Текст книги "Английские частицы. Функции и перевод"

Алексей Минченков
Английские частицы: функции и перевод

Рецензенты:

доктор филологических наук,

ведущий научный сотрудник ИЛИ РАН И. В. Недялков

кандидат филологических наук, доцент кафедры

английской филологии и перевода СПбГУ Е. С. Петрова

© Минченков А. Г., 2004

© ООО «Антология», 2004

Предисловие

Настоящее учебное пособие посвящено функционированию и переводу на русский язык наиболее употребительных частиц современного английского языка. Оно является результатом многолетнего опыта преподавания перевода с английского языка на русский, проводившихся автором исследований в области теории перевода, теории коммуникации и дискурса, а также наблюдений за реальным употреблением частиц в текстах различных стилей и жанров. Необходимость в пособии такого рода и его практическая польза обуславливаются, на наш взгляд, традиционно недостаточным вниманием, как в грамматике, так и в теории перевода, к кажущимся второстепенными «малым» единицам языка, относимым к служебным, а не полнозначным, частям речи. Вопросы речевой семантики частиц лишь недавно стали привлекать внимание исследователей, что же касается теории перевода, то здесь проблемы, связанные с частицами, практически не затрагивались вообще, кроме того, традиционно незначительное внимание уделялось переводу языковых единиц в диалогической речи.

В связи с вышесказанным автор счел необходимым предварить непосредственный анализ функций и переводческих эквивалентов частиц вводными частями, в которых предлагается его собственное понимание частицы, критерии ее выделения, а также основные принципы определения ее функции и перевода. В части, посвященной анализу конкретных частиц, предлагаются переводы на русский язык, выполненные самим автором. Это сделано по ряду причин. Во-первых, некоторые из использованных источников еще не переведены. Во-вторых, далеко не все случаи передачи частиц на русский язык в опубликованных переводах можно признать удачными, а разбор переводческих ошибок не входит в цели данного пособия. Третья, и возможно самая главная, причина состоит в том, что предлагаемые нами способы перевода призваны продемонстрировать возможности практического применения изложенных во вводных частях принципов анализа и перевода. Мы хотели бы особо подчеркнуть при этом, что предложенные способы не являются единственно правильными, они лишь показывают переводческие возможности, и автор был бы благодарен за любые конструктивные замечания и предложения. Точно также автор не претендует на то, что перечень частиц или их функций является исчерпывающим, были выбраны наиболее частотные и интересные с точки зрения перевода частицы и проанализированы те их функции, которые встретились нам в указанных ниже источниках. Основная цель данного пособия, таким образом, – привлечь внимание к проблеме, указать возможности ее решения и пригласить всех заинтересованных лиц к ее дальнейшему исследованию.

Пособие предназначено для переводчиков, преподавателей, студентов-филологов и всех интересующихся английским языком и проблемами перевода. Имеющийся в конце пособия практикум позволяет использовать его в учебном процессе.

Автор выражает особую признательность доценту кафедры английской филологии и перевода филологического факультета СПбГУ кандидату филологических наук Е. С. Петровой за сделанные ею в процессе нашей работы над книгой ценные замечания и предложения.

