Текст книги "Сплошное свинство"

Священник провел меня в комнату, показал душ. Я с наслаждением понежился под горячими струями, смывая с себя оставшуюся еще после катастрофы соль. Затем побрился и без особых угрызений совести воспользовался стоявшей на подзеркальнике парфюмерией.

Отец Александр ждал меня перед распахнутым шкафом.

– Выбирай все, что на душу ляжет. Правда, я чуть полнее тебя. Если будешь чувствовать себя слишком просторно – скажи мне. Я распоряжусь, подошьют…

Я залез в глубину огромного шкафа и через некоторое время облачился в кашемировый свитер Балдессарини и пиджачную пару от Прада. В таком сочетании небольшая разница в наших со Священником размерах почти не ощущалась.

– Прихватишь еще тренч, когда пойдем на улицу, – одобрительно осмотрел меня отец Александр.

– Свину понадобится пара жилеток, – сказал я, поправляя пиджак перед зеркалом.

– Он уже распотрошил мою выходную тройку, – улыбнулся отец Александр. – Как у тебя с оружием?

– Никак. Я потерял свой «глок» во время крушения поезда.

Священник достал из кармана рясы пистолет и вложил мне в руку. Это был его личный, легендарный «кольт-1911» с рифленой рукояткой и выгравированной на прямоугольном дуле цитатой из Библии: «Каждому по делам его…»

– Положи в карман тренча. Надеюсь, им не придется воспользоваться. Но береженого, сам знаешь, кто бережет…

Мы перешли в гостиную. Свин уже сидел за круглым столом из орехового дерева и увлеченно поедал гречневую кашу с говяжьей тушенкой из фамильного, с вензелями, блюда. Перед ним стояла также прозрачная миска с квашеной капустой и уже ополовиненная бутылка «Финляндии». На туше моего офицера красовалась ямамотовская черная жилетка из тонкого сукна.

– Классика, а приятно, – хрюкнул Свин, заметив наше появление.

Я присоединился к трапезе. После степенного чаепития появилась высокая девушка с платком на голове, убрала посуду и поставила перед несколько авангардного вида камином стеклянный кальян на три персоны.

– Прошу, господа, – сделал приглашающий жест рукой Священник.

Я подвинул к огню кресло для Свина, затем уселся сам. Мы выдержали этикет и, прежде чем начать разговор, несколько раз затянулись. Табак в кальяне был виноградный – душистый и терпкий на вкус. Хотя лично я предпочел бы сигару. Никогда не понимал этих турецких излишеств: и дым есть, и затягиваешься по полной, а внутри ничего не скребет и сердце не заходится…

– Я понимаю, что тебе хочется узнать последние новости, – обратился к Священнику Свин. – Новостей много, но главная – одна: Отдел расформирован.

– Расформирован?! – закашлялся отец Александр. – Совсем?

– Окончательно и бесповоротно, – мрачно хрюкнул Свин. – Правда, мы успели получить кресты. Но Ангел дал нам последнее задание. Если мы его не выполним, награды аннулируют.

– Очень похоже на Ангела, – кивнул Священник. – Его стиль.

– Поэтому мы здесь, – продолжил Свин. – Поступила информация, что на местную группу «Обломки кораблекрушения» готовится атака с помощью Блуждающего Сгустка. Нам надо защитить парней и нейтрализовать причину атаки.

– Да, нелегкая вам выпала задача…

– Это мы уже поняли. Но, судя по всему, Блуждающий Сгусток не зря направился в Приморск. Верно?

– Верно, – согласился отец Александр. – И я думаю, что не только из-за «Обломков». Они хорошие ребята. Но дело обстоит гораздо серьезнее.

– Мы все внимание, – вставил реплику я.

Отец Александр приступил к рассказу. Чем больше я слушал, тем тяжелее становилось на сердце, тем более явственной казалась мне перспектива потерять кресты. Но обо всем по порядку.

