Текст книги "Командор Петра Великого"

Сверх того, разочаровывала бухта. Практически открытая, не дающая укрытия кораблям.

В общем, если забирать, то весь Крым. Одна крепость – только обуза, которую мало-мальски настырный неприятель обязательно заберет при случае назад.

Вот если первую линию обороны провести в районе Ак-Маная… Клок каменистой, ни на что не годной земли. Не размышления, сплошные отрицания собственного свершения. Причем отрицания, предвиденные заранее. Не зря доказывал в свое время Петру, что Керчь пока не нужна и ничего особого не дает. Разве что возможность схватиться с неприятелем в Черном море, а не в Азовском. Или не допустить в последнее.

Кабанов привычно прогнал никчемные мысли. Начальства наверху много, вот пусть оно и решает, что делать с неожиданным подарком. Потерь не было, следовательно, оставить крепость в случае чего будет не жалко.

– Вас ждут, – напомнил вошедший Василий.

– Сейчас буду, – кивнул Командор.

Он еще перед беседой с пашой приказал собрать всех начальников. Что бы ни решали наверху и что бы ни думал он сам, пока надо четко определить задачи на первое время.

В одном из больших залов уже собрались командиры рот и кораблей. Сидели по-восточному, на коврах за неимением стульев. Чуточку выпивали по случаю победы, закусывали, чем Бог послал. Не слишком сильно, так, в меру, для поднятия настроения. Которое и без того было у всех прекрасным.

При виде Командора все немедленно поднялись. Послышались приветствия. Победа не только радует душу, но и превращает начальника в некое подобие бога.

Кто-то вложил в руку Сергея тяжелый золотой кубок. Дружно и шумно выпили за успех, потом, почти без перерыва, – за предводителя. Кабанов в ответ поднял тост за всех присутствовавших и, когда вино было выпито, уже другим тоном объявил:

– Пока хватит. Теперь слушайте приказ. Пленных переправить на корабли и еще до вечера отправить в Таганрог. Командовать эскадрой будет Памбург. Донесение я передам в ближайшее время.

Опытный моряк, взятый Кабановым в качестве помощника, согласно кивнул. Может, хотелось задержаться в захваченной крепости подольше, однако требовалось как можно скорее известить начальство. К тому же принесшему хорошую весть всегда достается награда. Соразмерно, так сказать, успеху.

– Комендантом крепости назначается подполковник барон фон Клюгенау. Силы гарнизона – Егерский полк в количестве десяти рот, бомбардиры и казаки. За разведку местности отвечает Лука, за артиллерию – Гранье.

Дитрих невольно приосанился. Он не собирался участвовать в морских операциях, зато на суше всегда чувствовал себя уверенно.

– А вы? – подал голос один из ротных.

В первоначальный план Кабанов их не посвящал.

– Я беру прибывших моряков, охотничью команду, два корабля и немного прогуляюсь по морю и побережьям. Со мной пойдут Сорокин, Ярцев и Ширяев, – как нечто разумеющееся поведал Сергей.

– А я, Командор? – возмущенно спросил Гранье.

– А кто будет командовать местной артиллерией? – в тон ему отозвался Сергей.

– Кто угодно. Я цели пристреляю, останется подносить фитиль да палить. – Жан-Жак настолько привык повсюду быть с Командором, что не допускал мысли остаться в крепости. – В море тоже могут понадобиться пушки. Что тогда?

Вопрос был в точку. Действовать вдали от берегов и не иметь стоящего канонира было явной глупостью.

Гранье смотрел так требовательно, что Командор не смог сдержать невольной улыбки:

– Договорились. Но чтобы сегодня же вечером продемонстрировал мне готовность новоявленных крепостных канониров. И по морским целям, и по берегу.

Гранье согласно кивнул и вышел, не спрашивая разрешения. Он всегда понимал дисциплину довольно своеобразно.

9. Круги на воде

– И вы даже не знаете, куда они пошли?

