Текст книги "Эксперты"

Автомобиль тронулся, но сразу же остановился. Послышался звук отъезжающей в сторону открывающейся боковой двери. Человек, показавшийся в проеме, посмотрел исподлобья на двоих здоровяков, те начали подыматься. Сделав им знак освободить салон машины, подполковник взял из рук капитана пистолет системы Ярыгина, снял с предохранителя. Патрон оказался в патроннике, поэтому досылать не потребовалось.

Сменив их, он закрыл за собой дверь, и кивнул, внимательно смотрящему на него, водителю. Плавное движение пистолета в руке дало понять, что свидетелей быть не должно. Мужчина сел на обшитое дерматином заднее сидение, больше похожее на кожаный диван. Пистолет лег рядом на сидушку. В руке появился боевой нож, сделанный на заказ. Жало сделало несколько пассов поперек оголенных мест тела лежащего и застыло напротив сердца со стороны спины. «Вонзить, повернуть и все! И никаких проблем – попытка побега…» – жало коснулось куртки…

Трое в камуфляже жадно курили, глядя на застывший кузов минивэна. Спереди и сзади его подпирали мощные бронированные «Тигры» на базе ГАЗ-66. В каждом было еще по трое сослуживцев. В салонах играла музыка, ей вторили двигающиеся в такт крепкие тела в камуфляжах…

– Выжру сегодня литруху! Задолбало все!

– Че так?

– Да… по ходу, нормальный парень этот «Солдат»… Мог бы нас с тобой легко вальнуть…

– Мог бы, не мог бы… вон… как куча дерьма пол плющит. Что-то мне… «Бобер» наш не нравится…

– Думаешь, к ангелам отправит?… Че ему, как с гуся вода… а мы потом подтвердим, что задержанный пытался свалить, вот и пришлось вальнуть…

– Жизнь – дерьмо! Ну и чего думаешь?

– Ничего, время покажет…

Лезвие скользило по пластику, освобождая, сначала локти, затем ступни, после колени.

– Руки оставлю, пацаны могут неправильно понять… Ну что ж, братулец?!… – Алексей повернулся, с маху сел, привстал и опустился рядом с другом, подвинув бедром пистолет:

– Здорова, Ерема! Не думал, что от тебя смерть приму. Хотя… знаешь, даже рад этому… Местечко… потом ей покажешь… – ей нужно… Наверняка из моего черепа что-нибудь сделает и на самом видном месте поставит… А может…

– Ты сейчас о ком?

– Ооо…

– Нет, по поводу смерти?

– Ну, а разве нет?… Сейчас в лес…

– Ну так-то да… Так и хотят.. ээээти… Не бзди, братан, в тюрьмушку маленькую такую… повезем тебя. Я уже добро у начальства взял. Но это все, что я могу. Там тебя, как зеницу ока хранить будут… и жди гостей – у Касаткина и у «Диснея» врагов много, может быть и помогут…

– Вряд ли! Высосут, что нужно, а потом в тот же «расход» – куда-нибудь на «Огненный»…

– Старик, яяяя… не знаю чем тебе помочь! Бог свидетель, что хочу, но…

– Ты и не сможешь, только голову буйную на плаху рядышком положишь. Вот что, если помочь хочешь… дай слово, что не повредишь Марине и ни одному человеку не обмолвишься кто я – кроме тебя никто и не знает. Я Кузьмин… понял… им родился, им и умру!

– У тебя оно есть…

– Дай ручку, написать пару слов…

– Не убежишь?

– Хм…

– Верю… извини… – Алексей на клочке бумаги вывел: «Верь ему… Теплышко моё, люблю тебя!».

Потом вынул из кармана длинные четки вишневого цвета с дубовым крестом и, протягивая, произнес:

– Ерем, отдай это ей… Если хочешь помощь, сделай то, что она попросит, конечно, если криминала в этом не будет. Она девочка умная и осторожная, не подставит…

– Это все?