Еще несколько лет назад Приморск, как поведал нам Священник, был самым обыкновенным курортным городком. Население кормилось тем, что сдавало жилплощадь отдыхающим и обслуживало этих же отдыхающих в заведениях общепита, на пляжных аттракционах, ну а те, кто помоложе, в постели. Стоит ли говорить, что цены на фрукты и жилье были заоблачными. Но не по злобе аборигенов, а исключительно из-за того, что на вырученные деньги им приходилось жить всю зиму и весну.

Политикой в Приморске почти не интересовались. Имелась, разумеется, ячейка компартии и несколько хилых первичных демократических организаций, создаваемых местными исключительно ради дотаций из центра. Особых конфликтов на этой почве не возникало. Коммунисты ограничивались митингами. Демократы – просмотром столичных ток-шоу и вялыми спорами, происходившими, по традиции, на кухнях.

Криминальная обстановка тоже соответствовала общегосударственной норме. Город делили между собой две группировки: кавказская и местная, из уголовников. К обоим народ относился одинаково неприязненно, но пытаться изменить ситуацию, по общегосударственной опять-таки традиции, не спешил.

В общем – все как везде. Живут люди, не умирают, жить тяжело, но что-либо изменить не могут или не хотят. Власть поругивают, но до серьезных протестов руки не доходят. Бандитов осуждают, но главенство лысых парней в кожанках признают безоговорочно и от работы на контролируемых группировками объектах не отказываются.

Однако два года назад в жизни Приморска произошли существенные перемены. Народная молва связывала их с молодым человеком по имени Владимир Сафонов. Поначалу парень вовсе не напоминал владельца казино «Медуза», с которым мы имели сомнительную честь познакомиться, и шел по накатанной колее: ходил в школу, отслужил в армии, закончил промышленный техникум, переименованный, согласно последним веяниям, в коммерческий колледж. По специальности не работал: летом помогал матери продавать черешню отдыхающим, зимой перебивался редкими халтурками и тихо, не впадая в крайности, пьянствовал со сверстниками. Имелась у Володи и девушка, однако девушка эта уехала учиться в столицу, да так там и осталась. То ли вышла замуж, то ли получила хорошую работу. Но Володя девушку любил, а посему попыток вернуть ее на родину не оставлял. С этого, собственно, все и началось.

Во время очередного зимнего затишья Сафонов осознал, что жить больше без своей ненаглядной не может. Поскольку на месте его ничего не держало, парень собрал вещи и купил билет до Москвы. Уехал – и пропал почти на полгода. А затем вернулся. Без девушки, но какой-то новый, изменившийся и с проседью в висках.

С друзьями он больше не пьянствовал и халтурить отказался наотрез. Занялся мелким бизнесом: покупал в областном центре продукты и продавал их в магазины города с небольшой наценкой. Дело шло медленно, со сбоями: конкуренты у Володи были очень серьезные и опекаемые, вдобавок, уже упоминавшимися бандитскими группировками. Поначалу Сафонову приходилось туго. Несколько раз он даже пропадал на некоторое время, причем не один, а с друзьями. Но всегда возвращался. Что же касается друзей, то они тоже возвращались – посерьезневшими и сосредоточенными. На пустяки не разменивались и все, как один, вливались в ряды Володиной фирмы: кто компаньоном, кто экспедитором, а кто и вовсе грузчиком.

Вскоре в Приморске стали происходить удивительные вещи. Поначалу два бандитских крыла сцепились между собой. Причиной тому послужило убийство сестры одного из местных бандитов. Девушка пошла на дискотеку, где ее усиленно обхаживал главарь горцев. Горячие проявления чувств не подействовали на девушку, а когда абрек стал переходить за дозволенные рамки, она влепила ему пощечину и покинула заведение. По меньшей мере, двадцать человек видели эту сцену. Но вот увидеть девушку живой больше не довелось никому. Утром ее мертвое тело нашли на городском пляже. Двадцать одно ножевое ранение, следов изнасилования судебные медэксперты не обнаружили.

