Текст книги "История британской социальной антропологии"

Историографический жанр исследования творчества великих ученых прошлого нередко является своеобразным индикатором готовящейся смены парадигм в науке. Каждая новая господствующая парадигма в британской социальной антропологии, как правило, формировалась, отрицая предыдущую и подвергая сначала критике, а затем забвению ее творцов. Так, структурно-функциональный подход во многом утверждался за счет отрицания эволюционистских методов и «вычеркивания» из списка актуальных теоретиков их авторов. Но с течением времени сам функционализм исчерпал в глазах нового поколения исследователей свой эвристический и аналитический потенциал – всякий инструментарий в действии демонстрирует не только свои реальные возможности, но и завышенные претензии своих творцов. Это переходное состояние науки часто знаменуется повышением интереса к отвергнутым и уже забытым «мастерам» предыдущего этапа. Все это напоминает циклический процесс возвращения к истокам. После Второй мировой войны у британских антропологов и у их коллег в США возник интерес к классикам викторианской антропологии. Начался процесс их своеобразной «реабилитации» и параллельно с этим – критическая переоценка воззрений их ниспровергателей. Так, начиная с 60-х годов ХХ в. творчеству эволюционистов и диффузионистов стали посвящаться специальные исследования. Вышли обстоятельные и позитивно ориентированные работы о Э. Тайлоре[71]71
  Leopold J. Culture in Comparative and Evolutionary Perspective: E.B. Tylor and the Making of «Primitive Culture». Berlin, 1980; Stocking G.W.Jr. Tylor, Edward Burnett // International Encyclopaedia of the Social Sciences. 1968. V. 10; Idem. Edward Burnett Tylor and the Mission of Primitive Man. Introduction to «The Selected Works of Edward Burnett Tylor». L., 1994. V. I.


[Закрыть], Дж. Фрэзере[72]72
  Ackerman R.E. J.G. Frazer: His Life and Work. Cambridge. 1987; Idem. The Myth and Ritual School: J.G. Frazer and the Cambridge Ritualists. N.Y., 1991; Beard M. Frazer, Leach and Virgil: The Popularity (and Unpopularity) of the Golden Bough // Comparative Studies in Society and History. 1992. V. 34; Downie R.A. James George Frazer: The Portrait of a Scholar. L., 1940; Idem. Frazer and the «Golden Bough». L., 1970.


[Закрыть], Г. Мейне[73]73
  The Victorian Achievement of Sir Henry Maine: A Centenial Reappraisal. Cambridge, 1991.


[Закрыть], У. Робертсоне Смите[74]74
  Beidelman T.O. William Robertson Smith and the Sociological Study of Religion. Chicago, 1974.


[Закрыть], Э. Лэнге[75]75
  Duff-Cooper A. Andrew Lang: Aspects of his Work in Relation to Current Social Anthropology // Folk-Lore. 1986. V. 97; Langstaff E.D. Andrew Lang. Boston, 1978.


[Закрыть], Э. Вестермарке[76]76
  Edward Westermarck: Essays on his Life and Works. Ed. by T. Stroup. Helsinki. 1982; Idem. Edward Westermarck: A Reappraisal // Man. 1984. V. 19.


[Закрыть], У. Риверсе[77]77
  Firth R. Rivers on Oceanic Kinship: Introduction to Reprint Edition of // Rivers W.H.R. Kinship and Social Organization. L., 1968; Slobodin R.R. W.H.R. Rivers. N.Y., 1978.


[Закрыть], Ч. Селигмене[78]78
  Firth R. Seligman’s Contribution to Oceanic Anthropology // Oceania. 1975. V. 45.


[Закрыть], А. Хауитте[79]79
  Walker M.H. Come Wind, Come Weather: A biography of Alfred Howitt. Melburne, 1971.


[Закрыть], Г. Элиоте Смите[80]80
  Grafton Elliot Smith: The Man and his Work. Ed. by A.P. Elkin, W.A. MacIntosh. Sydney, 1974.


[Закрыть].

Не были обойдены вниманием в этот период и основоположники функционализма и старшие их ученики. Причем, отношение к ним определялось кризисными процессами в науке; поскольку в 40 – 60-х годах доминирующей парадигмой стало направление «оксфордского структурализма», связанного с именами А. Р. Рэдклифф-Брауна, М. Фортеса, М. Глакмена, то кризис его в 60 – 80-х годах обострил интерес исследователей к творчеству Б. Малиновского. Этот интерес особенно возрос после публикации в 1967 г. его личного дневника[81]81
  Malinowski B. A. Diary in a Strict Sense of the Term. N.Y., 1967.


[Закрыть], который он вел на Тробрианских островах и в котором с исповедальной откровенностью рассказал о таких подробностях своей жизни среди островитян, что это вызвало шок у многих антропологов старой школы. Интуитивно-беллетристический стиль текстотворчества Малиновского стал рассматриваться как естественная альтернатива жесткому детерминизму и формализму «оксфордцев».

Все это вызвало поток публикаций о творчестве «тробрианского рапсода». Вышли в свет работы К. Симонс-Симонолевич[82]82
  Symons-Symonolewicz K. Bronislaw Malinowski: An Intellectual Profile // Polish Rewiew. 1958. V. 3 (4); Idem. Bronislaw Malinowski: Formative Influence and Theoretical Evolution // Polish Review. 1959. V. 4 (4); Idem. The Origin of Malinowski’s Theory of Magic // Polish Review. 1960. V. 5 (4).


