Текст книги "Семь верст до небес"

Глава 8. Предсказание Зувейле

В рассветный час дня первого, месяца, что в народе травным зовется, пробудилась в своем логове волчица серая от земли содрогания. Пробудилась она, щенят оглядела, и наружу подалась, сведать отчего земля не спокойна стала. А жила волчица далеко от стаи, на обрыве высоком, и нора ее смотрела прямо в море черноводное. Как взглянула серая на берег морской, то предстало пред ней диво дивное, доселе невиданное. Много тысяч судов чернотелых заполонили море широкое и воды не видать стало до того места, где небо с нею сходится. Развевались на кораблях стяги черно-серебристые, а носы венчали головы резные. И почуял зверь, что беда пришла. То достигли брегов моря черного корабли первые Кабашоновы, что несли в себе отряды дужарские во главе со жрецом их Ражханом. И как только ударился о дно песчаное первый корабль, спрыгнул вниз Рыжхан, облаченный в шкуру тигриную, и звериный крик раскатился по всему брегу широкому. Сорвались с веток птицы сидевшие, всполошились в лесах звери дремавшие. Показалось им, что зашло солнце раннее, не успев на небо взойти еще.

Вслед за первыми кораблями, вторые о землю ударились. И посыпалось с них на брега широкие воинство мавританское. Среди первых были здесь югорды, выше всех почитавшие царицу змей Гаджу, были и саршары-лучники, человечье мясо поедавшие. Многие тысячи их разбежались тотчас по брегу в поисках поживы легкой, держа наготове луки страшенные, из коих стреляли они без промаха. Вслед за саршарами, остальное воинство мавританское начало смерть дарить всему встречному. И спустя полдня на десятки верст окрест не осталось ни одной души живой человечьей и звериной даже. Не щадя ни старых, ни малых, убивали всех мавританские изверги, предавая огню селения, пашни и леса плодовитые. Затянуло дымом черным прибрежные земли, мертвыми усыпанные. И тогда с небес, на падаль многочисленную, на тела человечьи, в коих жизнь недавно теплилась, обрушилась лавина черных коршунов звериного царя Эрманарихома, терзая все, что надежду еще имело.

Растеклось скоро по земле прибрежной черное воинство, расползлось, словно тучи саранчи. А к закату дня первого, месяца, что в народе травным зовется, приняла в себя земля обгоревшая, корабли последние, в коих плыл сам Кабашон со свитою сарацинскою. Как ступил он на землю кровь впитавшую – возликовало сердце его злобливое. Смерти вид глаза обрадовал. Окинул Кабашон взглядом горы прибрежные, из-за коих дым от селений горящих подымался, подозвал сына своего и молвил: «Смотри сын мой и радуйся – так умрут скоро все народы, мне непокорные.»

Но не весел был сын его Арсен, хоть и напросился сам в поход далекий воинский. Не о том, чтобы врага умертвить думал он, а совсем другую думу – тайную и заветную. Вспоминал Арсен те годы недавние, когда пришлось ему побывать вместе с сарацинами по приказу отцовскому в сердце пустыни бескрайней, провести дни долгие в поисках сокровищ богатейшего султана Бендина. Город султана меж хребтами горными лежал, восточным Эргом и западным, там, где простиралась пустыня великая африканская, что нет шире во всем мусульманском свете и даже за священной горой Каф. Затерялся город в самом сердце пустыни и неведом был никому из чужаков, ибо заколдован и всегда в мираж превращался, едва лишь караван или войско иноземное появлялось в песках пограничных. Назывался он Золотым городом. Но узнал Кабашон хитрый от людей Бендина, пойманных во время похода дужарского, где стоит сей сказочный город, несметными богатствами и чудесами разными полный. Рассказали под пытками пленники, как идти туда и самому живому вернутся. А потом велел Кабашон отрубить им головы и стервятникам бросить на съедение, чтоб вовек не узнал никто, как нашел Кабашон дорогу тайную, сквозь нагорье Ахаггар прямо к Золотому городу султана Бендина.

