Текст книги "Дитя гнева: Путь Стража"

Чем больше Гаичан говорил, тем больше его образ расходился с тем образом, что был у Самюэля в голове. Из высокомерного, самовлюблённого владыки, заботящимся лишь о своём окружении, каким Самюэль представлял себе абсолютно любого правителя, он превращался в человека действительно понимающего, что нужно людям, чего они хотят и зачем поступают так, как поступают. Самюэль уже начинал стыдиться слов, сказанных им ранее по отношению к Гаичану. Ему казалось, что из-за своего выпада в сторону правителя он потерял шанс счастливую и беззаботную жизнь вместе с сёстрами.

Тут Гаичан снова почесал подбородок, будто бы пытался вспомнить что-то важное.

– Ах да, я же хотел спросить тебя ещё кое о чём. Скажи мне, что делали трое детей из бедной семьи поздней ночью в лесу одни? И почему твоя рубаха была в чужой крови?

Повисло молчание. Этот вопрос привлёк внимание абсолютно всех, кто был в комнате. Сёстры и Денерс притихли. Каждый смотрел на Самюэля и ждал его ответа. Душа Самюэля ушла в пятки. На лбу проступил холодный пот. Мальчика обуял страх. Мыли о том, что с ним сделают и как это перенесут Изабель и Элин, приводили его в отчаяние.

И тут же он ощутил себя гадко. Самюэль чувствовал, что начинает всё больше походить на тех, кто был готов убить его из-за страха пред неизвестным. Как тех людей направлял лишь страх, так и сейчас он управлял им. Именно он сдерживал признание Самюэля. Мальчик понимал это, однако всё ещё не мог пересилить себя. Чем же он отличался от так ненавидимых им горожан, подчиняющихся лишь страху? Самюэлю было стыдно перед всеми, кто сейчас находился в комате. От страха и ненависти к себе его начинало потряхивать.

Лем заметил тревогу Самюэля, однако не знал её причины. Посчитав, что причина в Гаичане, сверлившего мальчика своим взглядом всё это время, он попытался избавить Самюэля от ответа:

– Мой Повелитель, девочки мне обо всём рассказали. Позвольте мне об этом поведать.

– Нет, Лем. Я желаю услышать это из его уст.

– Но, Мой Повелитель, вы же видите, что ему тяжело сказать причину. Кто знает, что произошло с ними и что привело их в лес. Быть может, это сломило его или же…

– Я убил человека. Размозжил одному мальчишке голову камнем, – пересилив себя вымолвил Самюэль, перебив тем самым Лема.

Денерс медленно встала и с изумлённым лицом приблизилась к койке Самюэля. Зит же наоборот отошла к стене, прижавшись к ней от страха.

– За что же ты его убил? – спросил Гаичан не то суровым, не то спокойным и сдержанным тоном.

– Он хотел забить меня до смерти, и в пылу гнева ударил девочек. Но он и без этого был отвратителен. Унижал таких как я, насмехался, издевался над ними, он никого ни во что не ставил. Лишь бы казаться лучше других, относился ко всем как грязи.

Чем больше Самюэль говорил, тем злее становилось его лицо.

– Это куда хуже убийства. Многие из них мгновенны, боль от них длится недолго. То, что совершал он, сравнимо с пытками, длившимися годами. Он был воплощением зла! А любое зло должно быть истреблено!

Последние слова и тон, с которым они были сказаны, повергли в шок всех. Даже на лице безэмоционального доселе солдата проявился испуг.

– Ты не раскаиваешься в совершённом, дитя? – спросила жрица тихим голосом.

– Денерс, вы уже закончили с девочками?

– Почти, Мой Повелитель. Это подождёт. Тут случай посерьёзней.

– Нисколько, Ваше Святейшество. Вы ведь из церкви, так? Как священнослужителю скажу откровенно: я не раскаиваюсь в содеянном. Мне приятно от того, что я очистил этот мир от чистейшего воплощения зла. Я понимаю, что и сам совершил зло, заставив его родителей горевать по убитому ребенку. Однако невозможно избавиться от зла, не совершив при этом другого зла. Я в это просто не верю.

– Бедное дитя! – прошептала Денерс, – Насколько же сильно тебя извратил Ортракс!

