Текст книги "Белые командиры Гражданской войны"

В октябре 1919 года Красная Армия от активной обороны перешла к решительным наступательным операциям, спланированным «военспецами» из числа генштабистов старой русской армии. После поражения под Орлом и Кромами отступление Вооруженных сил Юга России развивалось гораздо быстрее, чем их летнее продвижение на московском направлении.

В ходе контрнаступления красных Южного и Юго-Восточного фронтов деникинским армиям было нанесено поражение, и к началу 1920 года они подверглись разгрому на Дону, Северном Кавказе и Украине. Вооруженные силы Юга России оказались расколотыми на три части: на Черноморском побережье Кавказа, в Крыму и Одессе.

Потери в людях у тех и других были огромны, но красные имели гораздо больше возможностей для их восполнения. В самом конце 1919 года Добровольческая армия сводится в Добровольческий корпус. Донская армия была обескровлена: в ее полках в среднем оставалось по 200 конников. Кубано-Терский корпус свели в бригаду (1580 человек)…

Совещание премьер-министров стран Антанты, прошедшее 12 декабря 1919 года в Лондоне, констатировало, что Колчак и Деникин потерпели поражение. Это означало фактическое прекращение прежней помощи Белому движению. Антанта решила «укрепить Польшу как барьер против России». Отныне она делала ставку на «санитарный кордон» – пояс мелких государств вокруг Советской России.

Развязка Гражданской войны на российском Юге наступила стремительно. Перелом произошел зимой 1919/20 года. Деникин такого хода событий, вне всякого сомнения, не ожидал и не предвидел. Более того, он и его генералы проигрывали на полях брани таким же фронтовикам Первой мировой войны, как они. Только красные военачальники вышли из ее окопов в иных званиях: Тухачевский был поручиком, оказавшийся в плену в самом начале войны, Буденный и Думенко – вахмистрами, Фрунзе и вовсе не имел военного образования.

Белый фронт, войска которого быстро таяли, был разорван так, что сомкнуться уже не мог. В середине марта разразилась «новороссийская катастрофа». Сам Деникин с частью белых войск (около 40 тысяч человек) из Новороссийска переправился в Крым, где 4 апреля того же 1920 года по решению Военного совета, собравшегося в Севастополе, передал власть Верховного главнокомандующего генералу-лейтенанту П. Н. Врангелю.

Деникинский же приказ о сдаче верховного командования был краток: «Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными силами Юга России.

Всем, шедшим честно со мною в тяжелой борьбе, – низкий поклон. Господи, дай победу армии и спаси Россию».

В разговоре со своим новым начальником штаба генералом Махровым Антон Иванович, передавая ему приказ для рассылки в войска, сказал откровенно: «Мое решение бесповоротно. Я все взвесил и обдумал. Я болен физически и разбит морально; армия потеряла веру в вождя, я – в армию».

После этого, вечером того же дня, Деникин на английском эсминце «Император Индии» отплыл в Константинополь (Стамбул). Там, в российском посольстве, его ожидала семья – жена и дочь, родившаяся в 1919 году. Затем бывший Верховный правитель России эмигрировал во Францию, где обосновался в одном из пригородов Парижа. Непродолжительное время жил в Бельгии и Венгрии.

Жил Деникин и в Англии, где его семью приютил на своей вилле Уинстон Черчилль, который уговаривал Антона Ивановича принять пожизненную пенсию от английского правительства и стать во главе белой эмиграции. Черчилль же, как известно, никогда не скрывал своей глубокой неприязни к Советскому Союзу. Деникин, все семейное состояние которого в тот момент равнялось 13 фунтам стерлингов, вежливо, но решительно отказался от такого предложения.

Примечателен такой факт: А. И. Деникин за 27 лет своей эмигрантской жизни нигде и никогда не просил «чужеземного» гражданства. Он оставался гражданином «старой России», человеком, «лишенным Отечества».

Активного участия в политической жизни русской эмиграции, в том числе и в ее военной части, А. И. Деникин не принимал, хотя одно время (с 1925 по 1931 год) состоял в Российском общевоинском союзе (РОВСе). Среди военной части белоэмигрантов пользовался большим личным авторитетом, чему есть немало свидетельств.

