Текст книги "Гавань Командора"

– Молодцы! Какие молодцы! – Петр перецеловал всю нашу компанию, начиная с Командора.

Моих заслуг тут было побольше, все-таки Сергей основное время занимался своей ротой, но он оказался ближе к будущему императору. Да и я вместо царского поцелуя предпочел бы лучше нечто более существенное. Сундучок с монетами, к примеру.

– Зело порадовали меня сим изобретением, зело, – возбужденно вымолвил молодой царь. – И тем, что решили подарить его России. Спасибо всем. Отблагодарю.

Последнее слово прозвучало обнадеживающе. Не стоит думать, будто я сугубо меркантильный человек. Но мы впервые открывали целые горизонты и уж, по крайней мере, заслужили не одних восторженных слов. Любой труд должен быть оплачен. А труда было положено столько, что цену можно было назначать любую.

– Область применения следующего изобретения не настолько широка, государь. – Командор подвел царя с его небольшой свитой к установке залпового огня. Усовершенствованной сестре тех, которые мы как-то с успехом применили в Южной Америке.

Внешне сцепленные рамой направляющие с посаженными на них ракетами не производили особого впечатления.

– Точности установка не дает и предназначена для стрельбы по площадям. Например, по вражескому строю. Трупов немного, но взрывы вызывают панику, а испуганный враг – уже побежденный. С помощью ракет мы как-то рассеяли большой испанский отряд. Даже догнать многих не смогли. – Сергей невольно улыбнулся воспоминаниям. – Если же сделать их зажигательными, то можно с успехом обстреливать вражеские города и крепости.

Вот что значит истинный военный! Не так давно Командор возмущался англичанами за их попытку взорвать адскую машину у Шербура, а теперь предлагает подпалить город противника. Все верно: что идет на пользу нам – полезно, во вред – преступно.

– Отойдем в сторону, – увлек высоких гостей Командор.

Все-таки и взорваться на старте могло. Стать причиной смерти царя… Тогда уж лучше самому на кол залезть.

Распоряжался, конечно же, Гранье. Он в последний раз осмотрел установку и собственноручно подпалил запальный шнур.

Ракеты одна за другой уходили с направляющих в клубах дыма, со свистом проносились по небу, а затем все поле перед нами покрылось шапками разрывов.

Все это впечатлило даже немногочисленных зрителей, а что тогда говорить о врагах, случись они на вспучившемся поле.

– Изрядно, – первым на этот раз высказался Лефорт.

– Да мы с таким оружием турок до Царьграда бежать заставим! – восторженно поддержал Алексашка. – Только пятки сверкать будут! Покажем им, где раки турецкие зимуют!

Петр выказал восторг гораздо проще и доходчивее:

– Жалую всех дворянством российским и деревнями на прокорм. Говорите, что надо, дабы побыстрее и побольше сделать все это, – он указал рукой на установку. – Все будет. Сегодня же указы подпишу.

– Место для производства, – начал я. – Материалы. Людей толковых, мастеровых, чтобы им меньше объяснять пришлось. Помощников дельных. Чтобы не только штуцера, паровики да ракеты производить, но еще время хватало бы на то, что изготовить не успели. А уж мы постараемся.

– Обрадовали вы меня, пираты. Зело обрадовали, – Петр никак не мог унять радость.

– Мы хотели бы показать вам еще одну штуку, государь.

К показу этой штуки Кабанов готовился с особой тщательностью. В мерзлой земле была даже вырыта яма, наполовину укрывшая здоровенный воздушный шар. Трубы от костра гнали теплый дым в горловину, и кабаньер, как мы называли это детище по примеру монгольфьера, заранее рвался в воздух.

Пояснения были выслушаны внимательно. Мысль о странствиях по воздушному океану была настолько нова, что не сразу укладывалась в головах. Это Кабанов, бывший десантник, был в ладах с небесной стихией. Даже успел несколько раз испытать свое детище к вящему неудовольствию и страху местных жителей.

Но что ему чужие страхи, когда по возвращении из полета глаза Командора светились счастьем и словно отражали небо! Я-то привык относиться к летающим изделиям лишь как к еще одному виду транспорта. А шар на роль транспорта пока не тянул. Забава.

