Текст книги "Цифровая магия"

Задумался Иоанн – придется брать на душу грех и отправить своих дьяков с чернецом на дорогу и отбить проклятую книгу. Он не был вором и искренне болел за веру православную и за мирян.

Брюс не мог так скоро отбыть в Москву – надо было дождаться грамоты от государыни об отставке. Теперь это было недолго, несколько дней, но в Москву он ехать не мог. Зато отъезд можно инсценировать – враг графа не знал истинных планов Брюса. Но Яков Вилимович не хотел беспокоить свою жену – Маргариту, а по-русски – Марфу Андреевну.

В столовой, за ужином, Брюс обратился к ней:

– Марго, есть нужда съездить мне в Сестрорецк. А уж потом поедем мы с тобой в Москву. Думаю я, что неплохо нам купить там усадебку. Не хочу боле жить в городской суете.

– А сундуки пошто велел на карету грузить? Да целое войско снаряжаешь? Биться с кем собрался, Якоб? – Маргарита с укором смотрела на мужа. Она прекрасно знала, что он что-то задумал. Недаром намедни к ним приезжал Меншиков, которого она не видела больше полугода, да и то при дворе императрицы, когда ее мужу вручили орден Святого Александра Невского, сам же он в дом графа раньше не приезжал никогда. А тут еще Якоб написал прошение об отставке и в тот же день отвез его императрице.

Брюс замялся – ему редко приходилось обманывать жену, и это плохо ему удавалось.

– Да какое там войско, Марго. Александр Данилович вот дал ребят, чтобы сопроводили нас в Москву, а я хочу взять половину из них в Сестрорецк – посмотреть, как они.

Жена, однако, продолжила допрос:

– Ладно, что так. А сундуки пустые зачем распорядился таскать завтра в карету?

Брюс смутился еще больше.

– Марго, я хочу проверить, как удобно будет ехать с ними в карете.

Маргарита махнула рукой и молча вышла из столовой. Она прекрасно понимала, что муж что-то темнит, но поделать ничего не могла.

На следующий день из дома графа с шумом вытаскивали сундуки и грузили в карету. По виду сразу можно было понять, что ее снаряжают в далекий путь.

Яков Вилимович вышел из дому, прижимая к груди короб, в котором была доставлена ему книга. Сам сел в карету, на козлы залез кучер, а на запятки заскочили два толстых лакея в ливреях.

Дорога из новой столицы в старую была довольно живою, и ожидать нападения близ Петербурга не приходилось, а уезжать от Санкт-Петербурга на несколько дней пути в планы Брюса никак не входило. Поэтому Брюс и изобразил поездку не сразу в Москву, а в Сестрорецк. Там находился лютеранский храм. Брюс не был лютеранином, но надеялся, что эта подробность ускользнет от неприятеля.

Дорога в Сестрорецк была куда тише и не такой наезженной, поэтому граф рассчитывал на то, что это спровоцирует врага на нападение. Он предполагал, что напасть на карету будет удобней всего где-то посредине пути, и нападение могло представлять собой вполне серьезную опасность. Но выбора не было, приходилось рисковать.

Через пару часов карета Брюса неспешно ехала среди редколесья Дибун-болота. Вдоль малоезжей дороги тянулись кустарники. Дорога петляла между топями. Несмотря на то что густой лес отсутствовал, каждый поворот скрывал за собой обзор дороги. Такая местность вполне позволяла устроить засаду.

Брюс сидел в карете и смотрел на лежащие напротив заряженные пистоли. Четыре штуки, но зараз он сможет захватить с собой только пару. Еще за двумя придется возвращаться. Если он к тому моменту сможет вернуться. А может, они и не пригодятся. И это, если вдуматься, будет достаточно плохо, так как враг останется скрытым.

План отражения нападения, коли таковое случится, граф проработал заранее и очень тщательно и надеялся обойтись без потерь, но волнение не оставляло его.

Внезапно карета дернулась, и Брюс услышал, как кучер останавливает лошадей, и, отодвинув занавеску, выглянул в окно кареты.

– Что там, Матвей? – оглядывая видимую ему часть дороги, спросил граф.