В сложной иерархии чинов, введенных Петром, было не очень ясно, кто и кому должен подчиняться. Никакого единоначалия практически не было, и все решения должны были приниматься коллегиально. Но глава Адмиралтейства Апраксин имел право спрашивать с остальных хотя бы из-за близости к царю.

– Полковник Кабанов никому не сообщал. Предъявил бумагу от царя Петра, выбрал корабли, моряков, посадил свой полк и ушел.

Апраксин скривился, словно отведал кислого яблока, и задумчиво почесал парик на голове.

Что теперь делать?

Человек добросовестный, он решил самолично проверить, в каком состоянии находится с таким трудом создаваемый флот. Благо, работа на верфях была налажена и несколько дней отсутствия адмирала повлиять на нее не могли.

Часть флота едва покачивалась в бухте. Да, Апраксин был готов признать, что не лучшая часть. Он знал о многочисленных недостатках наспех сделанных кораблей, но разве может быть все гладко в совершенно новом деле?

Зато лучшая часть флота просто отсутствовала. И где она находилась, никому было не ведомо.

Хуже всего было то, что уже у самого Таганрога Апраксина догнал гонец с недавно долгожданным, а ныне не слишком приятным известием: в Москву вернулся Петр. Зная характер своего государя, Апраксин был просто уверен в скором появлении царя в Воронеже, а может, и здесь.

Моряки тоже сидели понурые. Лишь один из них, прибывший только на днях и даже не умеющий связать по-русски несколько слов, невозмутимо обозревал собравшихся. Пытался понять: почему взволнованы остальные?

Апраксин никак не мог запомнить фамилию ничего не ведающего счастливца. Только помнил титул: баронет. Во многом потому, что баронов адмирал навидаться успел, а с баронетом встретился впервые. В первый раз подумал: ослышался. Оказалось же: есть и такой. Но лишь в Англии. В остальных странах обходятся баронами.

Сосед баронета сжалился, перевел ему суть конфликта. Баронет выслушал и сурово поджал губы. В британском флоте заслуженных адмиралов вешают за элементарное нарушение линии, а эти русские позволяют себе непонятно что.

Впрочем, он уже высказывался, что думает о сухопутных крысах, взявшихся командовать кораблями. Даже если у этих крыс есть, по утверждению некоторых, морской опыт. Никакие грамоты царя не могут изменить положения.

Поневоле пожалеешь, что по просьбе дяди взялся некоторое время послужить в этой варварской стране. Но дядя твердо обещал после возвращения долгожданный адмиральский чин, и ради этого стоило некоторое время потерпеть дурное общество и дурные порядки на здешнем флоте. Если это можно назвать флотом.

– С воздуха что-нибудь видно? – спросил Апраксин, имея в виду повисший в синеве наблюдательный кабаньер.

Вот значит как. Баронет вспомнил, где слышал фамилию самозваного флотоводца. Это тот, который задумал путешествовать не только по земле и воде, но и по небесам.

Что ж, возможно, для всех будет лучше, если изобретатель бесследно исчезнет вместе с флотом и своими людьми. Или не лучше? Дядя что-то намекал на то, что Англия готова купить все новинки, и вроде бы даже их владелец не очень против.

Как ни странно, ответ на вопрос Апраксина прозвучал практически сразу. Ворвавшийся в зал без стука молодой офицер возбужденно выкрикнул:

– Паруса на горизонте! Наши возвращаются!

За короткой вестью последовал всеобщий вздох облегчения. Теперь оставалось ждать, когда корабли смогут приблизиться к бухте. А там уж среди присутствующих найдутся люди в чинах, которые смогут поставить на место сухопутного наглеца.

Прошло не меньше трех часов, пока флотилия, не слишком умело, вразнобой, подошла ко входу в гавань. К этому времени их успели пересчитать, обнаружить отсутствие двух кораблей и даже выстроить целый ряд предположений по поводу их отсутствия. От банального «заблудились» до зловещего «разбились на камнях». Раз уж в эти дни не было шторма.