[Закрыть], Дж. П. Сингх Уберои[83]83
  Uberoi J.P. Singh. Politics of the Kula Ring. An Analysis of the Findings of Bronislaw Malinowski. Manchester, 1962.


[Закрыть], О. Ричардс[84]84
  Richards A.I. Bronislaw Malinowski (1884–1942) // The Founding Fathers of Social Science. Ed. by T. Raison. Harmondsworth, 1969.


[Закрыть], Г. М. Лэреси[85]85
  Laracy H.M. Malinowski at War, 1914–1918 // Mankind. 1976. V. 10. // 1


[Закрыть], Б. Шреднявой[86]86
  Sredniawa B. The Anthropologist as Young Physicist: Bronislaw Malinowski’s // Apprenticeship // Isis. 1981. V. 72.


[Закрыть], А. К. Палуха[87]87
  Paluch A.R. The Polish Background of Malinowski’s Work // Man. 1981. V. 16.


[Закрыть], Р. Фёрса[88]88
  Firth R. Bronislaw Malinowski // Totems and Teachers: Perspectives on the History of Anthropology. Ed. by S. Silverman. N.Y., 1981.


[Закрыть], И. Стренски[89]89
  Strenski I. Malinowski: Second Positivism, Second Romanticism // Man. 1982. V. 17.


[Закрыть], М. У. Юнга[90]90
  Young M.W. The Intensive Study of a Restricted Area: Or, why did Malinowski Go to Trobriand Islands? // Oceania. 1984. V. 55; Idem. The Ethnographer as Hero: The Imponderabilia of Malinowski’s Everyday Life in Mailu // Canberra Anthropology. 1987. V. 10 (2).


[Закрыть], Х. Вейн-Малиновской[91]91
  Wayne Malinowska H. Bronislaw Malinowski: The Influence of Various Women on his Life and Work // American Ethnologist. 1985. V. 12.


[Закрыть], Ф. Гросса[92]92
  Gross F. Young Malinowski and his Later years // American Ethnologist. 1986. V. 13.


[Закрыть] и др. Показательно то, что творчеству Малиновского было посвящено несколько сборников статей, в одном из которых – «Человек и культура. Оценка деятельности Бронислава Малиновского»[93]93
  Man and Culture. An Evaluation of the Work of Bronislaw Malinowski. Ed. by R. Firth. L., 1957.


[Закрыть] – приняли участие многие влиятельные антропологи того времени – Р. Фёрс, О. Ричардс, Р. Пиддингтон, Т. Парсонс, Ф. Каберри, Э. Лич, И. Шапера, М. Фортес, З. Надель, Л. Мейр, Й. Хогбин и др. Сборник стал «площадкой», на которой столкнулись в полемике представители двух ведущих теоретических направлений, и это оказало влияние на восприятие истории британской социальной антропологии, как бы заново «открыв» Малиновского. Еще одно его «открытие» произошло в конце 80-х годов, оно было связано со своеобразным его «возвращением» в Польшу. На протяжении своей более чем 30-летней карьеры в Англии и США Малиновский никогда не афишировал свою «польскость», нередко откровенно представляя себя космополитом и утверждая, что это единственно приемлемая позиция для ученого-антрополога. Польская этнология все это время развивалась преимущественно в краеведческом русле, кардинально отличаясь от того, за что ратовал Малиновский. Этот разрыв был преодолен в 1985 г., когда группа польских ученых выпустила в свет объемный сборник статей «Социальная антропология Брони слава Малиновского»[94]94
  Antropologia społeczna Broisława Malinowskego. Pod. red. M. Flis i A.K. Palucha. Warczawa, 1985.


[Закрыть], в котором были представлены исследования, посвященные становлению личности Малиновского в условиях краковской интеллектуальной среды времен его молодости. Эти исследования показали, что многие теоретические идеи Малиновского берут начало оттуда.

В 1988 г. вышел в свет еще один сборник, посвященный классику функционализма, «Малиновский между двумя войнами: польские корни антропологической традиции»[95]95
  Malinowski Between Two Worlds: The Polish Roots of an Anthropological Tradition. Ed. by R.F. Ellen et all. Cambridge, 1988.


[Закрыть], в котором большая группа исследователей из Великобритании и Польши предприняла попытку по-новому взглянуть на его наследие. Новые архивные и сравнительно-исторические данные позволили в значительной степени пересмотреть устоявшиеся стереотипы в трактовке научного вклада Малиновского. В частности, А. Флис обнаружил истоки его теории культуры в философии профессора Ягеллонского университета Ст. Павлицкого и в учениях Авенариуса и Маха. Я. Ершина обосновал тезис о связи мировоззрения Малиновского с течением польского модернизма («Молодая Польша»), Э. Геллнер сделал попытку интерпретировать научные идеи Малиновского, исходя из специфики его этнически польской ментальности.

Несколько повышенное внимание британской антропологии 60 – 80-х годов к наследию Малиновского вовсе не означало потери интереса к другим классикам структурно-функционального подхода. Стабильно выходили работы, посвященные изучению творчества А. Р. Рэдклифф-Брауна[96]96
  Chiao Chien. Radcliffe-Brown in China // Anthropology Today. Chicago, 1987. V. 3 (2); Perry R. Radcliffe-Brown and Kropotkin: The Heritage of Anarchism in British Social Anthropology // Kroeber Anthropological Society Papers. 1975; Shapera I. The appointment of Radcliffe-Brown to the Chair of Social Anthropology at the University of Cape Town // African Studies. 1990. V. 49; Stocking G.W.Jr. Radcliffe-Brown and British Social Anthropology // HOA. V. 3; Idem. «Yours affectionately, Rex» – Radcliffe-Brown during and after World War II // HAN. 1985. V. 12 (2).