– Да завал на дороге, Яков Вилимыч, – вроде спокойно ответил Матвей.

Он ловко спрыгнул с козел и неторопливо направился к поваленному через дорогу дереву.

Сбоку от дороги щелкнуло, и в спине кучера задрожала стрела. Он споткнулся и упал рядом с каретой. Остававшиеся на запятках лакеи тоже соскочили на землю и побежали к кучеру. Навстречу им из придорожных кустов выскочили разбойники. Их было пятеро. Одеты они были в какие-то черные хламиды. Двое держали в руках по кистеню, а трое были вооружены топорами.

Граф с пистолем в одной руке и с толстой трубой в другой выскочил из кареты. Второй пистоль был заткнут за пояс. Нижний конец трубы, которую держал Брюс, дымился, но граф направил трубу не на нападавших, а вверх, в небо. Раздался сильный грохот, и вверх полетел огненный шар, рассыпая над дорогой искры.

Лихие люди опешили и даже подались назад – они впервые видели сигнальный фейерверк, но позади из тех же кустов выметнулся, похоже, их предводитель, вооруженный, как и Брюс, пистолями, и закричал:

– Берите колдуна, а холопьев – кончайте!

Разбойники опомнились и вновь кинулись к карете. Графские лакеи бегом направились в сторону предводителя лихих.

Брюс навел пистоль на ближнего и выстрелил – тот упал и согнулся, уже не в силах отнять руки от пробитого живота. Граф достал из-за пояса второй пистоль, выстрелил в разбойного атамана, но промахнулся. Атаман не стал стрелять в ответ, а навел оружие в подбегающих к нему лакеев и стрельнул из обоих стволов, но тоже промахнулся и бросил бесполезные уже пистоли наземь.

Лакеи порскнули от дороги в те же кусты, из которых выскочили нападавшие. Те, видя, что Брюс остался один, радостно закричали.

– Он остался один! Убейте его! – скомандовал атаман своим людям.

Брюс выхватил шпагу и приготовился к обороне. Он медленно отступил к самой карете и левой рукой старался открыть ее дверцу, не отводя взгляда от четверых наступающих разбойников, но никак не мог нащупать вслепую ручку. Вдруг с земли вскочил убитый вроде кучер и потянул откуда-то из-под кареты длинный бердыш. Выставив бердыш перед собой, кучер встал рядом с графом. Из спины его по-прежнему торчала стрела, но беспокойства ему, похоже, не доставляла – граф заранее позаботился о защите своих слуг: спину кучера под кафтаном защищал железный лист, накрытый сверху дубовой доской.

Лихие остановились, не подходя ближе удара бердыша. Они с некоторым страхом смотрели на «воскресшего» кучера. Их предводитель сразу догадался о причине заминки и о том, как «воскрес» кучер, и крикнул, стоя позади:

– Да возьмите же их! У кучера просто доска под кафтаном была!

Разбойники переглянулись и стали расходиться полукругом, опять медленно наступая на графа с его слугой. Благодаря подсказке они поняли трюк с кучером. А вот их атаман тем временем заподозрил неладное и стал оглядываться по сторонам: от кустов в его сторону медленно подходили два сбежавших лакея. В руках обоих поблескивали шпаги, и держали они их очень профессионально.

Атаман выхватил откуда-то из-под одежды еще два пистоля и выстрелил в лакеев. Пули щелкнули о металл под кафтанами. Толщина их была от кирас, скрытых под кафтанами, – это были опытные гвардейцы, лишь переодетые лакеями.

Из-за поворота дороги раздался топот множества копыт, и тотчас вылетело с десяток всадников. В воздетой руке у каждого уже была сабля.

Они махом наскочили на лихих и изрубили их.

Живым из нападавших остался только атаман. Путь к отступлению ему отрезали фальшивые лакеи. Они остановились и не двигались. Получалось, с одной стороны дороги стоял граф со своим кучером, с другой – всадники, свирепо глядевшие на разбойника, а в кусты ретироваться ему не давали лакеи.

Он начал делать чудны́е взмахи руками и выкрикивать непонятно.