Много месяцев шли воины Кабашоновы, мавры верные, чтобы злата добыть, каменьев и чудес невиданных для властелина своего. Вел их предводитель сарацин великий воин Иорнанд из рода Алабесов, и с ним был Арсен. По приказу Кабашона должен был видеть Арсен смерь врагов отца своего и твердеть сердцем. И вот, на тридцатый день, увидали они, солнцем и горячими ветрами измученные, город с башнями белыми, что вырос перед ними на рассвете. Окружен был город высокими стенами зубчатыми, минареты его резные, полумесяцами увенчанные, прямо в небо упирались, купола обширные над стенами высились, а ворота городские широкие казались из чистого золота. За стенами виделось множество зданий богатых и прекрасных, с крышами тускло-блестящими. Увидав сие, посланники кабашоновы почуяли поживу великую.

Только лишь взошло солнце на небосвод – засверкал Золотой город жаром крыш своих, ибо сделаны были они из чистого золота, как и говорили предания. А еще говорили предания, что живут в этом городе затерянном лишь мастера-ремесленники и нет у них подмастерьев, ибо все они творят только лучшие творения, что не может повторить ни один человек во всех землях арабских и африканских. Собрал их тут силою сто лет назад со всей Африки султан Бендин, водивший дружбу с джиннами, и построил для них город великий тайно, для того, чтоб они трудом своими умножали богатство его ежечасно. А чтобы врагов не боялись, велел султан Бендин джиннам заколдовать Золотой город заклятьем сильным, так чтобы людям встречным город миражом виделся и не могли они дороги к нему найти ни днем, ни ночью, сколь не старались бы. С тех пор затерялся Золотой город в пустыне обширной, хранимый джиннами, и не знал забот и напастей.

Лишь только раз в году, на рассвете, теряло заклятие силу свою на один день. В тот день позволял султан Бендин своим мастерам увидеться с детьми и женами. Снимали заклятие джинны послушные и возникала тотчас дорога каменная прямо от домов родни сквозь всю пустыню к городу Золотому ведущая. То не простая была дорога. Лишь ступит на нее человек и, где бы он ни был, принесут его джинны прямо к Золотому городу за мгновение малое. А как истечет день единственный, тем же путем унесут его великие джинны обратно. Так и не узнает никто и никогда, где стоит город сей несказанно богатый.

Приходят в тот день по дороге каменной дети и жены мастеров и остаются с ними до утра следующего, пока не выйдет срок. Весь день, что мастера с женами проводят, джинны спят и заклятие не висит над городом. А как истечет время, Бендином отпущенное, исчезает дорога и умирают те, кто уйти из города не успел, убивает их заклятье тяжелое, снова в силу вступившее с первым лучом солнца.

В одном из походов дальних Кабашон, водивший дружбу с джиннами-вероотступниками, захватил много жен и детей мастеров, пытал их и правду выведал, а затем убил. И теперь слуги его точно знали, что утром исчезнет заклятье джиннов и останется беззащитным город Золотой ровно на один день. Так и случилось. Лишь только воссияло солнце африканское белое над песками пустыни бескрайней, увидали мавры кабашоновы, на холмах окрестных находившиеся, чудо, объяснимое лишь повелением джиннов – появилась вдруг из воздуха дорога каменная из дали поднебесной прямо к воротам городским, которые тотчас отворились бесшумно. Множество женщин и детей на дороге той показалось и возникло скоро у ворот городских великое столпотворение. Безмолвная, до той поры, пустыня наполнилась криками радости искренней.

Но недолгой была та радость. Увидав, что заклятие потеряло силу, Иорнанд, предводитель Алабесов, велел войску своему умертвить всех женщин и детей, а затем разграбить Золотой город. Словно стаи шакалов голодных выскочили сарацины из своего укрытия и набросились на людей у городских ворот. Крики радости сменились воплями о пощаде, но сарацины не знают пощады. Засверкали клинки-полумесяцы на солнце, покатились головы, полилась кровь на дорогу каменную и песок, не успевший еще раскалиться от лучей солнечных. Впереди всех скакал Иорнанд на горячем коне, рядом с ним был Арсен в одеждах белых, но клинка не вынимал он, не желая крови в душе своей. Лишь едва научившись сидеть в седле, смотрел Арсен молодой на все глазами ужаса полными, но отца ослушаться он не смел.

– Смотри как гибнут эти собаки, Арсен, – кричал ему Иорнанд чернобородый, указывая мечом окровавленным на трупы женщин убитых. – Твой отец будет доволен нашим походом!

