Текст книги "Стеклянная любовь. Книга первая"

– Не обращайте внимания, товарищ капитан! – кивнул на только что закрывшуюся дверь Морозов. – Это наша лаборантка – сектантка, замужем не была, вот и бесится баба! Ну не баба, конечно – женщина… «Ты женщина и этим ты права!» – как сказал однажды Валерий Брюсов. Хотя лично мне и непонятно, что, конкретно, Брюсов имел ввиду, когда делал столь легкомысленное заявление! Но, все же, жалко ее, Анну…

– Вы будете коньяк, Александр Сергеевич?! – прервал неопределенные разглагольствования Морозова капитан Червленный и не дожидаясь утвердительного ответа, вытащил из пакета бутылку «Эдуарда III» – ого.

– С удовольствием, товарищ капитан, с огромным удовольствием! – оживленно потер руки ладонью о ладонь Саша, моментально воспрянувший духом и молча рассмеявшийся сам себе в лицо, вернее – в лицо своей недавней серо-черной меланхолии: – Вы даже не представляете, как это вы здорово угадали с коньяком, да еще с таким отменным!

– Нам никто не помешает?! – оперативно уточнил Валентин.

– Нет – все в отпуске! – весело ответил Морозов. – Анна одна только, вот, все ходит и ходит – дома ей одной не сидится никак!…

…Разговаривали они часа полтора – под коньяк беседа получилась откровенной и, следовательно, очень продуктивной с точки зрения Червленного, да и с точки зрения Морозова – тоже. Морозов, честно говоря, был страшно рад, что избавился от груза давно уже тяготившей его тайны, разделив этот тяжелый груз с таким заинтересованным, а главное – компетентным слушателем, каким оказался капитан Червленный.

После того, как официально представился Червленный, показав удостоверение и честно рассказав Морозову о цели своего посещения, Александр Сергеевич долго и вдохновенно рассказывал, не опуская ни малейшей подробности, историю своих взаимоотношений с жителями Замороженных Строек вплоть до последнего разговора с Рагнером Снежным, состоявшемся не далее, как вчера вечером и поставившего, как раз, Сашу перед нелегким, но давно ожидаемым окончательным выбором – «быть или не быть?!»… Внимательно прослушав рассказанные Сашей невероятнейшие вещи, Валентин долго потрясенно молчал и, не спуская ошарашенного взгляда с Морозова, проникновенно произнес:

– Как я вам завидую, Александр Сергеевич! Как завидую – Боже мой!

– А я, в свою очередь, Валя рад, что хоть кому-то мог все это рассказать – такому человеку, который мог бы поверить мне. И теперь мне не так страшно одному отправляться в Страну Неизведанного!

– Вы теперь не один в мире окруживших вас призраков, Александр Сергеевич – с вами отныне целая организация: сверхсекретный подотдел ФСБ «Стикс-2»!

– Вы так думаете?!

– Да, Александр Сергеевич! – и капитан Червленный, в свою очередь, более или менее подробно поведал профессору Морозову, к которому стал испытывать необоримое интуитивное доверие, о таинственной организации «Стикс-2» и о своеобразной специфике ее деятельности.

Ничего не стал утаивать Червленный и из информации, полученной «Стиксом-2» от «спецслужб Алялватаски», касающейся возможных происков потенциального таинственного астрального Врага, условно поименованного рогатыми унгардами «Кочевым Конгломератом Пайкидов».

– Это – Стройки! – воскликнул Александр Сергеевич. – Я не понял, что имели, ввиду Бабушка и Рагнер, когда говорили, будто благодаря моей миссионерской, так сказать, деятельности, некоторые из жителей Лабиринта нашли оттуда Выход в Земной Мир!…

И при этих словах Александра Сергеевича Валя вздрогнул и испытующе посмотрел в глаза профессору, но тот не обратил внимания на изменившееся выражение взгляда собеседника, увлеченный только что сделанным им открытием:

