество преподобный Феодосий (ок. 1036–1091), игумен Киево-Печерский, так предписывает держаться относительно приверженцев этих лжеучений:

«…верой же латинской не прельщаться, обычая их не держаться… и берегать своих дочерей: не отдавать за них и у них не брать… ни брататься с ними, ни кланяться им, ни целоваться, ни есть или пить с ними из одной посуды, ни пищу их принимать…» [89] (с. 46).

Вот сколь серьезен этот разрыв! Даже есть из одной посуды с католиками еще современникам этого события уже строго воспрещалось!

А вот какие кары грозили тем, кто вступал в интимную связь с нехристианами:

«По российскому закону, “русским подданным православного исповедания брак с нехристианами вовсе запрещается” (Булгаков С. прот. Настольная книга священно-церковнослужителя. Т. II. М., 1993. С. 1213), а такое брачное сопряжение не признавалось “законным и действительным” (там же с. 1257). Дети, рожденные в таком союзе, признавались незаконнорожденными, не имели прав на наследство и титул, а сама связь признавалась прелюбодейной. Христианину, в нее вступившему, даже в то время полагалось четыре года отлучения от Причастия» [115] (с. 11–12).

Вот как данный пункт общежительства определяется 72 правилом VI Вселенского Собора в Труле:

«Недостоит мужу православному с женою еретическою браком совокуплятися, ни православной жене с мужем еретиком сочетаватися. Аще же усмотрено будет… незаконное сожитие расторгать» [115] (с. 10).

Но и в дальнейшем мало что в этом вопросе изменилось. Ведь даже Алексей Михайлович, чьи симпатии Западу прослеживаются с достаточной своей очевидностью, древним этикетом общения с инородчиной прилюдно пренебречь не смог. Вот как вел он себя с западными послами:

«…подав руку для целования, потом прилюдно (при тех же послах) омывал ее, подчеркивая, что всякое прикосновение иноверца считается оскверняющим» [113] (с. 22).

И вовсе не зря. Ведь вот в какую безмерную пропасть, отделяющую это учение от нашего, вылилась та самая якобы незначительная «размолвка», которая некогда и породила раскол:

«…папским престолом вслед за деканонизацией Николая Угодника и Георгия Победоносца был канонизирован Томас Мор…

Теперь “борцов с коммунизмом” уже не смущает, что при советской власти этот “блаженный” не без основания рассматривался как один из основоположников социалистических теорий. Он сделал дело. Вымостил свой участок дороги для машиаха. И современные “христианские политики”, старательно воплощая апокалипсический идеал Талмуда, вправе просить у “блаженного Томаса” молитв о скорейшем устроении мирового правительства, введении единой религии и соблюдении прав меньшинств» [10] (с. 93).

Так что латинская ересь теперь достаточно явственно показывает рожки, выбивающиеся из-под ее головного убора.

Потому участие в папской агрессии именно прежних жителей Ермона удивительным вовсе и не выглядит. Ведь из странствий, судя по всему, они вернулись уже с другим богом, нежели Тот Бог, который у языка, то есть у расы народа Сима, – благословен. А потому именно они и навязали никакого подвоха не ожидающим от них своим в прошлом родственникам этого троянского коня в лице католической латиноязычной экспансии.

И как бы нам ни было обидно слышать о закабалении родственных нам славянских народов монголоидноговорящими иноязычниками, но от пророчества никуда не денешься. И если сказано, что вселится Иафет в шатры Симовы, то тут уж ничего не поделаешь. И белый человек со временем, осваивая чухонские обычаи своих картавых монголоидноговорящих завоевателей, ерманов, сам постепенно становится таким же, как и они – чухонцем…

А о том и пойдет разговор далее. Ведь средневековый феодализм – это не какая-то якобы являющаяся неким процессом развития «переходная эпоха». Это обыкновенное варварство. То есть если и эпоха, то эпоха ужасающей деградации местного туземного населения до полупещерного уровня варваров, захвативших их города. Причем, это варварство грязное и отвратительное, безжалостное и невежественное, где похоть и разврат плавно переходят в массовые казни и кровавые пытки в казематах, обязанные закономерно завершиться плахой, костром или виселицей. И не окажись у них инквизиции, им бы вообще конец. Ведь эпидемия сатанизма – это вполне закономерный финал их латинской безжизненной веры, которая еще с 1054 г. перестала быть Христианской.

И здесь стоит лишь учесть тот факт, что центр сатанизма перекочевывает в Западную Европу именно со времен Средневековья:

«Одна из ночей в году – со времен Средневековья – называется европейцами Вальпургиевой. В известный час нечисть со всего света слетается в Германию на гору Броккен. Слетается на смотр. Чтобы стройными рядами поклониться сатане… Наступает же Вальпургиева ночь перед первым днем мая…(…германцы считали, что в эту ночь валькирии уносят души погибших героев в блаженную Вальгаллу)» [10] (с. 146).

«В ночь с 30 апреля на 1 мая в древности отмечался “праздник” дьявола – день переходил в Вальпургиеву ночь… Это самая важная дата во всем календаре сатанизма» [76] (с. 495).

И эта «блаженная Вальгалла», о чем до поры скрывается от дьяволопоклонников, является «всего лишь» геенной. Но сатана их успокаивает сказками.

А ведь гора Броккен наследует не только Ермону, но и Пергаме. Туда, в пору Средневековья, и переместился из Малой Азии престол сатаны.

Но еще Феофан Затворник в свое время предупреждал о неизбежности водворения и у нас их дьяволопоклоннической ереси:

«Западом и наказывал и накажет нас Господь… а нам в толк не берется. Завязли в грязи западной по уши, и все хорошо. Есть очи, но не видим; есть уши, но не слышим, и сердцем не разумеем. Господи, помилуй нас! Посли свет Твой и истину Твою!» [52] (с. 55).

Однако конец, что наиболее обидно, придет не зачинщикам, но всем! Всемирный Потоп – тому грозное предупреждение.

И как бы ни был кто в чем когда повинен, но лечение всегда необходимо начинать с себя самого. А чтобы его начинать требуется знать диагноз.

Вот и продолжим его изучение на основе сравнения нашей исконной великой русской культуры, основанной на постулатах дарованной нам Богом веры, имеющей свое прямое отношение именно к тому Слову, которое и есть Бог, с их варварским средневековым феодализмом.