Текст книги "Стеклянная любовь. Книга первая"

– Чур, меня!!! – пронзительно вскрикнула она и опрометью бросилась вон с кафедры, в дверях, едва не столкнувшись, что называется, «лоб в лоб», с кандидатом филологических наук, Колькой Лебедевым – давнишним тайным собутыльником Морозова.

Галантно пропустив трясущуюся словно в приступе «лихорадки Западного Нила», белую, как мел, Анну и проводив ее оценивающим и несколько ошарашенным взглядом, Колька, первым делом, радостно поприветствовал Морозова:

– Здорово, Саня!!! С Новым, тебя, Гадом!!! – и только после этого, кивнув в сторону захлопнувшейся за Анной, двери, спросил: – Что это с ней?! В коридоре во всем, по– моему, было слышно, как она тут орала!

– А-а, не обращай внимания – первый раз что ли! – махнул рукой Александр Сергеевич. – Давай лучше Новый Год отметим! Видишь, какую я «закусь» мировую притащил! – кивнул Морозов в сторону «сказочной снеди», горкой, разложенной на развернутой золотистой фольге.

– Да я, Саша, сразу обратил внимание, как только зашел! Если бы не Анна, то!… – не совсем ясным осталось то, что Колька хотел дальше сказать, но по тому, как он энергично и довольно потер ладонь о ладонь, было видно, что «придурь» Анны Караваевой никак не могла ему испортить ни аппетит, ни послепраздничное настроение. – Закусон то и, вправду, мировой! Ты откуда его притащил?!

– Из «гостей»! – сущую правду сказал Саша. – Насильно с собой наложили! Проходи, садись, давай!

Коля Лебедев не стал заставлять себя упрашивать, и присел к столу, хищно уставившись на копченое мясо и рыбу глазами голодной рыси.

А предусмотрительный Саша извлек из того же бездонного полиэтиленового пакета охлажденную литровую бутылку дорогой иностранной водки «Абсолют-Цитрон» и с победным торжественным стуком поставил ее на лакированную поверхность стола, дополнив тем самым «царский» гастрономический новогодний подарочный натюрморт Рагнера Снежного необходимым «сиюсторонним» «горячительным» элементом.

– С Новым годом!!! – «чокнулись» они полными стограммовыми стопками, залпом выпили и закусили, по достоинству оценив неземной вкус гастрономических даров Сказочной Руси.

– Не обращай внимания, Саша на бредни Анны, она – дура! – расчувствовавшись, исполнившись благодарности за «царское» угощение, убежденно произнес Николай Лебедев, преданно и уважительно глядя на Александра Сергеевича.

Однако слова коллеги не произвели должного успокаивающего впечатления на Морозова, интуитивно продолжавшего чувствовать, что в эмоциональных словах Анны Караваевой имела место быть, как тут ни крути, определенная доля горькой правды – горькой «православной правды»… В чем-то Анна была, безусловно, права и чем больше невольно Саша думал об этом, тем более виноватым он отчего-то начинал себя чувствовать перед Анной – чудаковатой, конечно, но простой, доброй и бесхитростной женщиной, искренне переживающей за него и всегда желавшей ему только «всего самого хорошего» и – ничего больше. В те минуты он впервые, почему-то задумался об Анне более глубоко, что ли, и гораздо продолжительнее, чем обычно. Обычно он о ней почти никогда абстрактно не размышлял, а лишь вступал в лаконичные, сугубо деловые диалоги, сопряженные, исключительно, с кафедральной «текучкой», а тут что-то пошло не так – она не первый раз выскакивала за дверь кафедры, сильно на него чем-то обиженная или раздосодованная, но он никогда не обращал на подобные «заскоки» лаборантки, внимания и не мучился угрызениями совести по поводу того, что мог как-то ненароком обидеть и, без того, не особо счастливую женщину. Но сегодняшнее утро что-то неуловимо изменило в привычном умонастроении Морозова, и он пока не мог точно понять – что такое могло измениться в его привычном отношении к Анне Караваевой?! Ему было совсем и невдомек, что этим новогодним утром вслед за ним со Строек на, руководимую им кафедру, неслышно и незаметно пробралась новая «Новогодняя Сказка Замороженных Строек»…