[Закрыть], Э. Эванс-Причарда[97]97
  Barnes J.A. Edward Evan Evans-Pritchard, 1902–1973 // Proceedings of the British Academy. V. 73; Douglas M. Evans-Pritchard. Brighton, 1980.


[Закрыть], М. Глакмена[98]98
  Brown R. Passages in the Life of White Anthropologist: Max Gluckman in Northern Rhodesia // Journal of African History. 1979. V. 20; Firth R. Max Gluckman // Proceedings of the British Academy. 1975. V. 61.


[Закрыть], М. Фортеса[99]99
  Firth R. Mayer Fortes: An Appreciation // Cambridge Anthropology. 1983. V. 8 (2); Goody J.R. Mayer Fortes, 1906–1983 // Proceedings of the British Academy. 1993. V. 80.


[Закрыть] и других мэтров антропологии.

В течение ХХ в. постоянно нарастал интерес к деятельности британских антропологов со стороны социологов, философов, логиков, фольклористов, экономистов, юристов и представителей других дисциплин, а также со стороны их коллег из других стран. В работах американских культурных антропологов не раз ставилась проблема соотношения их науки и британской социальной антропологии, причем, решалась она по-разному. К примеру, Дж. Мёрдок был склонен проводить резкую грань между этими дисциплинами[100]100
  Murdock G.P. British Social Anthropology // AA. 1951. V. 53.


[Закрыть], а Г. Уотсон подчеркивал искусственность и условность этой грани[101]101
  Watson G. The Social Construction of Boundaries Between Social and Cultural Anthropology in Britain and North America // Journal of Anthropological Research. 1984. V. 40.


[Закрыть]. Американцы уделяли немало внимания наследию классиков британской антропологии – М. Уэкс и Г. Пейн посвятили свои работы анализу деятельности Б. Малиновского[102]102
  Wax M.L. Tenting with Malinowski // American Sociological Review. 1978. V. 47; Payne H.C. Malinowski’s Style // Proceedings of the American Philosophical Society. 1981. V. 125.


[Закрыть]; Д. Шнайдер в одной из своих статей сопоставил концепции родства У. Риверса и А. Крёбера[103]103
  Schneider D.M. Rivers and Kroeber in the Study of Kinship // Rivers W.H.R. Kinship and Social Organization. L., 1968.


[Закрыть]; Э. Сэрвис затронул теоретическое наследие британской социальной антропологии в своей книге по истории антропологии[104]104
  Service E.R. A Century of Controvercy: Ethnological Issues from 1860 to 1960. Orlando, 1985.


[Закрыть]; Дж. Стокинг в серии статей сопоставил научные идеи Б. Малиновского и А. Р. Рэдклифф-Брауна с воззрениями американских антропологов Р. Линтона, М. Мид, а также Н. Н. Миклухо-Маклая и Я. Кубары[105]105
  Stocking G.W.Jr. The Problem of Translation between Paradigms: The 1933 Debate between Ralph Linton and Radcliffe-Brown // HAN. 1978. V. 5 (1); Idem. Margaret Mead and Radcliffe-Brown: Society, Social System, Cultural Character, and the Idea of Culture, 1931–1935 // HAN. 1993. V. 20 (2); Idem. Maclay, Kubary, Malinowski: Archetypes from the Dreamtime of Anthropology // The Ethnographer’s Magic: Fieldwork in British Anthropology from Tylor to Malinowski // The Ethnographer’s Magic and other Essays in the History of Anthropology. Madison, 1992.


[Закрыть]. Важный и оригинальный вклад в изучение истории британской социальной антропологии внес американский антрополог К. Гирц. В своей знаменитой книге «Интерпретация культур»[106]106
  Geertz Cl. The Interpretation of Cultures: Selected Essays. N.Y., 1973.


[Закрыть], заложившей основы направления, получившего название «интерпретативная антропология», он подверг обстоятельной критике многих теоретиков антропологии, в том числе и британских. В другой книге, «Труды и жизни: антрополог как автор»[107]107
  Geertz Cl. Works and Lives. The Anthropologist as Author. Cambridge, 1988.


[Закрыть], он в духе новой тенденции в гуманитарных науках, условно называемой «лингвистическим поворотом», представил деятельность знаменитых антропологов ХХ в., в том числе и британских, как ремесло писателя, а их труды – как литера турные тексты и подверг их литературоведческой критике, придя к выводу, что многие их «научные» открытия – не более чем литературные конструкции. Такой подход высветил с неожиданной стороны деятельность антропологов, в частности Э. Эванс-Причарда, в трудах которого Гирц обнаружил противоречивое сочетание позитивистского сциентизма и герменевтики, высокомерия британского джентльмена и духовной близости с африканцами.

Книги Гирца положили начало новым подходам к истории антропологии, в русле которых были написаны работы Дж. Ван Маанена «Рассказы поля. О том, как пишут этнографию»[108]108
  Van Maanen J. Tales of the Field. On Writing Ethnography. Chicago, 1988.


[Закрыть], Дж. Маркуса и М. Фишера «Антропология как культурная критика. Экспериментальный момент в гуманитарных науках»[109]109
  Marcus G.E. and Fischer M.M.J. Anthropology as Cultural Critique. An Experimental Moment in the Human Sciences. Chicago, 1986.