Гаичан подошёл к Самюэлю вплотную и сдернул с него одеяло. Всё внимание его было устремлено на перевязанное тело мальчика. Владыка взял руку Самюэля и внимательно, прощупывая сперва ладонь, а затем и предплечье с плечом, осмотрел её. Затем он переместился на грудь Самюэля, а после – на живот. Гаичан лёгонько надавливал на одно из обработанных мест на его теле, каждый раз спрашивая: «Больно?». И, каждый раз получая от Самюэля отрицательное мотание головой в ответ, продолжал дальше ощупывать мальчика. Закончив свой осмотр, он потёр свои пальцы, прохрипел и развернулся к Зит.

– Ог Садари, кто занимался его перевязкой?

– Я, Мой Повелитель.

– Сами? Или вам всё же кто-то помогал? – уточнил владыка, будто бы чуял ложь от Зит.

– Нет, Мой Повелитель. Когда Лем принёс детей к нам, я произвела осмотр, и пришла к выводу, что мне вполне по силам позаботиться о них самой. Я договорилась обо всём со старшей сестрой Чатри, поэтому можете спросить у неё. Она подтвердит, что я не лгу, Мой Повелитель.

Гаичан улыбнулся Зит и кивнул головой.

– Изумительная работа. Просто великолепная! Давно я не встречал такой мастерской перевязки. Могу я посмотреть ваши записи об уходе за этим мальчишкой?

– Да, Мой Повелитель. Я отнесла их сестре Чатри этим утром. А зачем вам это?

– Сестре Чатри, говорите? Хм-м… Пожалуй, я зайду пообщаться с вашей старшей сестрой и просмотрю записи о других ваших пациентах. Если меня всё устроит, то я, пожалуй, решу вопрос о вашем переводе во дворец и повышении вас до младшей владычной сестры. Такие, как вы, нам очень нужны.

От этой встречи Зит ожидала чего угодно, но только не этого. Сперва она даже подумала, что владыка шутит над ней. Однако с таким обычно не шутят. Почему именно она? Чем она это заслужила? По ее мнению она не сделала ничего особенного. «А может, это Лем подговорил его?» – подумала она. Но, взглянув на не менее изумлённое лицо охотника, Зит сделала вывод, что он здесь не при чём. Её и вправду могли перевести во дворец. От растерянности и радости Зит не могла вымолить ни слова и вся остолбенела. Ни разу в жизни она не думала, что будет достойна такого. И вот, несколько бумаг с записями о состоянии больных и отзывы от её начальницы Чадри, которая не раз называл Зит лучшей медсестрой, которую она видела в жизни, могли сделать её медсестрой при владычном дворе.

Глаза Зит наполнились слёзами радости. Она поклонилась владыке со словами: «Благодарю за вашу доброту. Для меня это большая честь».

Гаичан посмотрел на Лема и кивнул головой в сторону двери. Лем также кивнул, но уже в знак согласия, и оба направились к выходу из комнаты.

Выйдя в коридор, владыка остановился и, задумчиво мыча, снова начал чесать подбородок. Лем стал рядом с ним в ожидании услышать мысли своего повелителя о Самюэле. Какое-то время Гаичан просто молчал, из-за чего Лему начинало становиться не по себе. Но в конечном итоге, владыка, тяжело вздохнув, прервал тишину, стоявшую в коридоре больницы.

– Да уж, Лем. Всё чересчур серьёзно. Кого же ты сюда притащил?

– О чём это вы?

– А ты сам не видишь? Этот мальчишка. Он очень опасен.

Лем заметил, как Гаичан начал быстро постукивать ногой по полу. Об этой привычке Лем знал очень хорошо. Она проявлялась, когда Гачиан был чем-то сильно обеспокоен. А если беспокоится он, то беспокоиться стоит и всем остальным. У Лема похолодело внутри.

– Понимаешь, Лем, самое сильное, что есть у нас – это наши чувства. Они руководят нами, а вовсе не разум. Не важно, насколько ты умён. Весь твой интеллект не имеет никакого значения, если ты не умеешь контролировать себя. Более того, такие люди опасны. С ними невозможно договориться, их не переубедишь, и они ни за что не остановятся. Когда кто-то действует, полагаясь лишь на свои ощущения, это всегда влечёт за собой страшные последствия. Конечно, может повезти, и эти чувства будут хорошими. Но что, если человек насквозь пропитан злобой и ненавистью, да ещё и не умеет себя сдерживать? Представь, что произойдет, если он поддастся им.