Пролог

…Прошло четыре года с того ясного майского утра, когда была «рассказана» до счастливого конца первая Сказка, и за это время сверхсекретный отдел ФСБ «Стикс-2», завоевавший определенный (хотя и, несколько своеобразный) авторитет в глазах высшего руководства страны, зорко стоял на страже невидимого рубежа «нашего света», жестко пресекая любые попытки несанкционированного проникновения выходцев с «того света», и кропотливо накапливая уникальную информацию паранормального характера, дабы в нужный решительный момент не оказаться застигнутым врасплох коварным и могущественным врагом.

Вскоре после успешного завершения проекта «Прокаженный уйгур», «Стикс-2» возглавил генерал-лейтенант Панцырев (генерал-лейтенант Рыжевласов по состоянию здоровья был отправлен в отставку (на почетную пенсию)). Ничего интересного за четыре года на инфернальном фронте не происходило – стояло почти полное затишье. Изнывавшему от страшной скуки Сергею Семеновичу Панцыреву очень бы хотелось надеяться на то, что это затишье оказалось бы классическим «затишьем перед грозой». Молчаливые мольбы Панцырева были услышаны кем-то «неназываемым» и затянувшееся затишье однажды закончилось в одночасье. Вернее, ровно через четыре года – буквально день в день (так уж получилось) в специальном бункере связи с Отделом Инфернальной Разведки мира Алялватаска, дежурный офицер впервые за четыре года существования единственных на Земле баснословно дорогих агрегатов, по слухам позволяющих осуществлять прямую телетайпную связь с самыми отдаленными закутками Преисподней, увидел, как эти агрегаты заработали.

Панцырев спустился через пять минут на служебном лифте и, похвалив дежурного офицера за оперативность, вежливо удалил его из помещения специального бункера связи, оставшись один на один с взывавшим об экстренном соединении Духом.

Сеанс длился три часа и прервался так же внезапно, как и начался. Расшифровка записанной Панцыревым информации заняла почти месяц – пришлось задействовать весь дешифровальный отдел, состоявший из двадцати восьми высококвалифицированных пара-лингвистов. После прочтения расшифрованных материалов, генерал Панцырев срочно вызвал из отпусков своих лучших офицеров, включая полковника Стрельцова и капитана Червленного, и немедленно приступил к планированию широкомасштабной оборонительной операции под кодовым наименованием: «Мертвый Дед-Мороз».

Всех без исключения офицеров поразили очерченные их начальником примерные масштабы возникшей потенциальной угрозы для стабильности мирового порядка, но самого Панцырева больше всего насторожило повторение места возможного предстоящего действия: Кулибашево, недавно переименованного в Рабаул.

Экстренное совещание проходило на квартире Сергея Семеновича – в располагающей к доверительным разговорам домашней обстановке. Соответствующим образом натренированная жена генерала приготовила обед на восемь человек и уехала к подруге, оставив квартиру до позднего вечера в полное распоряжение офицеров «Стикса-2».

Сначала «старые боевые товарищи» похлебали вкуснейшего наваристого настоящего «украинского» горячего борща под небольшое количество холодной водочки. Водку не пил один только полковник Стрельцов, изменивший многим общепринятым в человеческой среде привычкам после достопамятных событий четырехлетней давности в «апарце». Зато он съел три полных глубоких тарелки борща и двух крупных зажаренных цыплят (на второе была запечена в микроволновке целая гора упитанных бройлерных цыплят) и выпил литра четыре компота из сухофруктов, легко раскусывая крепкими белыми зубами сверхпрочные косточки абрикосов. Собственно, остальные бездеятельно ждали, пока полковник Стрельцов насытится, еще минут десять и лишь когда оказалась раскусанной последняя абрикосовая косточка, «стиксовцы» смогли перейти в просторный рабочий кабинет гостеприимного хозяина квартиры непосредственно уже для служебного разговора.