Стерпеть такую наглость ее брат, главарь русской братвы по прозвищу Саша Схрон, естественно, не смог, хотя прямых доказательств причастности горцев к гибели его сестры не было. В результате главный абрек, именуемый Мустафа Шлем, и несколько его подчиненных приняли довольно мучительную смерть в ближайшей к городу лесопосадке. В эту же ночь вырезали всю семью Мустафы, включая трехмесячного сына и семидесятилетнюю мать. Схрон божился, что на детей он руку не поднимал, как и подобает человеку верующему и православному. Но ему никто не поверил. Через неделю в главном городском ресторане произошла бойня, организованная мстительными родственниками погибшего Мустафы. Схрон и десяток его подручных были расстреляны до кровавых ошметков и безотлагательно похоронены на местном кладбище.

Ситуация оказалась патовая. Обе группировки были обезглавлены, и руководящих кадров подобающего масштаба в их рядах уже не осталось. Из Москвы, а также из Грозного в срочном порядке выехали алчущие власти кандидаты. Машину одного из них остановило местное ГИБДД, именуемое по старинке ГАИ. Милиционеры обнаружили в багажнике черного «мерседеса» два килограмма героина, и авторитет был отправлен обратно в Москву с конвоем. Другой претендент до Приморска добрался, но в первый же день был очень профессионально застрелен из снайперской винтовки, что у знающих людей вызвало удивление: единственный приличный стрелок в городе лежал на кладбище рядом с Сашей Схроном, а в байки про зомби знающие люди не верили.

Дальше стали происходить и вовсе странные, почти мистические вещи. Кандидаты на пост криминального авторитета ехали в Приморск с удивительной периодичностью. Но всех их что-то останавливало. Кто-то погибал в дороге, кто-то в городе. Иные пропадали бесследно, а некоторых с помпой отправляли за решетку. Провидение, аномалия, внезапно проснувшийся городской Ангел-Хранитель? Сложно сказать. В любом случае новые авторитеты закрепиться в Приморске не смогли, словно он был для них маленьким заколдованным лесом на общедоступной российской карте. После того как голова последнего претендента вернулась в столицу совершенно автономно от тела, в обыкновенной почтовой посылке, поток алчущих власти варягов иссяк.

Оставшиеся же в живых члены двух городских банд постепенно и как-то очень быстро исчезали из города. Не чувствовали твердой руки и социальных гарантий, надо полагать…

Итак, спустя каких-то полтора года после первого возвращения Володи Сафонова Приморск превратился в совершенно благопристойный, некриминальный город. Жить стало спокойней, но не веселей. Фирма Сафонова набирала обороты, поглощая конкурентов. Соперники не пропадали, нет! Просто они тоже исчезали на загадочные полгода. После чего возвращались хмурыми, заметно похудевшими, но зато воспылавшими к Володе ничем не объяснимой симпатией. Очень скоро в городе осталась только одна фирма, поставляющая продукты магазинам. Затем – одно риэлторское агентство. Одна, централизованная, сеть точек общепита. Одно представительство нефтяной компании, снабжающее бензином автозаправочные станции. И одна политическая партия.

– Неужели местные жители заинтересовались политикой? – прервал речь Священника Свин.

– Скорее, их заинтересовали, – пожав плечами, произнес отец Александр. – Почувствуйте, как говорится, разницу… «Стоящие рядом» – слышали когда-нибудь?

– Где мы, а где политика? – вмешался в разговор я.

– Вы далеко, – согласился Священник. – А политика в Приморске – это только «Стоящие рядом».

– Что представляет из себя эта партия? – затянулся кальяном Свин.

– Очень правильная и позитивная идеология, – поворошил поленья в камине отец Александр. – Общество должно быть здоровым, доходы должны распределяться равномерно. Страну должны уважать и побаиваться все мировые державы.

– Ну и что здесь такого? – удивился я. – Не только «Стоящие рядом» провозглашают эти принципы, а каждая партия. Нам перед выборами набросали стопку программ в почтовый ящик – все как под копирку. У меня даже появилась теория, что лидеры этих партий специально выбираются так, чтобы можно было отличать их друг от друга по внешним признакам, а не по политическим платформам. Если вождь матюгается и дерется на заседаниях Думы – это одна партия, если у него все время перекошенное лицо – другая, если нет волос на голове – третья….