– Это может говорить только о том, что вот-вот произойдет или уже произошел глобальный сдвиг в глубинных пластах, казалось бы, незыблемо устоявшихся основных пространственно-временных характеристик нашей видимой и осязаемой вселенной! И, следовательно, предупреждения Рагнера Снежного имеют под собой вполне реальную почву и сейчас какие-то, чуть ли не самые древние чудовища нашего общего мира, условно, чьим-то языком «без костей», поименованные Пайкидами, осуществили захват небольшого светлого доброго, параллельного нашей Земной Ойкумене, мира: «Сказочная Русь», успевшего осуществить подготовку к началу контактирования с нами посредством очистки кармических транспортных магистралей, проходящих через пустые глазницы оконных проемов Замороженных Строек! Черт возьми, Валя!!! Вы представляете, что может начать происходить?!?!?!

А заметно нахмурившийся Валя восторгов Морозова не разделял, мрачнея с каждой секундой и о чем-то с лихорадочной скоростью молча размышляя.

– Что-то не так, Валя?! – заметив неважное психологическое состояние офицера «Стикса», спросил Саша.

– Я должен немедленно сообщить все услышанное от вас, Александр Сергеевич, своему непосредственному начальнику, генерал-лейтенанту ФСБ Панцыреву! – задумчиво проговорил Валя, глядя куда-то очень далеко, прямо, сквозь, немного растерявшегося Сашу Морозова – за последние пределы земного мира: – У меня возникло ощущение большой опасности. Я в городе нахожусь со вчерашнего дня и за такой небольшой промежуток времени успел заметить очень много неприятно странного и, будь я слабой женщиной, я бы уже несколько раз серьезно испугался, или бы, даже, уже несколько раз бы грохнулся в обморок, с последующим обязательным отливанием меня ледяной водой!… На наш многострадальный город вновь надвигается какая-то большая и экзотическая беда, и провоцируют ее формирование и приближение источники необычайно мощной негативной инфернальной энергии, сосредоточенные на территории массива недостроенных зданий, получившие в городе название Лабиринт Замороженных Строек. Я хоть и коренной житель, но слишком мало слышал о них, что кажется мне несколько, мягко говоря, необъяснимым!

Ну да, в общем-то, ладно – основная суть моих, только что возникших опасений, состоит совсем не в этом!

– А в чем она, тогда, состоит?!

– У вас не возникало никогда чувства, что эта Бетонная Бабушка, с самого начала была не совсем искренней с вами? Точно также, как и – Рагнер Снежный и другие, более случайные персонажи? Может быть это – ловушка и сегодня вы прямиком отправляетесь не под лазурные небеса «Сказочной Руси», а – в один из многочисленных филиалов Ада?!

– Может быть! – немного подумав, просто сказал Саша. – Но… я все равно отправляюсь – другого такого варианта у меня не будет!

– Скажу честно – на вашем месте, Александр Сергеевич, я поступил бы точно также и ни секунды бы не колебался! А знаете: почему мне нужно немедленно дозвониться до своего руководства в Москве?!

– Почему?! – с любопытством спросил Саша.

– Потому что я хочу отправиться в Сказочную Русь вместе с вами! – и, помявшись немного, добавил, «ни к селу, ни к городу» (с точки зрения Саши). – Может быть там мне удастся разыскать следы моей пропавшей в «безвременье» жены… Я все еще люблю свою жену – все, как – по Брюсову, который когда-то в состоянии, наверняка, сильнейшей душевной муки выдал, так сказать, бессмертные слова: «Ты женщина, и этим ты права!» Вы согласны с таким утверждением, Александр Сергеевич?! – уточнил сразу Валя у собеседника, и, не дождавшись ответа на поставленный вопрос, продолжил говорить по основной теме: – … Есть, правда, еще один немаловажный момент, который заставляет меня лететь с вами вместе, Александр Сергеевич – и Брюсов тут уже совершенно ни при чем!

– А кто – «при чем»?!