Разговор этот продолжался около шести часов, и по его ходу ни у кого не возникало вздорных мыслей о водке. Главным вопросом, требующим первостепенного по важности выяснения, как единогласно постановило руководство «Стикса-2» в ходе оживленного обсуждения, складывавшейся вокруг Рабаула ситуации, следовало считать скорейшее раскрытие причин возникновения серьезной инфернальной угрозы не где-нибудь, а именно опять в Рабауле. Было решено, что утренним рейсом в Рабаул вылетают капитан Червленный, как местный уроженец и полковник Стрельцов, получивший в свое время на территории Рабаула, своего рода, крещение, да и, если разобраться по совести, второе, кармическое, рождение.

После официального завершения совещания генерал Панцырев разрешил подчиненным выпить еще высококачественной холодной водки – «сколько душа просит», для чего все прошли обратно в гостиную, чтобы сесть за неубранный обеденный стол и «добить» недопитую водку, с аппетитом догрызть великолепно приготовленных недоеденных цыплят и покушать незаслуженно нетронутых во время обеда настоящих итальянских «буритто» и неких «гаргулий», в отличие от «буритто» относившихся к рецептам неизвестной национальной кухни. Большую часть «гаргулий», основной ингредиент которых составляли хорошо выдержанные сычужные сыры, пропитанные яблочным уксусом, съел полковник Стрельцов, совершенно не тронувший при этом, всегда вызывавшие у него сильнейшую изжогу, «буритто». Водку он опять не пил, упрямо предпочитая алкоголю компот из сухофруктов.

Уже в поздних сумерках позвонила жена, тактично предупредившая о своем скором возвращении домой. Панцырев отпустил офицеров, попросив ненадолго задержаться лишь полковника Стрельцова и капитана Червленного. Они ушли опять в кабинет, где генерал развернул перед офицерами на своем письменном столе крупномасштабную археологическую карту Древнего Междуречья и когда Эдик с Валентином вопросительно посмотрели сначала на карту, а затем – на Сергея Семеновича, он сказал им то, о чем ни словом не обмолвился на общем совещании:

– На нас наступает Древний Шумер и это очень опасно! Дело, конечно, не совсем в Шумере и его загадочной религии, но по прибытии в Рабаул вам обоим, прежде всего, ставится следующая задача: необходимо будет найти и близко познакомиться с преподавателем местного университета, доктором филологических наук, неким Александром Сергеевичем Морозовым.

Наши далекие «несуществующие» друзья предупредили, что этот человек, против своей воли, хотя и в силу присущего ему, необычайно высокоразвитого интеллекта, вступил в опасный контакт с той самой некоей параллельной цивилизацией, о которой я уже говорил выше, изначально находившейся в состоянии активной постоянной миграции и вследствие этой причины, являющейся, по сути своей, антистабильной, представляющей серьезную угрозу для любого стационарного мира, включая даже такой древний и могущественный, каким является Алялватаска.