– Вы считаете, что мальчишка может натворить что-то ужасное под влиянием своего гнева?

– Если бы всё было так. Зверя, знаешь ли, можно изловить. Глупого зверя. А в нашем случае – это зверь, обладающий невероятным умом, настолько большим, что даже никакие чувства не властны над ним. Вспомни, даже когда его пожирала ненависть ко мне, он мыслил трезво. Человек, которым движут чувства и разум которого нельзя затуманить – самый редкий и опасный вид среди всех живых существ.

– Хотите сказать, что Самюэль – именно такой? – Лем уже начинал думать, что привёл человека, который положит им конец.

– Нет. Пока нет. Он ещё ребёнок, а потому мы ещё можем несколько изменить его. Помнишь, что он говорил: «Любое зло должно быть истреблено». Он считал, что тот мальчишка, издевающийся над ним, был чистейшим воплощением зла. Поэтому и убил его. Значит, нам надо внушить ему, что истинное зло – это наши враги.

Упомянув так называемых «врагов», Гаичан вспомнил о Верховном Совете Мидракса, который ненавидел всем сердцем. Владыка нахмурился и оскалил зубы.

– Его сила. Стойкость. Смелость. Ярость. Ненависть ко злу. Всё это превратит его в великолепного солдата, готового сражаться до смерти и которого не остановит ничто. Да! Если всё получится, Верховный Совет падёт пред нами на колени! Они все поплатятся за то, что так обошлись со своими создателями!

Подобное поведение Гаичана напугало Лема не на шутку. Ему казалось, что ненависть к Верховному Совету начинает сводить владыку с ума и что ради его уничтожения готов на всё.

– Вы же не хотите превратить его в вашу куклу, слепо выполняющую любые приказы?

– Нет! Конечно нет! Мы лишь посеем ему в голову семя идеи. Идеи того, что Верховный совет и слуги Саманта – есть единое и чистейшее зло. Тогда он будет истреблять их по своей же воле.

– Мы ведь говорим о ребёнке, – Лем помрачнел. – Он и так пропитан злобой. И вместо того, чтобы даровать ему мирную жизнь и помочь ему обрести счастье, вы хотите, чтобы мысли о зле и убожестве этого мира полностью поглотили его. Простите мне мою дерзость, но это бесчеловечно. Я не могу согласиться с вами.

– Лем, Лем, Лем… – похлопал Гаичан по руке охотника, – Несмотря на свою зрелость, ты всё ещё не понял эту простую истину. Жестокость – вот что правит этим миром. Тот, кто отбросит гуманность, станет грозой всего живого. Мальчишка погибнет, если станет мягкотелым. В нём дух воина, а он не должен пропадать понапрасну. Это невероятная сила, что может привести нас к победе в конфликте, что длится уже около десяти веков!

Тут Гаичан впервые за долгое время заметил отвращение и злобу в лице Лема. Похоже, владыку он вообще не поддерживал. Гаичан наклонил голову, но взгляда от охотника не отрывал.

– Ты хочешь рассказать обо всём мальчишке, так? – сурово спросил владыка. По нахмурившемуся лицу Лема он понял, что да. – Что же, пожалуйста. Можешь действовать. Тебя я не накажу. Все мы вольны говорить то, что думаем. Только вот на твоём месте я бы беспокоился за эту медсестру.

От шока глаза Лема превратились в два больших огранённых оникса.

– Что?! – проговорил Лем так тихо, что его было еле слышно.

– Она дорога тебе, так? Иначе, зачем ты её так нахваливал ночью и просил об переводе? Ты ведь не хочешь, чтобы с ней случилось что-то плохое из-за этой ситуации?

Лем опустил голову. Ему был поставлен ультиматум: либо Гаичан превращает Самюэля в живое оружие, либо пострадает его хоть и тайная, но жена. Он выбрал Зит. Всё же, она была ему куда дороже, чем дети, с которым он познакомился лишь прошлой ночью. По выражению лица Лема владыка понял, что именно он выбрал.