– Все правильно, – поморщился Священник. – Но тут есть одно коренное отличие. Понимаешь, для других партий все их лозунги – это только лозунги, абордажные крюки, с помощью которых можно зацепиться за корабль власти.

– А для «Стоящих рядом»? – выпустил две тугие струи дыма из пятака Свин.

– Для них… – на минуту замешкался отец Александр, но затем собрался и четко ответил: – Для них эти принципы – вера.

– Слуга Господа критикует веру? – не удержался от сарказма я.

– Попробую объяснить, – терпеливо произнес отец Александр. – Дело в том, что когда человек стремится к тому, чтобы обеспечить только себя, преследует только свои собственные интересы, у него есть два пути. Первый– он начинает грабить других, совершенно не задумываясь о последствиях. Такой подход плоды приносит сразу, но наслаждаться ими удается очень недолгое время. Понятно ведь, что окружение такого человека отнюдь не испытывает восторга от его деятельности и старается «исправить» положение вещей. Второй путь – он понимает, что успех зависит от окружающих его людей. Поэтому он в меру заботится о них – хотя бы настолько, чтобы не вызвать недовольства, способного перерасти в бунт.

– Ты хочешь сказать, – хрюкнул Свин, – что если бы, к примеру, большевики в семнадцатом году захватили власть только для того, чтобы вволю пожрать и прикупить себе дворцы по всему миру, в стране не было бы репрессий?

– Именно, – кивнул Священник. – Но как ты помнишь, Ленину не нужны были «роллс-ройсы» и яйца Фаберже. И Сталину – тоже. Они служили идее. Точно так же, как и Гитлер, Мао, Ким, как там его, Ир. Точно так же, как служат идее все эти бородачи в чалмах сегодня. Если бы их интересовали только деньги и бабы – не было бы никаких терактов.

Мы замолчали. Священник собирался с мыслями. Я обдумывал услышанное. Свин с шумом и свистом потягивал кальян, уставившись на огонь.

– Когда человек служит идее, – продолжил отец Александр, – он готов многим ради нее пожертвовать. И считает, что все остальные должны поступать так же.

– А кто не хочет, – продолжил Свин, – тот должен быть исправлен или даже убит.

– Потому что идея – абсолютная непогрешимая истина в последней инстанции, а не принимающие ее люди – всего лишь мелкий расходный материал, дрова для топки паровоза истории. Убивать их – не грех, потому что если идея – спасение, а они в ней сомневаются, то они и не живут вовсе. Все равно, что ходячие мертвецы.

– Как все это соотносится с ситуацией в Приморске? – спросил я.

Свин уже, по-видимому, понял суть проблемы. Но я не мог, подобно ему, общаться на энергетических уровнях. Мне требовались словесные объяснения.

Отец Александр повертел в руках мундштук кальяна.

– «Стоящие рядом», местным руководителем которых является Владимир Сафонов, не стали прятать свет истины, а, наоборот, очень настойчиво его проповедовали. Настолько настойчиво, что многие, позволившие себе публичное сомнение, стали пропадать. Некоторые из них возвращались. Некоторые – нет.

– А возвращенцы стали горячими сторонниками партии? – предположил я.

– Совершенно верно. Дальше – больше. Просвещение пошло в массы. «Стоящим» уже было недостаточно просто наслаждаться своими взглядами на жизнь. Они захотели осчастливить весь город. Так в Приморске постепенно исчезли почти все увеселительные заведения: как можно прожигать жизнь на танцполах и в стриптиз-барах, когда страна лежит в руинах и так много нужно сделать для ее восстановления? Телецентр, глава которого тоже отсутствовал некоторое время, перестал транслировать многие каналы, по которым показывали фильмы «с элементами насилия и нездоровой эротики».

– Кто, интересно, определял, здоровая эта эротика или нет? – хохотнул Свин.

– Да никто, по большому счету, – пожал плечами отец Александр, – любая эротика нездорова по определению….

– Радио у вас тоже без музыки и нездоровых тупых шуток для подрастающего поколения, – проявил осведомленность я.