Многие годы он посвятил написанию мемуаров, которые, будучи изданы за рубежом, получили широкую известность. По мере возможности оказывал помощь другим белоэмигрантам. На что жил Деникин в эмиграции? Он получал небольшую пенсию от Русского монархического фонда (был такой) и гонорары за литературные труды. Продать же свой архив отказался. Первый его труд «Очерки русской смуты» был опубликован в Берлине. Семья Деникиных жила очень скромно.

В 1939 году Антон Иванович, оставаясь принципиальным противником советской власти, выступил с обращением к русским эмигрантам не поддерживать немецко-фашистскую армию в случае ее нападения на Советский Союз. Это обращение имело большой общественный резонанс.

Перед этим, в 1935 году, он в одном из публичных выступлений заявил: «Красная Армия в какой-то степени является русской национальной силой, и всякое сношение с иностранцами на предмет борьбы против большевиков – есть измена Родине». В белоэмигрантских кругах подобное заявление бывшего Верховного правителя России вызвало самые противоположные толки, далеко не самые лестные для автора этих слов.

Во время оккупации Франции гитлеровскими войсками А. И. Деникин наотрез отказался сотрудничать с новыми властями. Преследованиям за это со стороны оккупантов не подвергался, но находился, по сути дела, под домашним арестом. Как «человек неблагонадежный», бывший русский генерал, которому было уже 70 лет, еженедельно отмечался в немецкой комендатуре городка Мимизана.

По свидетельству своей дочери Марины Грэ, ставшей популярным комментатором французского телевидения, ее отец болезненно переносил неудачи Красной Армии в 1941 году. И праздновал «наши победы» под Москвой и Сталинградом, на Курской дуге и в ходе последующих наступательных операций. Деникин гордился «блистательной победой Красной Армии… возросшим престижем нашей Родины… героическими усилиями русского народа» в войне против фашистской Германии и ее союзников.

После окончания Второй мировой войны Деникины в ноябре 1945 года переехали в США. Биографы считают, что для бывшего Верховного правителя России реальной виделась насильственная выдача СССР.

А. И. Деникин умер в 1947 году в клинике Мичиганского университета, в городе Энн-Арбор. Сперва его похоронили в городе Детройте (штат Мичиган). Затем его останки были перенесены на русское кладбище в Джексоне (штат Нью-Джерси). Был предан земле с воинскими почестями, как полководец русской армии, союзной армии США в Первой мировой войне.

Второе перезахоронение состоялось уже в наши дни, в 2005 году, когда прах полководца старой России, командующего армиями фронта в Великой мировой войне, нашел свое последнее пристанище в родном для него Отечестве. Ныне он покоится в Москве, на Донском кладбище (кладбище Донского монастыря).

Бывший белый Верховный главнокомандующий Вооруженными силами Юга России, кавалер четырех георгиевских наград, генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин после себя оставил мемуары, которые в 1990-х годах были изданы и в России. Это: «Очерки русской смуты» в 5 томах (над ними он напряженно работал шесть лет), «Офицеры. Очерки», «Старая армия», «Мировые события и русский вопрос» и «Путь русского офицера».

В них автор попытался проанализировать причины развала русской армии и российской государственности в революционном 1917 году, возникновения и краха Белого движения в годы Гражданской войны. Неоконченной осталась книга «Вторая мировая война. Россия и зарубежье». Ее рукопись ныне хранится в Русском архиве Колумбийского университета США.

Даже в конце своей жизни Антон Иванович Деникин не изменил идеям Белого дела. Последними его словами были: «Вот не увижу, как Россия спасется!» Проиграв в кровавом споре со своими оппонентами из стана красного дела в ходе Гражданской войны, он так и остался «при своем мнении». Думается, что это была искренняя вера в то, что история рано или поздно рассудит спор между белыми и красными, побежденными и победителями, затянувшийся до наших дней.

Дроздовский Михаил Гордеевич
Романтик Белого дела, праведник российского Содома

В Белом движении имя М. Г. Дроздовского созвучно со словом «человек-легенда». В этом боевом офицере-фронтовике, дважды георгиевском кавалере, удивительно сочетались преданность идеалам старой России, вера в русскую армию, честь и достоинство, личное бесстрашие в бою и умение вести за собой людей, для которых служение Российской державе было осмысленным воинским долгом. И можно утверждать – смыслом жизни.

У убежденного монархиста Дроздовского на глазах рушилась не только 300-летняя империя Романовых, но и русская армия – защитница великой державы. Та армия, служба в которой была делом жизни и чести многих поколений российского дворянства, которое к концу XIX столетия уже никоим образом не подходило под классовое сословие «помещиков и эксплуататоров». Офицерство давно уже было служилым, а не поместным.