Частицы и речевое общение

Среди типологических различий английского и русского языков особенно выделяется так называемая “партиклевость” русского языка. При этом имеется в виду, что русский язык располагает развитой системой частиц, количественно несопоставимой с аналогичной системой английского языка. В связи с этим, как мы уже писали ранее (Минченков, 2001), при сопоставлении двух языков в процессе перевода могут возникать достаточно большие сложности с передачей смысла, выражаемого русскими частицами. Однако было бы неправильно считать, что проблемы возникают только при переводе русских частиц. Перевод слов, которые мы относим к английским частицам и о которых будет идти речь в этой книге, также нередко оказывается весьма непростой задачей. При этом проблемы на самом деле возникают не только с переводом этих слов, но и с их правильным употреблением и пониманием в рамках английского языка. Такое положение дел сложилось в силу нескольких причин. С одной стороны, система частиц английского языка представляет собой открытый, постоянно увеличивающийся класс слов, в который, помимо традиционных и имеющих вполне прозрачную семантику частиц типа even, входит в настоящий момент целый ряд слов, например now, ‘маскирующихся’ под другие части речи (в основном наречия), контекстуальную семантику которых не всегда просто распознать, особенно неискушенному читателю. С другой стороны, в настоящее время фактически отсутствуют сколь бы то ни было полные описания коммуникативной семантики английских частиц во всем ее разнообразии, тем более трудно найти такие описания в переводческих исследованиях. В результате традиционного пренебрежения или, как минимум, недостаточного внимания к правильному и точному переводу английских частиц нередко можно встретить случаи, когда они либо переводятся буквально, либо не переводятся вообще. Иногда частицы, такие как уже упомянутая now или then, принимают за наречия и соответственно переводят. Сказанное выше наводит на мысль о том, что начинать исследование семантических возможностей частиц следует с критерия (-ев) их выделения. Здесь мы сталкиваемся с большим терминологическим многообразием. В английских грамматиках сам термин ‘частица’ (particle) встречается не очень часто; некоторые его не упоминают вообще, некоторые относят слова типа even, которые в отечественных грамматиках традиционно считают частицами, к наречиям. Иногда можно наблюдать такие случаи (Quirk, Lyons), когда частицами называют модальные глаголы may и must (May you be happy) или постпозитивы фразовых глаголов типа up в look up. В последнем случае критерием отнесения up к частицам называется фактор морфологической неизменяемости, что в применении к английскому языку, где неизменяемыми являются многие части речи, звучит достаточно спорно и почти ничего не дает в практическом плане.

В отечественных грамматиках, очевидно, под воздействием грамматик русского языка, частица традиционно выделялась в отдельную часть речи и рассматривалась в разделе морфологии. Однако здесь исследователи неизменно сталкивались с большими трудностями при попытках выделения обобщенного грамматического значения частиц, отмечая, например, лишь то, что они используются для уточнения отдельных членов предложения или изменения смысла всего предложения. Большие трудности всегда вызывала и классификация частиц по семантическому признаку, в том числе в силу того, что многие частицы многозначны, и их трудно отнести к определенному семантическому классу. Кроме того, при чисто грамматическом подходе к частицам как к морфологическому классу трудно учесть случаи употребления слов, традиционно относимых к другим частям речи, в роли частиц. В этой связи следует отметить, что даже недавние исследования, посвященные английским частицам, почти не выходят за рамки их традиционного перечня, при том что некоторые из них идут в рамках коммуникативно-функционального подхода (Маковеева, 2001).

Между тем термин ‘частица’ довольно часто используется в западных исследованиях в области прагматики, то есть использования языковых средств для реализации коммуникативных целей говорящего. Анализ же реального употребления в речи слов типа anyway, actually, oh, even показывает, что при всей своей внешней схожести с большинством слов в языке (break, table, they, green) они кардинально отличаются от последних по своей природе.

Рассмотрим несколько примеров.

(1) Even John came on time.

В примере (1) слова John, came и выражение on time, имея определенный денотативный смысл и обозначая, соответственно, субъект, действие и обстоятельство времени, вместе описывают определенную ситуацию в реальной действительности. Слово же even не имеет денотата и ничего не описывает в реальной действительности. Оно употребляется в других коммуникативных целях: с его помощью говорящий сообщает собеседнику о том, как, по его мнению, следует воспринимать данное высказывание и описываемое им событие, а именно – приход Джона вовремя удивителен, так как обычно он приходит с опозданием. Слово even сигнализирует об эмоции говорящего и его понимании нормы.

(2) I wasn’t very keen on going to that party. Anyway, nobody invited me.

Слово anyway в примере (2) сигнализирует собеседнику о том, что причину, описанную во втором высказывании, следует воспринимать как более важную, чем первую; по крайней мере, так это представляется говорящему.

(3) Oh, I never thought you could be here.

Употребление слова Oh свидетельствует об удивлении и, возможно, испуге говорящего, не ожидавшего встретить собеседника в определенном месте.