Самое плохое заключается в том, что «пайкиды», как условно обозначают их на Алялватаске или «оборотни», что означает слово «пайкиды» в переводе на русский язык, уже имели тесные контакты с «Параллелью Х-40», то есть – с земными сообществами. И произошло это печальное событие очень давно – более пяти тысяч лет назад, в междуречье Тигра и Евфрата, и, возможно – в нижнем течении Нила. Результат нам известен – могущественные государственные формации Шумера, Аккада и Египта, в конце концов, исчезли с лица Земли, оставив на память о себе лишь величественные архитектурные развалины. Но на эту тему пока я буду краток – слишком мало научно подтвержденных фактов. Единственное, что я добавлю под грифом: «Информация к размышлению», так это, возникшее кое у кого из наших «могущественных и неназываемых друзей» серьезное подозрение относительно того, что вышеупомянутые вездесущие «пайкиды» нанесли свой последний визит на Землю не так уж и давно, и произошло это знаменательное событие поздней осенью тысяча девятьсот восемнадцатого года на территорию многострадальной и великой бывшей Российской Империи… – Сергей Семенович сделал специальную многозначительную паузу, во время которой внимательно и вдумчиво вгляделся поочередно в глаза обоим своим слушателям, а затем продолжил: – Далее: об имеющих место быть и, реально доказанных, фактах. В Рабауле, по твердому убеждению наших «рогатых друзей», уже почти десять лет существует стационарный «апарц», и сила выброса его, несомненно негативной, инфернальной энергии растет год от года. «Апарц», условно поименованный в наших оперативных сводках, как – «Лабиринт Замороженных Строек» целеустремленно крепнет и расширяется, как во времени, так и в пространстве, незаметно прорастая в, принципиально чуждые земной ойкумене, слои и ниши! Повинны в этом анормальном разрастании или прорастании, не знаю, пока, как точнее сформулировать, скорее всего, «пайкиды», временно присосавшиеся к «Параллели Х-40» и взломавшие все ее многослойные защитные сети. Место взлома, как уже было мною отмечено выше, целенаправленно и упорно расширяется. Несомненно, что может готовиться широкомасштабное инфернальное вторжение. Поэтому не буду объяснять вам – насколько нам важно поскорее найти этого самого Морозова и провести с ним задушевную беседу. Вот так-то вот, товарищи офицеры, обстоят дела наши скорбные на сегодняшний день. Хотя, конечно же, я сказал вам далеко не все, что нужно было бы сказать по той простой причине, что я, все-таки, не Господь Бог и всего знать не могу. И, вполне вероятно, что дело здесь далеко не в одних «пайкидах»! Но знаю точно лишь одно, что этот Морозов является первоисточником всех наших бед с этими самыми «Замороженными Стройками»!

Вопросы есть?!

– У меня вопрос, товарищ генерал-лейтенант! – немедленно отозвался, по-прежнему остававшийся, ненасытно любопытным, Валя Червленный.

– Да, Валя! – слабо улыбнулся Панцырев.

– Я хотел уточнить одну деталь: в том, что «Параллель Х-40» потеряла… э-э…, как бы выразиться поточнее и поделикатнее…, ну скажем – свою «инфернальную девственность», виноваты исключительно эти «пайкиды» или Алялватаска также приложила здесь свою тяжелую когтистую лапу? Или, быть может, кто-то еще в этом виноват – кто-то, на кого мы пока не обратили специального пристального внимания, и этих самых «кто-то», на самом деле, очень много – целая очередь, выстроившаяся перед трещиной в нашу Земную Человеческую Ойкумену из далекого-предалекого «астрального далека»?! Как вы считаете, товарищ генерал-лейтенант?!

– Неважно – к т о лишил «инфернальной девственности» нашу Параллель, важно то, что теперь ее, словно «старую распутницу», как когда-то сказал Наполеон об Австро-Венгрии Габсбургов, начинают насиловать, как ты только что справедливо заметил, Валя, все, кому не лень и задача «Стикса-2» заключается в том, чтобы решительно и самоотверженно предотвращать подобные попытки!

А сейчас я вам продемонстрирую один малоприятный видеоролик-сюрприз! – генерал поднялся из удобного домашнего кресла, в котором до сих пор сидел, подошел к стене и выключил свет в кабинете. Кабинет погрузился во тьму, кроме одного участка – демонстрационного экрана, покрывавшего стену прямо напротив письменного стола Сергея Семеновича.

– Что это?!?!?! – в один голос изумленно воскликнули Стрельцов и Червленный, увидев поразившую их воображение цветную фотографию, занимавшую всю площадь экрана.