Однако Брюс между тем смог наконец оглянуться на дверцу кареты и открыть ее. Оттуда он вытащил еще два заряженных пистоля и навел их на разбойника.

Ученый понял, что тот творит сейчас заклинание, которое, возможно, убьет их всех. Этого граф допустить не мог и, несмотря на то что хотел взять злодея живьем, выстрелил в того по очереди из двух пистолей.

Первая пуля попала атаману в ногу, куда и целился граф. Разбойник начал падать, и вторая пуля поразила разбойника в голову, хотя и из второго пистоля Брюс старался не убить нападавшего. Тело предводителя лихих замертво свалилось на край дороги.

Брюс с досады бросил пистоли наземь.

– Проклятье! Он был нужен мне живым!

Один из всадников подъехал к графу, спешился и поклонился.

– Ваше сиятельство, надеюсь, мы не опоздали? Мы пустили коней во весь опор, как только увидели сигнальный фейерверк.

Брюс мрачно посмотрел на своего стража исподлобья и тяжело вздохнул.

– Вы поспели вовремя. Нет твоей вины в том, что я убил предводителя разбойников. И моей вины нет. Но я теперь не узнаю, кто это был! Хотя…

Брюс подошел к телу главаря разбойников и перевернул его. Несколько мгновений посмотрев на него, граф приказал:

– Возьмите в сундуке дерюгу, заверните его и положите в карету.

Всадники соскочили с лошадей. Трое кинулись выполнять приказ Брюса, остальные потащили тела порубленных лиходеев подальше от дороги.

Вдруг один из стражей указал на труп одного из разбойников и вскрикнул:

– Я знаю этого! Это дьяк из тиунской конторы.

Брюс скорым шагом подошел к нему и глянул на убитого, потом покачал головой.

– Ах тиун-тиун. Подумал я, что ты зело глуп, да не настолько. Но нам это как нельзя лучше. Оттащите от дороги всех. Ты, ты и ты – скачите скоро и разыщите тиуна. Он, верней всего, у себя в конторе. Скажите ему про его дьяка, и пусть едет сюда. Да смотрите, силком не тащить!

…Тиун сознался, что он послал двух дьяков с чернецом. И чернеца, донесшего на Брюса, признал в убитом атамане.

Брюс пригрозил ему, что обвинит в подстрекательстве к разбою, и потребовал молчать. Тому делать было нечего, и он, плача от ужаса и раскаяния, долго кивал и соглашался со всем.

Дознавателям из Главной полиции Санкт-Петербурга представили все так, будто дьяки были отправлены в Сестрорецк по делам Синода, и на дороге на них напали разбойники. На беду разбойников, по этой же дороге проезжал Брюс, отправлявшийся на инспекцию ружейного завода, и его люди перебили разбойников, однако дьяки были уже убиты. Брюс лично поговорил с генералом-полицмейстером Девиером, и того вполне устроил рассказ графа, а еще больше его устроило, что граф попросил не обращать внимания на это дело ввиду его малозначительности.

Граф стоял на берегу моря и смотрел на серые волны Балтики. Он думал о том, что никогда больше не увидит этого холодного и сурового моря и города на неприветливом, но ставшем таким дорогим берегу.

Брюс был уже немолод и понимал, что вряд ли сможет еще навестить новую столицу России, в строительстве которой он принял весьма активное участие, и это вселяло в него немалую грусть.

Но, с другой стороны, у него теперь было важнейшее дело. Дело, которое не уступало всему тому, что он уже сделал в своей жизни. То, что позволит перевернуть жизнь всех и каждого.

Книга полностью поглотит остаток его жизни. Брюс боялся этого и страстно желал. В нем боролись государственный муж и ученый. Всю свою жизнь граф, стоя в одном ряду с соратниками Петра, работал на славу и силу России. И вот теперь приходилось оставить службу и стать хранителем книги. Но главное – ее исследователем.

…Екатерина I приняла отставку одного из ближайших друзей покойного Петра, и в звании генерала-фельдмаршала тот отправился на покой. Меньше чем через год он приобрел у Алексея Долгорукого, звезда которого начала восходить при дворе, скромную усадьбу Глинки, что располагалась в 40 верстах от Москвы.