– Об этом я Вам смогу сказать только тогда, когда мы с вами благополучно покинем этот наш такой понятный, добрый, родной и уютный «этот Свет»! … Вернее – когда благополучно окажемся под несуществующим небом этой самой мифической Сказочной Руси! А раньше говорить об этом не имеет никакого смысла, Александр Сергеевич – дурная примета!!!…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Вечером того же дня генерал Панцырев по телетайпу получил все печатные милицейские протоколы, переданные мэром Рабаула Одинцовым капитану ФСБ Червленному, короткое сообщение-доклад Червленного о содержании беседы с Морозовым и выводы, сделанные капитаном из беседы с Морозовым. Генерала, правда, удивило, что Червленный сам ему до сих пор не позвонил. Но в Москве часы показывали пока еще половину восьмого вечера, когда Сергей Семенович сумел уединиться у себя в рабочем кабинете и приступить к изучению материалов, присланных Валей Червленным…

…Нужно сразу оговориться, что прошедший день для генерала Панцырева выдался очень напряженным и ответственным, так как сегодня в первой половине дня Панцырев лично отчитывался не перед кем-нибудь, а – перед самим Президентом России.

Компанию начальнику «Стикса-2» составили первый заместитель Директора ФСБ, генерал-армии Курдюкин и сам, соответственно, Директор ФСБ, Глотов. Дело в том, что Президент РФ много слышал о «Стиксе-2», но, до сих пор, как бы это поточнее выразиться, «воочию» или лично не встречался с непосредственными, активно действующими, сотрудниками этого самого загадочного и таинственного сверхсекретного Отдела, функционирующего в системе ФСБ под красноречивым и, как тут, ни крути, немного, если не зловещим, то наталкивающим на определенные напряженные и непростые размышления, названием: «Стикс-2».

Президент много раз спрашивал Директора ФСБ о сути деятельности «Стикса-2» и о том, есть ли действительная настоятельная необходимость содержать этот отдел за государственный счет или, другими словами – на деньги и, без того, небогатых и не особенно счастливых, рядовых налогоплательщиков?! И несколько раз предупреждал Директора о том, что хотел бы, наконец, лично познакомиться с начальником «Стикса-2» и подробно проштудировать всю документацию, отражающую существо и специфику деятельности данного отдела. Но «текучка» постоянно «засасывала» Президента, и он никак, все не мог собраться и осуществить задуманное и давно вынашиваемое остро жгучее желание раз и навсегда однажды, в какой-нибудь «прекрасный момент» «прояснить» полумифический и призрачный «Стикс-2», дабы поставить жирную точку в нескончаемом многоточии, связанным с этим «чертовым «Стиксом»!…

…И вот сегодня случилось долгожданное фантастическое событие – этот «прекрасный момент» наступил…

…Больные мутноватые глаза пожилого Президента, сидевшие на, хорошо знакомом всему миру, нездорово-одутловатом сизо-красном лице, в упор смотрели на начальника «Стикса-2», генерал-лейтенанта ФСБ, Панцырева, одетого по такому знаменательному случаю в парадный мундир генерала ФСБ, но, однако, Президент, по-прежнему, упорно не верил глазам своим, что перед ним сидит «во плоти и крови» самый настоящий начальник легендарного «Стикса-2» и готов ответить на любой вопрос Президента!

Президент не стал «ходить вокруг да около», а сразу «взял быка за рога», задав, минуя лишние предисловия, Панцыреву главный вопрос, не первый уже год, мучавший Первое Лицо государства:

– Скажи мне, генерал честно и правдиво: возглавляемый тобою Отдел, действительно, защищает государственную безопасность России?!

– Если бы это было не так, господин Президент, я бы не работал сейчас на этом ответственном и почетном посту!

Но, как выяснилось, спустя минуту, Президент либо не совсем точно сформулировал свой вопрос, либо это был не главный вопрос, а лишь – прелюдия к главному вопросу. После уверенного ответа Панцырева, глаза Президента слегка прояснились, и в них загорелся молодой жизнерадостный огонек, свидетельствующий о том, что у Президента пока еще оставались немалые внутренние морально-волевые резервы, дававшие ему право продолжать руководить огромной страной.

– Ты не считаешь генерал, что твой «Стикс» специально «дразнит гусей» и без него у нас в стране было бы гораздо спокойней?!