Анализ всех трех примеров говорит о наличии общих черт у рассмотренных слов:

– они не имеют денотата, не соотносятся с каким-либо конкретным лицом, предметом или абстрактным концептом;

– они не связаны синтаксически с другими словами внутри высказывания, даже в случае, когда они относятся не ко всему предложению, а к слову (even относится к слову John в примере (1));

– к ним нельзя поставить вопрос;

– они непосредственно связаны с языковой личностью, с говорящим, реализуют его коммуникативные цели в конкретной ситуации общения. Эта связь настолько сильна, что их трудно представить вне дискурса, вне конкретной коммуникативной ситуации – во многих случаях требуется большой отрезок контекста или хорошее знание ситуации общения, для того чтобы определить их функцию. Связь этих слов с говорящим и его коммуникативными целями говорит о том, что их наиболее общее предназначение – достижение успешности речевого взаимодействия между говорящим и собеседниками.

Поскольку мы установили, что один из основных признаков этих слов – связь с коммуникативными целями говорящего, то есть с иллокуцией, мы, вслед за С. Харви (Hervey, 1999), будем называть их иллокутивными частицами. Описанные выше черты указанных слов являются, соответственно, критериями выделения иллокутивных частиц. На практике нередко достаточно применить критерий невозможности постановки вопроса. С его помощью можно, например, различить те случаи, когда одно и то же слово употребляется как иллокутивная частица или как наречие. Рассмотрим несколько примеров такого рода:

(1) He agreed with me at first, but then changed his mind.

She types accurately, of course. But then she is very slow.

В первом предложении мы имеем дело со свободным сочетанием союза but и наречия then, причем наречие имеет денотативное содержание и синтаксические связи с глаголом. Во втором случае ситуация кардинально иная. But и then как бы сливаются в один смысловой блок, с помощью которого говорящий вводит актуальный аргумент, вступающий в контраст с содержанием первого предложения второй ситуации, и тем самым ослабляющий его значимость. К then во второй ситуации невозможно поставить вопрос ‘когда?’, как в первой ситуации. Это слово оказывается частицей, указывающей на логический ход мыслей говорящего.

(2) He is at home now.

Now, a human being isn’t as simple as a bicycle.

В первом предложении now представляет собой дейктическое наречие, к которому можно поставить вопрос ‘когда?’.

Во втором предложении такой вопрос был бы абсурдным, и трактовка now как наречия времени означала бы, что когда-то, но только не сейчас, человек был устроен так же просто, как и велосипед. При анализе ситуации становится очевидно, что мы имеем дело с иллокутивной частицей, которую говорящий использует для привлечения внимания собеседника к актуальному для ситуации факту.

(3) He speaks English very well.

He can’t very well refuse.

В первом предложении примера (3) наречие well определяет глагол speak, отвечая на вопрос ‘как?’, а наречие very, в свою очередь, определяет well и отвечает на вопрос ‘в какой степени?’. Во втором предложении сочетание very well следует признать составной частицей, к которой невозможно поставить вопрос, и которая употребляется говорящим для интенсификации и ссылки на норму.

С помощью указанных критериев можно отличить иллокутивную частицу и от других частей речи, например местоимений и прилагательных.

(4) All was quiet.

She was left all alone.

В первом предложении all – местоимение в функции подлежащего, во втором – частица в эмфатической функции.

(5) We need a more positive approach.

She is a positive liar.

В примере (5) мы видим разницу между positive, употребляемым как прилагательное в значении ‘конструктивный’ и как иллокутивная частица, маркирующая эмоции говорящего (возмущение) и отсутствие сомнений в правильности высказанной оценки.

При этом следует еще раз отметить, что существует несколько слов, которые всегда употребляются только как частицы. К ним относятся, например, even, merely и only. Как иллокутивная частица всегда употребляется также и Oh, причисляемая к междометиям в традиционной морфологии. Однако большинство слов, относимых нами к иллокутивным частицам, могут также, с той или иной степенью частотности, выступать в денотативной функции.

Как уже отмечалось выше, функционально-семантическая классификация частиц достаточно затруднена в силу полифункциональности многих из них. Традиционно выделяются эмфатические (even, practically, all, well), ограничительные (only, but, merely) и идентифицирующие (precisely, right, just). Но частица just, например, может выполнять все три функции:

It was just a joke (ограничительная).

It is just scandalous (эмфатическая).

It is just what I want (идентифицирующая).

Кроме того, многие частицы, например oh, just, positive(ly), могут выражать разнообразные эмоции, или же эмотивный компонент может наслаиваться на основное значение частицы (см. примеры выше).

