Текст книги "Дитя гнева: Путь Стража"

Обычно, скитаясь по этим улицам и глядя на всю эту грязь и суету, царившую весь день, Самюэль пропитывался ненавистью этому миру. Всю эту мерзость, в которой обитают люди, он воспринимал как олицетворение души общества. И людей он видел такими же суетливыми, грязными и тёмными, как и улицы, по которым они бродили. Никому не было дела до того, что происходит вокруг них. Каждый, по мнению Самюэля, был заинтересован лишь собой. Однако сегодня подобные мысли нисколько не тревожили его. Всё, о чём он думал, так это о рыжеволосых сёстрах, портном, что их приютил, и о том, как хорошо он мог бы провести своё время в их компании. Самюэль даже не замечал, как буквально проскакивал некоторые улицы. Он не видел перед собой ничего, кроме своей цели. Пару раз он даже налетел на прохожих и чуть не сбил их с ног.

До лавки Гастона Самюэль добрался довольно быстро. Но, оказавшись перед ней, он увидел, что та ещё закрыта. Однако данное положение дел нисколько не расстроило его. Он уселся около лавки и принялся ждать открытия. Через какое-то время дверь лавки открылась. Кряхтя и потягиваясь, на улицу вышел Гастон. Лицо его имело угрюмый и помятый вид. Было видно, что проснулся он недавно, и пробуждение это далось ему с большим трудом. Обычно люди после такого ненавидят всё вокруг и желают, чтобы все оставили их в покое. Гастон не был исключением. Но чувство это полностью испарилось, как только он заметил сидящего около своей лавки Самюэля.

– Парень, ты что здесь делаешь?

– Доброе утро! – вскочил Самюэль на ноги, – Я обещал Изабель, что приду к вам сегодня. Но когда я прибежал к вам, тут всё было закрыто. Я не захотел прерывать ваш сон и решил подождать вашего пробуждения.

– А чего ты прискакал в такую рань-то?

– Сам не знаю. Обычно я просыпаюсь ближе к полудню. Меня будто что-то манило сюда, да с такой силой, что я не мог противостоять этому. Простите меня, если доставил вам неудобства.

– Да, ничего, парень, – Гастон громко зевнул, после чего продолжил, почёсывая свой правый бок. – Девочки ещё спят. Скоро должны проснуться. Можешь посидеть за прилавком, подождать их.

– Спасибо!

Самюэль забежал за прилавок и уселся деревянную скамью, где лежали инструменты и одежда, над которой работал портной.

– Только постарайся сильно не отвлекать девочек. Я, конечно, рад, что у них появился друг, но первым делом – работа, а потом уже развлечения.

– Друг? Это они вам так сказали?

– Нет, это я додумал. Изабель вчера весь вечер только о тебе и говорила. Элин поддакивала. И, судя по их разговорам, они и вправду хотят видеть в тебе друга. Говорят, мол, им без тебя никак.

Мальчик склонил голову и немного улыбнулся.

– Что-то не так, парень? Чего головёшку-то опустил?

– Нет-нет. Просто у меня никогда не было друзей. Почти всю жизнь я был одинок, и тут встретил кого-то, кому я нужен. Знаете, это весьма необычное чувство. Так хорошо и тепло в душе. Но мне немного боязно. Я боюсь оступиться, сделать им что-то плохое, не осознавая этого. Я не хочу их терять.

– Если ты не желаешь им зла, то не совершишь его. Осознавая, не осознавая. Без разницы. Да и не думаю я, что ты способен на что-то плохое.

– Вы плохо меня знаете. Знали бы вы, сколько раз я хотел перебить всех своих обидчиков. Как красочно, во всех деталях я всё это представлял. Если бы знали, то не пустили бы меня на порог своего дома.

– И как? Перебил их? Хотя бы одного? – усмехнулся Гастон.

– Нет. Ни одного.

– Потому, что у тебя есть сила сдержать злобу и не дать ей взять над тобой власть. Такое не каждому дано. Например, этот паршивец Жак на такое не способен. А вот ты – вполне. И таких, как Жак, полным-полно. А вот людей, способных себя сдерживать осталось очень мало. Но вот ты вместе с девочками именно такой. Знаешь, что это значит? Что люди-то вы хорошие, и вы куда лучше всех этих ублюдков, что за простое слово убить готовы. Поэтому ничего не бойся.