– Вы хотите сказать, что наш отдел занимается поисками «черной кошки в темной комнате, которой там к тому же и нет»?! – вопросом на вопрос ответил, никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах и, главное, ни перед кем не привыкший «тушеваться», «прогибаться» и т. д. и т.п., Сергей Семенович Панцырев.

Другими словами, любые формы заискивания, принципиально не могли прижиться в его недюжинной прямолинейной натуре. И не случайно любимой поговоркой начальника «Стикса-2» была крылатая фраза, которая когда-то и родилась в его голове: «Призраки не умеют притворяться!».

Президент немного нахмурил брови и чуть-чуть надул щеки после вызывающего ответа-вопроса дерзкого генерала и грозно посмотрел почему-то не на Панцырева, а на его непосредственных вышестоящих начальников: Директора ФСБ, Вениамина Глотова и первого заместителя Директора ФСБ, Николая Курдюкина. Взгляд Президента говорил, сам за себя: «Дескать – кого вы мне привели?! Сами создали этот безумный «Стикс-2», сами и «расхлебывайте!».

Глотов, было, судорожно приготовился к активной обороне, собираясь все свалить на первого зама Курдюкина, как ситуация опять неожиданно резко поменялась – Президент вновь переключил все свое внимание и вместе с вниманием, все накопившиеся запасы неприязни и раздражения на начальника «Стикса-2». Президента, внезапно, что-то сильно насторожило в генерале Панцыреве, а конкретно – в твердом, бесстрашном и прямом взгляде темно-синих глаз генерала. В этом взгляде «старого «Стиксовского волка» Президенту почудилось нечто не совсем человеческое, а, если точнее – запредельная независимость, какую у людей трудно встретить, вернее, даже, просто – невозможно. В общем, Президенту сделалось рядом с генерал-лейтенантом Панцыревым как-то «не по себе» – зябко и неуютно, как если бы внезапно выяснилось, что генерал Панцырев целиком высечен из глыбы антарктического льда, и душа у него – ледяная, и вместо глаз – две ледышки, и ледяное сердце гоняет по, покрытым инеем, артериям и венам, черный космический вакуум вместо крови.

– Скажи мне честно, генерал, ты – настоящий?! – следующий вопрос Президента прозвучал гораздо парадоксальнее предыдущего, так как «шел», что называется, от «самой души» Президента, ураганно впавшей в настоящее смятение силой в двенадцать баллов, неизвестно, правда – по какой шкале.

Панцырев усмехнулся и посмотрел на Президента откровенным взглядом психиатра, пытающегося проникнуть в безумный хоровод мыслей безнадежного пациента. Само собой, что взгляд Панцырева, равно, как и его нарочитое молчание, очень не понравились Президенту и он, подчиняясь накатывавшему неудержимому приступу удушающего гнева, лихорадочно начал перебирать в голове различные дисциплинарные формулировки-ярлыки, обычно означающие немедленные: «увольнение», «смещение», «снятие», «исключение», «задержание», «удушение» и «экстрадицию». Неизвестно, в общем, что он собирался сказать, но Панцырев опередил его, решив все же снизойти до ответа на заданный Главой Государства вопрос:

– Это, смотря, что вы имели ввиду под словом «настоящий», господин Президент! – вполне логично и разумно, и максимально корректно произнес Сергей Семенович, незаметным движением положив большой палец правой руки на головку пульвелизатора миниатюрного баллончика, предусмотрительно спрятанного им в правом боковом кармане кителя. – Заданный вами вопрос, господин Президент имеет многоплановый характер, предполагающий заведомо неопределенный ответ, окрашенный ярко выраженной многофункциональной полисмысловой гаммой. Но я привык моментально вычленять главное в многослойности и поэтому отвечаю честно и точно: в любой ситуации я неизменно веду себя, как подобает «настоящему» мужчине!

В кабинете нависла предгрозовая тишина и реально заметно понизилась температура – всем троим собеседникам и слушателям-статистам генерал-лейтенанта ФСБ Панцырева стало совершенно ясно, что по какой-то причине тот целенаправленно «прет на рожон».