– Не только радио. Корректируются даже учебники в школах.

– Ну а что люди? – спросил Свин. – Неужели никто не протестовал?

– Протестовали. Но «Стоящие» умеют убеждать. Помимо пресловутых отлучек у них очень хорошо поставлена экономическая служба. Те, кто идет против, обычно оказывается в глубокой финансовой яме – ведь все денежные потоки централизованны… К тому же у них есть очень сильные покровители в Москве.

– Ты считаешь, это эксперимент? – потянулся в кресле Свин.

– Боюсь, что да. Я пытался посмотреть ауры представителей партии. Но увидел только страх, который блокирует остальные воспоминания.

Я ошеломленно смотрел на потрескивающие в камине полена и старался понять, бодрствую ли я или сплю.

– Ладно, хватит о грустном, – поднялся о кресла отец Александр. – Пойдемте, я познакомлю вас с немногими жителями Приморска, которые вопреки обстоятельствам все еще не желают стоять рядом.

Мы поднялись с кресел и проследовали за Священником. Возле большой двери он остановился и просительно взглянул на Свина.

– Ты уж только не говори, пожалуйста. У людей и так нервы не в порядке.

– Что лучше: глюки в твоей голове, когда ты видишь говорящую свинью, или глюки в головах ответственных политработников? – задался философским вопросом Свин, однако молчать пообещал.

Мы вошли в большой зал. Он был заполнен людьми самого разного вида и возраста. На стене висел большой плазменный телевизор, по которому показывали какой-то гангстерский боевик – с тонкоусыми громилами и роскошными блондинками в декольтированных платьях. На небольших столиках стояли стеклянные кружки с глинтвейном и пивом. В углу шумел декоративный фонтан. Под плоской люстрой плавали кольца табачного дыма.

– Дамы и господа, – зычно объявил Священник. – Позвольте представить вам моего хорошего друга Гаврилу и… и его хорошего друга по имени Свин!

В нашу сторону обратилось полтора десятка заинтересованных глаз.

– Давайте знакомиться, – взял меня за локоть Священник и подвел к первому столику.

За ним сидела семья из четырех человек. Все, как один, – в фирменных «ливайсовских» костюмах. Степенный отец в очках, подтянутая мама с мелированными волосами и двое подростков-близнецов: мальчик и девочка.

– Черногорцевы, – представился глава семейства и крепко пожал мне руку. – Финансовые спекулянты.

– Сергей открыл в городе представительство валютной биржи, – пояснил отец Александр. – Арендовал зал в библиотеке, подключился к Интернету и стал учить людей, как зарабатывать деньги на колебаниях национальных валют. Его стратегия, кстати, оказалось действенной. Человек десять успели сколотить себе небольшие состояния.

– И уехали подальше отсюда, – продолжил за него Черногорцев. – А я, дурак, остался. Надо было не проценты подсчитывать, а на реальную жизнь смотреть.

– Да ладно тебе, Сергей, – осадила его жена. – Помнишь же основное правило: никогда не опускай руки. Мы обязательно вырвемся отсюда.

– Без гроша в кармане? – вздохнул Черногорцев.

– Интернет везде есть, – нарочито бодро потрясла мелированным великолепием женщина. – А где Интернет, там и деньги. Правда, Гаврила?

– Да, – уверенно кивнул я, хотя по Интернету деньги в жизни не зарабатывал, а в основном смотрел порнографию вместе со Свином.

– Идем дальше, – направил меня Священник.

Мы оказались у столика, за которым сидели две угрюмые девчушки с короткими мальчишескими стрижками.

– Даша, – не дожидаясь представления, буркнула одна из них.

– Саша, – так же сумрачно произнесла вторая. – Извратительницы природных основ мироздания.

– Даша и Саша любят друг друга, – сказал отец Александр мне на ухо. – Не только в духовном, но и во всех остальных смыслах.