Умертвив всех женщин и детей, ворвались сарацины в город. От увиденного засверкали глаза у них и наполнила сердца жадность бесконечная. Все дома были в городе из камней дорогих монолитных построены, решетки искусные на окнах и крыши золотом убраны, фонтаны из мрамора и других камней пестрых сделанные источали прохладу. По улицам узким, коврами устланным, ступали плавно павлины важные, хвосты распустив. Бросились сарацины грабить Золотой город и убивать мастеров, что встречались им на порогах жилищ своих в ожидании жен и детей. Велел Иорнанад привести в захваченный город караван из двух сотен верблюдов, что стоял за холмом, и грузить их мешки седельные золотой утварью и каменьями драгоценными, на радость Кабашону. Растеклось мавританское воинство по узким улицам, смерть неся на остриях клинков своих изогнутых.

Меж тем Арсен отстал от Иорнанда, и ехал медленно на коне своем по опустевшим узким улицам Золотого города в одиночестве, хоть отец его и велел Иорнанду ни на шаг не отходить от сына. Но уж больно сильна была власть золота над душой предводителя сарацинского, еще сильнее чем страх смерти. Так выехал Арсен на площадь центральную города, трупами мастеров уже усеянную, и остановился у мечети с куполом голубым огромным и минаретами такими высокими, что терялись в небе. Залюбовался он стенами резными и орнаментом красоты невиданной, захотелось ему внутрь войти. Спешился Арсен, коня, что по первому свисту являлся, оставил не привязанного, и вошел в мечеть. Надеялся он, что хоть здесь найдет место от смерти свободное, потому что сарацины пощадили лишь мечеть, дом Аллаха, во всем славном городе Золотом. Войдя под своды высокие никого не увидел Арсен внутри, тихо и пустынно было здесь после города, криками наполненного. Казалось, что время бесконечное, одному Аллаху подвластное, остановило здесь свой беспокойный бег. Осмотрелся Арсен по сторонам, постоял в тишине тягучей и прочь пошел. Но едва ступил он снова на каменные плиты городской площади, как услышал за спиной женский голос:

– Здравствуй, Арсен, отважный.

Обернулся Арсен на голос и увидел стоявшую в трех шагах женщину, чье лицо скрывала паранджа черная. Изящна станом была женщина незнакомая, и этого паранджа скрыть не могла. Но как прошел мимо Арсен молодой и не заметил ее, ведь на площади перед мечетью не было никого, кроме нескольких убитых мастеров, что плавали в крови собственной. Да и откуда она здесь, посреди битвы кровавой?

– Кто ты и откуда знаешь мое имя? – спросил Арсен, оробевший от встречи нечаянной, позабыв, что весь город поверженный сейчас ему принадлежит и он здесь хозяин.

– Меня зовут Зувейле, я дочь султана Бендина, чей город захватили твои кровожадные и алчные воины.

– И ты не боишься меня, Зувейле? – спросил Арсен, взявшись за рукоять меча сарацинского.

– Нет, Арсен, я тебя не боюсь. Мой отец, султан Бендин, дружен с джиннами могучими и способен разбросать по свету все твое воинство, стоит ему лишь пожелать. А я сама знаю толк в колдовстве и могу оборотить вас всех в стаю шакалов, а затем отправить скитаться в пустыню.

– Мои воины залили кровью Золотой город и к закату предадут его огню. Если хочешь помешать нам, что же ты медлишь, Зувейле? – спросил Арсен удивленный столь смелыми речами.

– Я медлю, потому, что знаю о своей судьбе и силе. А вот ты не ведаешь ничего. Потому я и позволила отцу впустить тебя в этот город. Пришел день и час, когда я должна поведать тебе твою судьбу. Следуй за мной, Арсен-завоеватель.

Не успел Арсен ответить на столь смелые речи дочери султана Бендина, которой надлежало просить о пощаде, а не приказывать и угрожать, как напротив мечети возник из ниоткуда дворец роскошный, затмивший свои богатством все дома золотокаменные в городе мастеров. Отворились пред Зувейле и Арсеном ворота резные из чистого золота и вступили они на ковры мягкие, шаги заглушавшие. Лишь только закрылись ворота за ним, наступила вокруг тишина великая, ни криков ни стонов от резни, что творилась в городе не долетало во дворец султана.