[Закрыть], в которых значительное внимание было уделено трудам классиков британской антропологии. В первой из этих книг ее автор анализирует различные типы этнографических описаний, называя их словом из обыденного языка – «рассказы», подчеркивая этим, что их стилевые особенности (риторика) и принципы сюжетной композиции во многом формируются как бы спонтанно в субкультуре научного сообщества и выступают в виде негласных договоренностей (конвенций). Он разработал типологию описаний, выделив три основных их жанра – «реалистические рассказы», «рассказы-исповеди» и «импрессионистские рассказы». Приводя многочисленные примеры, он не без остроумия продемонстрировал процесс развития антропологии в виде литературного процесса. В книге Маркуса и Фишера деятельность антропологов рассматривается не столько в качестве производства научного знания, сколько в качестве своеобразной критики культуры, под которой понимается критическое осмысление культуры, к которой принадлежит автор антропологического сочинения. Экзотические культуры, так или иначе, выступают в нем в качестве контраста, позволяющего взглянуть свежим глазом на привычные и оттого кажущиеся нормальными негативные явления своего окружения.

История британской социальной антропологии получила своеобразное осмысление в трудах французских этнологов, среди которых интерес представляют работы К. Леви-Строса[110]110
  Levi-Strauss C. The Scope of Anthropology. L., 1976; Леви-Стросс К. Структурная антропология (сборник переводов). М., 1980; он же. Структурная антропология. М., 1985.


[Закрыть], М. Паноффа[111]111
  Panoff M. Bronislaw Malinowski. Paris, 1972.


[Закрыть], Ж. Ломбара[112]112
  Lombard J. L’anthropoloie britanique contemporaine. Paris, 1972.


[Закрыть], Ж. Маке[113]113
  Maquet J. Objectivity in Anthropology // Current Anthropology. Chicago, 1964. V. 5. № 1.


[Закрыть]; немецких этнологов Ю. Штагля[114]114
  Stagl J. Kulturanthropologie und Gesellschaft. Berlin, 1981.


[Закрыть], Я. Салат[115]115
  Salat J. Reasoning as Enterprise: The Anthropology of S.F. Nadel. Transl. by G. Quatember. Göttingen, 1983.


[Закрыть] и др., а также представителей научной интеллигенции стран, бывших в прошлом колониями и зависимыми территориями Великобритании, из которых стоит упомянуть работы Б. Магубане[116]116
  Magubane B. A. Critical Look an Indicies Used in the Study of Social Change in Colonial Africa // Current Anthropology. 1971. V. 12. № 4–5.


[Закрыть], М. Овусу[117]117
  Owusu M. On Indigenous Anthropology: A Malinowskian View // Current Anthropology. Chicago, 1981. V. 22. № 6.


[Закрыть], С. Чилунгу[118]118
  Chilungu S.W. Issues in the Ethics of Research Method: An Interpretation of Anglo-American Perspective // Current Anthropology. 1976. V. 17. № 3.


[Закрыть], Э. Саида[119]119
  Said E. Orientalism. N.Y., 1978.


[Закрыть], Т. Асада[120]120
  Asad T. (Ed.) Anthropology and the Colonial Encounter. L., 1973.


[Закрыть]. Последняя категория работ отличается своеобразием – это, зачастую, не столько научное исследование деятельности британских антропологов или научная ее критика, сколько разновидность публицистики, обличающей британских антропологов как пособников колониализма. Существенными для более глубокого понимания истории британской антропологии являются труды социологов и философов, занимающихся методологией науки и, в частности, рассматриваемой дисциплины, среди которых достойны упоминания работы Т. Парсонса[121]121
  Parsons T. Malinowski and the Theory of Social System // Man and Culture: An Evaluation of the Work of Bronislaw Malinowski. Ed. by R. Firth. L., 1957.


[Закрыть], Р. Мертона[122]122
  Merton R.K. On Theoretical Sociology. N.Y., 1967.


[Закрыть], П. Штомпки[123]123
  Sztompka P. Metoda funkcjonalna w sociołogii i antropołogii społecznej. Wroclaw, 1971.


[Закрыть], И. Джарви[124]124
  Jarvie I. The Revolution in Anthropology; Idem. Concepts and Society. L., 1972.


[Закрыть], Дж. Джоунс[125]125
  Jones G. Social Darvinism and English Thought: The Interaction between Biological and Social Theory. N.Y., 1980.


[Закрыть], М. В. Сингера[126]126
  Singer M.B. A Neglected Source of Structuralim: Radcliffe-Brown, Russell, and Whitehead // Semiotica. Hague, 1984. V. 48 (1–2).


[Закрыть], Н. Л. Степана[127]127
  Stepan N.L. The Idea of Race in Science: Great Britain, 1800–1960. L., 1982.


[Закрыть], К. Дж. Торнтона[128]128
  Thornton R.J. «Imagine Yourself Set Down»: Mach, Conrad, Frazer, Malinowski and the Role of Imagination in Ethnography // Anthropology Today. L., 1985. V. 1 (5); Idem. The Chains of Recipricity: The Impact of Nietzsche’s Genealogy on Malinowski’s «Crime and Custom in Savage Society» // Polish Sociological Bulletin. 1992. V. 1 (97).


[Закрыть], Дж. Клиффорда[129]129
  Clifford J. The Predicament of Culture: Twentieth-Century Ethnography, Literature and Art. Cambridge (Mass.). 1988.