Дроздовский «шагнул» в Гражданскую войну из окопов Румынского фронта. Звездный всплеск его судьбы был ярок и краток, уложившись всего в один-единственный 1918 год. Это был последний год его жизни. И первый год того дела, ради которого Михаил Гордеевич положил на алтарь Отечества свою жизнь. На алтарь старой России.

О таких людях, как романтик Белого дела генерал-майор Дроздовский, предводитель дивизии «дроздов», историк-белоэмигрант А. А. Керсновский в своей удивительной по эмоциональному накалу «Истории Русской армии» писал следующее:

«…Кроме виновников русская революция знала еще и героев. В Содоме не нашлось и трех праведников. В России семнадцатого года их были тысячи.

Этими праведниками всероссийского Содома были офицеры русской армии и увлеченная ими русская учащаяся молодежь. Только они вышли из огневого испытания неистлевшими, прошли через кровь незапятнанными и через грязь незамаранными.

Петровская армия отошла в вечность. И с последним ее дыханием забилось сердце Добровольческой армии. Русская армия продолжала жить…»

Михаил Дроздовский родился в сентябре 1881 года в Киеве. Его отец был офицером, при отставке получившим производство в генерал-майоры. Почти все его ордена, носимые на парадном мундире, были за Крымскую войну. Мать рано ушла из жизни, и его воспитанием занималась сестра Илия, бывшая старше брата на пятнадцать лет, и два денщика, престарелых унтер-офицера, участники героической обороны Севастополя. Оба были георгиевскими кавалерами, оба с Рязанщины, оба служили в пехотном Черниговском полку.

Учился сперва в Полоцком кадетском корпусе, а заканчивал киевский Владимировский кадетский корпус. Пожелал служить пехотным офицером, потому поступил учиться в столичное Павловское военное училище, которое окончил в 1901 году одним из первых по успеваемости. Поражал товарищей и преподавателей своей энергией, упорством и самодисциплиной.

Имея на то право, первым местом службы выбрал себе лейб-гвардии Волынский полк 3-й гвардейской пехотной дивизии, стоявший в столице Царства Польского городе Варшаве. Подпоручик получил вакантную должность, но в полковые списки он был занесен только тогда, когда за него единогласно проголосовало офицерское собрание. Михаил Дроздовский сразу обратил на себя внимание способностями к оперативной работе и любовью… к шахматам.

Через три года 23-летний офицер лейб-гвардии успешно поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. Проучившись в ней менее месяца, он подал по команде рапорт, в котором писал:

«…В трудный час испытаний для моего Отечества я, как офицер императорской гвардии, желаю быть на войне с Японией в составе действующей русской армии. Считаю такое свое желание нравственным долгом перед Россией. Готов сражаться за нее с японцами в любой должности младшего пехотного офицера…»

Так подпоручик Михаил Дроздовский оказался в Маньчжурии среди многих гвардейцев-добровольцев. Его, как слушателя Академии Генерального штаба, прикомандировали к 34-му Восточно-Сибирскому стрелковому полку. Должность получил младшего офицера. С полком участвовал во всех его боях. Боевое крещение получил у безвестной китайской деревни, не отмеченной на карте. И сразу же показал личное бесстрашие и твердость в командовании стрелками.

В марте 1905 года становится ротным командиром. Но перед этим в бою у селения Семапу получил сквозное пулевое ранение в левое бедро. Из госпиталя вернулся в строй, не долечившись. Легкая хромота на левую ногу осталась у него на всю жизнь. Войну заканчивал со стыдом за отступление от Мукдена. Наградами за Японскую войну стали ордена Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» и Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом. За войну в 1906 году производится в поручики.

Учеба в академии продолжилась. Из нее Дроздовский вышел иным офицером – офицером Генерального штаба. Стал иным прежде всего по своему «содержанию». Случилось это в мае 1908 года с производством в штабс-капитаны. 23-го числа этого месяца он, в числе других выпускников, был представлен императору Николаю II, носившему мундир полковника лейб-гвардии. Бывшие подчиненные М. Г. Дроздовского после Гражданской войны в своих белоэмигрантских мемуарах отмечали следующее: «…Тотчас и определенно формулирующий свои мысли, он сразу производил сильное впечатление».