– Сейчас я поднимусь на нем и покажу, что в полете ничего страшного нет, – закончил Командор.

– А мне с тобой можно? – жадно поинтересовался Алексашка.

По своему живому характеру он стремился испытать как можно больше. А уж полетать – это вообще нечто запредельное.

– Конечно. В нынешнем виде шар может поднять троих.

– Троих? – встрял Петр. – Тогда чего мы ждем?

– Но это может быть опасным, Питер… – протянул Лефорт.

Монарх лишь отмахнулся и первым полез в корзину. Самое удивительное – он помнил о весе и, перед тем как залезть, небрежно сбросил на землю тяжелую шубу. Такой же шикарный, хотя и не слишком умный жест проделал Меншиков. Командор же избавился от громоздкой одежды заранее, а теперь лишь отстегнул мешавшую и ненужную в полете шпагу.

На деле воздушный шар намного безопаснее самолетов. Погода стояла солнечная и тихая. Легкий ветерок подхватил величественно поднимающийся в небо шар и медленно понес его над заснеженными полями. Даже завидно стало.

Внизу вслед за шаром едва не бегом неслась свита Петра. Ничего, вот научимся добывать в больших количествах водород, тогда узнают, какие средства передвижения возможны в воздухе. К походу на Азов не успеем, зато к осени – наверняка. И тогда даже паровая машина покажется забавой.

Полет продолжался сравнительно недолго. Наверно, с полчаса. Командор стравил часть еще не остывшего воздуха через выпускной клапан. Шар обрел часть веса, стал опускаться, и крепкие руки вцепились в болтающийся канат, потянули разом, возвращая царя с небес на землю.

Глаза у Петра были такими же, как у Командора. Восторженными и одновременно – умудренными. Как у человека, постигшего нечто, недоступное большинству.

Похоже, России суждено строить не только морской флот. Пятый океан лежит прямо над головами.

35
Кабанов. На Азов!

Мне доводилось воевать в горах, в городах, в джунглях, на море. И лишь в степи приходилось впервые.

Кругом, куда ни кинешь взгляд, стояли высокие травы. Лишь изредка виднелись небольшие рощицы, да тихий Дон плавно катил свои воды к далекому Азовскому морю.

Часть армии шла к турецкой крепости походным порядком. Зато другая просто сплавлялась по величественной реке. Галеры двигались одна за другой. Среди них затесалось несколько галеасов и даже чисто парусных кораблей. Петр твердо решил блокировать Азов с моря и потому тащил с собой заранее построенные морские корабли.

Флотом назвать армаду было трудно. Скорее, скопищем плавающей посуды. Наскоро сделанные из сырого дерева корабли чем-то напоминали одноразовые предметы. Какое-то время протянут, выполнят поставленные задачи, а дальше все равно придется заменять их чем-нибудь более основательным и долговечным.

Никакого опыта практически ни у кого не было. Кучка иностранных моряков не делала погоды. Кадры вообще готовятся долго, и где уж было обзавестись ими за какой-то год?

Однако энтузиазма хватало. Учились на ходу. Поверхностно, наскоро. Хотя мой собственный путь до капитанского мостика (пардон, до квартердека) был еще стремительнее. И ничего. Я не могу пожаловаться на немилость Фортуны, хотя для успеха одной ее улыбки бывает мало. Надеюсь, нынешние моряки тоже сумеют проявить себя, если придется.

Большую часть времени я проводил с ротой. Порой же Петр вызывал меня на флагманскую галеру, и тогда я шел вместе с ним. Вечерами самодержец то и дело заставлял меня рассказывать истории из флибустьерского прошлого. Интересовался парусными маневрами, поведением команды при абордаже, всевозможными хитростями во время жарких схваток.

Иногда мне случалось мчаться к идущей берегом армии с каким-либо поручением. В общем, мне кажется, за время выдвижения я имел возможность составить более-менее объективное мнение о нынешней петровской армии. До того мой кругозор больше был ограничен ротой да полковыми делами.