[Закрыть]. К истории британской антропологии проявляли интерес и филологи, так как в ряде исследовательских проблем обе дисциплины смыкаются, в частности, об этом синтезе писали Дж. Б. Викери[130]130
  Vickery J.B. The Literary Impact of «The Golden Bough». Princeton, 1973.


[Закрыть], Я. М. Китагава и Дж. Стронг[131]131
  Kitagawa J.M., Strong J. Friedrich Max Müller and the Comparative Study of Religion // Nineteenth Century Religious Thought in the West. Ed. by N. Smart et all. V. III. Cambridge, 1985.


[Закрыть], М. Ман ганаро[132]132
  Manganaro M. Myth, Rhetoric and the Voice of Authority: A Critique of Frazer, Eliot, Frye, and Campbell. New Haven, 1992.


[Закрыть]. Естественным представляется интерес к истории британской антропологии со стороны психологов, в трудах которых нередко обсуждается проблема взаимосвязи между двумя дисциплинами; в частности, о параллелях между концепциями З. Фрейда и Э. Вестермарка писал Д. Спейн[133]133
  Spain D.H. The Westermarck – Freud Incest Theory Debate: An Evaluation and Reformulation // CA. 1987. V. 28.


[Закрыть], Дж. Стокинг – об отношении Малиновского к теории основателя психоанализа[134]134
  Stocking G.W.Jr. Anthropology and the Science of Irrational: Malinowski’s Encounter with Freudian Psychoanalysis // HOA. 1986. V. 4.


[Закрыть].

Пожалуй, наибольший вклад в изучение истории британской антропологии внесли историки науки, среди которых особое место в этом деле занимают два человека – Дж. Стокинг и А. Купер. Стокинг, американский специалист в области истории науки, вообще может быть назван лидером в изучении данной темы, так как никто не может сравниться с ним ни по количеству публикаций в этой области, ни по их качеству. Если сравнивать его исследования с работами британских антропологов, пишущих о своей науке зачастую с целью утвердить свою точку зрения в полемике, то его позиция априорно выглядит выигрышной, поскольку он находится не внутри объекта своих исследований, а за его пределами, что само по себе обеспечивает гораздо большую степень объективности. Его работы также демонстрируют мастерское владение историческими методами и использованием широкого круга исторических источников, что позволило ему представить развитие британской антропологии в контексте конкретных исторических ситуаций во взаимосвязи с социальными, политическими, идеологическими процессами. Особенно важными для автора этой книги были три монографии Стокинга. Первая из них – «Раса, культура и эволюция»[135]135
  Stocking G.W.Jr. Race, Culture and Evolution: Essays in the History of Anthropology. N.Y., 1968.


[Закрыть] – посвящена исследованию процесса становления антропологического познания как такового, в котором деятельность британских антропологов была одной из составных частей, наряду с американскими учеными и представителями этой науки из других стран. Вторая монография – «Викторианская антропология»[136]136
  Idem. Victorian Anthropology. N.Y., 1987.


[Закрыть] – уже специально посвящена британской научной дисциплине. В этом труде рассматриваются ее идейные истоки, первые ее шаги в создании теоретических и организационных оснований, а также деятельность тех, кто эту науки создал – Э. Тайлора, Дж. Мак-Леннана, У. Робертсона Смита, Г. Мейна и др. Третья книга – «После Тайлора: Британская социальная антропология, 1888–1951»[137]137
  Stocking G.W.Jr. After Tylor: British Social Anthropology, 1888–1951. Madison (Wisc.), 1995.


[Закрыть] – посвящена изучению следующего этапа истории этой науки, в ходе которого она оформилась в качестве университетской дисциплины, выработала корпус теоретико-методологических принципов, включая методику полевых исследований. В этой книге рассматривается деятельность Дж. Фрэзера, Р. Маррета, Э. Вестермарка, У. Риверса, А. Хэддона, Б. Малиновского, А. Р. Рэдклифф-Брауна и др.

Особенность вклада А. Купера в изучение истории британской социальной антропологии заключается в том, что сам он был плоть от плоти этой науки – получил антропологическое образование на кафедре М. Фортеса в Кембриджском университете, провел серию длительных полевых исследований в Южной Африке и опубликовал ряд добротных работ по полученным в поле материалам, кроме того, он и по происхождению был связан с антропологическим цехом – знаменитый антрополог, ученица Б. Малиновского Хильда Купер была его родной теткой. Невзирая на свою включенность в антропологическую среду, Купер, получив благословение одного из своих учителей, И. Шаперы, сумел при написании книги по истории своей науки занять относительно объективную позицию. Его небольшая по объему книга «Антропологи и антропология: Британская школа, 1922–1972»[138]138
  Kuper A. Anthropologists and Anthropology. The British School 1922–1972. Harmondsworth. 1973 (2-d ed. 1978); Idem. Anthropology and Anthropologists. The Modern British School. L., 1983 (3-d ed. 1993). // // Часть I // (XVIII – начало ХХ в.) // Гл. 1. Социальные предпосылки и идейные истоки британской социальной антропологии (XVIII – // середина XIX в.)