Самюэль отвёл взгляд в сторону. Пускай слова Гастона и звучали успокаивающе, лучше от этого ему не стало. В отличие от портного, Самюэль прекрасно знал, что злость, копившаяся в нём на протяжении многих лет, в один момент сможет вырваться на свободу и устроить настоящую бойню. А что если под удар попадут сёстры и портной? Что, если они погибнут по его вине? Эти мысли пугали Самюэля, и ему нужно было отвлечься от них. Благо в этом ему помогли многочисленные приспособления для кройки и шитья, лежавшие рядом с Самюэлем.

Около часа он наблюдал за Гастоном, уже начавшим свою работу. У Самюэля постоянно возникали вопросы по поводу работы портного, однако задавать их он не осмеливался. Он и так чувствовал себя обузой и боялся, что эти вопросы лишь разозлят его. Тем более, Гастон корпел над платьем некой богатой горожанки, и отвлекаться ему было совсем нельзя. А потому оставалось лишь смотреть. Пускай Самюэль и видел в Гастоне человека хорошего и доброго, он всё ещё побаивался старика, поскольку привык относиться ко всем людям с опаской и недоверием.

– Интересно, да? – не отрываясь от шитья, внезапно спросил он мальчика.

– Да, немного, – заикаясь и немного ёжась, ответил Самюэль.

По какой-то неведомой ему причине вопрос Гастона напугал и Самюэль подумал, что разозлил портного. Не желая усугублять ситуацию, он опустил голову и попытался сделать вид, будто бы рассматривает убранство мастерской, однако выглядело это очень натянуто. Наверное, именно это и вызвало улыбку на лице Гастона. Он повернулся в сторону Самюэля.

– Хочешь, научу тебя своему ремеслу, а?

– Нет-нет! Не надо!

– А чего? Боишься, что ничего не получится? Не переживай. Мой покойный отец научил меня этому за несколько недель. Поначалу и у меня всё не получалось, но так хотелось обучиться шить, что я работал над рубахами и платьями днями напролёт. Без сна и отдыха. И, как видишь, это дало результат.

– Не в этом дело. Я просто не хочу вам мешаться. Только отвлекать ведь буду. Я хочу научиться, но не хочу быть обузой для вас.

– Слушай, вот ты вроде бы парень неглупый, а несёшь всякую чушь. Ну, с чего ты это взял, а?

Самюэль, не зная, что ему ответить, лишь пожал плечами.

– Мы ведь тебе помочь хотим. Без поддержки ты в этом мире не выживешь. Так что не стоит её отвергать. Ты всю свою недолгую жизнь без поддержки жил, и вот, к чему это привело. И сейчас, своим отказом, ты как бы говоришь: «Меня устраивает всё это». А это ведь не так, а? То бишь, ты сам себе проблемы создаёшь. Если продолжишь в том же духе, то так и останешься пареньком, который еле сводит концы с концами.

Речь Гастона Самюэль слушал затаив дыхание. Каждое слово портного плотно врезалось ему в память и воспринималось им, как наставление, что давали отцы сыновьям, желая указать им правильные ориентиры и в будущем взрастить настоящих рыцарей. На тот момент Самюэль и вправду воспринимал Гастона как отца. Хотя старик всего лишь высказывал своё мнение, как это делал абсолютно любой другой человек. Но Самюэль хотел слушать его ещё и ещё, ведь в отличие от речей прочих людей, он ощущал, что где-то глубоко в этих словах было заложено искреннее желание помочь ему выжить в этом мире и обрести своё счастье. Особенно Самюэля восхищало то, что портной говорил и желал это всё мальчику, с которым познакомился только вчера и которого все вокруг считали порождением зла.

Самюэль мог бы ещё очень долго впитывать и размышлять над словами Гастона, однако его пламенные рассуждения прервал звук отворившейся двери, скрипучий и пробирающий до мурашек. В проходе показалась Элин, потирающая сонные глаза и немного пошатывающаяся от своего недавнего пробуждения. Было видно, спала она плохо. Но этот факт никак не повлиял на её детскую красоту и вечно весёлый нрав.