– Значит, мы всё решили? Замечательно, – довольно произнёс Гаичан, – а теперь пойдём. Сообщим мальчишке приятную новость.

– А что девочки? – спросил Лем, не поднимая голову. – Какая участь ждёт их? Вы и их души хотите опорочить?

– Это уже как Денерс решит. Бесспорно, обе останутся здесь и будут жить во дворце. Они – единственные, благодаря кому Самюэль не растерял рассудок, и они могут нам очень помочь с ним. А вот их роль в нашем Закаре – зависит только от Денерс. Пойдём. И, будь добр, сделай довольное лицо, а то мальчишка может догадаться.

Отвращение к себе жгло Лема изнутри. Он понимал, что любой его выбор испортил бы чью-то жизнь. Эмоции, как и говорил Гаичан, взяли верх на Лемом и заставили сделать выбор в свою пользу. Решись он рассказать о плане владыки Самюэлю, и пострадали бы лишь двое – Зит и он сам. Но Лем не мог допустить страданий своей возлюбленной. Лишь от одного представления вопящей от боли Зит всё сжималось у него внутри, а по телу пробегали мурашки. Нет! Что угодно, любая жертва, но только не она! Лем решил для себя, что не проживёт и дня с мыслью о том, что та самая молодая, строгая, но от того не мене добрая эльфийка, выходившая его давным-давно и буквально вернувшая с того света, которая всегда с упоением слушала его истории других мирах, ухаживала за ним и корила его за каждую рану, пострадала из-за него.

Однако альтернатива была ничуть не лучше. Из-за выбора Лема мальчишка, всю жизнь знавший лишь зло и ненависть, лишался малейшей возможности почувствовать себя по-настоящему счастливым. Человек без счастья всё равно, что ходячий труп. Не имея счастья ты не чувствуешь, что живёшь. Ты лишь существуешь. Так Лем думал практически всю свою жизнь. И вот, из-за него Самюэль не только превратится в ходячий труп, но и станет разносчиком смерти. Такова была цена спокойной жизни Зит. Оттого Лему и было отвратительно. Одна жизнь не может стоить сотен других. И всё же, он заплатил это цену. Лема разрывало изнутри. Погибнут многие, в страшных муках, страдая и моля о пощаде. Одна жизнь, всего одна, и все они будут спасены. Но она была слишком дорога. Распрощаться с ней Лем не смог бы ни за что.

В такие моменты ты понимаешь, насколько сильна, страшна, и опасна любовь. Ради одного человека она может заставить тебя пожертвовать всем, что только есть в этом мире. Любовь заставляет уверовать тебя в то, что жизнь одного человека стоит дороже жизни любого другого. А так ли это на самом деле? Любовь затуманивает разум, заставляя действовать лишь во благо того, кого любишь, наплевав на всех остальных. И страшнее всего то, что любовь подавляет любые попытки сопротивляться ей. Пусть ты и понимаешь, что из-за твоей любви пострадают многие, ты попросту не можешь её отвергнуть. Бесспорно, сделав выбор в пользу в любимого человека, ты подаришь счастье и ему, и себе. Но обретут ли его другие, те, кто пострадал от твоего выбора? Так чьим же творением является любовь: добра или зла? Или же она и вовсе создана чем-то средним, тем, что объединяет добро со злом? А сели это так, то что же это такое? Однозначного ответа на это вопрос, увы, получить не удастся.

В последнее мгновение, перед тем как владыка распахнул дверь, Лем через силу сделал довольное, преисполненное торжеством лицо. У охотника был самый настоящий талант скрывать свои истинные эмоции, из-за чего даже его близкие не могли сказать наверняка, что именно испытывает Лем. Сейчас его изнутри терзала совесть. Оставить всё вот так он не мог и судорожно размышлял о том, как спасти детей от влияния владыки и его свиты. Однако для чёткого плана действий ему требовалось решение Денерс. Перечить верховной жрице Лунарии он не имел права, а проблемы ему были ни к чему.

Когда Гаичан и Лем вошли в палату, они оба сразу же обратили внимание на Самюэля, наблюдавшего за разговором жрицы и девочек. На возвращение владыки он почти никак не отреагировал. Только бросил на него быстрый взгляд и погрузился куда-то в свои мысли.