После, спонтанно вырвавшегося вопроса, в невольном эмоциональном порыве синхронно заданным двумя лучшими офицерами «Стикса-2», в кабинете на несколько секунд установилась полная тишина – на генерала Панцырева, несмотря на тот факт, что он его видел уже не впервые, демонстрируемый снимок произвел не менее сокрушительное впечатление, чем на подчиненных. Собравшись, однако, с силами, Сергей Семенович заговорил:

– Мы видим перед собой первый, за четыре прошедших года, снимок, сделанный с помощью телескопа технологического типа «СИТ», чей объектив обладает инфернальной разрешающей способностью…

– А я, честно говоря, думал, что этот телескоп – ничто иное, как дорогой громоздкий сувенир! – не сдержался и прервал шефа полковник Стрельцов.

– Майор Черкасов, дежуривший тем вечером в операторской «СИТ» -а тоже предполагал, что праздно сидит и охраняет дорогой сувенирный подарок наших «далеких друзей», но ровно без одной минуты полуночи ему сделалось совершенно внезапно совсем не до смеха…, – и невольно понизив голос, Сергей Семенович, в характерной для стиксовских руководителей манере былинных сказителей («речистых былинников») великого прошлого, поведал подчиненным офицерам жуткую фантастическую историю, случившуюся с майором ФСБ Черкасовым во время несения боевого дежурства им в спецобсерватории «Стикса-2»…

«…Это было его пятнадцатое дежурство на обсерваторном посту, заслуженно считавшемся среди дежурных офицеров самым скучным изо всех пятнадцати постов, оборудованных специальной аппаратурой, чутко реагирующей на любые подозрительные шорохи, раздающиеся «по ту сторону» земной жизни. Четырнадцать агрегатов худо-бедно, но включались практически ежесуточно, фиксируя всякого рода мелкую астральную возню, расшифровка которой все же представляла хоть какой-нибудь мало-мальский оперативный интерес. Ну а «СИТ», ради которого была выстроена целая обсерватория, ни разу за четыре года своего нелепого техногенного существования никак себя не проявил. Причину этого многие «стиксовцы» видели в том, что «СИТ» по сути ничем не отличался от обычных телескопов, созданных человеческим техническим гением для изучения обычного звездного неба, где, в крайнем случае, можно было увидеть только НЛО, давно уже причисленные к разряду обывательских штампов, и поэтому он в принципе не мог реагировать на выходцев Того Света, никогда не являвшихся с небес в силу того, что небеса общепризнанно считались вотчиною Господа Бога с самого первого дня «сотворения Мира»…

Другими словами, майор сидел в удобном мягком кресле, приняв максимально расслабленную позу, потягивая настоящий бразильский кофе, разбавленный фирменным французским коньяком в пропорции; один к пяти, и беззаботно смотрел талантливо снятый порнографический фильм какого-то знаменитого итальянского режиссера, не предполагая ничего необычного до самого конца дежурства. Не дожидаясь финальных кадров фильма – вполне прогнозируемого «хэппи-енда» в виде сверхмощного и неудержимого оргазма, майор, даже, кажется, задремал, уронив голову на поверхность стола. И ему, как он честно утверждал в служебном рапорте, успел начать сниться красивый эротический сон, но неправдоподобно пронзительный резкий зуммер тревоги «А» (высшей степени) своевременно напомнил офицеру: кто он и где он, и для какой, собственно, цели здесь находится?!…