– Гастон, мы проснулись. Изабель наверху, прихорашивается. Скоро спустится.

Тут она заметила Самюэля, из-за чего вся её сонливость мгновенно куда-то испарилась.

– Привет! Прости за это, – указала Элин на свои растрёпанные волосы. – Знаю, это не очень вежливо, но, увы, я ещё не успела привести себя в порядок.

– Ничего, сам ничуть не лучше. Рад тебя видеть.

– Не думала, что нагрянешь к нам так рано. Видимо, Изабель тебе сильно понравилась.

– С чего это ты взяла?

– Да по тебе было видно. Ты вчера весь вечер от неё не отходил. То, как ты смотрел на неё, как болтал, как слушал, – раскачиваясь вперёд-назад, рассуждала Элин.

– Так, малышка, давай заканчивай, – оборвал её Гастон, – Не смущай паренька. Иди, скажи Изабель, чтобы поторопилась. У нас сегодня полно работы. Сперва вымоешь всю утварь, потом поможешь нам с Изабель с шитьём. Если управитесь до вечера, можете сходить прогуляться. Всё ясно? Если да, то беги к сестре, передай всё, что услышала.

– Хорошо! Сейчас!

Элин резко развернулась и в мгновенье ока исчезла за дверью.

Пока Самюэль стоял, не шевелясь, и всматривался в место, где ещё совсем недавно стояла Элин, Гастон обратил внимание на мешок, который он принёс с собой.

– Эй, парень, а что за мешочек у тебя, а?

– Да так, обычный мешочек, ничего особенного, – ответил он, немного смутившись.

– Судя по тому, как ты съёжился, что-то особенное там всё-таки есть. Давай, парень, признавайся, – подмигнул ему Гастон.

Самюэль замялся.

– Там… В общем… Там… Там куклы для Изабель и Элин.

– А откуда они у тебя? Украл, небось? – пошутил Гастон.

– Нет. Я… Я сам их сделал. Вчера ночью.

– Ого! Правда что ли? – наклонился портной от удивления.

Самюэль зажмурил глаза и пару раз быстро кивнул.

– Покажешь, а?

– Да, конечно, сейчас.

Самюэль уже хотел развязать мешок, когда дверь распахнулась и из дома выбежала Изабель. Они обменялись улыбками. Она – приветствующей и мягкой, он – неловкой. Самюэль и подумать не мог, что новая встреча со своей спасительницей вызовет у него столь сильное волнение, что ему стало тяжело дышать. Смущение и радость в душе Самюэля смешались в нечто единое, из-за чего сказать, какое именно чувство у него преобладало, было очень проблематично. На лице его красовалась не то улыбка, не то испуг.

– С добрым утром! – приветствовала его Изабель. – Не думала, что ты придёшь так рано.

– Мне хотелось увидеться с вами как можно скорее, вот и всё. Но, стоит признать, спал я сегодня мало.

– Я тоже. Гадала, придёшь ты или нет.

– Как это я мог не прийти?! Я же дал слово!

Подняв голову, Самюэль увидел Элин, прижавшуюся спиной к дверному проёму, которая с умилением и радостью наблюдала за ними. Такой счастливой она видела Изабель лишь когда была жива мама. После её смерти Изабель улыбалась только в присутствии сестры, чтобы не вгонять её в тоску, в которой она пребывала сама. Искренней радости она не испытывала вовсе. Пускай Изабель и пыталась принести счастье в жизнь своей сестры, выходило у неё это не совсем хорошо. Элин попросту не могла спокойно смотреть на страдания Изабель, что не давало ей почувствовать себя по-настоящему радостной. В отличие от сестры, она приняла смерть матери и продолжала жить дальше. Девочка желала лишь одного: чтобы сестра её снова обрела счастье. Элин просила об этом у всех, у кого только можно: у духа её мамы, у солнца, у неба, у Бога, у ангелов, у своих снов, даже у Лунарии, о которой ей часто рассказывала Изабель.