– И скажи ей… вот что… Пусть опасается «Диснея», он это просто так не оставит, и ее в покое не оставит. Скажи, что он тщеславный и падкий на острые ощущения. Эх, если бы он исчез куда-нибудь! Может быть, все и развалилось бы… Спасибо тебе «Бобёр», жив останусь – не забуду…

– Куда уж там… Бочкой коньяка не отделаешь!.. – Бобр вынул двое пластиковых наручников, несильно затягивая, надел их на запястья и на ноги, и оставив сидеть на диване, взяв пистолет, вышел…

Глава четвертая
Ступени

«Того, кто питается надеждой, ничто не в силах повернуть в уныние».

(Свт. Иоанн Златоуст)

С того дня, разделившего ее жизнь на две части, прошло больше двух недель. Не было ни одного человека, который хоть немного не сопереживал ей. Это не казалось странным, хотя роман их носил необычный характер, особенно учитывая личность самого ликвидатора, которая вряд ли обывателем могла восприниматься со знаком плюс.

Журналисты старались из всех сил, правда, надо отдать им должное, злого про «Солдата» написать не получалось. Статьи и телевизионные программы выстраивали образ не такого уж и плохого человека, возможно благодаря его природному обаянию, а может быть… кто знает – на все воля Божия…

Любая поддержка ей ценилась, но ни одна не могла облегчить страданий. Марина Никитична судорожно искала хоть какой-нибудь выход. Ее устраивало только освобождение любимого ей человека. Что-то обещавшие адвокаты доверия не вызывали, высокие чины, пока и говорить на эту тему опасались, оставалось надеяться только на себя.

Утишал любимый отченька – Владыко Матфей говорил об этом испытании как о должном и, главное, проходящем. Молился сам, обнадеживал, уча уповать на Промысл Божий, предлагал любую, посильную для него помощь. Горючие слезы, проливаемые на его епитрахиль, вызывали сильнейший отклик в душе старца, и изливались нектаром любви и успокоения на сердце страдалицы.

В нем, в своем шефе Стражнике, в давнем друге Юрке Болотове, пусть и гее, но настоящем товарище, в его близком друге Андрее, тоже «судмеде» и, конечно, в своих родителях видела Марина поддержку и готовность помочь в любом деле, пусть полном криминала – на то и настоящие друзья!

Сейчас она ехала на встречу, после странного звонка и краткого разговора с человеком, назвавшегося другом ее любимого. Вот уже и назначенное место. Выйдя из машины, Марина позвонила по оставленному номеру телефона:

– Добрый день, это…

– Я вижу, вижу… в проулочек входите и направо…

– Идууу… идууу… ииидууу… Боже тут дверь… и воняет… и большой замок висит… Аааа!.. – Сзади, кто-то положил руку ей на плечо. Под тяжестью она даже присела. Рука повела немного и неожиданно нежно в сторону, в то время как другая потянулась к двери, легла на ручку и рванула. Замок отлетел, дверь открылась. Марину втолкнули внутрь:

– Не бойтесь…

– И не думаю. Я в тебе дырок наделаю, если что…

– Я и не сомневаюсь, Леха сказал, что шутить не нужно…

– «Сказал»? А вы-то кто?

– Друг… вот… – Протягивая сверточек, «Бобер» показывал на дверь в дальнем конце комнаты:

– Нам туда…

– А почему я должна вам верить?

– Леха верит, остальное ваше дело…

– Ой! Его четочки! Ой! Его почерк, какой-то правда…

– У него до этого руки были связаны… очень связаны…

– Пытали?

– Я нет…

– А вы кто?

– «Бобер».

– Как это?

– Погремуха такая..

– Вы тоже, из его… как это..

– Я подполковник, командир спецназа, когда-то мы с Лехой служили вместе. Долгая история… Я его арестовывал – выхода другого не было, его бы все равно убили, а так хоть жив. В общем… да-да, сюда, тут нас не найдут… кафешка маленькая, все свои, если что, здесь меня и ищите, если что… Кофейку?