Возвращающиеся испытывали такое же нетерпение, как и дожидавшиеся их. С головного линкора спустили вельбот, и тот ходко пошел на веслах прямо к вышедшей на берег толпе капитанов и адмиралов.

Опасались худшего, но Памбург, едва поднявшийся в шлюпке и еще не сошедший на сушу, гаркнул:

– Керчь захвачена!

Обо всем передумали, и только это даже в головы прийти не могло. Потому не сразу поняли, о чем говорит Памбург и кто у кого захватил какую-то Керчь. Когда же поняли, не сразу поверили. Вплоть до того момента, когда Апраксин (Шеин находился в Москве, и глава Адмиралтейства был самым старшим по положению) зачитал протянутый ему лист бумаги:

– Захватил крепость Ени-Кале и город Керчь. Жду подкреплений или повелений. Полковник Кабанов.

И только тут наконец дошло…

Дитрих фон Клюгенау был человеком обстоятельным и надежным. Потому служба на клочке Крыма была налажена сразу. Казачьи разъезды рыскали далеко впереди в тщетных поисках возможных врагов. Заряды были поднесены поближе к орудиям. Часовые находились на стенах. Наблюдение неслось во все стороны, и никому не удалось бы подойти к крепости незамеченным.

Здесь, в отличие от предыдущего гарнизона, егеря остро ощущали чуждость захваченной земли. Так же, как свою малочисленность и оторванность от остальной армии. Потому понукать к службе их не требовалось.

Сказалось и отсутствие в крепости спиртного. Хотелось бы отметить успех, да всерьез было нечем. В данном случае, оно только к лучшему. Нет искуса, нет и не выдержавших его.

Отслужили благодарственный молебен, по-походному краткий, выпили по чарке из запасов – и на этом праздник был завершен.

Было немного боязно из-за такой оторванности от родной земли. Случись что, и пока еще подойдет помощь! Уйти некуда и не на чем. Останется или отбиваться до последнего, или погибать.

Но жалко же покидать то, что сумели так лихо захватить! Обидно взять твердыню, без потерь, с налета, а потом тут же отдать. Зачем тогда брали?

Клюгенау тоже несколько побаивался, но совсем иного. У него было чувство, словно он сдает главный экзамен в своей жизни. Справится, удержит крепость, и впереди ожидает успех и карьера, нет – тогда лучше бы было не появляться на свет.

Перед отправлением Командор поделился здравой мыслью. Попытку отбить крепость всерьез могли совершить только татары. Однако у них не было артиллерии, следовательно, толку от кавалеристских наскоков быть не могло. А у турков никаких сил поблизости не было. Как не было в здешних водах флота. Море не зря долгое время считалось внутренним озером султана. Зачем же на нем держать боевые корабли?

Подтянуть их было нетрудно. Только поход эскадры нуждается в подготовке. Пока новости дойдут до самого верха, пока там примут решение, пока начнут проводить его в жизнь, пройдет немало времени. До Азова гораздо ближе, чем до Стамбула. Главное – удержать завоеванное вначале, а там свои в беде не оставят. И вообще, он, Кабанов, верит подполковнику и потому оставляет его здесь старшим начальником. Вплоть до своего возвращения или прибытия подкрепления с большой земли.

Что ж, Клюгенау был готов держаться, лишь бы оправдать доверие Командора. И подполковник, и офицеры, и егеря, и казаки верили: с Кабановым они победят любого противника. Уж если их командир что-то сказал, так непременно и будет.

Вот только где он сейчас, полковник по прозванию Командор?

Море мерно раскачивало корабли. Ветер надувал паруса. Скрипели корпуса. Временами раздавались звучные команды, и тогда матросы дружно брались за такелаж, кладя корабль на новый галс.

Командор вел крохотную эскадру на запад. По его расчетам, лежащие там города были богаче своих азиатских собратьев.

Можно сколько угодно твердить о разумных доводах, о порядочности и прочих весьма правильных и необходимых материях. Только лучшим аргументом остается сила. Сильного уважают, даже если не любят. Слабого не уважают никогда. Точно так же, как жалость во взаимоотношениях спорящих – синоним презрения. Война же – тот же спор.