Некоторые частицы, выражая то или иное значение, могут параллельно выступать в роли коннекторов, роли традиционно присущей союзам. К таким частицам относятся, например, after all, anyway, actually.

Еще одна интересная функция частиц – заполнение пауз. Выполняя эту функцию, частица well, например, сигнализирует о колебании и замешательстве говорящего. Эту функцию частиц, так же как и функцию привлечения внимания, следует отнести к случаям непосредственного речевого взаимодействия говорящего с собеседником.

В целом становится очевидно, что если мы хотим разобраться в функциональной семантике иллокутивных частиц во всем ее многообразии, нам необходимо анализировать реальное функционирование каждой конкретной частицы в отдельности.

Перевод как коммуникативный процесс

Итак, мы установили, что иллокутивные частицы представляют собой такие единицы языка, которые, во-первых, непосредственно связаны с коммуникативными целями говорящего в конкретной ситуации общения и, следовательно, во-вторых, имеют крайне изменчивую семантику, которая каждый раз уточняется или полностью меняется в зависимости от контекста. Какое значение имеет этот факт при подходе к частицам с точки зрения их перевода на другие языки, в частности, русский? Наиболее важным нам представляется то, что эквивалентные отношения между частицами и единицами другого языка также не могут иметь постоянного характера, а будут каждый раз устанавливаться в зависимости от контекста, то есть не в сфере языка, а в сфере речи. А в этом случае, если опираться на традиционное понимание эквивалента как на “постоянное равнозначное соответствие, как правило, не зависящее от контекста” (Рецкер, 1974: 11) и относящееся к сфере языка, то частицы следует относить к безэквивалентным единицам. Действительно, даже самые полные из существующих на данный момент переводных словарей в силу своей ориентации именно на приведенное выше понимание эквивалента не могут, как правило, учесть всех контекстуальных соответствий, которые способны иметь частицы. Особенно ярко это видно на примере частицы Oh, для которой трехтомный англо-русский словарь, насчитывающий 250 000 единиц (1993), дает лишь один эквивалент – русское восклицание О!, которое, как будет видно ниже, на самом деле очень редко может выступать в такой роли. Реальную помощь переводчику могли бы оказать скорее беспереводные английские словари, в которых отражен функциональный аспект языковых единиц, в частности, словари серии Collins Cobuild. Однако похоже, что эта возможность осознается пока не всеми, и поэтому нередко, в силу неадекватного отражения семантики частиц в переводных словарях и общей неразработанности их перевода в специальной литературе, можно наблюдать примеры достаточно непрофессионального подхода к проблеме в целом. В частности, игнорирование важной роли частиц в логической организации текста и обеспечении успешности коммуникативного процесса, а также преимущественная ориентация на денотативное содержание, ведут к тому, что частицы не переводятся вообще, опускаются в силу своей мнимой незначительности и малой величины. Чаще, однако, случается так, что переводчик, особенно начинающий, не задумывается над анализом конкретной речевой функции частицы и переводит ее буквально, или с помощью языковой единицы, имеющей, на самом деле, другую функцию. Прагматическим буквализмом при переводе Oh, например, стоит признать русское Ох, употребляющееся гораздо реже в современном русском языке, чем частица Oh в английском, и почти не соответствующее ей по функциям (см. ниже). Особенно стоит сказать о случаях неправильного перевода, обусловленных буквальным пониманием функции частицы в английском тексте, то есть восприятием ее не как частицы, а как наречия или свободного сочетания слов. Яркими иллюстрациями подобных буквализмов являются часто встречающиеся переводы after all как после всего и but then как но потом или но в этом случае. Вполне очевидно, что такой перевод ведет к полному нарушению логической связности текста.