– Нееет, не люблю…

– Совсем?…

– Сок, если можно… натуральный…

– Хрен его знает, может и можно… Так вот. Отпустить я его не мог, но в тюрьмушку определить помог… пока он там, жить будет… – Следом он передал все, что просил Алексей и замолчал, давая время осознать услышанное.

– Так… Как я поняла, если этот сраный «Дисней» перестанет существовать, то особо заинтересованных больше не будет?

– Финансирует все он – ээээт точно!

– А на какую помощь от вас можно рассчитывать?

– Вот этого вот он не уточнил, а я сам и не знаю… Кстати, «Дисней» стал, как это в наше время просто, имея деньги, депутатом городской думы. Помочь, я вам смогу информацией… можно людей в охрану дать, ну там тяжести потаскать…

О чем-то задумавшись, Сосненко, неожиданно повеселела, и задористо, производя впечатления только что свихнувшегося человека, поинтересовалась:

– И трупы тоже?

– Да нам-то что, хоть и… Какие трупы?

– Ну вот… А я уж было…

– Постойте, барышня, криминал – это мимо меня, остальное с удовольствием.

– Да это так, к слову, «Бобрик», не волнуйтесь. Я все поняла. Вы и так многое сделали. Это я так о своем докторском…

– Вы что, работу на дом берете?

– А вы милый… Если бы я брала работу на дом, то я жила бы в домашнем морге или сумасшедшем доме.

– Хм… прикольно! Вы что, трупы режете?

– И режем и зашиваем, и еще многое делаем. Хотите посмотреть?

– Хм… любопытно, но не сейчас…

– А скажите пожалуйста, «Бобер»..

– Можно Еремей и на «ты»…

– Еремей… хорошо… как ты думаешь, Алеше… моему, будут делать психиатрическую экспертизу?

– Разумеется… только где, не знаю… Наверное, можно договориться.

– Значит можно договориться, а кто решает и где?

– Наверное, судья…

– Вопросов больше нет…

* * *

Стараниями подруги Марины Натальи, известного в Санкт-Петербурге, да в России адвоката, экспертизу назначили в «Бюро судебно-медицинской и психиатрической экспертиз», как было написано на табличке при входе в клинику – место работы Сосненко. Против никто не был. Чтобы сама Марина попала на эту экспертизу ничего официально предпринимать не было нужды. С Лехой они не были пока по документам мужем и женой, их отношения уже многими забылись, а остальные и не знали.

Время оставалось до знаменательного дня около месяца, а готовить предстояло многое.

Марине всегда нравились головоломные загадки с лабиринтами несводимых воедино тайн. Сама она хоть и увлекалась историей интриг, но в длинные цепочки планов не верила – всяк одно звено да даст разрыв.

Сегодняшний же план, разработанный ей, был просто невероятно сложен, да что говорить, просто невыполним. Поэтому и овладел ей полностью и страстно. Она видела конец удачным, чувствовала, что сможет справиться и мечтала, что его по достоинству оценит любимый.

Первая и основная часть уже воплотилась – экспертизе в нужных ей стенах быть. Все остальное, в основном, зависело от нее, именно поэтому была и уверенность в достижении цели…

Несколько дней назад на освидетельствование привезли труп неопознанной женщины, и именно это событие, сперва, совсем ничего не значащее, и сыграло одну из важных ролей в выстраивании четкой линии плана.

Санитары подготовили тело и уже хотели сделать «срезы», чтобы она смогла продолжить сама, как что-то затеребило в мозгу. Она попросила остановиться, после и вовсе отпустив их, сказав, что сделает все сама.