[Закрыть] освещает основные вехи полувекового отрезка истории дисциплины начиная со времен «функционалистской революции» 1922 г. В этой книге Купер не только анализирует развитие и противоборство теоретических концепций, но и разбирает непростые взаимоотношения между лидерами дисциплины, давая порой нелицеприятные оценки отдельным их аспектам. Книга вызвала противоречивую реакцию у его коллег, и у Купера появилось немало проблем. Тем не менее он регулярно переиздавал свой труд (1978, 1983, 1993), внося в него существенные коррективы и несколько изменяя название. Делал он это не в последнюю очередь потому, что книга стала чуть ли не единственным учебным пособием по истории британской социальной антропологии для студентов, специализирующихся по этому предмету.

Часть I
Начало британской социальной антропологии (XVIII – начало ХХ в.)

Гл. 1. Социальные предпосылки и идейные истоки британской социальной антропологии (XVIII – середина XIX в.)

Ставя задачу исследования идейных истоков британской социальной антропологии, прежде всего необходимо в качестве эвристического принципа определить общие контуры того, что возникло из этих истоков, т. е. основные параметры того феномена, который позже получил наименование «социальная антропология». Эти контуры определяются теоретическими воззрениями основоположников этой науки, а также их представлениями о предмете ее изучения и методах исследований, т. е. тем, что Т. Кун назвал парадигмой. Парадигма, созданная классиками этой науки, при всей противоречивости отношения к ней последующих поколений ученых, обладает набором исследовательских установок, которые сохранились до настоящего времени. Они, конечно, развивались, видоизменялись, подвергаясь внутридисциплинарной критике, которая порой была направлена на полное устранение некоторых из них. Тем не менее основные положения исходной парадигмы проявили удивительную живучесть, так или иначе сказываясь в исследованиях даже тех ученых, которые декларативно их не признавали.

Несколько упрощая суть вопроса, можно представить, так сказать в первом приближении, основные инварианты классической парадигмы социальной антропологии в следующем виде. Представления о предмете: 1) культура (цивилизация), общество и человек как таковые, но с особым акцентом на первобытные («примитивные», «доисторические», «дикие», «варварские», «бесписьменные», «традиционные», «безгосударственные», «крестьянские» и т. п.) их формы; 2) «естественные» основания культуры, общества и человека, законы их бытия (в диахронной или синхронной плоскостях); отсюда особое внимание к фундаментальным общественным институтам (брак, семья, род, община, право, мораль, религия и т. п.), первоначально к их происхождению и эволюционному развитию. В методологическом плане изначально были приняты постулаты, вытекающие из «стандартного идеала научности» позитивистской доктрины, – индуктивизма, эмпиризма, экспериментальности и сравнительного анализа. Эти установки воспринимались как необходимое условие познания закономерностей социокультурных явлений.

В целом антропологические исследования мыслились как деятельность, имеющая в идеале практическую общественную пользу – познание сущности общественных институтов и человека должно привести к их совершенствованию, стать базой научно обоснованного реформаторства.

Отмеченные общие установки, разумеется, не были изобретением классиков ранней антропологии. Многие из них формулировались до них разными мыслителями. Тем не менее в трудах первых антропологов эти установки получили оригинальное выражение и стали основанием конкретной научно-исследовательской деятельности нового типа. Поэтому первым и необходимым шагом в изучении истории британской социальной антропологии должно стать выявление общественно-политических, идеологических, философских, научных и других течений, образующих ту среду, которая породила этот новый тип научно-исследовательской деятельности. Из этой среды первые антропологи черпали идеи, на ее запросы и вызовы они считали себя призванными найти ответы.

Последующие разделы настоящей главы посвящены анализу основных факторов, воздействовавших на процесс формирования новой научной дисциплины. Наиболее существенными из этих факторов являются: 1) сложившаяся в Европе к середине XIX в. традиция осмысления феномена «цивилизации» («культуры») и роли в ее развитии европейских «доисторических» и неевропейских (восточных, первобытных, колониальных и др.) народов; 2) философские направления, трактующие природу общества и культуры в натуралистическом (естественно-научном) ключе, а также философские, научные и теологические направления в изучении фундаментальных институтов человечества; 3) предшествующие социальной антропологии организационные формы изучения простонародной культуры – антикварные, фольклористические и др. клубы, общества, периодические издания, а также религиозные благотворительные корпорации, занимающиеся опекой бедноты и коренных жителей колоний и т. п.; 4) литературная традиция описаний заморских стран и народов в сочинениях путешественников, миссионеров, чиновников и др.

Разумеется, исторический процесс возникновения научной отрасли не может сводиться к механической сумме факторов, он, как и всякий исторический процесс, включает в себя множество случайных обстоятельств, которые порой играют весьма существенную роль, но, тем не менее, выделенные нами аспекты представляют собой минимально необходимый и достаточный набор явлений для реконструкции этого процесса.