И вот, когда её молитвы были услышаны, она обрела счастье вместе с сестрой. Смотря на то, с какой искренней радостью Изабель разговаривает с Самюэлем, Элин наслаждалась этим и в мыслях благодарила за этот чудесный миг всё, что её окружало.

– Как твоя рана? Всё хорошо? – поинтересовалась Изабель, пытаясь рассмотреть висок Самюэля.

– Да. Я о ней уже и забыть успел. Благодаря тебе.

– Он к вам, между прочим, с подарками заявился, – как бы невзначай напомнил Гастон своему гостю.

Самюэль повернул голову на портного и улыбнулся в знак благодарности. Тот быстро кивнул в ответ, тем самым говоря: «Пожалуйста». Он начал развязывать свой мешочек, поглядывая то и дело на изумлённых сестёр.

– Изабель, Элин. До знакомства с вами единственные, кто понимали и утешали меня, были соломенные куклы, делать которых я научился у своей мамы. Они друзья, которые никогда не оставят тебя, всегда будут с тобой, помогут пережить любые невзгоды. Я подумал, что вам такие друзья тоже не помешают.

Элин подошла поближе к Самюэлю, в то время как он засунул руку в мешок.

– Поэтому, вчера ночью я сделал парочку новых кукол специально для вас.

Он достал одну из кукол и вручил её Элин, скачущей на месте от восхищения. Взяв её в руки и внимательно рассмотрев со всех сторон с по-настоящему детским восторгом, она обняла Самюэля в знак благодарности, после чего показала куклу сначала сестре, а затем и Гастону. Пока Элин хвасталась своей новой игрушкой перед портным, Самюэль вручил Изабель вторую куклу. Так же, как и Элин, она осмотрела её и была крайне удивленна, ведь нашла в ней некоторое сходство с собой. Заметив неоднозначные эмоции Изабель, Самюэль не на шутку перепугался того, что с куклой может быть что-то не так.

– Она… похожа на меня, – подняла голову Изабель.

– Да, похожа. Я видел этих кукол, когда лежал вчера в переулке. Сперва я подумал, что это лишь видение, не более. А потом я познакомился с тобой и Элин. Там, в моём видении, эти куклы поддержали меня, подарили мне тепло и заботу. Вы сделали то же самое. И… и у меня в голове всё само собой сошлось. А дальше мои руки сами всё сделали. Признаться, и сам понял, как вы похожи только когда увидел плод своих трудов.

По щеке Изабель скатилась слезинка. Она прижала куклу к своей груди и закрыла глаза. Казалось, что она вобрала в себя часть тепла души Самюэля и передала его Изабель. Мальчик понял, что его новая подруга очень довольна подарком, и успокоился. Наблюдая за тем, как Изабель прижимает куклу к себе, Самюэль ощутил, что душа его ликует.

– Спасибо, – прошептала она.

– Ну, ладно, девоньки! – хлопнув в ладоши, забасил Гастон. – Это всё, конечно, замечательно, но нам пора работать. Давайте-давайте! Так Элин, потом с куклой поиграешь. Дай-ка её мне. Пусть пока тут полежит.

– Нет уж! Она со мной побудет!

– У тебя дело есть, а она тебя отвлекать будет.

– А вот и неправда! Она мне помогать будет!

– Это как же, а? – хихикнул Гастон.

– Наблюдать за мной, слушать про мои сновидения, может быть, расскажет что-нибудь про себя. Мне лучше работается, когда кто-то наблюдает за моим трудом. Это заставляет меня работать усерднее. Вот!

– Ну, хорошо, хорошо. Убедила. Пускай посидит, посмотрит. Только смотри, без лентяйства! Я этого не приветствую.

Элин кивнула в знак согласия и зашла в дом. По дороге она ещё раз поблагодарила Самюэля. Как только Элин вновь скрылась за дверью, Гастон продолжил раздавать указания:

– Так, Изабель. Сегодня поможешь мне с шитьём. Но у меня к тебе есть ещё одно важное поручение. Думаю, ты будешь от него в восторге.

– Какое же?

– Пока ты приводила себя в порядок, я пообщался с этим пареньком. Шить он, как я выяснил, не умеет. А без этого, как по мне, никуда. Поэтому сегодня ты должна показать ему основы этого ремесла и помочь привыкнуть игле, поняла?