При первом взгляде ничего особенного – красивое молодое тело, как ни странно, женщины, обозначенной в карточке как «БОМЖ». В принципе это был просто дежурный вариант вскрытия, после которого само тело за ненадобностью родным, которых не было, либо уничтожалось, либо привлекалось для каких-нибудь исследовательских нужд. Взяв стекла, в которые упаковывались частички внутренних органов, отправляемых на гистологию, она наполнила их предыдущими пробами, соответствующе надписала и уселась напротив, задумчиво уставившись в обездушенную материю: «А что если тебе, красивая шкура, подарить новую жизнь… нет, нет, не оживить, но дать историю, весьма приличную, даже интригующую, подарить другое имя, другой статус, украсить… и кто знает, может быть, могилу твою станут навещать люди, да и могилу ты приобретешь, а не просто будешь потеряна среди миллионов других бездомных. Жаль, конечно, что твоя жизнь, при твоих-то данных, сложилась так прискорбно, но ведь не зря все это!.. Так и есть, не зря! Таааак, с чего бы начать? Ну конечно! Я, правда, не эксперт по нанесению татуировок, но все таки что-то да могу!».

Через час с небольшим Марина стояла, держа в руках машинку для нанесения тату, осталось выбрать, с какого рисунка и на каком месте начать. Проработав все ночь, она осталась вполне довольной. Вытащив из сумочки литровую бутыль темно-коричневого цвета, за которым только съездила, и целлофановый пакетик, пахнущий болотом, она положила на секционный стол, и, вздохнув, произнесла: «Теперь мы тебя «утопим»». Жидкость из бутыли военврач ввела эндотрахеально (через трахеи) в схлопнутые легкие, запихав в рот немного болотистого субстрата: «Не забыть бы потом в нос…» – но эта мысль осталась уже позади, поскольку впереди предстояло бальзамирование55
  Бальзамирование – метод предотвращения гниения трупов или отдельных органов, применяемый для сохранения тел людей после их смерти, обеззараживания трупов при продолжительной транспортировке и изготовления анатомических экспонатов.


[Закрыть]. Одевшись в биозащитный костюм, напялив кислородную маску, она приступила к делу, как всегда с азартом и искусством творца.

Спустив всю кровь, возлюбленная «Солдата» сделала крошечные надрезы ввела через них в бедренную и легочную артерии, соответственно и по очереди, лапароскопическую трубку, предварительно сняв с нее колпачок с камерой, и включила аппарат, подающий под давлением раствор формальдегида66
  Формальдегид – бесцветный газ с резким запахом, хорошо растворимый в воде, спиртах и полярных растворителях, крайне токсичен.


[Закрыть]. Розовая густоватая ядовитая жидкость постепенно пробиралась все дальше и дальше, пока минут через сорок не заполнила необходимое пространство в теле умершей. Сквозь маску немного пробивал сладковато-гнилостный запах яда, но к нему любой мастер бальзамирования испытывает определенную слабость, как великий повар к немного подтухшим или изначально не очень приятно пахнущим продуктам, которые использует в своей кулинарии.

Пока проходил этот процесс, майор, взяв два крючочка и еще некоторые приспособления, назначения которых были известны только ей, поскольку здесь больше не было знатоков египетского бальзамирования, и принялась вынимать мозг через нос. Вместо него судмедэксперт закачала быстро сгущающуюся жидкость с примесью того же раствора формальдегида, в застывшем виде принимающую отдаленно напоминающую форму мозга, но без извилинок, чего и не требовалось.

Оставалось проколоть тем же раствором кожу лица, более крупными иглами внутренние органы и, наполнив, немного переделанным в процентном соотношении, составом глазные яблоки, потом погрузить «готовое» тело в ванную с раствором формальдегида на полтора часика, после чего можно собираться домой, предварительно упаковав и поместив это произведение в специальный холодильник. «Оформлю завтра, нужно подумать… может, как невостребованное тело, переданное для практических занятий курсантам медакадемии… остальное потом… Осталось найти еще мужчину, и будет пара на загляденье… Главное успеть…»

* * *

Валера Симурин всматривался в движения танцующей перед ним девушки. В танце не было ни одного пустого места. Такого владения всем телом нельзя было предполагать в человеке, тем более, встретившемся у тебя на жизненном пути. Такой пластикой и грацией обладают только животные. Давно он не видел такого воплощения чего-то дикого и сексуального. Траектория движения плавного изгиба заканчивалась в неожиданном месте, но не застывала, а переходила в другое. Открываемое взгляду манило, но не показывалось полностью, что разжигало не столько любопытство, сколько желание. Так продолжалось уже минут десять и ни одного повтора!