Сразу скажу – стрельцы никуда не годились. Они скорее являлись ополчением, чем собственно нормальным войском. Привыкшие не столько готовиться к войне, сколько заниматься торговлей да ремеслами, стрельцы даже заурядный поход переносили с трудом. Марши тоже надо уметь совершать. А тут небольшой переход напрочь расстраивал любой полк. Колонны растягивались, масса народа отставала, сотни были перемешаны, и один хороший налет мог посеять такую панику, что о сопротивлении не было бы и речи. Вдобавок ко всему амуниция стрельцов и вооружение явно оставляли желать лучшего. Пищали тяжелые, неудобные в походе, даже без ремней. Да еще сохранившиеся бердыши, явный архаизм, уже малопригодный для боя. Про дисциплину я вообще молчу. Если уж брать аналогии, то стрелецкое войско больше напоминало янычар. Всегда готовые вмешаться в политику, жадные до льгот, однако совсем не годные для войны.

Ничуть не лучше были и солдатские полки, существовавшие почти на тех же основаниях. Они лишь назывались регулярными. На деле же представляли собой нестройные толпы однообразно одетых людей, по недоразумению зачем-то снабженных оружием. Они-то и занимались военным делом от силы месяц-другой в году, а остальное время посвящали ремеслам да промыслам.

Пожалуй, только два потешных полка и два выборных были армией в полном смысле этого слова. Недочетов хватало и у них. Большая часть офицеров была явно не на своем месте. Слаб был сержантский состав. Но по сравнению с остальными полки эти, Преображенский, Семеновский, Бутырский, Первомосковский, были не шагом – скачком вперед.

Конница, на мой взгляд, была тоже плоха. Причем в равной степени что помещичья, что казачья. Индивидуальная подготовка всадников была на высоте. Только набор людей и коней – это еще не кавалерия. Как набор звуков далеко не всегда слово, а самые лучшие стройматериалы отнюдь не дом.

На Азов шло около семидесяти тысяч человек. Насколько помню, у Суворова под Измаилом было вдвое меньше. Даже грустно, честное слово, видеть огромные силы, брошенные на штурм заурядной крепости. Обычная история – когда нет качества, берут количеством. Судя же по предыдущему походу, даже количество спасает далеко не всегда. Война не терпит дилетантов.

Противник действовал грамотно и умело. Не имея сил дать полноценное полевое сражение, он стал навязывать громоздкой и неповоротливой армии мелкие стычки. Татарские наездники налетали то на отставший обоз, то на какой-нибудь растянутый и усталый полк. Если удавалось – рубили, нет – уходили в степь.

Погони за ними почти никогда не давали результатов. Татары галопом уносились прочь, а ни казаки, ни конные помещики не рисковали далеко отрываться от главных сил. Только раз погоня самозабвенно рванула вперед и скрылась за горизонтом.

Обратно вернулись не более одного из пяти. Татары умело навели преследователей на засаду, зажали их в клещи, и только степь была свидетелем последней отчаянной схватки.

Вырваться удалось лишь тем, у кого были лучшие кони. И кому повезло на отходе избежать татарской стрелы.

В другой раз казакам удалось то же самое проделать с обитателями степей. Их точно так же заманили притворным отступлением в засаду и в одной из балок взяли в мешок.

Рубиться казаки умели. Сотню татар превратили в фарш за четверть часа. Все это было сразу представлено Петру как победа, и вечером, когда галеры пристали к берегу на ночевку, начался бурный праздник с орудийной канонадой, фейерверком, водкой и обильной похвальбой.

Был бы я на месте противника, праздник закончился бы плохо. Напрасно я напоминал царю, что война не место для всеобщего разгула. Было бы гораздо больше пользы ускорить марши, чем без конца устраивать стоянки, дневки, праздники…

Да только ускорить – это вряд ли. Стрельцы и солдаты к большим переходам были непривычны. Это не ратовать на площадях в пользу того или иного решения, требовать вольностей и новых привилегий. Для политической борьбы требуется только луженая глотка, а для войны – постоянные учения и высокий воинский дух.