Глава 6

Из этого кабинета в Риме я правлю Европой и всем миром. Но никто не знает, как это делается.

Микеланджело Тамбурини,

генерал ордена иезуитов

Рим, 1726 г.

– Нет никаких известий из Московии, ваше высокопреосвященство. Мы отправили голубей месяц назад. Из Копенгагена наш человек прислал птицу с ответом, что рыцарь «Приората Сиона» проследовал на корабле «Августа» в новую столицу Московии – Санкт-Петербург.

Папский дворец в Ватикане видел много тайных дел, и сейчас в его стенах решалась судьба одного из важнейших дел для святой инквизиции – Черная книга, по следу которой вот уже несколько столетий шли великие инквизиторы, то теряя его, то находя вновь. И вот теперь, когда казалось, что она уже в руках, след вновь терялся. Генерал ордена иезуитов Микеланджело Тамбурини был в ярости, но старался держать свой гнев в руках.

– Срочно пошлите в Московию не меньше десятка эмиссаров. Пусть они перевернут проклятую Россию, но найдут того, к кому приезжал этот чертов рыцарь. И пусть с божьей помощью или с помощью дьявола, но найдут эту чертову книгу.

– Ваше высокопреосвященство, у нашего ордена плохая репутация в этой варварской стране. После того как орден поддержал ставленника Речи Посполитой Дмитрия больше ста лет назад, нам закрыт путь туда.

– Проклятье, пусть наши эмиссары отправляются туда под видом торговцев, наемников, кого угодно. Но они должны быть там и найти эту книгу. И вот еще, если невозможно будет отнять книгу – она должна быть уничтожена. И еще: никто не должен заглядывать в нее. Ее следует доставить мне или уничтожить. А равно уничтожить сегодняшнего ее владельца.

Монах-иезуит глубоко поклонился Тамбурини. Тот запахнулся в свой плащ и сел в кресло – в кабинете было довольно холодно. Эти проклятые инквизиторы всегда пытались завладеть секретами книги, и всегда книга ускользала от них. Стоило человеку начать знакомство с книгой, как он уходил из-под власти его пленивших: Роджер Бэкон, Жак де Моле, Джордано Бруно, Исаак Ньютон. Их удалось сломить или уничтожить, но не получить у них секрета Черной книги.

Каждый раз инквизиторов ждал провал.

Но Тамбурини не сомневался, что книга не столь ценна, сколь опасна. Она опасна тем, что начать ее изучение может только тот, кто никогда не занимался магией, по крайней мере успешно.

Поэтому он не ставил задачи добыть книгу. Достаточно просто уничтожить. И братья-иезуиты, отправленные им в далекую и холодную Россию, не были простыми монахами – они были причислены к ордену рыцарей-карателей. И Микеланджело Тамбурини сам являлся не только генералом иезуитов, а еще и гроссмейстером этого чрезвычайно тайного ордена. Рыцари-каратели везде и всюду уничтожали магов и колдунов и выкорчевывали все взращенное ими. Только обходились адепты ордена без публичных аутодафе, которые так любила инквизиция. И хоть их орден был создан одним из великих инквизиторов испанской инквизиции, сам Тамбурини недолюбливал инквизиторов за их недипломатичность и постоянные попытки грубо подмять под себя все и всех. Они благодаря своей грубости уже потеряли влияние в Риме и неслыханно все больше теряли его в Испании.

Рыцари-каратели были призваны прийти на замену инквизиции, которая изжила себя.

А магия? Магия должна быть изжита – не божье и не человечье это дело. Да, маги сильны, и орден рыцарей-карателей был создан ими, но создан для уничтожения неконтролируемой магии. И вот уже больше двух сотен лет орден огнем и мечом боролся с магией и магами. Точнее, с теми из них, кто пытался идти путем, отличным от пути ордена Гермеса Трисмегиста. Рыцарей-карателей воспитывали с самого детства в ненависти к магам и магии. Это было необходимо, дабы не подвергать их души соблазну стать магами.