Это тело! Оно будто выточено из пластичного упругого, но все же мрамора, выточено, но не статично, не чета застывшему изображению скульптур, пусть и схваченную гениальным скульптором смену перехода пластики одного па в другое.

Все в этом теле: руки, ноги, шея волосы, таз, туловище, все и в более мелком разделении, казалось, жило независимо друг от друга, но сливалось, изгибаясь в такт мелодии, соприкасалось, ласкалось, гладило, подталкивало, обнимало. Движение не происходило в каком-то одном месте, но развивалось во всей танцовщице, иногда сталкиваясь в одной точке, снова развиваясь из нее.

Видно, что танец давался ей легко, он не был представлением для кого-то, но настоящая полноценная жизнь, воображаемая внутри скрытого эротического мира девушки, ее и того, кого она в него впустила. Этим «кем-то» был не Симурин, хотя кроме него здесь больше из живых никого и не было. Сейчас она делала это исключительно для себя, с каждым движением распаляясь и возбуждаясь, отправляя эмоциональный посыл в своих мыслях любимому человеку.

Завязанные черным шелковым лоскутом глаза были границей видимого только ей рая для двоих, шест, в виде трубы служил в реальном мире ориентиром, вокруг которого и происходило представление, музыка – пищей для воображения. Наполненный придыханиями и возбуждающими ритмами звук, вырывающийся из динамиков, покрывал любые другие, жажда любви телесной, о которой кричала каждая клеточка ее тела, призывали к ласкам. Все чаще пальцы, волосы, выбрасываемые волны флюидов скользили по ее коже, а само тело по холодному металлу, все активнее напоминая прикосновения любимого человека к эрогенным зонам.

Из одежды, и так почти не прикрывавшей роскошную фигуру, остались белый колпак с красным крестом, белые чулки, прикрепленные к пояску, туфли на высоком каблуке, алые, как свежая кровь, появляющаяся после пореза на поверхности кожи, и совсем тоненькие трусики.

Мужчину не смущали не место, ни время, ни странное и неожиданное приглашение бывшей любовницы. Одного блеска ее глаз хватило, чтобы восстановилось прежнее доверие, пропал мир с его нуждами, правилами, потребностями.

Эта женщина сводила его с ума давно. Их расход состоялся по его вине, подлой, гнусной, не мужской. Три года назад они были приглашены в одну компанию, женщины и мужчины в которой оказались любителями группового секса, впрочем, не знала об этом только она. На пике веселья, когда алкоголь уже пропитал головной мозг, достаточно раскрепостив скованность, как казалось Валерию, и он условным знаком дать понять, что можно начинать.

Не задумываясь о ее отношению к этому, он распластался по дивану в предвкушении долгожданного зрелища. Сейчас его волновала только сцена ее насилия другими, что должно было доставить огромное удовольствие.

Та, которую он так «любил», совершенно доверчиво и расслабленно ждала совсем другого и явно не здесь. Она замечала за ним некоторые странности, какую-то обиду и даже кажущееся удовольствие от нанесения ей редких оскорблений и небольшого насилия над ее личностью, девушка не столько прощала, сколько не хотела замечать, пока не наступил сегодняшний день.

Сразу заподозрить неладное не получилось, поскольку подобное казалось невероятным, и лишь когда двое посторонних мужчин принялись настырно гулять по ее телу своими руками, а затем настойчиво раздевать чужую женщину, она попыталась сопротивляться. Сопротивление распаляло и насильников, и извращенца. Мужчины были сильнее, он просить прощения не спешил, и продолжал, не обращая внимания на ее сопротивление.

Заранее силы казались не равными, изначально предполагалось, что Марина сопротивляться не станет, но вышло по-другому. Почти без одежды, с окровавленным серебряным скальпелем в руках – подарком коллег, с которым никогда не расставалась, она выскочила из дома, оставив в квартире двоих раненных молодых людей, совершенно опешивших от дикости подруги «товарища» по утехам.