Петр и сам понимал, что армии как таковой у него пока нет. Как и то, что в краткий срок ничего путного сделать в данной сфере не получится. Оставалось полагаться на время да на те кадры, которые постепенно взрастали в потешных полках. Но и нагрузка на любимцев ложилась немалая.

Чтобы окончательно не стеснить армию, и без того едва ползущую со своими обозами, часть провианта доставляли по Дону кораблями, а уж затем перевозили на телегах к основным силам. Мне самому дважды пришлось сопровождать вереницу повозок и стада быков, предназначенных на заклание.

Один раз все сошло благополучно. Даже на обратном пути, когда я резал угол, стремясь вывести людей к месту, куда предположительно переместилась флотилия, мне не попалось ни одного татарского разъезда.

Тут уж как повезет. Уж этот-то урок я сполна усвоил еще на горных дорогах своей первой войны.

Второй раз хоть не надо было перегонять стадо. Но и без него было ненамного легче. Разнообразные повозки были до предела нагружены мешками с мукой и крупой и бочонками с порохом и водкой. Волы, используемые в качестве тягловой силы, – животные, конечно, выносливые и более сильные, чем лошади. Зато заставить их перемещаться быстрее невозможно. Они будут брести и брести все время на одинаковой скорости, и пешеход при желании вполне способен играючи обставить весь этот караван.

На все у меня были две роты преображенцев да казачья сотня.

Часть казаков я сразу услал в дозоры.

– Нападут незамеченными – собственноручно на оглоблях повешу, – предупредил я сотника.

Казаки до сих пор считали себя не столько подданными, сколько союзниками московского царя, и с ними требовалось вести себя построже. Тут просто – отпустишь вожжи, и вмиг сядут тебе на голову. В бою же, в зависимости от настроения, то ли в атаку кинутся, то ли в отход.

– Тады вешать некого будет, – хмыкнул сотник.

Звероватого вида, с чуть раскосыми на восточный манер глазами, Лука производил впечатление воина бывалого и чем-то напоминал мне былых спутников по далеким морским походам. Наверно, тем же стремлением к определенной самостоятельности с признанием в отдельных случаях строжайшей дисциплины. Лишь бы тот, кому придется подчиняться, был с его точки зрения достоин доверия и не подставлял напрасно под убой.

– Ничего. Я и мертвых поближе к небу подниму.

– Да не боись. В запрошлый раз все было спокойно. – Лука был со мной при первом сопровождении каравана. – Дойдем и на этот…

– То в прошлый. Не знаю, как ты, а я стать чучелом для рубки не стремлюсь. Когда дойдем, тогда и будем радоваться. Выполняй.

Я посмотрел, как Лука быстро распределил казаков, часть разослал группками по три-четыре человека, а остальных оставил при себе. Огнестрельного оружия у казаков было мало. Пистолеты и ружья уживались с луками. Зато сабли и пики были у всех, и мне уже доводилось видеть, как ловко пользуются ими казаки.

– Самое паршивое – это то, что при нападении нам придется уйти в оборону, – заметил я Ширяеву и Голицыну. Последний замещал командира другой роты, заболевшего пару дней назад.

Болезни были подлинным бичом армии. В отсутствие элементарного ухода заболевшие солдаты и офицеры с легкостью переселялись в мир иной, и могилы были наиболее заметным следом на проделанном пути. Невольно думалось – коль так пойдет дальше, то к Азову в строю останется не больше половины армии. Остальные будут следовать в обозе. А то и не следовать никуда.

– Разве есть что иное? – несколько удивился Голицын.

– К сожалению, в нашем случае – нет. Пехотой мы можем отогнать кавалерию, а вот догнать ее – увы, не получится. Но запомни, Михаил, обороной сражений не выигрывают. Только нападением. – Голицын был человеком способным и старательным. Но очень уж нынче на Руси въелась в кровь осторожная тактика. Встретил противника – остановись и жди, пока он на тебя нападет. А уж чтоб самим…

Самое же мерзкое – потом история повторится, и мы получим русско-японскую войну с ее чудесами героизма на рядовом уровне и сплошь отрицательными образчиками стратегии – на высшем.