Владыка приблизился к койке, где сидели Денерс и сёстры.

– Ну, что скажешь, Денерс? Они устраивают тебя?

– О, Мой Повелитель, устраивают, да ещё как! Я выслушала обеих, и смело могу сказать, что ещё не встречала столь одарённых девочек. Пожалуй, начну со старшей. Посещала ли её Лунария? Да, бесспорно. Её рассказ полностью совпадает с теми, кого уже посещала наша покровительница. О культах фанатиков она не слышала ни слова. И, по правде говоря, я нисколько не удивленна, что богиня посетила именно её. Столь невинна, столь жертвенна её душа, любящая всех, желающая счастья каждому. Словом, она ходячее сострадание.

Лем тем временем подошёл к сиявшей от счастья Зит и вальяжно опёрся на стену.

– Значит, ты желаешь воспитать её как жрицу Лунарии?

– Именно, мой повелитель. Она буквально рождена для этого. Это девочка идеально подходит на роль Сестры Сострадания.

«Замечательно! И ей конец, – с досадой подумал Лем. – Если уж она станет жрицей, то превратится в ещё одну куклу». Лем не любил многих жриц Лунарии за слепое подчинение абсолютно любым приказам руководства. Денерс же он недолюбливал вдвойне. Мало того, что та всегда слепо следовала любым указаниям Гаичана, так ещё и по её воле почти все жрицы, бывшие у неё на службе, становились такими же. Хоть Лем и понимал, что служение Лунарии необходимо и важно, то, в каком виде оно было в Закаре, вызывало у него лишь неприязнь к политике Денерс. Зная, насколько убедительна она была в речах о Лунарии, важности служения и полного повиновения ей, Денерс могла превратить в послушную куклу любого. Такой участи Лем не желал никому, а уж тем более такому ребёнку, как Изабель. Однако она уже понравилась Денерс. Она всегда выбирала новых жриц с выгодой для Гаичана, а потому выбор Денерс он поддерживал всегда. В глазах охотника Изабель уже была обречена, однако Лем не оставлял надежд спасти хотя бы Элин.

– А она-то сама согласна? – хмыкнул владыка. – Скажи мне, Изабель, согласна ли ты стать жрицей великой покровительницы нашей Лунарии?

– Согласна! Согласна, конечно! – ответила Изабель, прижимая руки к груди. – Служить той, благодаря которой я обрела веру в лучшее и которая подарила мне надежду – о большем я и мечтать не могла.

– Ну, раз уж ты согласна, то пусть будет так. Она твоя, Денерс. А младшенькая?

– Тут уже посложнее, Мой Повелитель. Безусловно, она так же чудесна, как и её сестра. Зла в этом мире она, похоже, не замечает вовсе. Да и улыбка с её лица не сходит, если верить Изабель. Однако Лунария её не посещала. Кроме того, её энергичность и невозможность усидеть на месте совсем не походят на облик жрицы. Она, собственно и сама к этому не стремится.

В глазах у Лема сверкнул лучик надежды. Немного прищурив глаза, он медленно зашагал в сторону сестёр.

– Ответь мне, дитя, чего же ты хочешь достичь в этой жизни? – обратился Гаичан к Элин.

– Ваше Величество, по правде говоря, я и сама не знала этого, – девочка почесала голову. – Я просто наслаждалась жизнью и не задумывалась о будущем. Но… так было до вчерашнего дня. Вчера, когда я увидела, как озверевший мальчишка был готов забить нас всех до смерти, и того монстра, что чуть не разодрал нас в лесу, – на лице Элин появился страх, что стало большим удивлением для Самюэля, считавшего, что для неё страха не существует вовсе, – меня впервые посетила мысль о том, что я могу потерять самых близких мне людей. И… сначала я была напугана и не знала, что мне делать. Но, когда мы повстречали Лема, я вдруг поняла, что чего хочу достичь в жизни. Он сильный, смелый, готовый защитить любого. И я хочу стать такой же защитницей, как и Лем. Я хочу стать щитом, который не сломит ничто! Таким, что укроет от зла всех моих близких, и за которым они будут чувствовать себя в целости и сохранности!