Кстати, в это время возлюбленный в разочаровании удалился с чужой женой и придавался утехам с ней в другой комнате, что конечно, не осталось неизвестным…

Сегодня Симурин не мог поверить своему счастью. Он давно добивался восстановления отношений, что было совершенно не приемлемо для нее, пока в этом не появилась необходимость.

О причине вряд ли догадается человек даже с изощренным аналитическим умом, тем более, куда уж нам…

Танец перешел во вторую фазу, «дикая кошка» почти избавившись от одежды сама, принялась за совершенно растаявшего разумом и воспалившегося желанием зрителя. Она настолько увлеклась, что буквально сама себя обласкала, еле сдерживаясь, чтобы не закончить самостоятельно, прижималась, давая понять, что осталось недолго.

На самом деле одно прикасание к нему вывело ее из перевозбуждения и чуть было не заставило извергнуть недавний легкий ужин из своего организма – настолько противен был ей этот человек!

Мужчина не сопротивлялся, отдаваясь ей полностью. Одежда слетала с него как скинутая с полки шкафа стопка книг. Её возместили с лихвой откуда-то взявшиеся «игрушки», в виде плетки, наручников и фуражки для него, любителя подобных развлечение, совершенно поработив своим появлением перед «госпожой».

Несколько средних по силе, таких, как ему нравилось, ударов плетки заставили кровь бурлить, и, слившись с прежней перевозбудимостью, ввели в состояние восторга и почти оргазма. Третий удар заставил встать, остальные погнали в сторону смирительной кушетки, применяемой в психиатрической практике не только для усмирения буйных больных, но и для электросудорожной терапии, мысль о которой еще больше возбудила его.

Валера лег, поддавшись игривым грубым ласкам хлыста. По очереди ремни застегивались на запястьях, лодыжках, поясе, грудной клетке. Последний ремень затянулся на шее, что особенно его возбуждало. Ему нравилось удушье, быстро доводящее его до оргазма. Сейчас он жалел, что этот стол не был опробован еще в дни их давнего романа, о чем он вспоминал с содроганием сердца, сопровождавшегося мурашками и пробегающим по гениталиям холодком.

Как только кляп оказался во рту, девушка остановилась, превратившись в устрашающего вида ангела тьмы. Никогда он не видел такого блеска в глазах человека, никогда не испытывал такого моментально обрушившегося на него ужаса, перед кем бы то ни было, хотя ничего еще не происходило…

Выключив музыку, переключив свет на яркий, Сосненко, не переодеваясь, оставшись почти в неглиже, зная, что это лишь усилит мучения, вынула заранее приготовленные шприцы и, напевая себе под нос песенку про «сучку и стерву», приблизилась к своей жертве:

– Ну что, мразь… да, да, да… знаю, что ты хочешь сказать… Мол, искать будут… мол, знают, что ты со мной ушел, что ты напел, кому-то будто трахнешь меня… Знаю, знаю… Ты что, правда думал, что между нами после того случая что-то возможно? Ты еще тупее, чем я предполагала! Хочешь узнать, почему я тогда … Тооогдааа! Тогда ты был для меня интересен своей брутальностью, о тебе говорили как о боевом офицере, прошедшем и огонь, ииии… и все остальное…

Она сделала первый укол.

– Ты казался благородным, умным, настоящим… Я же совсем молодая, просто была очарована твоей взрослостью, зрелостью, тестостероновой насыщенностью… Да! Мне было интересно с тобой, нооо… не долго. После я терпела тебя и твои идиотские выходки, поскольку не привыкла изменять своему выбору… То, что ты хотел со мною сделать, перечеркнуло последнее, нас связывающее… Что ты мычишь? Прощение попросить хочешь? У тебя было время, да и забыла я тогдашнюю историю… Когда меня обижают, я прощаю, так что забудь… Но ты, ублюдок, обидел моего любимого человека, ты нас разлучил! Молчи, сууука… и нет тебе здесь прощения. Хотя, у тебя есть выход… я могу тебя простить, если ты поможешь… Хм… Что согласен? Неужели? Вот только согласия твоего не требуется, хотя бы потому… если ты узнаешь, как и чем… то тебе это не понравится… Ты будешь умирать не просто больно, а подходить к смерти с ужасом, тыыы… тварь! Ты станешь частью того, что спасет его и не позволит разлучить нас… – Накинув халат, Марина Никитична толкнула стол на колесиках в сторону двери, вывезла в коридор и направилась к «секционной комнате», то есть в подвал, этажом ниже…