Черкасов вскочил на ноги, не веря своим глазам и ушам: в обсерватории почему-то погасло такое понятное и уютное неоновое освещение, и вместо него по лабораторным стенам на сумасшедших скоростях бегали полосы сложных символов, полыхавших холодным бело-синим огнем, ни в коей мере не напоминавшим неоновый свет. По, впервые ожившей, поверхности экрана внешнего обзора «СИТ» -а расходились концентрические кольца цвета расплавленного золота, на обширной панели пульта управления мигали разноцветные огоньки едва ли не сотен различных оттенков. Роскошная световая иллюминация сопровождалась ни на секунду не утихающим зуммером. Впрочем, Черкасов быстро сообразил, что звуковое оформление внезапно разразившегося светового шоу было бы слишком примитивно сравнивать с зуммером – в нем смутно угадывалась какая-то мелодия, безнадежно ни на что не похожая, очень и очень древняя мелодия. У Черкасова неприятно заныли зубы и задрожали подколенные связки, он бросился к телефону аварийной связи, совершенно перестав напоминать кадрового офицера «Стикса-2» с пятилетним служебным стажем за плечами. Но дотянуться до трубки телефона он не успел, так как на несколько секунд потерял сознание, заметив перед наступлением обморока, что бело-синяя световая атмосфера внутри помещения обсерватории, сменилась на глубокие черно-золотые тона, в которых преобладал, все же, блеск червонного золота высочайшей пробы…

Без сознания майор Черкасов пробыл тридцать четыре секунды (офицер определил это по ручному хронометру) и сразу после того, как он открыл глаза, то немедленно вспомнил слова известного шлягера 70-ых: «Не думай о мгновеньях свысока!» – потому что лежал теперь майор не на холодном линолеумном полу обсерватории, а сотрясавшееся от безудержной дрожжи тело его утопало в теплом мягком ворсе настоящего «проперсидского» ковра, покрывавшего мраморный пол древнего храма, окружившего офицера ФСБ таинственной черно-золотистой полумглой, напоенной ароматическими благовониями явно восточного происхождения. В храме этом поклонялись каким-то странным и страшным богам: крылатым быкам и грифонам, вгоняющим человека в невольный трепет невообразимо чудовищными и свирепыми мордами. И кто-то самый главный, вернее, глаз самого главного из всего этого демонического сонмища, смотрел майору Черкасову прямо в душу, просвечивая ее насквозь безжалостным рентгеном.

А еще спустя несколько секунд Черкасов совершенно явственно ощутил себя беспомощно распростертым на верхней, открытой всем ветрам, площадке таинственного храма и видел прямо над собой черно-синее ночное небо, усыпанное мириадами звезд. И это-то, пожалуй, и было самое страшное из всего того, что пережил майор с момента включения в помещении обсерватории зуммера тревоги степени «А». У Черкасова появилась твердая уверенность в том, что он остался совершенно один в живых из всего человечества и, что его сейчас непременно убьют, и смерть неслышно спустится к нему со звезд раскинувшегося над ним ночного неба. Майор не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не мог разобраться в царившей под черепной коробкой кипящей каше взбесившихся мыслей и четко вспомнить хотя бы одну из инструкций, четко предписывающих и строго регламентирующих правила поведения сотрудника в случае инициации астрально-инфернального телескопа марки «СИТ» в режиме «А». Как баран на бойне, он оказался способен лишь на покорное ожидание собственной неизбежной гибели. А, вскоре, он увидел ее, эту самую, свою гибель и захотел позвать на помощь, но сил хватило лишь на то, чтобы беззвучно открыть рот – одна из звезд созвездия Гончих Псов резко увеличилась в размерах и на гигантской скорости помчалась прямым курсом на обездвиженного майора, постоянно увеличиваясь в размерах и, соответственно, делаясь ярче и ослепительнее.