Интересно, что вместе с Дроздовским учились многие его «знакомцы» по 1918 году. Из белых – генералы Врангель и Бредов, Шатилов и Кельчевский, Зинкевич и Сидорин. Из красных – Вацетис и Каменев, Шапошников и Петин. Все они хорошо знали друг друга – характер, способности, особенности, любимые воззрения на тактику и стратегию.

Новым местом службы стал штаб Варшавского военного округа. Там он был прикомандирован к управлению 49-й пехотной резервной бригадой, которая в случае войны разворачивалась в дивизию. После этого штабс-капитану выдали пособие в триста рублей на обзаведение лошадью со всем необходимым для нее имуществом.

Спустя некоторое время Михаил Дроздовский оказался в родном для него лейб-гвардии Волынском полку, ряды которого он покинул семь лет назад. По требованиям существовавшего тогда для мирного времени ценза любой выпускник Академии Генерального штаба должен был отслужить положенный срок (не менее года) в должности командира кадровой роты, первичной полковой ячейки.

Командование ротой продолжалось два года. В ноябре 1910 года Дроздовский получает назначение обер-офицером для поручений при штабе Приамурского военного округа и убывает из Варшавы на Дальний Восток, к новому месту службы.

Пребывание на берегах Амура длилось ровно год. Но большую часть этого времени офицер Генерального штаба провел в китайском Харбине. Случайностью это не было: по договоренности с Пекином Россия держала для охраны Китайской Восточной железной дороги (КВЖД) Отдельный корпус пограничной стражи, носивший название Заамурского. Полки заамурских пограничных стражников состояли из добровольцев. Порядки в корпусе были армейские, как и сама служба.

В ноябре 1911 года Михаил Дроздовский переводится старшим адъютантом в штаб Варшавского округа, относящегося к разряду пограничных, и производится в капитаны. Исполнял обязанности помощника начальника отчетного отделения. То есть карьерный рост был несомненен. Он сразу вошел в круг генштабистов-варшавян, продолжая вне службы заниматься самообразованием.

В 1913 году Дроздовский добился, чтобы его отправили на учебу в… Севастопольскую офицерскую школу авиации Отдела воздушного флота. Он ее закончил успешно, пройдя полный курс летчика-наблюдателя. В его послужном списке появилась следующая запись: «Совершил 12 полетов вне аэродрома, каждый полет продолжительностью не менее 30 минут, а всего был в воздухе 12 часов 32 минуты».

…Началась Великая Отечественная война, как тогда называли в России Первую мировую войну. Штаб Варшавского военного округа был расформирован. Его офицеры пополнили штабы фронтов, армий и корпусов. По мобилизации капитан М. Г. Дроздовский стал помощником начальника общего отдела штаба Северо-Западного фронта, во главе которого был поставлен генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский.

Дроздовский, мундир которого украшали два боевых ордена (из трех имевшихся), в штабе фронта не засиделся. Выпускник Академии Генерального штаба добился перевода на должность обер-офицера для поручений в штаб 27-го армейского корпуса. В самом начале следующего, 1915 года он получает такую же должность, но штаб-офицера, в соседнем 26-м армейском корпусе. Следует производство в подполковники.

Офицер-генштабист демонстрирует большие задатки оперативника. Это стало поводом для его назначения в том же 1915 году исполняющим обязанности начальника штаба второочередной 64-й пехотной дивизии. Дивизия тогда не выходила из тяжелых боев. И заслуга Дроздовского состояла в том, что он сделал много для того, чтобы полки, понесшие большие потери в людях, сохранили свою боеспособность и бодрость духа.

Потери были большие даже в высшем командном составе. В силу этого подполковник Генерального штаба почти месяц временно исполнял обязанности начальника штаба корпуса. Наградой ему стал орден Святого Равноапостольного Князя Владимира 4-й степени с мечами и бантом.

Свой первый командирский подвиг будущий герой Белого дела совершил в августе 1915 года. Дело, ставшее известным в русской армии, обстояло так. Темной ночью германские войска заняли речную переправу Меречанку. Единственным заслоном перед ними оказался… штаб 64-й пехотной дивизии. Подполковник Дроздовский, не смыкавший в ту ночь глаз, сразу понял, в чем дело, когда услышал стрельбу у моста, который охранял небольшой пост. Он собрал всех, кто в ту ночь находился при штабе: конвойную полусотню казаков-донцов, пехотный взвод караула, телефонистов, санитарную команду, два десятка саперов. К этому сводному отряду, силой не более пехотной роты, добавили два пулеметных расчета, которые охраняли дивизионный штаб от налетов немецких аэропланов.