Как только оказались они за воротами, провела Зувейле, дочь султана Бендина, сквозь залы роскошные Арсена во внутренний двор широкий к фонтану из чистого золота, и усадила на скамью удобную. Сама же взмахнула рукой, и тотчас за ней возникла другая скамья, на которую опустилась Зувейле. А меж ними появился ковер, укрытый яствами многими, фруктами свежайшими и сладостями со всех африканских стран. Удивился Арсен такому гостеприимству в городе захваченном его слугами, кровью залитом, и спросил Зувейле.

– За что же ты меня угощаешь так, словно я друг твой, а не враг злейший? Ведь воины мои почти всех жителей Золотого города отправили к Аллаху, и сейчас, когда ты меня услаждаешь яствами, лишают жизни последних из мастеров.

– Со злодеев довольно содеянного, – сказала Зувейле, – И наказаны они будут вскорости Аллахом за деяния свои. Но, не то беспокоит тебя Арсен молодой. Читаю я в глазах твоих вопрос. Хочет знать Арсен, где же отец мой, великий султан Бендин?

– Ничто не укроется от тебя, сладкоголосая Зувейле. Если верить речам твоим, то пришел я сюда против воли своей и отца своего, властелина земель обширных африканских, Кабашона. Где же тогда отец твой, султан Бендин? Почему не защитит он силой Золтой город от воинов моих кровожадных.

– Это по его воле ты здесь, Арсен. Это он велел мне открыть тебе твою судьбу, потому что ему это велел сам Аллах. Но ты не увидишь отца моего Бендина, ибо он, по велению Аллаха невидим, как и джинны, которые ему служат. А что до воинов твоих, то не смогли они убить ни одного мастера из Золотого города, ибо все это мираж. Истинный город спрятан надежно джиннами и его никто и никогда не найдет. Все мастера, что убитыми кажутся, на самом деле духи бестелесные, коих отец мой прислал для отвлечения воинства твоего и утоления жажды смерти, что живет в сердцах сарацинских. Но твое сердце, Арсен, еще чисто. Потому и говорю с тобой.

При словах этих Зувейле скинула паранджу и открыла Арсену свое лицо. Красива была дочь султана Бендина. Длинные черные волосы ниспадали на плечи, обрамляя лицо юное с глазами серны, смуглое от бесконечного солнца. Никогда в жизни своей не видал еще Арсен подобной красоты.

– Не гори огнем Арсен, а то сгоришь, – сказала Зувейле, взгляд горячий поймав, – не я тебе предначертана. Очень скоро, не пройдет и трех лет с нашей встречи, воспылает сердце отца твоего Кабашона лютой ненавистью ко всем людям, кто власти его не ведает под солнцем африканским. И тогда начнет он войну бесконечную со всеми народами и поработит многих, ибо силен силой злой и черен душой отец твой. Многие духи, ифриты и джинны, что землей, водой и стихиями управляют, ему подчиняются. Но не упоится сердце его содеянным. Скоро снова мало ему станет земли африканской и пойдет он войной на народы заморские и возьмет в рабство все народы, кроме последнего. И в походе последнем увидишь ты много крови и смерти, но встретишь и ту, чье сердце для тебя одного в мире поднебесном предназначено. Встреча та принесет вам много горя и страданий, но подарит и любовь сильную. Очень многое случится с вами потом, чего вперед не расскажешь, но в конце всего настанет час выбирать.

Прекратила тут свою речь прекрасная Зувейле, дочь невидимого султана Бендина. Молчал и Арсен, не зная верить или нет предсказанию. Наконец нарушил он тишину:

– А что же будет потом, отчего говоришь ты со мной загадками, Зувейле?

– То, что будет потом, зависит только от вас, Арсен. Этого не знает даже сам Аллах, ибо дальше судьба твоя не написана.

– Аллах знает все.

– Да, но влюбленные об этом не ведают.

Призадумался молодой Арсен о судьбе своей не зная, верить или нет дочери султана Бендина, прекрасноокой Зувейле. Никогда раньше в жизни его недолгой не слышал он таких предсказаний, только лишь в ожидании битв, отцом задуманных и жил Арсен, на коне боевом подрастая. Хоть и должен был он воином великим стать, но в душе ему смерти вид был не радостен. Не любил он умерщвлять тысячами по одному лишь желанию, как делал это отец его Кабашон сильный, которому смерти вид приятен был, а мучения людские желанны, словно сладости. Вздохнул Арсен молодой, стряхнул мысли глубокие, и спросил наконец:

– Но что же мне делать теперь, прекрасная Зувейле?