Сам же Панцырев внешне, да и внутренне тоже оставался совершенно спокойным, но большой палец с заветной головки пульвелизатора не убирал, готовый нажать ее в критический момент. Но, пока, он надеялся на естественное разрешение возникшей кризисной ситуации – тяжелого психологического коллапса, вызванного громадной менталитетной разницей, участвующих в диалоге сторон. К тому же Президент, сам того не подозревая, «попал в десятку» своим импульсивным вопросом, порожденным огромной потребностью узнать правду. Генерал Панцырев был «настоящим» «призраком», возникшим из таинственного тумана мощнейших флюидов, испускаемых смертоносным дыханием Лабиринта Замороженных Строек, но сказать об этом открытым текстом, Серогей Семенович не имел права, дабы окончательно не «взорвать» атмосферу взаимной терпимости и условной конструктивности, натянуто сохранявшейся пока еще в рабочем президентском кабинете.

Однако, именно поэтому он все же вынужден был нажать на головку пульвелизатора и из аэрозольного баллончика под огромным давлением наружу неслышно выплеснулась четко лимитированная порция газообразного вещества, не имеющего ни цвета, ни запаха, обладающего уникальными свойствами, не опасными для здоровья и жизни человека, полностью и молниеносно «нивелировать» ненужное психомоторное перенапряжение, возникающее внутри микроклимата небольшого человеческого коллектива.

В результате произведенного им незаметного действия, состоявшего из легкого нажатия на «головку» миниатюрного пульвелизатора, начальник «Стикса-2» молча встал со своего стула, чьи ножки были привинчены к полу прямо напротив Президента и, ни с кем из присутствующих не попрощавшись, покинул Президентский кабинет, оставив хозяина и двух его высокопоставленных гостей из ФСБ втроем, будучи уверенным, что его ухода никто не заметит и никто о нем не вспомнит в течение, по меньшей мере, ближайшего месяца… Сергею Семеновичу нужно было заниматься неотложными важнейшими делами, связанными напрямую с укреплением государственной безопасности России, и ему некогда было тратить время на совершенно пустые и праздные «разборки», Бог знает с кем. У генерала Панцырева, на самом деле, был совершенно другой начальник, по своему «служебному» положению стоявший неизмеримо выше даже самого Президента России, и вот перед ним-то Сергей Семенович и нес настоящую высочайшую ответственность «не за страх, а за – совесть»…

…Сергей Семенович вспомнил последний раз об утренней сцене в президентском кабинете, и… выбросил ее из головы, занявшись насущными неотложными делами, придвинув к себе материалы, присланные из Рабаула…

…Некоторые из материалов оказались с пометкой: «Срочно!!!» – всего их оказалось восемь, и, улыбнувшись, генерал наугад выбрал для чтения «Дело „Мокушихи“», представлявший собой протокол допроса «пятидесятилетнего физического лица без определенного места жительства», некоей Мокушовой Ираиды Павловны по кличке «Мокушиха», оказавшейся свидетельницей таинственного исчезновения-гибели семерых своих товарищей по несчастной неприкаянной жизни в ночь с тридцать первого декабря на первое января прошлого года. Через несколько минут после начала чтения, Панцырев неожиданно поймал себя на мысли, что «не на шутку» увлекся читаемым материалом с «непосредственного», так сказать, «места событий»…

…Он откинулся на спинку удобного кресла, того самого кресла, на котором несколько лет до него сидел покойный Борис Федорович Шквотин, а до Бориса Федоровича – генерал Майер (ныне, увы, тоже покойный). Оба предшественника Панцырева погибли экзотической смертью, каждый – своей, и упорное нежелание менять кресло, проявляемое очередным новым начальником «Стикса», являлось своеобразной данью уважения памяти погибшим коллегам-предшественникам и, одновременно, проявлением силы собственного характера, полностью исключающего нелепый невольный страх перед глупыми и вредными суевериями…