– Боцман! Как настроение у людей?

Билл, проделавший с Кабановым все походы, начиная с бегства с Ямайки, а потом решивший обосноваться на берегу, прибыл вместе с другими флибустьерами. Как он объяснил, французское правительство зажало колонистов так, что даже дышать стало трудно. Перебираться же в родной английский сектор после всех подвигов Билл не рискнул и решил вновь попытать счастья под началом своего Командора. Пусть в неизвестной стране и в неизвестных водах.

– Настроение боевое. Даже новички готовы на все.

Под новичками подразумевались набранные Петром на флот русские парни, моря никогда не видевшие, а вот теперь вынужденные тянуть нелегкую морскую лямку.

– Только опыта у них маловато, – подумав, добавил боцман.

– Опыт – дело наживное. Погоняй их как следует. Что мне, учить тебя, как это делается?

Странно: Кабанов всегда говорил, что не любит моря. Однако море подействовало на него, заставило вновь ощутить вкус жизни. Одно дело – действовать из сознания долга, и совсем другое – когда к сознанию добавляется ощущение собственных сил.

– Сделаю, – ухмыльнулся Билл.

Он, как и все былые соплаватели, знал о трагедии и теперь радовался за Командора.

– Корабль тебе как?

– Не очень, – признался боцман. – С «Вепрем» не сравнить.

Верный «Вепрь» остался лежать на дне возле Южной Америки. Какой был фрегат!

– Ничего. Главное на корабле – люди. А корабль сделаем другой. Или добудем, если попадется. – Кабанов дружески хлопнул Билла по плечу и стремительно взлетел на квартердек.

Там колдовал Валера. Как ни хотелось штурману хоть немного побыть с семьей после долгого похода, однако первым делом …нет, не самолеты, – корабли. И сугубо мужские дела, которые ты просто обязан выполнить.

– Что скажешь, Шкипер?

– Скажу, ядрен батон, что карта нужна. Нормальная, а не эта схемка со множеством неизвестных, – пробурчал Ярцев. Взглянул на Кабанова и не сдержал улыбки.

– С картой каждый дурак умеет. А ты без нее попробуй. И вообще, чему вас только учили? – Кабанов не укорял, а просто говорил, словно ему наскучило продолжительное молчание.

– Все, блин, не запомнишь. Я питерский, по Черному морю никогда не хаживал.

– Будет тебе Питер. Через несколько лет. Вот мир с турками заключим и на шведа двинем. А там тебе персонально город построим. В самом что ни на есть болоте, – Командор говорил так, что непонятно было, шутит или всерьез.

– Блин! В мои годы никаких болот там уже не было… – Валера едва ли не впервые задумался о том, во что вылилась постройка родного города. И в каких условиях она происходила.

– В твои – не было. А в наши – есть. Ладно. С этим разберемся попозже. Лучше скажи, Варна скоро?

– По идее, завтра к вечеру дойдем, – прикинул Валера.

– А по карте? – усмехнулся Командор. Хотя прекрасно знал, что карты на борту просто нет.

В первый раз, что ли?

Петр был помазанником Божьим, фактически – его наместником на земле. Ему полагалось не ходить, а шествовать, не говорить, а изрекать, не появляться на людях, а являться им.

Но мало ли что полагалось! Государь любил работать не только головой, но и руками. Более того, гордился освоенными профессиями, многие из которых были недостойны не только царя, но и простого дворянина. Частенько же Петр, не овладев навыками до конца, полагал себя непревзойденным мастером в каком-либо ремесле.

Но если человеку хотелось уметь все и он был царем, остальным поневоле оставалось терпеть его умения, а желательно – еще восторженно охать и выражать восхищение всеми другими доступными способами.

Сейчас царь считал себя цирюльником. Не заурядным подмастерьем, нет, модным придворным брадобреем из тех, к кому знатные щеголи вынуждены заранее занимать очередь. А затем в строго назначенный час дожидаться мастера у себя дома или приходить к нему домой, в занятую им часть дворца или иное место, но тоже строго минута в минуту. В противном случае он будет работать над кем-либо другим, и отношения со счастливцем придется выяснять при помощи холодной стали.