День уже перевалил на вторую половину. Как бы мы медленно ни ползли, однако до основных сил осталось сравнительно недалеко. Без возов я бы довел солдат часа за три. С возами же переться, пожалуй, придется чуть не вдвое дольше.

– Похоже, нам навстречу порожняк идет, – Григорий кивнул на мчавшийся к обозу наметом правый головной разъезд.

– Сомневаюсь. – В душе возник нехороший холодок. – Луку ко мне. И Голицына тоже.

Звать сотника не пришлось. Он тоже заметил казаков, сразу понял все и сам подъехал ко мне.

– Не иначе, накаркали. – Конь под Лукой танцевал, словно возбуждение хозяина передалось и ему.

Один из дозорных на скаку несколько раз махнул пикой, и сотник перевел значение сигнала:

– Татары. Сотни три. Сюда идут.

– Так… – Я вспомнил недавно пройденный путь. – Лука, забирай своих. Видел балку справа? Незаметно уходи туда. Потом сиди и жди. Представится удобный момент – ударишь. Давай, действуй!

Сотник быстро прикинул и согласно кивнул:

– Лады. Сделаем.

Он тут же умчался собирать свою кавалерию. В обороне она все равно ничего особенного из себя не представляла, а так хоть появлялся лишний шанс.

– Возы в круг! – Раз уж Лука так уверен в том, на что наткнулись казаки, то ждать донесения не было никакого смысла.

Возницы засуетились, составляя из повозок некое подобие вагенбурга. Дело было известное, знакомое, и подгонять никого не требовалось. Кроме волов, но флегматичные животные явно не разделяли людских тревог.

Пыль при перестроении поднялась такая, что уход казаков остался незамеченным. Дозор подлетел, и старший выкрикнул то, что мне уже поведал Лука. Вплоть до предположительного числа нападавших.

– Давай в круг. – Я не хотел, чтобы разведчики демаскировали ушедших товарищей.

Остальным дозорам предстояло действовать на свой страх и риск. Кто хочет, могли попробовать успеть к уже устроенному вагенбургу, остальным лучше было попытаться затеряться в степи.

Наконец появились татары. Они сразу заметили наше импровизированное укрепление и понеслись в атаку, постепенно наращивая скорость. А уж крик подняли такой, что мне поневоле приходилось повышать голос, дабы быть услышанным.

– Гриша, на тебе передний фас. Михайло, держи фланги и тыл.

Главное было выдержать первый удар, и я пока поставил сюда всю свою роту. Штуцерников в моей команде была всего дюжина, плюс столько же у Голицына. По меткости и дальности стрелки не знали равных. Зато на перезаряжание штуцера уходило гораздо больше времени, чем на простую фузею.

Я торопливо обходил готовых к бою солдат и в последний раз напоминал им основные правила:

– Помните, чему я учил! Огонь вести по команде плутонгами. Тщательно целиться. Ни одна пуля не должна пропасть зря. Об упреждении не забывать. Сразу после выстрела сноровисто заряжать, чтобы быстрее быть готовым к стрельбе. Гренадерам бросать гранаты тоже по команде. Не бояться. Если каждый будет действовать умело, татарам нас в жизни не взять.

Впрочем, у татар мнение было иным. Им, наоборот, казалось, что удастся доскакать, с налета перемахнуть через препятствие, а там уж всласть поработать саблями.

– Первый плутонг… – я прикидывал расстояние с таким расчетом, чтобы успели перезарядить до того, как всадники окажутся перед возами. А заодно жалел, что так и не успел ввести бумажные заряды к ружьям. Те самые, которые получат распространение несколько позднее. Тогда скорострельность повысилась бы раза в полтора. Но тут виновата нехватка бумаги. Промышленности-то практически нет, и попробуй напаси патронов на всю немалую армию. Или хотя бы на ее наиболее подготовленную часть. Стрельцов чему-то учить уже бесполезно.

– Пли!

Нет, все же не зря я гонял солдат и часть своих денег вкладывал в сверхлимитный порох. Не меньше десятка всадников вылетело из седел. Остальные продолжали нестись, еще надеясь взять нас с ходу, без дальнейших задержек и проблем.