– Да! Конечно! – радостным голосом произнесла Изабель.

– Постойте! Но… А… я же… – начал заикаться Самюэль.

– Нет-нет-нет, парень! Даже не думай! Мой дом – мои правила. Лодыри мне тут ни к чему. Хочешь остаться? Тогда будь добр поработай, ясно?

– Да, ясно, – растерянно ответил Самюэль.

– Не переживай, – успокоила его Изабель. – Если дело касается работы, то Гастон всегда строг и требователен. Ты скоро привыкнешь. Пойдём.

Изабель усадила Самюэля рядом с собой на лавку. Куклу она тоже положила около себя. Изабель положила себе и Самюэлю два куска ткани и дала ему иголку с белой ниткой. Взяв другую иглу, Изабель принялась объяснять, как правильно нужно сшивать ткань и делать швы, показывая всё это на собственном примере. Самюэль пытался повторять за ней, однако выходило у него довольно плохо. Впрочем, он и сам понимал, что с первого раза ничего нельзя сделать, а потому не отчаивался и продолжал попытки повторить действия Изабель. Множество раз Самюэль укалывался иголкой, из-за чего на его ткани порой появлялись капельки крови. Всякий раз, когда он прокалывал себе кожу, Изабель хотела как-нибудь облегчить его боль, и всякий раз Гастон останавливал её словам: «Ничего-ничего! Пусть привыкает! В нашем ремесле без этого никуда!». Впрочем, Самюэль и сам не хотел того, чтобы его жалели.

Почти до самого обеда Самюэль тренировался делать швы и получал от этого максимум удовольствия. Во-первых, потому, что он учился делать что-то полезное, причём не только для себя, но и для всех. А во-вторых, потому, что делал это вместе с Изабель. После обеда, за которым он вновь отведал супа Элин и яблок, купленных Изабель вчера на рынке, Самюэль вновь продолжил своё обучение шитью. К концу дня у Самюэля уже начинало получаться делать стежки, а уколы иглой происходили всё реже и реже.

Настроение у сестёр, как и у Самюэля, было отличным. Пусть из-за работы они не сумели сходить на прогулку, девочки были счастливы как никогда. Ведь у них, наконец, появился настоящий друг. Когда Самюэль уже собирался уходить, они всеми силами уговаривали его остаться ещё ненадолго. Тот всячески отмахивался и обещал, что завтра непременно придёт снова. В конце концов, несмотря на уговоры сестёр, Самюэль покинул дом Гастона, то и дело, с улыбкой оборачиваясь по пути к приюту и наблюдая машущих ему Изабель и Элин, пока дом не скрылся из виду. Шагая бодрым шагом к своему ночлегу и поглядывая на исколотые иглой пальцы, Самюэль понимал, что в его жизни началась светлая полоса.

Глава 4

С того дня, как Самюэль познакомился с Изабель, Элин и Гастоном прошло два года. Навещал он их каждый день, вне зависимости от погоды, своего самочувствия и прочих обстоятельств. Приходя в дом Гастона, сидеть без дела Самюэль не мог и всячески старался облегчить работу сёстрам и портному. Помимо помощи в шитье одежды, азам которого Изабель обучила его буквально за месяц, Самюэль брался помогать им с работой по дому, которая требовала физической силы, а также ходил вместе девочками на рынок, нося за ними корзины с едой. Видя старания мальчика, Гастон начал поощрять его. В награду за твой труд Самюэль вместе с сёстрами каждый день получал от портного немного денег, а на годовщину их знакомства Гастон сделал парню особенный подарок – огниво. Обедал и ужинал Самюэль вместе со всеми жителями дома Гастона. Благодаря всему этому, за два года Самюэль возмужал и сильно подрос. Он уже не был похож на бледного задохлика, которого, казалось, могло сдуть ветром. Многие горожане, видя окрепшего Самюэля, ошивавшегося около двух маленьких «ведьм», начинали поговаривать о том, что мальчик продал им свою душу взамен на силу и здоровье. На троицу начинали поглядывать с ещё большим опасением и недоверием. Часть горожан шугались их, гнали прочь, некоторые даже предлагали отдать их на растерзание инквизиции. Но всё же, по неясным никому причинам, детям удавалось оставаться нетронутыми.