– Это можно запросто устроить, – произнёс Лем, стоявший за спиной владыки. Радость и торжество на его лице теперь были сами что ни на есть искренними, – Мой Повелитель, я желаю обучить Элин охоте на нечисть.

– Что?! Нет! Даже не думайте! Я вам её не отдам! – воскликнула Изабель сразу же, как услышала слова Лема, и прижала Элин к себе, закрывая её ото всех.

От заявления Лема все в комнате, за исключением Оррина, пришли в некое потрясение. Причиной тому были две вещи. Во-первых, до этого Лем отказывался от любых предложений взять кого-нибудь в ученики, так как считал, что ещё не созрел для передачи опыта молодому поколению охотников. А во-вторых, в ученики он решил взять девочку, с которой познакомился буквально полдня назад, и которой не было и десяти лет. Гаичан знал Лема как свои пять пальцев, и это нетипичное его поведение вызвало подозрения.

– С чего это ты решил взять себе ученицу? Столько лет отказывался, и вдруг ты хочешь обучать девочку, у которой нет никакой подготовки и которая про нечисть ни слова не слышала. В чём подвох, Сан’Ар?

– Никакого подвоха нет, Мой Повелитель. Просто Её Святейшество права. Эти две девочки действительно одарённые, каждая по-своему. Элин невероятно умна и наблюдательна для своего возраста. Она разгадала слабость Буки чуть ли не за минуту, да ещё и в мгновение ока смогла придумать план победы над ним, который хоть и частично, но сработал. Кроме того, я наблюдал за её поведением всё то время, что они сражались с монстром. И за весь бой она ни разу не поддалась страху. Поразительная стойкость духа! Такое не должно пропадать задаром.

– Так ты мог помочь нам всё то время? – вымолвил Самюэль, прервав свои раздумья. – Пока Изабель сходила с ума от страха, а меня кромсал тот монстр, ты просто смотрел на всё это?! – в его голосе читалась злость и неприязнь.

– Ну, не совсем так. Когда добрался до вас, Бука уже начал драться с тобой. Я хотел сразу же помочь вам, однако вам удалось отпугнуть его. Обычные дети смогли напугать и покалечить монстра, с которым не каждый взрослый справится. И тут мне стало любопытно. Я решил понаблюдать за вами и узнать, на что вы способны. Я всё время был наготове, и если бы вы оказались в безвыходной ситуации, я сразу же помог бы вам. Собственно, именно благодаря этому вы и сможете жить во дворце. Не заметь я, насколько вы уникальны по своей природе, и после лечения вас всех отправили бы в приют, а это, скажем так, не самая лучшая судьба.

– Это не оправдание!

Лем глубоко вздохнул.

– Согласен. Оправдания моему поступку нет. Искренне прошу простить меня за это. Однако из-за того, что я решил понаблюдать за вами, вам больше не придётся сводить концы с концами.

– Что? Почему это? – поднял голову Самюэль.

– Мы всё объясним чуть-чуть позже. Сперва разберёмся с Элин, – оборвал его владыка.

– Я согласна стать охотницей.

– Даже и думать не смей! – Изабель повернула голову сестры и посмотрела ей в глаза, – Слышишь? Или совсем ума лишилась? Ты понимаешь, что это не игры? Тебя убить могут! Это опасно!

– В этом-то и дело. Да, не спорю, это опасно, но опасности подстерегают нас на каждом шагу. Не все люди способны защититься от них, поэтому им и нужны защитники. Изабель, я не смогу жить в радости, если с тобой что-то случится. И ты не переживёшь, если пострадаю я. Но ведь мы не одни такие. Вспомни, сколько семей разрушил этот Бука. Вспомни, как матери оплакивали своих пропавших детей, как отцы хотели отомстить за сынов и дочерей, как другие дети тряслись в страхе и молились, чтобы с ними этого не случилось. Вспомни, как они все жили в страхе, – Элин улыбнулась, – Затем я хочу стать охотником. Чтобы подарить людям надежду, что их жизни ничего не угрожает, чтобы они чувствовали себя в безопасности, чтобы уничтожить страх в их сердцах. В конце концов, просто для того, чтобы они жили. И чтобы ты, Самюэль, Лем, чтобы все вокруг были счастливы.

– Элин… я… я не могу принять это… Не хочу… не хочу чтобы ты умерла, – проговаривала Изабель, еле сдерживая слёзы. Она вся дрожала.