Усадьба Глинки близ Москвы, 1728 г.

– Госпотин граф, федь фы ше понимаете, что нам исфестно о перетанной фам книге, – с ярко выраженным акцентом говорил посетитель.

Он отказался от предложения Брюса перейти на родной для него язык – Брюс предполагал по акценту, что это немец, а немецким граф владел свободно. Тот не захотел выдавать своей национальности.

– Господин Вильямс, сэр Исаак Ньютон присылал мне книги во множестве. Но на каком основании вы смеете меня допрашивать? – Яков Вилимович был не на шутку разъярен. Этот Вильямс стоил того, чтобы приказать вышвырнуть его из усадьбы.

Гость заявился в усадьбу к Брюсу достаточно рано, поутру, и представился как господин Карл Вильямс. Прибыл он на хорошем коне и одет был в дорогое голландское платье и дорогой же парик.

В ходе визита он сообщил, что его интересуют книги, присланные Брюсу из Англии, и о том, что он готов их купить за любые деньги.

Брюс беседовал с ним вот уже больше часа в своем кабинете, и после обязательной светской болтовни гость весьма напористо перешел к своему делу. В его словах и голосе уже можно было услышать, и вполне явно, угрозу.

– О, это не топрос, разумеется! Я готоф заплатить любую сумму за книгу. Я представляю богатого собирателя, и ему надо эта книга. – Гость осознал, что нажимом он ничего хорошего не добьется, и сбавил тон. – Простите, фсему финой мое плохое знание русского языка.

Круглое лицо Вильямса приняло самое любезное выражение, и всем своим видом гость показывал, что сожалеет о том, что так неудачно выразил свои мысли.

Граф прекрасно понимал, какая книга интересует немца, но ему хотелось получить больше информации – ведь этот гость наверняка прислан теми же, кто пытался совершить на него нападение по дороге в Сестрорецк.

Брюс будто принял извинения немца и уточнил:

– Господин Вильямс, какая книга вас интересует? Ведь, как я и говорил, я получил из Англии множество книг.

– Послетняя, послетняя, полученная от сэра Ньютона. Тело в том, что сэр Ньютон скончался, а мой наниматель – собирает книги из его библиотека. И я уполномочен претложить фам любые деньги. Эта книга имеет черный цфет и написана на семитских языках.

– Господин Вильямс, я, как ученый, тоже занимаюсь собиранием различных книг. Могли бы вы назвать имя вашего нанимателя? – спросил Брюс и пояснил свой вопрос: – Возможно, он мне знаком, и мы могли бы договориться с ним об обмене. Откуда родом ваш наниматель?

– О, поюсь, я не смогу насфать имя моего нанимателя, так как он претпочитать остаться инкогнито. А родом он, как и я, ис Лондон.

Брюс сделал про себя отметочку, что визитер лжет, так как звук «ц», который он произнес в слове «цвет», не соответствовал ни одному звуку английского языка. Так этот звук произносят только русские или немцы.

– Боюсь, мне нечего предложить вашему нанимателю. – Брюс решил, что стоит немного распалить Вильямса. – Дело в том, что сэр Ньютон не присылал мне такой книги. Последней книгой, которую мне присылал ваш уважаемый соотечественник, – граф ухмыльнулся, – была «Хронология древних царств». Точнее, это была даже не книга, а французский перевод чернового варианта книги.

Визитеру в лицо бросилась краска. Было видно, что он с трудом сдерживает себя.

– Госпотин Брюс, мне нужна эта книга, и я готоф на фсе для ее получения. Фы не боитесь, что фы потеряете больше, отказывая мне?

– Вы смеете мне угрожать, милостивый государь? – В голосе Брюса послышались нотки гнева.

Посетитель нехорошо улыбнулся и поднялся с кресла. Затем поклонился, ему все же удалось взять себя в руки.

– О нет-нет. Я фишу, что фы не желаете продать книгу. Что ш, не смею больше фам докучать. – Гость развернулся и направился к выходу из библиотеки.

У самой двери он обернулся.

– Напрасно, граф, напрасно. Фы, фозможно, пожалеете. – По его лицу вновь расползлась довольно мерзкая улыбка.