Вызвав срочно батальон 253-го пехотного Перекопского полка и ближайшую батарею полевых пушек, Дроздовский повел в атаку на речную переправу, уже захваченную егерским батальоном германцев, свой импровизированный отряд. Штыковой атакой, без криков «ура», Дроздовский отбил мост. Но это стало только завязкой большого боя за переправу через Меречанку. Наградой за командирскую доблесть стало Георгиевское оружие – сабля с надписью на клинке: «За храбрость». В высочайшем наградном приказе говорилось:

«Подполковник Дроздовский… награжден Георгиевским оружием за то, что, принимая непосредственное участие в бою 20 августа 1915 г. у м(естечка) Ораны, произвел под действительным артиллерийским и ружейным огнем рекогносцировку у переправы через реку Меречанку, руководя форсированием ее, а затем, оценив важность захвата северной окраины м(естечка) Ораны, лично руководил атакой частями (253-го пехотного) Перекопского полка и умелым выбором позиций способствовал действиям нашей пехоты, отбившей в течение пяти дней настойчивые атаки превосходящих сил противника».

Звания полковника Генерального штаба Михаил Дроздовский получил в 34 года, в августе 1916 года. 64-я пехотная дивизия вела тяжелые бои в Карпатских горах. В последний день месяца он лично повел на штурм укреплений Капуля два пехотных полка и получил тяжелое сквозное пулевое ранение в предплечье. После перевязки он остался в строю, но через пять дней ему все же пришлось отправиться в госпиталь, из которого он вышел только в конце 1916 года.

По возвращении в строй Дроздовский получил назначение начальником штаба 15-й пехотной дивизии, воевавшей на Румынском фронте. Прибыв на новое место фронтовой службы, тепло встреченный штабным офицерским коллективом, Михаил Гордеевич сразу интуитивно ощутил, что в душе русской армии что-то изменилось.

Михаил Гордеевич не сразу понял простую в то время истину: Его Русская Армия устала воевать. В такое верить он не хотел. Но кадровая армия большей частью уже полегла в окопах, в офицерском составе пехотных полков оставалось менее десятой (!) части кадровых офицеров.

Затем в далеком от фронта Петрограде грянул Февраль 1917 года. Монархист полковник Дроздовский его не принял, но свержение династии Романовых стало историческим фактом. Историк-белоэмигрант А. А. Керсновский писал:

«Армия была ошеломлена внезапно свалившейся на нее революцией. Рушилось все мировоззрение офицера и солдата, опустошалась их душа.

Построенные темными квадратами на мартовском снегу войска угрюмо присягали неизвестному Временному правительству. Странно и дико звучали слова их присяги».

Дроздовскому удалось избежать чистки армии от монархически настроенных офицеров. В апреле 1917 года он получает в командование 60-й пехотный Замостский полк 15-й дивизии, хорошо знакомый ему по прошедшим боям. С ним полковник Дроздовский отличился в день 11 июля в бою под Марештами: его полк взял трофеями десять вражеских орудий из одиннадцати, взятых дивизией, в атаках опрокинувшей и буквально растерзавшей 218-ю германскую дивизию. Командир Замостского полка был представлен командованием Румынского фронта к ордену Святого Георгия 4-й степени. Приказ о том по 4-й армии подписали в сентябре месяце.

Поздней осенью 17-го года полковник Генерального штаба и дважды георгиевский кавалер Михаил Дроздовский был вынужден признать свершившийся факт: «его Армия» и государство Российское разрушены. Но энергичный, непримиримый ко всему происходящему вокруг него офицер-фронтовик стал искать пути выхода из создавшейся ситуации и свое место в назревающих событиях.

Полковой командир прибывает по вызову в штаб Румынского фронта, в румынский город Яссы. Предлогом для вызова стало назначение полковника Дроздовского командиром 14-й пехотной дивизии. Прибыв в Яссы, Михаил Гордеевич предложил главнокомандующему армиями фронта генералу от инфантерии Д. Г. Щербачеву создать добровольческую бригаду для борьбы с «крушителями старой власти». Основой ее, по его мысли, должно было стать фронтовое офицерство, верное своему долгу перед Отечеством.