– Изабель, ты столько лет заботилась обо мне и оберегала от зла. Позволь теперь мне отплатить тебе тем же, – Элин взяла трясущуюся от страха руку Изабель, чтобы поддержать и успокоить её, – Клянусь: ради тебя и всех нуждающихся в защите, я не проиграю никому и никогда, ни за что не полягу в битве!

Изабель не выдержала. Она заключила свою сестру в крепчайшие объятия, и заплакала. Элин с улыбкой на лице обняла её в ответ, поглаживая спину Изабель, плакавшуюся ей в плечо.

– Ты слишком рано повзрослела, – сквозь слёзы проговорила Изабель.

– Лем, ты всё ещё хочешь обучать её? Не боишься разрушить эту прекрасную семью? – вопросил Гаичан.

– Боюсь теперь, даже если я передумаю, она с меня живого не слезет.

– Это правда. Элин очень настойчива, – Самюэль отвёл взгляд в сторону. – Не то, что я.

– Ещё чего! Друг мой, ты был на грани смерти и всё равно стоял на ногах, будучи готовым сражаться с монстром до конца. Шансов на победу у тебя не было и в помине, однако ты настойчиво продолжал сопротивляться судьбе и был готов выступить против неё в открытую, как бы крича во весь голос: «Ты мне не указ и не сможешь сломить меня!». Ты воистину сильный и стойкий человек, у которого большое будущее…

– И именно поэтому я решил взять тебя с твоими подругами жить к нам во дворец, – оборвал речь охотника Гаичан.

В который раз всех в палате настигло потрясение. Самюэль немного наклонился к Лему и еле слышно спросил?

– Он что, шутит?

«Хотелось бы…» – подумал Лем. Взглянув в лицо мальчика, на котором впервые появилась надежда, он понимал, что теперь точно не сможет сказать Самюэлю правду. Никто не знал, как повлияет на него владыка. Лем снова взвесил все за и против. Исход, где он говорит Самюэлю правду хоть и был правильным в его глазах, но сулил много боли и Лему, и Самюэлю, и Зит. А потому охотник рискнул, сделав ставку на счастливый исход:

– Нет, друг мой, нисколько. Ты ему очень понравился. В тебе есть всё, что бы он хотел видеть в защитнике нашего народа. Сила, настойчивость, ум, честность, твоя нетерпимость ко злу…

– Подожди! Но я же убийца! А если я смогу так же убить любого, кто будет рядом со мной?

– Хм… Даже подруг своих?

– Нет…

– Каждый рад тому, что очистил мир хотя бы от малейшего зла и сделал его чуточку лучше. Пускай говорят что угодно, но мимолётная радость у них в голове всё равно проносится. Так что не переживай. Человек ты хороший, да и способный. Вот увидишь, когда-нибудь ты станешь величайшим воином Закара.

– Ну, ну, Лем, не завышай его ожидания, – посмеиваясь, прервал его Гаичан. – Не спорю, задатки у него есть, однако ему бы для начал Стражем стать, а потом уже метить в «величайшие». Заодно с подругой будет вместе.

Изабель явно повеселела от этих слов.

– Что за Стражи? – спросил Самюэль

– Воины, сопровождающие высших жриц Лунарии и защищающие их, друг мой. В Закаре людей почти нет, а по заветам нашей великой богини и жрица, и её страж должны быть одной расы. Изабель точно станет высшей жрицей, уж поверь мне, а значит у тебя большой шанс стать её Стражем. Страж сестры Денерс, например, это рат Оррин Рэн’Сиз, – Лем указал на того самого солдата, что всё время ошивался около жрицы.

– К слову, Оррин, будь добр, осмотри мальчика. Скажешь, подходит ли он вам.

– Есть, Мой Повелитель!

Пока Оррин осматривал Самюэля, под наблюдением девочек, уже заранее поздравлявших друга, и Зит, следившей за тем, чтобы Страж не навредил пациенту, Денерс и Гаичан отошли в другой конец комнаты.

– Мой Повелитель, вы уверенны в этом? – интересовалась Денерс, которую заявление владыки взволновало не на шутку. – Это очень ответственный шаг, да и сам мальчишка опасен.