Мы вернемся еще к экзекуции, которую разгневанный военврач будет проводить не только, как «ангел мести», как спаситель, придерживающийся своего плана, но и как ученый, дерзкий, хладнокровный, не отступающий от задуманного, записывающий все подробности на диктофон, который потом передаст своему учителю для изучения – это будет действо полезное еще и для науки…

* * *

Пока обратимся в фешенебельную баню, принадлежащую консорциуму, где главой был незабвенный Влад «Дисней». Фамилия нам его ничего не скажет, поскольку с девяностых авторитетных бизнесменов остались сотни, судьбы многих похожи как две капли воды, но такими отъявленными негодяями могут быть только единицы из них.

Этот человек, признающий только власть денег, не имел ничего общего ни с честью, ни с совестью, ни вообще с какими-либо правилами, которые своим существованием делают и жизнь, и отношения между людьми более-менее сносными по сравнению с тем, когда они отсутствуют.

Не станем углубляться в подробности характеристик этого человека, на сегодняшний день сосредоточившего в своих руках огромные финансовые потоки города, завязавшего на себе многие договорные отношения с сильными мира сего, имеющего на многих не нравящуюся им информацию, за счет которой добивался нужного всегда, даже когда они этого не хотели. Самое же для нас главное – именно он инициировал преследование возлюбленного Марины, теперь добиваясь его смерти во чтобы то ни стало.

Тело «Диснея», сплошь покрытое татуировками, изображающими диснеевских героев, причем за занятиями им совсем не присущими, от секса до всяческих исторических моментов, скажем награждения их наградами самим генеральным секретарем Л. Брежневым или момента вручения императорской короны Наполеону, где все окружающие персонажи были не историческими лицами с соответствующей картины, а любимыми детьми персонажами, знакомые нам всем по мультфильмам.

Его необъятное жирное тело, обмотанное белой простыней, венчалось безобразной, не имеющей волосяного покрова головой с заплывшими глазами, огромными щеками, мясистыми губами и десятью, если не больше подбородками. В нем не было ничего, что не хотелось бы поменять. Его «близкие» сотоварищи, которые таковыми только считались, потому что рано или поздно пропадали без вести навсегда, походили на него внешне и не были никогда умнее или прозорливее. Последних он опасался, держал на отдалении, пользуясь их услугами через посредников, благодаря чему никогда ничем не рисковал.

Если кто-то из исполнителей его воли начинал подозреваться властями, то исчезал, унося с собой в неизвестную могилу все тайны и свидетельства передачи воли патрона другим лицам.

Исключением был лишь один человек, специализация которого требовала всегда личного общения. Оба не скрывали никогда взаимной неприязни. Не доверие лежало в основе их отношений, а значит, каждый из них понимал: рано или поздно кто-то первым пожелает прекратить их раз и навсегда.

Алексей уже год как оборвал цепочку, ведущую к нему, и только стечение обстоятельств слило его интересы с интересами Влада. Получилось это через общего знакомого, которого таковым никто из двоих, к тому времени уже противников, не считал.

Авторитет, которого устранил «Солдат» последним, последствия чего и привели его к самой большой любви в его жизни, оказался не только врагом исполнителя, но и «Диснея». Посредник найдя «ликвидатора», предложил ему крупный в финансовом отношении контракт, после которого первый рассчитывал скрыться навсегда, покончив со своим совсем неприятным ремеслом, которое возненавидел за последнюю заключительную фазу.