– Второй плутонг… Пли!

На этот раз залп был еще удачнее, да и расстояние ближе.

Солдаты торопливо шуровали шомполами, стремясь успеть выстрелить еще раз, но конница была уже рядом.

– Гранаты!

Убойной силы у нынешних гранат почти нет. Разве в лоб попадет, или кого-то осколок уж очень неудачно достанет. Зато грохота от них столько, что запросто сбивает с толку людей. Коней же может перепугать капитально. Лошадь вообще животное пугливое. А тут сразу и гром, и огонь, и дым. Полный букет лошадиных удовольствий.

Взрывы действительно выглядели со стороны очень эффектно. Казалось, вздыбилась сама земля. Хотя на деле не останется даже воронок. Разве что небольшие круги выгоревшей травы послужат кратковременным напоминанием о падении гранаты.

Лошади знать этого не могли. Они просто рванули в стороны, стремясь убежать от того страшного, что вдруг встало на пути, и все умение всадников не могло сразу остановить их, направить бег в нужную сторону.

Я убедился, что первый плутонг вновь вооружен, но отдавать команду пока не спешил. Стрельба по движущейся цели требует соответствующего умения, и, как я ни гонял своих людей, овладели ею далеко не все.

– Штуцерникам прицельный огонь по готовности. Стараться выбить тех, кто побогаче одет. Остальным ждать.

Пока противник воевал с лошадьми, я и сам успел пару раз выстрелить из взятого с собой ардыловского изделия.

Наездники не решились атаковать нас еще раз в лоб и закружились вокруг вагенбурга в беспокойной карусели. На нас посыпался дождь стрел. К счастью, что бы там ни говорили позднее, попасть на полном скаку достаточно трудно. Но кое-какие потери мы все-таки несли.

С нашей стороны стреляли исключительно штуцерники. Тут тоже дело обстояло не очень хорошо. Многие забывали взять соответствующее упреждение. Поэтому наши пули тоже достигали цели нечасто.

Ситуация получалась патовая. Мы не могли одолеть носящихся по кругу татар, как не может одержать победу любой обороняющийся просто потому, что инициатива принадлежит не ему. Не могли нас победить и татары. Оставалось ждать, пока у кого-то не иссякнут боеприпасы или же у наездников – терпение.

Терпение иссякло быстрее. Очевидно, татары решили, что наши ружья разряжены, и бросок к вагенбургу у них получится.

Они рванули к нам сразу с нескольких направлений, рассчитывая хоть где-то добиться успеха. Вот поэтому я и приказывал не стрелять никому, кроме штуцерников.

Залп практически в упор был для татар неожиданным и страшным. Помнится, Суворов специально приучал лошадей идти прямо на выстрелы. Наш враг не был столь предусмотрительным. А тут еще несколько последних гранат…

Те, кто не был сражен выстрелами, вновь понеслись кто куда. Причем, по иронии судьбы, многие как раз к заветной балке.

Сам я выстрелить со всеми не успел. Зато, едва чуть рассеялся дым, подловил удаляющуюся спину наиболее богато одетого противника и надавил на курок.

Татарин покорно свесился набок. Истинный наездник, он даже мертвым не потерял стремя и продолжал нестись за своим конем. Правда, плашмя и отмечая телом каждую кочку.

По-моему, я угадал, и покойник был или главным, или одним из главных в подловившей нас компании. После его смерти среди нападавших явно наступило замешательство, а тут еще из балки, куда несло добрую половину уцелевших, навстречу выметнулись казаки Луки…

Нам тоже досталось. От стрел погибло четырнадцать человек. Вдвое больше было раненых. Вдобавок перебита была часть волов, и нам пришлось изрядно потрудиться, где впрягая в повозки трофейных лошадей, а где перекладывая часть груза.

Я уже всерьез стал опасаться, что тьма застигнет нас в пути, но под самый закат навстречу нам показался разъезд помещичьей конницы. Большой разъезд, в сотню с лишним коней.

До армии было совсем недалеко. Да и до Азова оставалось несколько неспешных переходов…