Итак, откинувшись на спинку кресла, Сергей Семенович прикрыл глаза и, никем и ничем не тревожимый в прохладном полумраке кабинета, попытался увидеть описываемое сухим протокольным языком «исчезновение-гибель» семи человек глазами гражданки Мокушовой, благодаря своей чисто женской предусмотрительности, оставшейся в живых…

…«… Мороз стоял собачий, как говорят в народе – «трескучий», в животе подвело от голода, и внутри, поэтому стоял такой же холод, как и на улице. И душа замерзала, постепенно превращаясь в кусок черного льда, не осталось в ней, выжженной во многих местах тройным одеколоном и не утихающей ненавистью почти ко всему окружающему миру, тайных, надежно спрятанных от всевидящего глаза Лукавого, закутков, где могла бы сохраниться теплота настоящих человеческих чувств.

– Ирка – не отставай! – оглянулся к ней Колька Гвоздь. – Недолго уже осталось! – в стылом воздухе неуютной Новогодней Ночи слова Кольки разбились о панцырь зачерствевшей души Ирки Мокушихи невзрачными ледяными сосульками и рассыпались без следа на асфальте темного пустынного тротуара, по которому торопливо шагала группа классических бомжей, упорно цеплявшаяся за самую призрачную возможность, достойно высокого звания человека, встретить Новый Год.

Мокушиха в такую возможность не верила и поэтому слова Кольки Гвоздя, набивавшегося последние три недели к ней в «мужья», лишь разозлили ее. И она не могла не ответить Кольке с правдивым убийственным сарказмом:

– До чего недолго осталось-то, Колька – до могилы что ли?! Зла на вас, на дураков не хватает! Кто нас может в этой твоей гребаной общаге ждать?!?!?! Кто?!?!?!

Обычно грубый и легко раздражимый, как и все хронические алкоголики, Гвоздь остановился и с необычной терпеливостью и даже, с некоторыми неуклюжими претензиями на галантность, объяснил Ираиде:

– Нас на эту «хату» ведет Демис. Ты же знаешь – он никогда не врет! Сейчас вот завернем за этот дом, там пустырь и на пустыре сама сразу все и увидишь! Осталось минут семь – не больше! Не бойся, Ирка – не замерзнем! Где наша не пропадала!

– Н-н-д-д-а?! – недоверчиво спросила она и начинавшаяся, было, истерика прекратилась сама собой – что-то в голосе и интонациях Гвоздя заставило поверить ее в то, что их и вправду ждет теплая «хата» с богатой «халявной» выпивкой и жратвой.

Они пробирались между огромными бетонными корпусами разоренного «Перестройкой» самолетостроительного завода, за которым располагался гигантский пустырь, изрытый многочисленными котлованами, где по словам Демиса, их с нетерпением ждали какие-то таинственные гостеприимные хлебосольные хозяева, которым не терпелось встретить Новый Год в компании незнакомых им немытых и нечесаных бомжей…

Мокушиха нервно ударила ногой об асфальт – кто их мог там ждать, черт возьми?!?!?! А, главное – где, в каком таком волшебном месте их ждали?! Жалкие отребья рода человеческого, когда-то в далеком детстве еще походившие на людей, сейчас, во всяком случае, в эту лютую морозную последнюю ночь в году, они никому не доставили бы хотя бы даже самого мимолетного сожаления по поводу своей внезапной гибели или исчезновения с лица Земли.

Ирка неожиданно вспомнила бедолагу, Толю Зайчика, две недели умиравшего от гангрены обоих ног в женском туалете городского железнодорожного вокзала, подкармливаемого дешевыми вокзальными проститутками. От ног Зайчика шел смрад, перебивавший даже миазмы, поднимавшиеся из хронически засорявшихся унитазов. По распоряжению какой-то там санитарной комиссии Зайчика выволокли из под горячих батарей женского туалета. и перетащили на открытую площадку, за корпус строившегося отделения пригородных касс – подальше с глаз людских долой. Там Зайчик, укрытый дерюгами и тихо кончился, переселившись в общую яму для неопознанных бездомных. И ни в чью башку из железнодорожной администрации или транспортной милиции не прилетела банальная и вполне человеческая мысль – вызвать «скорую помощь» или – социальный патруль, чтобы отвезти бедного Зайчика в больницу…