Я с интересом посмотрел на девушек. Мне редко доводилось встречаться с реальными лесбиянками. Покопавшись в памяти, я мог припомнить одну лишь Викторию Рокот, да и то с известными оговорками. В Москве, разумеется, хватает представительниц прекрасного пола, готовых за деньги изобразить все, что угодно (да и представителей другого, непрекрасного пола, признаться, хватает тоже). Но настоящая розовая действительность оказалась совсем не похожей на глянцевые обложки фильмов для взрослых. На лицах Саши и Даши косметика напрочь отсутствовала. Никаких ярких париков, колготок в сеточку и прочих маленьких деталей, которые, собственно, и делают женщину женщиной. Одежда простая: джинсы да куртки. Маникюра нет. У Даши даже мочки ушей не проколоты. В голову закралась мысль, что, может, природные основы мироздания не так уж плохи, чтобы их извращать.

– Думаете, что таким уродкам, как мы, надо лечиться? – спросила Даша, будто уловила мои мысли.

Я честно пожал плечами.

– Их уже три раза пытались отправить в психдиспансер, – сказал отец Александр. – Когда не получилось… Лучше не будем об этом. Идем дальше.

Мы переходили от столика к столику, знакомясь с обществом отверженных Приморска. Кого тут только не было. Предприниматели, не пожелавшие вливаться в единую централизованную систему. Худенький мужчина с длинными волосами и зияющей плешью, который отрекомендовался гламурным фотографом. Выяснилось, что он снимал обнаженных отдыхающих красавиц на фоне морских пейзажей и отсылал фото в глянцевые журналы, за что однажды был даже премирован специальным призом журнала «Мулен Руж» и поездкой в Париж. Собственно, после этой поездки у него и начались проблемы…

Далее мы познакомились с пожилым милиционером, отказавшимся закрывать глаза на некоторые очень полезные, но противоречащие закону действия местных правоохранительных органов, с кружком неверных жен и гулящих мужей и даже с одним бородатым прозаиком моего примерно возраста, который писал детективы, не совпадавшие по какой-то причине с партийной линией «Стоящих вместе».

Наконец обход завершился. Мы уселись за столик. Та же высокая девушка, что обслуживала нас за ужином, принесла три стакана пунша.

– Я вижу, у тебя здесь целый клуб, – тихо произнес Свин.

– Что-то в этом роде. Понимаю, церковь – не самое лучшее место для того, чтобы устраивать подобного рода посиделки. Но только в этих стенах люди чувствуют себя свободными. А я считаю, что именно свободу и принес на землю Христос.

– Хорошо, – хрюкнул Свин, – мы не сильны в богословских догматах, поэтому твои мысли – это только твои мысли. Нас интересуют «Обломки кораблекрушения».

– Ребят здесь нет.

– Но почему ты не сказал нам сразу об этом?

– Вы все равно не смогли бы к ним добраться.

– Они что, куда-то уехали?

– Да. И мы скоро присоединимся к ним.

– Надеюсь, не в метафизическом смысле, – хрюкнул Свин.

– Нет, нет, в самом прямом. Видишь ли, сегодня у нас исторический день. Своего рода исход израильтян из Египта.

– Бегство?

– Увы… Иногда бегство – единственный выход. Многих уже прижало. Совсем. И они последние в этом городе, у кого есть желание бежать.

– Остальные либо упиваются властью, либо боятся, – задумчиво протянул Свин.

– Именно… Так вот, просто слинять из города мы не можем: заслоны на дорогах, а в кассах продают билеты активисты «Стоящих». Поэтому мы решили убегать транзитом. Сначала едем в бывший пионерский лагерь имени Константина Заслонова, он находится в районе Приморска. Затем – вертолетами в соседнюю область. Я договорился с летчиками военной базы, они оформят этот рейс как профилактический, чтобы машины не ржавели.

– «Обломки» в лагере? – глотнул горячий напиток через соломинку Свин.

– В лагере, – кивнул священник. – Я перебрасываю туда людей в несколько этапов, чтобы не рисковать всеми сразу… Ладно, отдохните немного. Поедем в пять утра.

Отец Александр посмотрел на свои часы и объявил перерыв перед отъездом. Беглецы медленно разошлись по гостевым комнатам.