Само слово «цивилизация» довольно часто встречается в латинских источниках еще в античную эпоху, но как философская категория оно впервые стало относительно широко употребляться в работах эпохи Просвещения. Лидерами в разработке этой тематики стали французские философы. В своем сочинении «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума» Мари Жан Антуан Никола Карита маркиз де Кондорсе (1743–1794) сформулировал исходный принцип понимания человека: основное отличие человека от животных, имеющих некоторые общие черты с ним (в частности, известную упорядоченность отношений между собой, подобных общественным), – это культура, представляющая собой совокупность таких явлений, как язык, мораль, устойчивый социальный порядок. Он же предпринял попытку соединить истории известных ему народов и представить на этой основе общую картину прогресса человеческого рода. Он выделил десять стадий прогресса: 1) Стадия охоты и рыболовства, на которой народы представляют собой небольшие группы семей, управляемые обычаем и моралью, заменяющими закон. На этой стадии лидерами являются жрецы (Кондорсе называет их также шарлатанами и колдунами), использующие народные суеверия в своих интересах. 2) Стадия пастушества, которое дает больше материальных благ по сравнению с охотой, что порождает зачаточное разделение на богатых и бедных, наемный труд и рабство, а также наемный труд и деньги. Рост населения приводит к усложнению строения общества. 3) Стадия прогресса, ознаменованная появлением земледелия, которое в свою очередь породило оседлость и повысило роль собственности. Появилось разделение труда (специализированные ремесла, различные виды торговли), усложнилась социальная стратификация (возникли привилегированные группы, захватывающие власть в свои руки), начались захватнические войны, ведущие к новым видам господства (захватчики принуждали работать на себя завоеванные народы). 4) Стадия возникновения и развития философской мысли в Древней Греции. 5) Стадия распространения просвещения и выделения различных наук в античной Греции, закончившаяся эпохой Аристотеля. 6) Стадия от времени Аристотеля до эпохи крестовых походов. 7) Стадия прогресса от эпохи Возрождения до книгопечатания. 8) Стадия от Гутенберга до появления научной картины мира, уничтожившей религиозные суеверия. 9) Стадия, начало которой было ознаменовано открытиями Декарта, а конец – Великой французской революцией. 10) Грядущая стадия господства разума, свободы, равенства, братства.

Весь ход прогресса человечества разделен Кондорсе на две части. Первая, включающая три начальные стадии, – это доисторический, бесписьменный, первобытный период. Вторая, берущая начало с момента изобретения письменности и включающая оставшиеся семь из выделенных им стадий, – это исторический период.

Столь пространное изложение схемы прогресса у Кондорсе здесь не случайно. Этот жанр, вообще очень характерный для французских просветителей (он берет свое начало в эпоху античности), в несколько измененном виде стал одной из главных тем в ранней британской антропологии. Кондорсе почитается одним из создателей метода сравнительного анализа. По мнению Эванс-Причарда, «его справедливо считают предшественником социологии и социальной антропологии в том смысле, что он стал говорить о социальных институтах и об истории мысли (а не о политических событиях в узком смысле этого слова) с научной, сравнительной точки зрения»[139]139
  Эванс-Причард Э. История антропологической мысли. М., 2003. С. 54.


[Закрыть]. Кондорсе вслед за Ш. Л. Монтескье был убежден в естественном характере социальных процессов и в том, что они существуют и развиваются по определенным объективным законам. Шарль Луи де Монтескье (1689–1755) в своем сочинении «О духе законов» сформулировал тезис о естественной закономерности всего сущего: «Законы в самом широком значении этого слова суть необходимые отношения, вытекающие из природы вещей; в этом смысле все, что существует, имеет свои законы: они есть и у божества, и у мира материального, и у существ сверхчеловеческого разума, и у животного, и у человека[140]140
  Монтескье Ш.Л.О духе законов // Монтескье Ш. Л. Избранные произведения. М., 1955. С. 163.


[Закрыть]. Философ был одним из первых, кто с помощью метода сравнительного изучения разных обществ попытался сформулировать универсальные человеческие законы[141]141
  Там же. С. 166.


[Закрыть]. Стадии прогресса человечества, выделенные Кондорсе, – это выражение законо мерного характера этого процесса, контуры общей теории прогресса, которую, по его мнению, предстоит создать на основе не столько умозрительной процедуры, сколько на базе наблюдений конкретных социальных явлений. Он был также убежден, что такая теория будет способствовать совершенствованию общественных институтов и самих людей на основе научных представлений об их природе.

Характерной особенностью отношения французских просветителей к категории «цивилизация» было, по мнению Л. Февра, то, что «употребление этого слова в английском языке, а равно и во французском порождает новую проблему. По обе стороны Ла-Манша глагол “civilizer” (“to civilize”) и причастие “civilise” (“civilized”) появляются в языке намного раньше соответствующего существительного»[142]142
  Февр Л. Цивилизация: эволюция слова и группы идей // Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 247.


[Закрыть], т. е. до эпохи Просвещения такого онтологического понятия попросту не существовало и лишь во времена Монтескье оно стало использоваться в этом качестве и в значении наивысшего совершенства общества[143]143
  Там же. С. 255–256.


[Закрыть]. Поэтому во Франции и Англии того времени оно употреблялось в единственном числе, т. е. воспринималось как выражение уникального явления, свойственного западноевропейским порядкам, а как обозначение одного из множества типов культуры стало использоваться в немецкой традиции лишь со времен В. Гумбольдта[144]144
  Там же. С. 264–265.


[Закрыть]. В этом отношении проглядывает некое противопоставление, которое в античности выражалось дихотомической формулой «греки – варвары», а в Средневековье – «горожане – дикари (savages – от лат. sylva, лес)». В сочинениях XVI–XVIII вв. «цивилизация» – это нечто противостоящее «дикарям» и «варварам», причем категория «дикарь» несла в себе некую амбивалентность. С одной стороны, «дикость» представлялась символом всего темного, жестокого, устаревшего, а с другой, – воплощением «утраченного рая», «золотого века». Дж. Стокинг, говоря об эпохе Просвещения, отмечает, что «в особенности среди французов дикарь играл важную роль контраргумента в текущей полемике (публицистической. – А. Н.): как оружие в сражениях между сторонниками старых и новых порядков, как союзник в битве против официального христианства или как контраст в критике современных общественных установлений»[145]145
  Stocking G.W.Jr. Victorian Anthropology. N.Y., 1987. P. 19.