Когда они обогнули, наконец, нескончаемый бетонный параллелепипед разворованного сборочного цеха бывшего авиастроительного завода-гиганта и вышли на кромку искомого пустыря, Ираида вдруг вспомнила собственные слова из своих же недавних рассуждений: «… Кто нас и где, и зачем может ждать, черт возьми!!!…» и сама себе ответила, криво усмехнувшись: «Только, пожалуй, именно черти в Аду и ждут, чтобы зажарить и съесть!!!»…

…Ей в глаза, как и остальным, сразу бросился яркий огонек среди снежной, накрепко скованной тридцатиградусным морозом, безжизненной равнины. И даже не огонек, а много разноцветных огоньков, сосредоточенных в одной небольшой плоскости…

…Но вот опять вместо множества разноцветных огоньков уютным золотистым светом вспыхнула как будто одна большая звезда. Бомжи остановились и замерли примерзшими к асфальту памятниками традиционной российской нищете и, приоткрыв от сильнейшего изумления рты, как зачарованные смотрели на обещанную патологически правдивым Демисом гостеприимную «хату», до которой, по приблизительной глазомерной прикидке, оставалось пройти не более четырехсот метров.

– Ну, вот мы и пришли! – первым нарушил изумленное молчание Демис.

– А куда мы пришли, куда?!?!?! Что это?!?!?! – опять «сорвалась» и перешла на истеричную скороговорку Ираида. – Не Христос ли Бог сам там спустился и поджидает нас с хлебом-солью?!

– Кто не хочет – может не ходить, силком никого не тащу! – резонно заметил Демис. -Тот может замерзать, как собака, на улице! – и пошагал вперед чуть ли не церемониальным маршем.

Остальные, возбужденно и обрадовано галдя, последовали за ним. Пошагала вслед за остальными, немного, правда, помедлив, и Мокушиха, но шла она молча и в походке ее просматривалась определенная настороженность. И чем ближе подходила Ираида к источнику таинственного радостного света, тем подозрительнее казалось ей его происхождение, и все громче звучал голос проснувшегося инстинкта самосохранения, повторявший одну и ту же фразу: «Не ходи туда! Не ходи туда! Не ходи туда!».

Но смутные опасения Ираиды разом улетучились, когда они подошли поближе к манившему их, празднично светившемуся, объекту и выяснилось, что это мигала в морозном мраке разноцветными праздничными огнями настоящая Новогодняя Елка – стройная, заиндевевшая и пушистая, увешанная лианами серпантин, сверкавшими водопадами фольгового дождя и множеством блестящих стеклянных игрушек. А затем, как-то разом, напоследок вспыхнув особенно заманчиво и ярко, разноцветные гирлянды огней на густых и пушистых еловых лапах, растворились в живом жидком золоте, различными оттенками переливавшегося внутри огромного прозрачного куба, за стенками которого и угадывался силуэт таинственной Новогодней Елки.

Вскоре бомжи вошли в полосу золотистого света, далеко и во все стороны отбрасываемого кубом на окружавшее снежное поле огромного многогектарного пустыря. И в Ираиде опять проснулась прежняя настороженность. Остальные, кажется, ничего не опасались – загадочный куб казался им чем-то наподобие недавно открытого ночного клуба-ночлежки для бездомных нищих. Подобной иллюзии способствовали слегка приоткрытые, типичные для городских дворцов культуры, стеклянные двустворчатые двери.

Из дверей веяло сухим теплом, свежим хвойным запахом и аппетитными ароматами поджариваемого мяса и лука, от которого у голодных и насквозь промерзших, смертельно уставших людей, рты моментально наполнились слюной.

Первым, подошедший к приоткрытым дверям, Демис, с победным видом оглянулся, подмигнул товарищам и красноречиво приглашающе кивнул головой, дескать: «Заходите – бояться нечего!». Соблазн оказался слишком силен, чтобы против него кто-либо смог устоять. Кроме Ираиды. Хотя при запахе жареного мяса у нее, как и у остальных начались спазмы в желудке, и рот наполнился слюной.