Нам со Свином достались отдельные апартаменты. Я накрылся свежим, пахнущим ландышами постельным бельем до подбородка. До подъема оставалось всего несколько часов, и я рассчитывал провести их в сладком забвении. Не могу сказать, что услышанное о Приморске сильно поразило меня. Точнее, я не дал ему оценку, как не стремился давать оценки чему-либо на свете. Люди живут так, как они считают возможным жить. Или не живут вовсе. Никто не хочет этого признавать, но на самом деле это так. А мое дело – защитить этих бедолаг из «Обломков», выбравших свой путь. И хватит философии. Буду довольствоваться тем, что встреча со Священником прошла отлично. Он ни разу не напомнил о нашем напряженном разговоре при расставании. Значит, забыл или простил. И то, и другое – хорошо. Я принципиально не относился к людям с теплотой, не стремился называть их своим друзьями. Но теперь мне казалось, что в чем-то я ошибался. Священник был отличным другом. И я жалел, что не общался с ним последние три года….

В комнате было тепло, можно даже сказать – жарко. Я медленно проваливался в забытье, представляя себя за позолоченным рулем фешенебельной моторной лодки. Когда мои грезы почти стали реальностью и я ощутил на своей коже лучи ласкового средиземноморского солнца, в дверь негромко постучали.

– Кто там? – с трудом оторвал голову от подушки я.

– Аня, – раздался тихий голос за дверью.

Я встал с кровати, обернулся простыней вокруг пояса, прошлепал к двери и щелкнул латунной ручкой.

– Чем могу помочь, Аня?

– Можно войти? – ответила вопросом на вопрос моя недавняя спасительница.

Аня успела переодеться. Теперь вместо унылой «медузовской» униформы на ней была короткая юбка с низкой талией и декоративным, обсыпанным блестками, поясом, и трикотажная пестрая кофточка с меховой опушкой на воротнике и довольно смелым декольте. В руках у девушки я заметил поднос с бутылкой кьянти, двумя бокалами и несколькими апельсинами.

– Пожалуйста, проходите.

Меньше всего мне хотелось сейчас пить кьянти и вести разговоры, но из чувства элементарной благодарности прогнать я девушку не мог.

Она вошла в комнату, поставила бутылку и бокалы на стол, окружила их апельсинами и увенчала эту композицию не замеченной мною поначалу плиткой шоколада. Я подвинул девушке стул, сам уселся на кровать и вопросительно посмотрел на нее.

Аня набрала воздух в легкие, после чего произнесла:

– Извините за поздний визит. Но причины у меня веские. Я пришла… я пришла…

Я заметил, что моя гостья очень волнуется; губы плохо слушались ее, руки едва заметно дрожали.

– Черт… Ладно, учитывая наше положение, можно обойтись без предисловий… В общем, я пришла вам отдаться.

Я поперхнулся от изумления.

Девушка между тем открыла бутылку, наполнила бокалы, хрустнула шоколадом.

– А почему вы вдруг решили мне отдаться? – спросил я, чувствуя себя совершенным идиотом.

– Потому что вы не похожи на человека, который кого-нибудь любит, – произнесла Аня, заводя руки за спину. – А коль в вашем сердце нет любви, то и особых нравственных сомнений и препятствий возникнуть не должно.

Юбка упала к ее ступням. На девушке оказался надет черный кружевной пояс, поддерживающий чулки четырьмя тонкими лямками. Аня стянула кофту через голову, взяла бокалы и подошла ко мне.

– Грудь у меня, правда, маленькая. Все собиралась вставить силикон, да никак руки не доходили… Но, думаю, для одного раза это не столь принципиально.

Я ошарашенно рассматривал ее ноги. Через темный нейлон белела безупречно гладкая кожа. От пояса и полупрозрачного бюстгальтера пахло тем специфическим запахом нового белья, по которому я заключил, что используется данная амуниция впервые.

– Если у вас пока нет желания, – сказала Аня, – я помогу. Оральный секс – не проблема. И вообще ничто не проблема. Никаких запретов. Возьмите кьянти!