Почасовой записи не было, но сама очередь была. Та, которую принято называть живой.

Бояре стояли в затылок друг другу, разве что не вплотную. Куда денешься, коли царь приказал? Петр был главным лицом сего действа. Временами прикладываясь для вдохновения к кубку, он сосредоточенно кромсал здоровенными ножницами бороду очередного «счастливца». Обычно получалось как-то вкривь да вкось. Однако царя это устраивало, до мелких нюансов он не опускался, лишь окидывал скептическим взором полученный результат, кивал в сторону, где подмастерья стояли наготове с бритвами и тазиками, мол, они поправят, ежели что, и буркал:

– Следующий!

Справедливости ради надо сказать: денег за свой труд царь не брал. Напротив, еще наливал собственноручно по чарке, как бы награждая за мужество.

В первые дни бывало иначе. Шеина Петр не только побрил, но перед этим побил, а если бы не Лефорт с Меншиковым, то совсем бы убил прямо посреди пиршественного зала.

Другим утешением было знакомство с царем в ипостаси парикмахера, а не палача. Как раз в это время отовсюду свозили участников бунта. Как ни ругали втихомолку Ромодановского, обзывая его кровопийцей, князь-кесарь обошелся со стрельцами сравнительно милостиво. Уцелевших допросил, главарей перевешал, остальных распихал по ближним и дальним монастырям. Потому Петру пришлось возвращаться много раньше запланированного, дабы лично повторить розыск и наказать всех достойно. Как они того заслуживают.

При этом царь порой жалел, что государственные дела не позволяют взять в руки топор. А о поездке на верфи в Воронеж приходится только мечтать.

Очередь заметно уменьшилась, когда в зал едва не вбежал плотно сбитый мужчина. Могло показаться, будто он торопится стать клиентом государя. Однако если про вошедшего и нельзя было сказать, что он чисто выбрит, бороды у него не было – только щетина, каковую, к примеру, легко можно было объяснить сумасшедшей скачкой, когда некогда остановиться и привести себя в надлежащий вид.

– Памбург? Ты? – узнал мужчину Петр.

– Государь! – охрипшим голосом произнес капитан и сделал несколько неверных шагов к самодержцу. Моряка заметно покачивало, как на палубе судна в хорошую качку. Или по возвращении, когда под ногами точно так же колышется земля.

– Что?! – Петр вскочил, пытаясь понять, какая причина заставила одного из помощников покинуть Таганрог и примчаться в Москву.

– Осмелюсь доложить: Егерским полком совместно с флотом захвачена крепость Керчь, – отчеканил Памбург давно заготовленную фразу.

– Что?!

Не одному Петру показалось, будто он ослышался.

– Керчь взята! – повторил Памбург.

Вид у него был измученный, глаза красные, но он старался держаться молодцом, как надлежит победителю.

– Как? – изумленно переспросил Петр в третий раз.

Совсем недавно в Европе, узнав, что Австрия при посредничестве Англии и Голландии садится с турками за стол переговоров, царь пытался настаивать, дабы в окончательную редакцию включили пункт, по которому Керчь переходит к России. Однако зарубежные дипломаты дружно и довольно обидно заявили, мол, нельзя требовать от турок то, что у них не завоевано. И вообще, пусть Россия свои проблемы решает сама.

И вдруг такой поворот!

– Налетом с моря и суши, – не слишком понятно пояснил Памбург. – Весь гарнизон, включая пашу, пленен.

Царь наконец поверил. Шагнул к моряку, обнял и крепко поцеловал. Под всеобщие одобрительные взгляды.

– Кто руководил? Почему не доложили о предполагаемом действе? – последнее было сказано больше для порядка.

Победителей, как известно, не судят.

– Полковник Кабанов! – рявкнул Памбург.