За эти два года Самюэль успел крепко привязаться к сёстрам, а особенно к Изабель, с которой он проводил большую часть времени. В разговорах с ней он напрочь забывал о постоянно пристающем к нему Жаке, о грязи и неразберихе на улицах, о людях, что наплевательски относились ко всему вокруг. Слушая, как Изабель рассказывала ему о видениях, посылаемых ей богиней Лунарией, о своих родителях, о своих мечтах и желаниях улучшить этот мир, Самюэль чувствовал себя будто в Раю. Все мрачные мысли его попросту улетучивались из головы. Элин также способствовала этому своим оптимизмом и жизнерадостной улыбкой, которая, казалось, никогда не сходила с её лица. Порой, когда Самюэль приходил к сёстрам весь мрачный и разбитый, именно её умение видеть во всём только хорошее вновь приводило его в чувства. Для него Элин стала настоящим другом, который не только поддержит в трудной ситуации, но и подскажет, как с ней справиться. Гастон же стал для мальчика самым настоящим духовным наставником. Все его речи и размышления Самюэль слушал очень внимательно и запоминал их практически дословно. Благодаря Гастону он смог установить для себя основные правила, которым должен был следовать всю свою жизнь. Быть готовым на всё ради близких, не бояться никого и ничего, оценивать людей не по словам, а по поступкам – всему этому Самюэля научил именно Гастон. Но одна мысль въелась в голову Самюэлю особенно сильно: «Любое зло должно быть уничтожено».

Поскольку Изабель и Элин часто проводили время с Самюэлем, гуляя с ним по улицам города и за его стенами, они тоже становились жертвами нападок Жака и его друзей. Однако его попытки принизить их и выставить отребьем в глазах своих друзей проваливались с треском. Изабель и Элин попросту игнорировали его, порой даже не поворачивая голову в сторону Жака. Самюэль впоследствии перенял у сестёр эту привычку и также перестал обращать на него внимание. Своими издёвками Жак не мог лишить их вещей, дарующих счастье: дома, дружбы и поддержки друг друга. Все эти вещи были не во власти задиры. Такое наплевательское отношение троицы, которую все считали падалью, к Жаку сильно пошатнули его авторитет. Некоторые из его друзей перестали видеть в нём лидера, и попросту прекратили общаться с ним. Разумеется, Жак не был в восторге это такого положения дел. Бесило его две вещи. Первая, что такое «отребье», как Самюэль и его подруги, те, кто, по мнению Жака, не были достойны ходить по этой земле, смели игнорировать его. Вторая, что он ничего не может с этим поделать. Жак понимал, что для того, чтобы удержать свой статус лидера необходимо показать Самюэлю, Изабель и Элин, что в этом мире они не значат ничего. Он решил, что должен сломать друзей. Жак всем сердцем жаждал увидеть, как страдает троица, как они мучаются от унижений, как они теряют надежду. Для Жака это стало целью номер один. И вот однажды ему подвернулась прекрасная возможность, чтобы вернуть себе титул короля улиц.

В тот год на город Самюэля обрушилось несчастье. Из семей горожан раз в неделю в ночное время начали пропадать дети. За одну ночь мог исчезнуть как один ребёнок, так и сразу несколько. Причём пропадали они прямо из дому. Кроме того, по ночам люди слышали звон цепей и тихий, жуткий смех, которые доносились со стороны улицы. Из-за этого бедствия, страх и ненависть к Самюэлю и сёстрам начинали возрастать. Одни говорили, что во всём виновен призванный маленькими ведьмами демон. Другие, что то был сам Самюэль, принимавший обличие монстра по ночам. Третьи, что воровали детей сами сёстры. В одном все мнения сходились: виновна в этом бедствии была троица, проживавшая у Гастона. С каждым днём народ продолжал звереть, ибо пропажи детей продолжались, а власти города ничего не могли поделать с этим.