Щербачев подписал приказ о назначении полковника Дроздовского, командующего 14-й пехотной дивизией, командиром 1-й бригады русских добровольцев Румынского фронта. В Яссах, на улице Музилер, дом № 24, было открыто Бюро записи русских добровольцев. Первыми записалась в бригаду девять решительных офицеров-артиллеристов во главе с капитаном С. Р. Ниловым из 61-й артиллерийской бригады, которая как воинская часть уже перестала существовать. Они и стали первыми жильцами созданного офицерского общежития.

Такие же бюро при участии Дроздовского были созданы в Одессе (там полковник чудом избежал ареста), Кишиневе и Тирасполе. В двух последних городах организаторской работой занимались офицеры 60-го пехотного Замостского полка.

К началу января 1918 года штаб бригады покинул город Яссы и разместился в его окрестностях, в местечке Скинтея. В подчинении Дроздовского уже значилось около двухсот офицеров, приходивших со своим личным оружием – револьверами и саблями. Винтовок почти не имелось, равно как и тяжелого оружия. Фронтовой штаб, существовавший уже номинально, помочь в оружии не мог.

Тогда Дроздовский создал «команду разведчиков особого назначения» во главе с ротмистром Бологовским. Было решено добывать вооружение и боеприпасы хитростью или захватывать его силой в разложившихся воинских частях. Но вскоре разведчики Бологовского занялись индивидуальным террором в ответ на убийства в окопах офицеров, остававшихся верными присяге. Одной из их жертв стал комиссар Совнаркома в Яссах С. Г. Рошаль, лично причастный к убийству в могилевской Ставке Верховного главнокомандующего генерал-лейтенанта Н. Н. Духонина.

В середине января в Скинтейской бригаде насчитывалось более 250 добровольцев из самых различных родов войск, имелось 500 лошадей (их бросали дезертиры, оставлявшие фронт на поездах), шесть разнокалиберных орудий и десять пулеметов. Было подобрано немало брошенных броневиков, грузовых и легковых автомобилей. Бензин для них выменивали у румын, которые с удовольствием брали легковушки. Формировались первые роты и батареи, автоброневой дивизион. С прибытием группы офицеров 7-го драгунского полка стал создаваться кавалерийский эскадрон.

24 января генерал Щербачев подписал приказ о формировании Отдельного корпуса русских добровольцев, в составе штаба и трех бригад. Его командиром был назначен генерал-лейтенант А. К. Кельчевский, командующий 9-й армией. Бригад предстояло сформировать три. Уже «состоявшаяся» 1-я бригада полковника Дроздовского (более 500 человек) получила название Скинтейской. Командование 2-й Кишиневской бригадой поручалось генерал-майорам сперва Асташову, затем Белозеру. 3-ю бригаду русских добровольцев намечалось создать в степном городе Болграде, центре болгарских поселений на юге Бессарабии.

Румынский фронт развалился окончательно. Румынское командование быстро «забыло» о своих союзнических обязательствах. Остатки русских полков по указанию Центральной рады, осевшей в Киеве, стали разоружаться петлюровцами. Там, где оружие для войск гайдамаков им добровольно не сдавалось, применяли силу. На этом фоне 2-я Кишиневская бригада расформировалась «сама собой». 3-й Болградской бригады как таковой почти не существовало.

Обстановка вокруг Скинтейской бригады накалялась. Командование румынских войск в ультимативной форме потребовало от добровольцев сдачи всего оружия: Кабинет министров запретил «вообще выход с оружием» любых русских воинских частей с территории королевства. В ответ на это «дрозды» из Скинтеи перешли на железнодорожную станцию в Соколах, рядом с Яссами, временной столицы короля Фердинанда I.

На ультиматум вчерашних союзников-румын полковник Михаил Дроздовский без всяких раздумий ответил своим ультиматумом. Он гласил следующее:

«Королевский дворец в Яссах.

Лично Его Королевскому Величеству.

1. Оружие сдано не будет.

2. Требуем гарантии свободного пропуска до русской границы.

3. Если до 6 вечера не уйдут (румынские. – А.Ш.) войска, будет открыт артиллерийский огонь по Яссам и, в частности, по королевскому дворцу.

Полковник Генерального штаба

Дроздовский».

Генерал Щербачев, находившийся в Яссах, передал ультиматум королю Фердинанду I, тот – председателю кабинета министров Авереску. К вечеру, до назначенного времени ультиматума, добровольцы получили пропуск на беспрепятственный выезд с территории Румынского королевства и шесть железнодорожных эшелонов. Каждый состоял из паровоза с паровозной бригадой, 30 товарных вагонов и 15 открытых платформ. Путь следования: Яссы – Кишинев. Граница пересекалась в городе Дубоссары.