Ощущения у майора менялись, как узоры в калейдоскопе, и он периодически терял сознание на несколько секунд, и после каждой такой потери обстановка вокруг неузнаваемо менялась. В тот момент, когда звезда, вырвавшаяся из стаи Гончих Псов, по размерам уже не уступала солнцу и невыносимо больно слепила Черкасову глаза, вследствие чего он вынужден был их плотно зажмурить, внезапная вспышка озарения точно подсказала ему, что он лежит на крыше древнешумерского зиккуратта, чья вершина поднялась выше всех других культовых и административных сооружений легендарной столицы, выше даже знаменитых висячих садов Семирамиды, распространявших среди черно-синего панбархата мессопатамской ночи густые цветочные и фруктовые ароматы… Но, проклятье, от ослепительного сияния, струившегося с небес или через небеса, не было спасенья даже за закрытыми веками. Между кожистыми покрывалами век и глазными яблоками разлилось целое море обжигающе холодного голубоватого света, и майор решил, что если он сейчас же не раскроет глаза, то немедленно утонет, захлебнется в его волнах. Хотя, с другой стороны, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что страшная звезда из Гончих Псов нависла непосредственно над ним и, насмелившись поднять веки, майор Черкасов посмотрит в лицо собственной смерти. «Немедленно откройте глаза, майор Черкасов и до конца выполните свой служебный долг!» – прозвучал в майорских ушах строгий повелительный голос, и Черкасов послушно распахнул веки…

…Из черно-синего звездного неба на него смотрел чей-то глаз – непредставимо исполинских размеров, весь, без остатка, пронизанный кровавыми прожилками, пульсирующими словно от огромного внутреннего напряжения и вследствие этого как будто бы готовыми вот-вот лопнуть. Сам глаз наполняла тошнотворная зеленоватая муть, немного напоминавшая застоялую болотную воду, где от постоянных метановых испарений давным-давно сдохли даже дафнии. И сквозь толщу этой мертвенной отвратительной мути пронзительно сверкала огненная точка зрачка-прожектора, с хирургической точностью сканировавшего душу майора Черкасова, беспристрастно высвечивая самые отдаленные и глубоко запрятанные ее тупики и тайники. Черкасов, таким образом, еще при жизни, сумел испытать весь комплекс моральных мук подсудимого на Страшном Суде.

Безусловно, что смотревший сквозь миллионы световых лет космического пространства Глаз принадлежал какому-то кровожадному древнему божеству, но, тем не менее, Черкасову удалось подметить в сложном многосмысловом выражении взгляда этого божества, один чисто человеческий штришок: злобную насмешливость, смешанную с внезапно возникшим чувством необычайно глубокого удовлетворения…

…Затем вдруг Черкасов, которому твердо начало казаться, что, как жемчужина в азотной кислоте, он вот-вот растворится в могучих интеллектуальных флюидах, струившихся из недоброго космического глаза, перед ним, закрыв страшный огненный зрачок, возникла статная стройная фигура необыкновенно красивой полуобнаженной молодой женщины. Несмотря на то, что действие происходило на Древнем Востоке, рядом с Черкасовым стояла ярко выраженная блондинка с характерными польско-прибалтийскими чертами лица. Высокая полная грудь прекрасной незнакомки под лучами огромной круглой луны казалась высеченной из мрамора.

– Вставайте скорее, майор! – нежным грудным голосом произнесла блондинка на чистейшем русском языке и протянула Черкасову руку. – Нам нужно спасаться от Глаза Великого Царя Кингу– иначе он деанимирует нас! Меня зовут – Яна, бежим…

…Они бежали по узким запутанным улочкам древнего Вавилона (но, вполне вероятно, что это мог оказаться и не Вавилон, а – какой-то другой город, гораздо более древний, чем Вавилон), залитым светом огромной оранжевой луны, преследуемые упорным взглядом налитого человеческой кровью нечеловеческого глаза, свободно парившего в волнах жесткого гамма-излучения при температуре – минус двести семьдесят три градуса по шкале Цельсия на высоте нескольких сот километров над поверхностью Земли.

Мимо мелькали, пышно цветущие белым и розовым цветом, абрикосовые и персиковые деревья, огни очагов уличных торговцев кебабом и свежезажаренной рыбой, призывно мерцающие разноцветные огоньки перед гостеприимно распахнутыми дверями многочисленных харчевен и домов терпимости. Черкасову вновь упорно начало казаться, что это, все-таки, был ночной Вавилон – город с полумиллионным населением, умещавшийся на территории всего лишь десяти квадратных километров. Скорее всего, такая уверенность майора объяснялась тем, что он не знал никаких других крупных городов Древнего Востока, кроме легендарного Вавилона.