– Яков Вилимович, трактирщик донес, что слышал меж постояльцев разговор, где упоминалась усадьба Глинки. А постояльцы те были люди странные, на купцов похожие, да только не купцы. А уж у трактирщика глаз наметан.

Перед Брюсом стоял и докладывал лейтенант кавалергардов, откомандированных по просьбе графа для охраны его и его усадьбы в Глинках. Благодаря их присутствию графу удалось наладить вполне сносную защиту поместья.

Более того, он организовал постоянную разведку окружающих селений. Брюс сразу по прибытии в Глинки дал приказ следить за дорогами и договориться с трактирщиками во всех близлежащих кабаках, дабы те докладывали обо всех странных постояльцах и посетителях.

Разумеется, было много ложных тревог. Марфа Андреевна, жена Якова Вилимовича, находилась в постоянном беспокойстве от такого. Но Брюс настойчиво требовал продолжать наблюдение.

И сейчас новое донесение о странных чужаках заставило всех кавалергардов занять подготовленные заранее посты и засады.

Брюс скорым шагом отправился в дом и, найдя Марфу Андреевну, попросил ее подняться в ее покои. Она молча и выражая недовольство лишь своим видом, ушла к себе.

Брюс тем временем отправился в свою лабораторию, устроенную в другом крыле здания. Там он хранил книгу, полученную почти два года назад от Ньютона.

Эти два года не прошли даром: благодаря своему знанию многих языков он уже сумел расшифровать значительную часть книги. И многое он мог применить теперь для обороны своей усадьбы.

Граф всегда был склонен к тайноведению, увлекался астрологией и алхимией. Однако знания, полученные из книги, делали все его прежние занятия смешными. Это было настоящее могущество. С недавнего времени об изысканиях Брюса стали ходить легенды. Да что там, Брюс был окутан тайной уже когда засиживался допоздна в своей обсерватории в Сухаревой башне. Хотя тогда это были просто легенды.

Теперь книга открыла ему настоящие тайны. Граф расшифровал пока не больше десятой ее части, но в его власти были магические ритуалы, которые позволяли осуществлять защиту себя и оборону дома и людей в нем.

Благодаря своим новым знаниям Брюс насторожил охранные заклинания вокруг своей усадьбы. Часть этих заклинаний была призвана известить графа о пробирающихся лазутчиках, другая часть – уничтожать их по сигналу графа.

Тем не менее Брюс был еще не вполне уверен в новообретенном искусстве и не ограничился магией. В его распоряжении было двадцать пять кавалергардов с возглавляющим их лейтенантом Николасом Брюге. Были эти кавалергарды отчаянно храбры и не боялись ни человека, ни черта. А их командир оставался лейтенантом вот уже больше десяти лет именно из-за своей отчаянной лихости, по причине которой многажды попадал во всякие истории. Но положиться на них граф мог, нисколько не сомневаясь.

К усадьбе вела лишь одна дорога из Москвы, но с окрестлежащими деревеньками ее также связывало еще три дороги. Брюс решил отправить на каждую дорогу по засаде из двух кавалергардов. При этом каждой паре он выдал по сигнальному фейерверку. Для охраны окрестностей он распорядился отправить еще три пары кавалергардов, которые должны объезжать леса вокруг.

Остальные кавалергарды остались в усадьбе для ее обороны в случае нападения.

Дворовый люд Брюса был упрежден о необходимости беречься всяких чужаков и о запрете выходить за пределы усадьбы.

Так, почти на осадном положении, в Глинках прошли сутки. Марфа Андреевна практически не спускалась из своих покоев. Она была обижена на мужа за то, что тот утаивал от нее происходящее и категорически отказывался объяснить, какая опасность им грозит.

Близился к вечеру второй день ожидания, когда Брюс почувствовал, что одно из сторожевых заклинаний сработало: через лес, примерно в миле от усадьбы, появился кто-то чужой. Брюс тут же приказал лейтенанту направить в ту сторону двоих кавалергардов.

Вдруг над лесом со стороны московской дороги взлетел сигнальный фейерверк. Буквально в тот же момент – и над остальными дорогами.