В конечном итоге, разъярённая толпа пришла в один день к дому Гастона, требовавшая казнить «ведьм и их прислужника». Однако портному удалось успокоить народ и на время поселить в их голове мысль о том, что ни Самюэль, ни сёстры не служат тёмным силам. Для этого Гастон приложил распятие к груди каждого ребёнка. Увидев, что у детей не осталось ожогов и что они не испытали никакой боли, толпа немного успокоилась и постепенно разошлась. Однако жители города предупредил Гастона, что ежели пропажи не прекратятся, то они придут вновь. Пускай в этот раз участь быть убитыми разъярённой толпой и миновала Самюэля и его подруг, этот случай заметно омрачил жизнь ребят и заставил их реже показываться на людях. Дабы не подвергать Самюэля опасности, ведь того могли запросто забить на улице, Гастон предложил мальчику остаться жить у него, на что Самюэль хоть и не сразу, но согласился. Приют и так был ему не по нраву, а потому место это Самюэль оставил безо всяких сожалений. Единственное, что его беспокоило, так это то, что его соломенные друзья остались там, на чердаке. Но, если Изабель и Самюэль поникли из-за этого происшествия, то Элин даже не думала об этом. Пусть толпа и напугала её, она всё равно не обращала внимания на проблемы, обрушившиеся на них, и продолжала дарить улыбку и радость всем, кто её окружал. Гастон тоже пострадал от этого инцидента. Клиентов к нему стало приходить гораздо меньше, чем раньше. Прибыль его значительно упала, из-за чего Гастону вместе с детьми пришлось сильно экономить на всём, даже на еде. Лишь в одном Гастону и ребятам повезло: пропажи стали становиться реже, что, в общем, только немного отдаляло неизбежную расправу. Поняв, что Самюэль и Изабель утратили бодрость духа, Жак понял, что ему оставалось сделать лишь один толчок, чтобы свалить их в бездну отчаяния и безысходности. Он решил, что пора действовать.

Близился вечер. На небе не было ни облачка. Работы по дому в тот день практически не было, а потому Гастон разрешил ребятам пойти прогуляться пораньше. Из-за пропажи детей и обвинений в сторону Самюэля и сестёр, гулять в людных местах они не рисковали, а потому старались найти себе такое место, где никто не мог их потревожить. Зачастую, это была опушка, находившегося недалеко густого леса, либо сады и огороды, где выращивались фрукты, овощи и зерно. Домов там было не так много, как внутри городских стен, да и люди встречались довольно редко. В таких местах можно было по-настоящему насладиться красотой природы. Именно на такой опушке расположилась троица в тот день.

Элин собирала различные цветы, которыми была усеяна полянка. Все, кроме ромашек. Элин безумно любила эти цветы, скромные и нежные. Их довольно простой и мало чем выделяющийся на фоне остальных цветов вид, который, тем не менее, дарил лишь светлые впечатления и успокаивал душу, влюблял девочку в эти меленькие солнышки. Яркие, ароматные цветы, которыми была усеяна вся поляна и среди которых ромашки терялись, воспринимались Элин как хвастуны и зазнайки. Пускай она и любила все цветы без исключения, именно ромашками было занято её сердце. Когда Элин видела, как кто-то срывает эти цветы, ей становилось немного не по себе. Ей было неприятно смотреть на то, как её любимые цветы лишали жизни. Цветы-зазнайки, цель которых, по мнению девочки, была лишь в том, чтобы красоваться перед людьми, могли делать это даже будучи сорванными. А вот ромашки для неё могли быть прекрасны лишь при жизни. Оттого, пробегая мимо этих цветов с белоснежными лепестками, Элин вставала на колени, нашёптывала им что-то, и, пожелав им счастливой жизни, направлялась к другим цветам.

Самюэль и Изабель в это время сидели в стороне, наблюдая за веселящейся Элин. После нападок горожан в их сторону это зрелище успокаивало их и помогало отвлечься от плохих мыслей. В руках Изабель были куклы, которые два года назад им подарил Самюэль. Они уже все разваливались, однако сёстры сильно к ним привязались и не хотели расставаться с ними ни на секунду. Правда, кукол этих приходилось прятать, иначе бы суеверные горожане точно признали бы их ведьмами. Рядом с ними стояла корзина с яблоками, грушами и куском хлеба.