На станции Перлица, под самым Кишиневом, румынский гарнизон попытался силой захватить паровоз головного эшелона и тем самым «остановить» всю бригаду. Но «дрозды», покинув вагоны с пулеметами, изготовились к бою. Королевскому офицеру пришлось извиниться за задержку эшелона.

В Дубоссарах, где добровольцы провели четыре дня, Дроздовский провел реорганизацию наличных сил. Выступая в легендарный поход от Ясс до Дона и Кубани, добровольческий отряд с Румынского фронта состоял из следующих частей:

«Штаб 1-й добровольческой бригады.

Сводно-Стрелковый полк в составе трех стрелковых и одной пулеметной роты и хозяйственной части (487 штыков) под командованием генерал-майора В. Семенова.

Конный дивизион штабс-ротмистра Б. А. Гаевского (102 сабли). Он сформировался из двух кавалерийских эскадронов – штабс-ротмистра Аникеева и ротмистра В. А. Двойченко.

Конно-горная батарея капитана Б. Я. Колзакова.

Легкая батарея полковника М. Н. Ползикова.

Гаубичный взвод подполковника А. К. Медведева (его вскоре сменил капитан Михайлов).

Броневой отряд (бронеколонна) капитана Ковалевского.

Автоколонна капитана Лисицкого.

Команда связи полковника Грана.

Конная и автомобильная радиотелеграфные станции.

Команда конных разведчиков особого назначения (15 сабель).

Техническая часть.

Отрядный лазарет.

Обоз (отрядный и отдельных частей)».

Белый отряд, выступивший из Ясс, насчитывал 1050 бойцов, в душевном настрое которых сомневаться ни своим, ни чужим не приходилось. Из них две трети – 667 человек – были фронтовыми офицерами, почти сплошь молодыми, младшими в чинах. Все больше прапорщики, подпоручики и корнеты, поручики и капитаны: «бедняки-офицеры, романтические штабс-капитаны и поручики». В отряде состояло еще 370 нижних чинов, 14 врачей, военных чиновников и священников, 12 сестер милосердия, добровольно пришедших на фронт мировой войны.

Потом, гораздо позже, исследователи заметят, что по своему составу добровольческая бригада полковника М. Г. Дроздовского удивительно похожа на Добровольческую армию генералов от инфантерии Л. Г. Корнилова и М. В. Алексеева, выступившую в 1-й Кубанский «Ледяной» поход. Схожа даже в пропорциях людей в погонах. Те же фронтовики-офицеры в младших чинах. И те же георгиевские кавалеры, гордость русской армии старой России.

«Дрозды» в своих мемуарах вспоминали о начале 18-го года: «В поход Дроздовский вышел с одним вещевым мешком, и нам было приказано не брать с собой никаких чемоданов».

В бригаде, если не считать небольшого штаба, было всего шесть (!) штабс-офицеров. Начальником дроздовского штаба стал полковник М. К. Войналович, а его помощником – полковник Г. Д. Лесли. Начальником отрядной артиллерии – генерал-лейтенант Н. Д. Невадовский.

…Выступив в поход на Дон, Дроздовский сведений о том, что происходит на российском Юге, не имел. Если не считать самых противоречивых слухов, в которые лучше было не верить. Молчал телеграф, разрушенный во многих местах по приказам разных батек-атаманов. Ничего определенного нельзя было узнать от паровозных бригад на железнодорожных станциях. Равно как и от беженцев, согнанных с мест войной.

Добровольцы от Дубоссар двинулись на восток с известной осторожностью. Походное движение тормозилось то поломками автомобилей и броневиков (их обычно приходилось бросать по дороге), то встречами с воинскими отрядами австрийцев и германцев с артиллерией (те избегали столкновений).

В степях Новороссии местное население встречало «дроздов» в большинстве случаев доброжелательно или нейтрально. Это и понятно: Гражданская война еще не опалила своим огнем эти места. В начале марта у села Новопавловка в бригаду влился флотский отряд (71 штык) из Морской (Балтийской) дивизии, стоявшей на Дунае, в Измаиле. Командовал им полковник Жебрак-Русанович. Так в бригаде появилась морская рота, а ее Андреевский флаг стал знаменем Сводно-Стрелкового полка.