– Вот! – Самодержец обвел бритую и небритую толпу торжествующим взглядом. – Молодец! Все молодцы! Видите, как надо воевать! Пока думали да раскачивались, крепость уже взяли!

– Так это Кабанов… – со смесью уважения и зависти протянул Меншиков.

Ему захотелось точно так же бросить к ногам государя целый город, только он пока понятия не имел, каким образом можно проделать подобную штуку.

– Пират, – донеслось откуда-то из толпы.

– Кто сказал? – Взгляд Петра мгновенно стал недобрым.

Желающих признаться почему-то не нашлось.

– Многих потеряли? – Петру вспомнился Азов и окровавленные трупы, валяющиеся на его улицах.

– Ни одного человека! Полковник Кабанов ночью с егерями и моряками тайно захватил стену, а затем впустил в город весь полк, – сообщил Памбург.

– Не полковник, а генерал, – поправил его государь.

– Генерал, – согласно кивнул моряк.

– Расскажи как это было, командор.

Памбург сглотнул. За минуту до этого он был лишь капитаном первого ранга.

– Подожди. Подкрепись вот, – царь протянул посланцу полную чарку. Ту, из которой перед тем пил сам.

Рассказ был по-военному краток. Затем повторен в более развернутом виде с многочисленными, зачастую путаными уточнениями по просьбе слушателей.

Неожиданно Петр расхохотался. Заразительно, так, что многочисленные собравшиеся в зале бояре и офицеры последовали его примеру. Даже не понимая толком причины смеха.

– Алексашка, помнишь, что нам ответствовали цезарцы? – все еще смеясь, обронил Петр и вольно процитировал: – Турки не отдают незавоеванных крепостей. Но до переговоров еще много времени. Коли вам зело Керчь нужна, так возьмите. И взяли же! Взяли!

О бородах и стрельцах было забыто.

– Едем! – Петру захотелось как можно скорее увидеть завоеванную крепость. Вторую в его короткой жизни. – Алексашка, Франц, Шеин… Велите закладывать! И без остановок! Время дорого! Памбург, помощь послали?

– Я уезжал – как раз собирались.

– Надеюсь, собрались уже… – Теперь казалось, будто турки с минуты на минуту примутся отбивать утраченное. А в Керчи, со слов гонца, всего один полк.

Маловато!

Для непосредственной обороны крепости одного полка кое-как хватало. Но это на крайний вариант. Под боком лежал целый город, который тоже было жалко отдавать противнику. Пусть население не выражает восторга, напротив, косится на новых повелителей. Все равно жалко. Зачем и кому нужна одинокая крепость?

Казачьи разъезды каждый раз возвращались с довольно однотипными известиями: противник не обнаружен. Никто против подобной однотипности не возражал. Не было не только противника. Кочующие татары – и те не забредали на Керченский полуостров. Отсутствие воды делало его не особо нужным. Пасти лошадей негде. Торговать – так Кафа под боком. Там порт более оживлен и удобен. А здесь за все время две шальные фелюги. Одну удалось захватить нахрапом с лодок. Вторая же ушла, а с нею ушли новости о последней проделке Командора.

Теперь приходилось ждать беды. Хотя в любом случае шила в мешке не утаишь. Рано ли, поздно ли… Но поздно – лучше.

Тем плохо крепостное сидение. Жди, кто раньше появится. Свои с севера или чужие с юга.

Первыми появились все-таки свои. Не слишком большой отряд кораблей, оказавшийся наспех собранным авангардом. И скоро командовавший им молодой подтянутый англичанин с высокомерным породистым лицом уже что-то говорил подполковнику, не потрудившись избрать другой язык вместо непонятного родного.

Клюгенау только разобрал, что перед ним баронет, и невольно задумался, чей титул выше? И чем баронет отличается от простого барона?

Хотя прибывший был командором, подчиняться ему Клюгенау не собирался. Раз дело на земле, то нечего морякам тут командовать! Вот если бы это был генерал или хотя бы полковник…

Хотя полковник в числе прибывших тоже был.