В усадьбе оставалось десять кавалергардов вместе с лейтенантом. Им на помощь собрались все мужики – кто с топором, кто с вилами. Всего набралось до полусотни защитников.

С московской дороги послышался топот копыт, и к усадьбе подскакал один из кавалергардов, стерегших эту дорогу.

– Степана убили! – крикнул он, еще не спешившись. – Они мечут огневые шары. Степана опалило, а я зажег фейерверк и из мушкета пальнул – убил одного.

К нему подскочили мужики и схватили лошадь под уздцы, он тут же, спрыгнув с седла, подбежал к Брюсу.

– Ваше сиятельство, напало трое, одного я убил. Как и приказывали, как только увидел другие фейерверки, так и кинулся сюда.

Брюс хлопнул его по плечу.

– Молодец! Лейтенант, – повернулся граф к командиру кавалергардов, – готовьтесь встречать гостей.

Внезапно граф и все его люди почувствовали, что воздух как будто стал гуще – его стало очень трудно набирать в грудь.

Брюс заметил, как среди деревьев замелькали чьи-то тени. Вокруг стали падать люди. Его люди!

Вот покачнулся прискакавший с дороги воин, его глаза закатились, и он осел на одно колено. Вот лейтенант схватился левой рукой за грудь и, будучи не в силах дать команду, все же упрямо тянул из ножен ставшую неимоверно тяжелой шпагу.

Брюс понимал, что сражаться никто не сможет. Но у него в запасе оставалось одно средство – заклинание, которое в книге было названо «отражение». Если верить книге, оно заставляло нападавшего чувствовать все, что чувствует жертва.

Брюс, задыхаясь, почти теряя сознание, произнес заключительные слова заклинания.

Дышать сразу стало легче, и в голове прояснилось. Брюс оглянулся и увидел, что его люди тоже приходят в себя.

Граф громко скомандовал: «К обороне!»

Из дома раздался женский крик. Граф бросился туда и по лестнице взбежал в покои жены.

Там на полу лежала Марфа Андреевна. Его Марго. Рядом, на полу же, сидела девка-прислужница и, закрыв ладонью рот, с ужасом смотрела на Марфу Андреевну.

– Я, я, она… – невнятно твердила девка, тяжело дыша.

Брюс наклонился и взял в руку запястье жены. Ее кожа была холодна, а пульс на запястье не прощупывался. Лицо Марго было иссиня-бледным.

Граф недаром вместе с Петром помногу общался с европейскими медиками – он сразу понял, что Марго мертва.

Брюс невольно всхлипнул, ему захотелось закричать. Он почувствовал, что вновь, как и несколько минут назад, ему очень тяжело, почти невозможно вздохнуть. В груди защемило так, что его ноги подкосились и он упал на колени перед телом жены.

Но тут же он вспомнил о людях, которые остались внизу, о нападавших, о книге, наконец, защищать которую было его долгом. Собравшись с силами, граф сумел подняться на ноги.

Он с трудом, но четко выговаривая слова, приказал:

– Поднимите Марфу Андреевну и положите на кровать. Она скончалась. А мне нужно закончить дела.

Прижимая ладонь к груди, где по-прежнему горела боль, Брюс спешно спустился вниз, в лабораторию. Там под охраной троих кавалергардов находилась книга. Слава богу, она была на месте.

– Как вы? – спросил граф.

Кавалергарды с некоторым испугом поглядели на него. Самый старший ответил:

– Да ничего, ваше сиятельство. Только немного перепугались мы. Кабы кто полез, так и ниче, а тут сразу всем подурнело. Наваждение это было, так ведь?

– Наваждение, но мы управились. Ладно, охраняйте дальше. – Брюс ничего не сказал про смерть жены: негоже сейчас пугать и так напуганных людей, и вышел во двор.

Там народ уже пришел в себя. Лейтенант снаряжал нескольких кавалергардов на разведку окрестностей. Брюс приказал мужикам по двое отправиться с кавалергардами.

Из тех, кто был отправлен стеречь дорогу и патрулировать окрестности, пока не вернулся никто, за исключением первого.