– И без тебя знаю. Поэтому я и хочу воспитать его так, как надо мне. Он – очень сильное оружие и его нельзя отдавать в руки другим. Тут либо мы их, либо они нас.

– И всё равно мне это не нравится.

– А вот это уже твоя проблема. Ты помни, что у самой работа важная. Может Лем и внесёт свою лепту в воспитание младшей, старшая полностью на тебе. Мне от неё нужно лишь полное повиновение, а вот методы его достижения меня не интересуют. Убеди её, что Лунария полностью на нашей стороне, и она сделает ради нас что угодно. Всё ясно?

– Да, Мой Повелитель.

– Замечательно. Пойдём.

Денерс помогла подняться Гаичану и оба направились к Самюэлю. Она, хоть и понимала план владыки и всю его важность, но не могла его принять. Нет, на Самюэля ей было плевать. В конце концов, кто он вообще такой? Из девочек она и вовсе хотела сделать лишь верных ей послушниц, чтобы они несли её слово во все уголки мира. Денерс боялась лишь за свою жизнь. Пассажи Самюэля о том, что он хочет истребить всё зло, пугали её. Вдруг он решит, что зло – это сама Денерс? Владыка, конечно, умел хорошо убеждать. Но что если Самюэль раскусит его обман? Все чувства жрицы буквально вопили об опасности, но права перечить владыке она не имела. А потому оставалось лишь надеяться на лучшее.

Тем временем, Оррин закончил осмотр.

– Ну, что скажешь, Оррин? Быть ему великим воином или как?

– Что же могу сказать? Хлипок, слаб, бледен. На воина не тянет вовсе. Сгодится только как пушечное мясо. Пока. Натренировать его, накормить, напоить, вылечить от всех недугов, если таковые имеются, и может что-то получится. Что касается его характера, как Страж – сгодится.

– Спасибо, Оррин. Ну, значит, всё решили. Старшая будет обучаться у Денерс и станет жрицей Лунарии, Элин – у Лема охоте на нечисть. Самюэль же обучится у Стражей военному делу. Все вы будете жить во владычном дворце. Девочки, я пришлю за вами своих слуг сегодня вечером. Вас заберут во дворец.

– Постойте, Ваше Величество. Разрешите нам с сестрой остаться здесь до полного выздоровления Самюэля, – перебила Изабель. – Мы не хотим, чтобы он поправлялся в одиночестве.

– Хм… что же… как изволите, – Гаичан немного промолчал, – Ну, нам пора. Не забывайте, Денерс, у вас скоро служба.

– Разумеется, Мой Повелитель.

Владыка и жрица попрощались с детьми. Денерс обнял Изабель и Элин напоследок, пожелала им всего наилучшего и пообещала как можно скорее показать им храмы Лунарии. Гаичан же не сказал ничего. Пройдя мимо Зит, всё ещё не верившей в своё счастье, остановился перед самым выходом. Дождавшись Денерс и Оррина, он обернулся и произнёс:

– Я проведаю вас завтра. До скорой встречи.

С этими словами владыка и его свита покинули палату.

Всему, что произошло за этот день, Самюэль и верил, и нет. Только во сне было возможно такое везение. В голову Самюэля сразу же закралась мысль, что что-то тут нечисто. Уж слишком сильно ему повезло. Но чувство радости от того, что жизнь у него и сестер, наконец, наладится, полностью затуманило разум Самюэля и сводили все подозрения на нет. В сказку, как не крути, верится легче, а уж тем более, когда она хорошая. Так уж устроен человек. Он склонен больше подчиняться эмоциям, нежели разуму. Пускай последний и пытается спасти тебя, истошно орёт, хочет помочь, крик его настолько сиплый, что манящий зов твоих чувств перекрывает его, и разуму остаётся лишь смириться с поражением.

Самюэль уже вовсю радовался своей «удаче», поддерживаемый сёстрами, Голову ему заполонили фантазии о том, как все они познают покой и счастье в этом новом мире. Он представлял себе пускай не идеальную, но спокойную жизнь. Самюэль надеялся, что тяжкие испытания судьбы для него и девочек закончились и что все они вырастут в тихой и мирной обстановке. Радость сестёр и их подбадривания лишь поддерживали его убеждения в этом.