Я принял бокал и задержал руку девушки в своей ладони. На безымянном пальце правой руки белела тонкая полосочка незагорелой кожи. Девушка поймала мой взгляд, однако вдаваться в объяснения не стала.

– Ты развелась? – все же спросил я.

– Нет.

– А с чего тогда ты решила изменить мужу?

– У меня нет мужа, – глухо сказала Аня и залпом опустошила свой бокал. – Я не разведена, но и мужа у меня нет. Больше нет… Хотя я и не вдова.

– Очень интересно.

– Хватит болтать! – попросила Аня, после чего решительно села мне на колени и полезла с поцелуями.

Я не ожидал, что в столь миниатюрном теле окажется такая сила.. Девушка легко повалила меня на кровать, освободила от простыни и попыталась доказать на деле, что никаких запретов она не признает. Но я все же сумел оторвать ее от себя и перевернуть ее на спину, хотя и безнадежно залил при этом простыни кьянти.

– Подожди, я не могу так…

– В чем проблема?

– Мне кажется, тебе нужен вовсе не секс.

– Когда кажется, надо перекреститься.

– Вот я и крещусь… Да погоди же ты!

Аня отстранилась от меня и села на кровати.

– Я понимаю, это все так глупо, так глупо….

– Давай поговорим, – предложил я. – Наверное, есть какие-то другие способы снятия стресса. Я, правда, кроме разговора по душам, ничего не знаю. Но, наверное, и разговоры сойдут. Ну, и кьянти допьем, это само собою разумеется.

Мы выпили еще немного, вяло закусили апельсином.

– Я хочу изменить своему мужу, – сообщила мне девушка. – Не хочу даже, а должна.

– Что еще за партийные разнарядки в начале двадцать первого века? – удивился я.

– Это не разнарядка. Это зов души.

– Вы были счастливы? – спросил я первое, что пришло на ум.

– Были, – кивнула Аня. – И это все усложняет.

Я начал догадываться.

– Твой муж вступил в партию «Стоящие рядом»?

– Пока нет. Хотя, может, уже и да. Мы не общаемся несколько недель.

Аня стала всхлипывать. Я не мешал, поскольку слышал, что женский плач – единственная на свете вещь, которую возбраняется останавливать профессиональным психологам. Терапевтический эффект от разговора обеспечивается только в том случае, если последняя слезинка выжата в промокший носовой платок. Я не был профессиональным психологом, но помочь девушке очень хотелось.

– Мы были так счастливы, – размазывала тушь по ресницам Аня. – Так офигенно, беспробудно счастливы… Если бы не эти говнюки из «Стоящих».

– Чем вы занимались?

– У нас был свой бизнес. Небольшой, малюсенький, можно сказать. Я привозила из Москвы антицеллюлитные шорты. Ну, знаешь, это такие бриджи для отдыхающих толстушек. Если надеть с утра на пару часов – кожа подтягивается и на пляж можно идти с надеждой, что кто-то обратит внимание на твои ноги.

– То есть крупье ты не работала?

– Да какой там крупье! – всхлипнула Аня. – Я и близко не подходила к этой чертовой «Медузе». Кстати, «Медузой» ее назвали уже после того, как туда пришел Сафонов со своей бандой. До этого название было вполне приличное – «Веселый луидор»…

– Я уже понял, что у «Стоящих», вдобавок ко всему, плохой вкус.

– Если бы только вкус…

– Ладно, расскажи о твоем муже.

– Игорь заболел, когда познакомился с ними.

– Они что, инфекционны?

– В какой-то степени. Только зараза попадает не в тело, а в мозги. И человек меняется, понимаешь, становится другим, как будто его подменили. Никогда не думала, что испытаю это на практике… Ну вот, у нас с Игорем все было хорошо. Очень хорошо. Слишком хорошо. Я даже иногда плакала по ночам от счастья и просила у Бога, чтобы то, что у нас есть, осталось навсегда. Может, не стоило просить об этом Всевышнего? Говорят, когда человек счастлив, ему свыше обязательно посылается несчастье. Для контраста, так сказать…