Брюс отдал еще несколько распоряжений по расстановке людей и вернулся в покои жены.

Марго уже лежала на кровати, лицо ее было накрыто простыней. На графа с новой силой накатила тоска. Сторонним людям отношения между Яковом Вилимовичем и Марфой Андреевной могли показаться прохладными, но близкие люди знали, как они любили друг друга.

Брюсу частенько приходилось отправляться в походы и расставаться с женой, но он всегда хранил при себе небольшой медальон с ее изображением.

И вот он остался один. И, хуже того, он был повинен в ее гибели. Кабы не эта книга…

Книга… Ради нее все было затеяно, и негоже, если теперь все пойдет прахом.

Граф, выпрямив спину, опять вышел во двор. Там уже был один из кавалергардов, вернувшихся с мужиками из леса.

– Ваше сиятельство, на дороге до мельниц, в пятистах шагах, нашли Семена Зотова и Евсея Рыжова. Мертвы, у обоих в горле стрелы. Евсей успел пальнуть фейерверком, и все – даже пистолей и шпаг достать не успели. Рядом никого.

Брюс сжал кулаки. Он чувствовал, как вместо боли его грудь начинает наполняться яростью и ненавистью. Где тот гость, что приходил к нему две недели назад?!

– А в двухстах шагах лежат двое чужих. Одеты в купеческие платья, которые у горла сами и разодрали.

Брюс схватился за луку седла кавалергарда и, громко хакнув, по-молодецки взлетел на его коня.

– Я хочу сам видеть их, – крикнул он и тут же, дав коню шенкелей, пустил его в галоп. Он направился к тому месту, откуда прискакал кавалергард.

Следом за ним направились двое верховых.

Действительно в лесу, в паре сотен шагов, стояли два мужика с вилами, которые направили на тела чужаков. Как и говорил кавалергард, чужаки были обряжены купцами, и кафтаны разодраны у горла.

Брюс спешился и подошел к чужакам. Прощупав пульс на руках чужаков, он убедился, что перед ним мертвецы.

– Стерегите их, – приказал он мужикам и, вновь вскочив на коня, вернулся на территорию усадьбы.

На дворе уже были остальные кавалергарды, вернувшиеся с разведки. Им удалось обнаружить еще пять трупов ряжеными купцами. И у всех были разодраны кафтаны у горла.

Еще нашли семерых мертвых кавалергардов и троих раненых. Из них четверо обожженных, местами до кости, двое побиты стрелами, и двое ранены ножами. В живых остались двое из тех, в кого попали стрелы, и один порезанный. Из обожженных – никто. Двое кавалергардов, патрулировавших лес, пропали бесследно.

Брюс приказал мужикам стащить всех найденных во двор усадьбы.

Трупы чужаков сложили отдельно, перед самыми воротами. У всех нашли длинные ножи, один из которых был сильно запачкан кровью, как и кафтан владельца этого ножа.

Лука, из которого были убиты двое кавалергардов, у разбойников не нашли, и Брюс было испугался, что кому-то из них удалось уйти. Но дальнейший и внимательный осмотр рук чужаков позволил обнаружить среди них профессионального лучника – об этом рассказали специальные перчатки и характерные мозоли на пальцах и ладонях. А позже в лесу нашли и брошенный лук.

Осмотр мертвецов показал, что все они, за исключением убитого из мушкета, умерли от удушья.

Один из мертвых чужаков оказался Вильямсом, который приходил к Брюсу требовать книгу. Причем его смерть была самой мучительной – у него не просто был разорван кафтан у горла, было порвано и само горло, до трахеи.

Брюс сразу понял, что произошло: нападавшие применили какое-то колдовство, которое удушало противника. Может, и не до смерти, но как знать. В усадьбе было больше полусотни человек. И когда Брюс применил заклятие отражения, то все, что прежде ощущали он и его люди, почувствовали на себе нападавшие. А их было впятеро меньше, и на каждого пришлось то, что душило пятерых. Если бы графа не разбирала совершенно дикая ненависть, то он даже посочувствовал бы разбойникам. Их смерть была поистине ужасной.