[Закрыть]. Причем, нередко все, что мешало разумному устроению, воспринималось как заблуждение или предрассудок, в котором виноваты деспоты и жрецы, т. е. носители черт, восходящих к эпохе дикости. Не менее часто полемическая ситуация выглядела в прямо противоположном освещении – мерзости современной просветителям Европы «высвечивались» в сопоставлении с воображаемыми особенностями «золотого века» и нравами не менее воображаемого «доброго дикаря».

Жан-Жак Руссо (1712–1778) в трактате «Рассуждение о происхождении и основах неравенства между людьми» (1754) на основе своеобразно истолкованных этнографических фактов представил идеализированную картину жизни первобытных народов, находившихся в «естественном состоянии», а нравы европейцев обрисовал как результат разрушения этого состояния цивилизацией. Во времена Руссо эта тенденция имела особый смысл критики европейских порядков XVIII в., но был в ней и иной смысл, о котором очень ярко писал К. Леви-Строс, называвший Руссо «отцом антропологии». При некоторых преувеличениях, допущенных Леви-Стросом, его трактовка концепции Руссо не лишена тонких и верных наблюдений. В частности, он подметил в трудах французского просветителя прообраз ряда методологических установок, ставших важными принципами антропологического познания. Это, во-первых, «принцип исповеди», который неустраним из работы современных антропологов, так как «в своей работе антрополог часто избирает самого себя объектом своих наблюдений. В результате он должен научиться познавать себя, смотреть на себя объективно и издали… И это становится составной частью всех наблюдений, которые антрополог проводит над отдельными лицами или группами лиц, над внутренним «я». Принцип «исповеди», сознательно написанной или бессознательно выраженной, лежит в основе всякого антропологического исследования»[146]146
  Леви-Строс К. Руссо – отец антропологии // Леви-Строс К. Первобытное мышление. М., 1994. С. 22.


[Закрыть]. Еще один исследовательский принцип, открытие которого Леви-Строс приписывает Руссо, – это «принцип сострадания», способность, «вытекающая из отождествления себя с другим – не родственным, не близким, не соотечественником, а просто с любым человеком, поскольку тот является человеком…»[147]147
  Там же. С. 23.


[Закрыть]. Учение Руссо о «естественном состоянии» первобытных народов – это важная посылка к формулированию задачи постижения социальных закономерностей, выраженных с наибольшей очевидностью именно в первобытных обществах, что стало одной из главных установок в формирующейся британской социальной антропологии.

Понятие «цивилизация» во французском Просвещении было окрашено, в какой-то степени, идеей эгалитаризма – все люди на Земле равны, ибо в основе каждого человека лежит некое общее, единое для всех естественное начало. Это начало (по определению благое) может быть подавлено дурными установлениями и нравами, но может быть раскрыто и развито на основе разума (истинное познание сути общества) и доброй воли. В любом случае оценочный оттенок в понятии «цивилизация» (он дошел до наших дней как элемент «проекта Просвещения», в качестве риторической фигуры – «мировая цивилизация») и его бытование в единственном числе указывают на равнодушие просветителей к культурному разнообразию человечества, нежелание рассматривать локальные культуры как рядоположенные, аналогичные по своей природе, но не тождественные феномены.

Идеи французских просветителей перекликались, а порой были связаны преемственностью с идеями представителей шотландской школы «моральной философии» XVIII в., оказавшей непосредственное влияние на ряд положений ранней социальной антропологии. В особенности это касается творчества Кеймса, Фергюсона и Миллара.

Генри Хоум, лорд Кеймс (1696–1782) написал много трудов, но для историка британской социальной антропологии особенно важно его трехтомное сочинение «Очерки по истории человека» (1774). Этот труд явно написан под влиянием Монтескье и Кондорсе, хотя в нем встречаются положения, идущие вразрез с идеями последних. Кеймс поставил перед собой задачу создания всеобщей истории человечества, причем выполнил ее в соответствии с жанровыми принципами, воспринятыми из Франции и ставшими привычными для шотландских интеллектуалов. Человек, в его понимании, – это производное социальных институтов, поэтому постижение его сущности заключается в изучении тех социальных и культурных форм, в которых он живет[148]148
  См.: Эванс-Причард Э. История антропологической мысли. С. 26.


[Закрыть]. Поступательное развитие человечества у Кеймса представлено процессом, разделенным на стадии, выделение которых производится на основании примерно тех же критериев, что и у Кондорсе – переход от одной стадии к другой связывается с возникновением более высокой формы хозяйственной деятельности (охота, собирательство, скотоводство, земледелие и т. д.), что влечет за собой увеличение плотности населения и, соответственно, – усложнение социальной организации[149]149
  См.: Там же. С. 27.


[Закрыть]. Отступлением от позиции французских просветителей (и сближением с немецкой традицией) было то, что Кеймс не разделял их положения о единстве рода человеческого. Он исходил из идеи врожденных расовых признаков, влияющих на развитие общества, впрочем, никаких серьезных аргументов в пользу этого тезиса он не приводил, если не считать нескольких примеров, почерпнутых им из книжек о заморских путешествиях, авторы которых зачастую не отличались образованностью. Наивный расизм Кеймса – немаловажное обстоятельство, это явление было весьма характерным для той интеллектуальной среды, в которой формировалась социальная антропология.