– Завидую я Элин. Правда ведь, завидую, – вздохнул Самюэль, наблюдая за Элин.

– Почему?

– Посмотри на неё. Видишь, как она радуется. После всего, что произошло, она даже не думает унывать. Мне кажется, она найдёт лучик света даже в самой кромешной тьме и сделает всё, чтобы не дать ему погаснуть. Любые невзгоды ей нипочём, она выдержит все испытания, что пошлёт ей судьба, – пояснил Самюэль, затем склонил голову и хмыкнул. – Хотелось бы и мне так уметь.

– Но, Самюэль, ты ведь и так это умеешь.

– Ты это о чём? – с недоумением взглянул он на Изабель.

– Ну, ты ведь пережил гораздо больше ужасов, чем мы. Ты лишился матери куда раньше нас. До знакомства с нами о тебе никто не заботился. Ты голодал, мёрз, из-за своих волос не мог даже заработать себе денег. Да ещё и этот Жак со своей бандой. В отличие от нас, ты действительно страдал. Но все эти ужасы не сломили тебя. Тебе удалось пережить их всех. Ты смог выжить во тьме этого мира и найти свой лучик.

– Ага… А ещё я возненавидел этот мир. Я вижу во всём лишь плохое. Это очень сильно давит на меня, знаешь ли. Я просто не могу увидеть добро в этом мире.

– А мы? Гастон? Я? Элин? В нас ты тоже видишь только плохое? – немного поникла Изабель.

– Что ты! Нет, конечно! – воскликнул Самюэль, и погрузился в лёгкое раздумье. Он собрал воедино все мысли касательно сестёр и портного и сделал неожиданный для себя вывод. – Я… я не вижу в вас ничего плохого. Ни малейшего изъяна.

– Правда?

– Да, правда. Вы втроём – мой лучик света.

– Видишь? А ты говорил, что видишь лишь зло, – хихикнула Изабель. – Если ты смог увидеть добро в нас, то вскоре сможешь и во всём остальном. Просто потерпи немного, и ты увидишь, что, несмотря ни на что, этот мир наполнен добром.

– Быть может, оно и так.

Самюэль задрал голову высоко вверх и на какое-то время затих. Вглядываясь в окрасившееся в оттенки заката небо, он размышлял над тем, что окружавший его мир и в самом деле может быть не таким уж и злым. В конце концов, Самюэль уже встретил тех, кто подарил ему дружбу и заботу, и с ними он был более чем счастлив. И то был один только город, а мир огромен. Очень огромен. За тем же лесом, перед которым отдыхала троица, располагались неизведанные Самюэлем земли, где всё могло быть по-другому. А что, если там вдалеке жили люди такие же, как и он сам, или те, кому вообще было плевать, какого цвета твои волосы? К сожалению, этого Самюэлю не было известно, однако он всей душой верил, что там процветает добро и что оно в один прекрасный день дойдёт и до родных краёв мальчика.

– О-о-о-й! Только гляньте, кто тут у нас! – послышался со спины знакомый и ненавидимый всем сердцем голос. – Ведьма и проклятый! Неужто совесть замучила, и вы решили избавить наш город от себя?

Блаженство, в котором прибывали Самюэль и Изабель, тут же испарилось. Оба обернулись на голос и увидели идущего к ним Жака. Позади него шло четверо парней. Они были последними, кто продолжал тесно общаться с Жаком. Лицо Коллетта изображало насмешку и презрение, за которым он скрывал свое волнение. Направляясь в сторону Самюэля и Изабель, Жак очень сильно нервничал. Если он не сможет сломить их сейчас, то его авторитет и друзья будут потеряны для него навсегда. От осознания того, что он может лишиться всего из-за нищего, над которым он измывался все эти годы, Жак приходил в бешенство. Причём злился он не столько на Самюэля, сколько на самого себя. Он не мог простить себе того, что позволил дать себе упасть в глазах своих друзей. Ситуация стала критической для Жака. Права на ошибку у него уже не было. Это был ультиматум: всё или ничего.

Изабель опустила голову и проговорила:

– Опять он. О, Лунария, как же я от него устала!