А двери «клуба», между тем, открылись пошире, золотой свет внутри погас, и вместо него опять вспыхнула сотнями разноцветных огней красавица-елка, а из-за вертящихся стеклянных дверей вышла… настоящая Снегурочка. Во, всяком случае, высокая девка в дорогой белоснежной шубе, щедро украшенной золотистыми и серебристыми узорами, и, не менее дорогой шапке на голове, появилась из-за дверей и, широко осклабившись, сверкнув острыми, как у волчицы, ослепительно белыми зубами, на ломаном русском языке приветливо проговорила-проворковала:

– Заходийт пожалюйст, т-товарищ! Ми дэвно уже ждейм вясь!

Мокушиха испугалась этой «девки» – у нее даже вся слюна во рту пересохла от невероятно жуткого и сильного страха. Хотела она Кольку предупредить, чтобы не ходил туда в «эту коробку», но куда там!… … Мужики есть мужики – улыбнулась им эта «зубастая и ледащая кобыла» в парчовой шубе и все – руки вверх подняли и, как бараны, один за другим туда заперлись!

– А ви-ы чтож-жэ не заходить к нам на егонек?! – ощерилась шире прежнего Снегурочка персонально Мокушихе, оставшейся стоять на трескучем морозе в полном одиночестве.

– Я-то?! – переспросила проницательная Мокушиха, проявившая настоящую мудрость, характерную для особо почитаемых хранительниц домашнего очага эпохи матриархата. – Мне жизнь, пусть даже такая, как у меня, дороже вашей крысоморки! Поняла ты меня, шлюха поганая?!

Лицо «Снегурочки» исказилось в злобной гримасе, она звонко щелкнула зубами на Мокушиху: ни дать, ни взять – голодный волк, и скрылась за дверями, которые плавно захлопнулись за нею. А на Мокушиху напал необъяснимый ужас, она развернулась и, собрав остатки, растаявших в голодной морозной ночи, сил припустила бежать прочь от этого страшного и, давно уже, проклятого кем-то места…

Больше она никогда в жизни не видела ни Кольку Гвоздя, набивавшегося ей в мужья, ни Демиса, которого погубила любовь к правде, оказавшейся на поверку худшей разновидностью лжи!…».

Какое-то время Панцырев наблюдал за тем, как незаметно тускнеет свет поздних майских сумерек, серыми остроконечными лучиками проникавший сквозь щели между шторами, опущенными на раскрытые проемы окон. «Что-то уже есть!» – подумал он о содержании прочитанного материала: – «Молодец, Валька!».

Лишь только стоило генералу подумать о Червленном, как запищал мобильник.

– Панцырев слушает!

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! – послышался в мембране звонкий жизнерадостный голос капитана Червленного.

– Долго будешь жить! – как подобает в подобных ситуациях, вместо приветствия ответил Панцырев. – Какие будут распоряжения?!

Валя не принял шутливого тона, предложенного генералом, и генерал, повнимательней вслушавшись в звучание голоса капитана Червленного, посерьезнел. А узнав, что у сотрудника «Стикса» появилась уникальная возможность провести жестко-контактную инфернальную разведку в стане предполагаемого и вполне возможного, в недалеком будущем, противника, Сергей Семенович, сам того не подозревая, стал очень сильно походить на трагически погибшего четыре года назад Бориса Федоровича Шквотина в последние минуты жизни.

На скулах Панцырева заходили желваки, а на правом виске запульсировала тонкая голубая жилка. Он почувствовал необычайно остро, буквально каждым нейроном головного мозга и всеми остальными самыми мелкими клеточками остальных систем организма, насколько опасно близко, практически – вплотную, подступило к капитану Червленному, а через Червленного и к нему самому, то есть к Панцыреву и, всему руководимому им отделу, само Небытие во всей своей никем еще не измеренной глубине и непредставимой мощи…