Как показывает анализ функций английских иллокутивных частиц и их возможных соответствий в русском языке, в отношении частиц мы не всегда можем говорить о закономерных, постоянно повторяющихся парах соответствий, даже в рамках одной определенной функции. Перевод частиц всегда может преподнести сюрприз, в том смысле, что, даже когда функция уже определена и известен обычно употребляющийся при переводе данной частицы в данной функции эквивалент(-ы), в конкретном контексте может оказаться более предпочтительным новый, ‘нетривиальный’ эквивалент. Подобная зыбкость, отсутствие чего-то раз и навсегда данного, обусловленное, кстати, еще и иногда встречающимся перекрещиванием функций и возникновением дополнительных смыслов, – все это подводит к мысли о том, что в основе серьезного подхода к переводу частиц должно лежать представление о процессе перевода как об акте двуязычной коммуникации, в котором происходит творческое, но не произвольное, а обусловленное реальными закономерностями, сопоставление двух языковых систем в конкретной ситуации общения.

Процесс перевода отличается от одноязычной коммуникации удвоением текстов и участников. Вместо одного отправителя и одного получателя текста мы сначала имеем отправителя и его исходный текст (ИТ), который воспринимается и декодируется переводчиком как получателем; затем переводчик выступает уже как автор и отправитель нового текста, который он кодирует для нового получателя, принадлежащего к культурно-языковой среде, отличающейся от той, в которой был создан ИТ. Таким образом, с точки зрения переводчика весь процесс делится на два этапа – декодирование или расшифровка ИТ и кодирование или создание переводного текста (ПТ). Принципиальным для нас моментом является факт наличия между этими двумя этапами так называемого смыслового представления ИТ (ср. semantic representation Р. Белла). Речь идет о ментальном образе ИТ в голове переводчика, включающем представление об описываемой в некоем отрезке текста ситуации, ее отдельных аспектах и связях между ее элементами, а также обо всех прагматических смыслах, заложенных отправителем в этот отрезок текста, например, его положительном или отрицательном отношении к происходящему. Большое значение, которое имеет этот ментальный образ для всего процесса перевода, отмечалось, в частности, сторонниками деконструктивизма (Ж. Деррида), для которых важен тот короткий момент, когда мысль уже выведена из формальной конструкции одного языка, но еще не заключена в ‘прокрустово ложе’ формальной конструкции другого. Какой практический смысл может иметь это, вроде бы, абстрактное наблюдение? Он – в том, что многие переводческие буквализмы (лексические, структурные, прагматические) на самом деле происходят из-за попыток напрямую связать ПТ с ИТ, минуя этот ментальный образ. В этих попытках, как нам кажется, просматривается определенный парадокс, заложенный в теории закономерных соответствий Я. И. Рецкера. При той большой практической пользе, которую несет в себе установление регулярных соответствий между единицами двух языков (ведь именно благодаря этому стало возможным составлять словари), в самом этом действии заложена концептуально неверная идея о том, что все многообразие речевых возможностей многих языковых единиц и их сочетаний друг с другом можно свести к раз и навсегда застывшим парам соответствий. А ведь на самом деле языки – это живые организмы, каждый отражает особый способ восприятия реальности, и, на короткий момент сойдясь вместе в процессе перевода, они снова расходятся и продолжают жить своей жизнью. И переводим мы не слова, а те мысли, которые создаются этими словами в их сочетании в определенном тексте и конкретной ситуации.

Итак, сначала процесс перевода идет в направлении от ИТ к его семантическому представлению, а затем от этого семантического представления к ПТ. Согласно Р. Беллу, семантическое представление включает в себя три вида информации:

– синтаксическую, отражающую взаимоотношения между словами;

– семантическую, то есть конкретное, актуальное для данной ситуации общения смысловое содержание входящих в ИТ слов;

– прагматическую, то есть информацию о том, как следует воспринимать то или иное высказывание с точки зрения коммуникативных установок его отправителя (Bell, 1993).

С точки зрения перевода частиц важно отметить, что часть входящих в смысловое представление элементов на самом деле ‘не видны’ на поверхности предложения. Так, например, необычный порядок слов несет смысл не сам по себе, а в силу имеющихся у получателя знаний о языковых закономерностях и нормах, в данном случае о том, какой порядок слов следует считать нормативным и что, в силу определенных прагматических конвенций, может означать в данной ситуации нарушение этой нормы. Что касается конкретно частиц, то многие передаваемые ими смыслы, особенно дополнительные, вообще имплицитны, в связи с чем определение функции частицы, а также наличия или отсутствия у нее дополнительных смысловых компонентов, может представлять собой порой довольно сложную задачу, и на этом стоит остановиться подробнее.