– Нам срочно необходимо где-то спрятаться! – тревожно воскликнула, по-видимому, совсем не стеснявшаяся своей прекрасной наготы, а, напротив, гордившаяся и, даже, щеголявшая ею, роскошная блондинка Яна и втолкнула падавшего от усталости майора в ярко освещенный квадрат широко распахнутой двери, кстати, подвернувшейся корчмы. Перед тем, как переступить порог корчмы, Черкасов бросил еще один затравленный взгляд на ночное небо, моля Бога, чтобы кроме луны там уже больше бы ничего не отсвечивало.

И, видимо, Бог (в данном конкретном случае – Верховный Бог Мардук) услышал молитвы майора – набухшие кровью многочисленные прожилки внутри глаза все разом лопнули, залив огонь прожектора-зрачка, неугасимо полыхавшего холодным злобным любопытством и в следующую секунду, погасший глаз взорвался султанами ослепительного семицветного пламени. Образовавшееся на его месте радужное облако неудержимо принялось расти в размерах, интенсивностью своего сияния начав затмевать даже свет луны. Затем раздался звук, более всего напомнивший Черкасову лопанье воздушного шарика и звездное древнее мессопатамское небо в одно мгновенье освободилось от какого-либо инородного присутствия.

Пронесся порыв освежающего сознание прохладного ветра, безвозвратно унесшего в далекое прошлое дразнившие аппетит офицера ФСБ ароматы древнешумерской кухни, сладкие запахи цветущих миндальных и персиковых деревьев, и майор Черкасов открыл глаза, увидев себя навзничь лежавшим на холодном линолеумном полу хорошо знакомой обсерватории – сеанс визуального контакта с заглянувшим в объектив «СИТ-а» «неведомым могучим чудовищем из далекого астрала» благополучно завершился.

Майор Черкасов остался жив, хотя и ураганный приступ истерического нейродермита всего за несколько часов перекрасил густое каре его волос цвета воронового крыла на абсолютную седину…».

Сергей Семенович наконец-то закончил удивительный и жуткий рассказ, бессильно откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза веками, чтобы, возможно, не видеть опостылевшего цветного слайда на стене. Стрельцов и Червленный молчали, продолжая пялиться на экран, загипнотизированные взглядом так называемого «Глаза Великого Царя Кингу».

Генерал открыл глаза и, не нарушая молчания, щелкнул тумблером на пульте управления проекционного экрана и вместо «Глаза Великого Царя Кингу» появилось изображение мощной вспышки северного сияния, имевшую сферическую форму.

Генерал пояснил:

– Это тот же глаз, но снятый большинством крупнейших обсерваторий Земли, посредством своих главных стационарных телескопов, не обладающих инфернальными разрешающими способностями.

– А при чем тут Вавилон, зиккурат, голая красивая блондинка и прочая древне-восточная белиберда? – спросил полковник Стрельцов.

– Я думаю, что со временем сумею разгадать этот ребус, да и вам, товарищи офицеры, я задаю ту же самую задачу. Но, предварительно, могу сказать совершенно определенно следующее: потенциальные мощности «СИТ-а» не умещались до сих пор в ограниченные рамки человеческого представления о возможностях астрально-проникающей техники, и майор Черкасов именно по этой причине полностью потерял возможность контролировать свои действия, отправившись в путешествие по времени и пространству вместе со специальной программой «СИТА-а», заработавшей с того момента, как на орбите планеты Земля появился неопознанный летающий объект, условно называемый «Глаз Великого Царя Кингу»».

Что-то некогда произошло в древнем Вавилоне или, что гораздо хуже – на территории, где когда-то стоял древний Вавилон – какое-то неприятное, из ряда вон выходящее, событие породило к жизни этот, скажем так, никому ненужный визуальный эффект на земной орбите.