Акция прошла бы без эксцессов, не узнай Влад о личности киллера от того же посредника буквально за день до готовящегося события. Новоиспеченный депутат городской думы, а Влад таки стал им благодаря поддержке своих «друзей» в чиновничьих креслах и огромным финансовым возможностям. Нюанс определения места готовящегося покушения состоял в нахождении жертвы в одной точке. Все лица, с которыми тот имел дела, независимо от их статуса и ранга, прибывали на переговоры в его резиденцию, находящуюся почти в центре города.

Монументальность разноэтажных строений, их архитектурные особенности, план расположения зданий, представлявший собой внешне большой прямоугольник с несколькими внутренними двориками большой площади, тремя въездными воротами и несколькими подъездами. Комплекс, еще двадцать лет назад принадлежал министерству обороны. В нем располагалось одно из военных училищ, которое, по опять-таки стечению обстоятельств, окончил сам стрелок, а посему знал каждый закуток.

Таких подробностей «Диснею» известно не было, зато и глупый бы понял, что другого места нет и быть не может, а значит «Солдат» будет пытаться использовать слабые места именно этого форпоста.

Расчет был простой, хотя и многоходовый. Сообщить «своим» силовикам о готовящемся покушении, которое, естественно, дадут провести до печального конца, поскольку он выгоден всем сторонам, заранее определить лежанку снайпера, чтобы накрыть его, что называется по горячему следу, и обязательно ликвидировать на месте.

Последний фактор мог стать слабым звеном, но Влад усилил его, пообещав сто тысяч долларов за устранение.

План выглядел не сложно, а вот дивиденды ласкали не только слух, но и погоны, и грудь кителей, и карманы участников.

Но «на то и щука, что бы карась не дремал»! Леха был уже не молод, обладал богатейшим опытом с соответствующими навыками, был лучшим в своем деле и, что не маловажно, единственным выжившим из всех, кого он когда-либо знал из соратников по «цеху». Разумеется, продумав все нюансы, он всегда закладывал в основу принимаемого решения контрмеры, которые могут принять против него. Удобных мест было четыре, но все они после небольших усилий могли стать ловушками. Все они располагались на чердаках близлежащих зданий, и лично им определялись с первого взгляда.

Задача становилась интересной, поскольку оказалась почти не выполнимой. Убрав этого авторитета, оставалось «сработать» самого «Диснея» и почивать на «заслуженной, а главное обеспеченной пенсии».

После нескольких дней раздумий он все-таки решил продумать вариант исполнения из здания УВД. На выбор предстали два кабинета. Один постоянно был занят, второй посещался периодически, но выстрел из него представлялся трудно производимым из-за критического угла атаки. При этом пришлось бы раскрывать настежь огромное окно, что привлекло бы внимание.

Первый кабинет можно было бы освободить на несколько часов, элементарным звонком с сообщением о заложенном взрывном устройстве или организовав этажами ниже небольшой пожар.

Но неизвестным оставалось время, в которое «клиент» мог появиться в сетке прицела. «Не было бы счастья, да несчастье помогло» – когда он в очередной раз пробирался по пробкам к месту точки наблюдения, в его машину врезался минивэн. Авария была легкая, затраты на ремонт мелочными, но водитель сам потребовал приезда ГИБДД, что предоставило какое-то время для общения. Оказалось, что это был курьер доставлявший фурнитуру для установки бронированного стекла высшей категории защиты в зимний сад интересующего особняка. Леха тогда вспомнил начавшиеся работы по восстановлению прозрачного купола на крыше ближнего к УВД крыла комплекса. Еще подумалось: «Это было бы неплохо – прямо таки решение всех вопросов.»

Новость оказалась только началом. Далее выяснилось, что работы велись спешно, и должны были закончиться к определенному числу, поскольку именно на этот день была назначена встреча с японцами.

Там же должны были посадить японскую вишню «сакуру», которую необходимо было заставить цвести в непривычное для нее время. Солнечный свет, наиболее выгодный для подсветки, падал с полудня до часа дня, что и определяло примерное время производства выстрела, поскольку на встрече должно было присутствовать само интересующее лицо.