– Идти на встречу судьбе своей, Арсен, и да поможет тебе Аллах в том, что не сказано!

– И ты не сердишься за то, что я хотел сделать с городом твоего отца?

– То не ты хотел Арсен, то была воля Кабашона Черного, как зовут его меж собой джинны могучие. Ты же, хоть и плоть от плоти его, но родился в день священного праздника, и отмечен путь твой с малых лет светлой звездой, потому и не захватила твое сердце еще злоба, как стало с Кабашоном много лет назад.

– А что было с отцом моим?

– Про то сведаешь, Арсен, когда час придет. А сейчас уходи отсюда, ибо время на беседу отпущенное истекает. Собери воинов своих, чей разум сейчас захвачен жадностью бесконечной и предаются они грабежу и насилию, и веди их на север, а светить тебе будет звезда путеводная. Лишь только выйдешь ты из ворот моего дворца Арсен, пропадет мираж и окажитесь вы посреди пустыни бескрайней без пищи и воды, а лишь с золотом, что велю я насыпать во множестве своим слугам невидимым в мешки верблюдов ваших. Я даю тебе золота, чтобы отец твой доволен был и не смел мешать предсказанию. Будет думать он, что нашли его сарацины верные Золотой город султана Бендина, разграбили и огню жестокому предали.

Подивился еще раз Арсен тем словам и всему, что было с ним, на сон похожее. Встал он, попрощался с Зувейле, гостеприимной колдуньей из Золотого города, и покинул роскошный дворец невидимого султана Бендина. Лишь только ступил он за ворота резные золоченые, как сгустилась ночь черная над песками пустыни. Конь Арсена стоял тут же, ожидая хозяина. Вскочил в седло Арсен и поехал на огни, что горели повсюду вокруг. То металось по пескам окрестным сарацинское воинство, в поисках исчезнувшего вдруг Золотого города. Когда поравнялся он с огнями первыми, что факелами были в ругах рыцарей сарацинских, и был узнан, велел крикнуть Иорнанада чернобородого. А когда узрел его перед собою, не было конца удивлению предводителя сарацинского, и рассказал он Арсену историю об исчезновении Золотого города. Узнал Арсен, что уж больше месяца тому, как внезапно, посреди поживы великой, когда воины сарацинские наполняли мешки верблюжьи золотом, пропал вдруг Золотой город и оказались сарацины с караваном своим посреди песков бескрайних в пустыне бесконечной. Было у них много золота, но не было еды и звезды им не показывались, а потому плутают они по пустыне уже больше месяца и не могут найти дорогу, что ведет сквозь нагорье Ахаггар прямо в земли Кабашона Великого. А всего более были они опечалены тем, что пропал в то мгновение вместе с Золотым городом и сын Кабашона Великого Арсен храбрый. И вот теперь Иорнанад снова счастлив, потому что может показаться перед властелином мавританским и славит Аллаха за спасение его сына.

Удивился Арсен рассказу сему рассказу, а более всего тому, что расстоянье, которое проскакал он на коне быстром, показалось ему малым, а на самом деле то был месяц пути. Значит не обманула его Зувейле сладкоголосая и силен был в колдовстве невидимый султан Бендин. А раз сбылось одно предсказание, сбудется и другое. Посмотрел на небо черное ночное Аресен и увидал звезду единственную, что зажглась в то мгновение путеводным светом над песками бескрайними. Возликовали сарацины и пустились в путь за Арсеном храбрым, которому звезды открывались. И теперь уже Иорнанд чернобородый ехал рядом не зная дороги и во всем ему был преданным слугою. Очень скоро выехал отряд сарацинский с караваном к нагорью Ахаггар, а оттуда уже десять дней пути оставалось сквозь пески раскаленные до хребта горного, что прозывался Западный Эрг. А оттуда уже совсем близок был путь до Грандахарга, столицы Кабашона, властителя земель мавританских и многих других. Потому в конце концов вернулись они домой с поживой великой, хоть и умерла половина войска в пути от жажды неминучей. Но смерти той Кабашон не заметил вовсе, ибо дух ее был приятен властелину, а за золото и храбрость он был доволен Арсеном и велел устроить в честь того праздник шумный. О встрече своей с Зувейле и предсказании странном не сказал Арсен ничего.

С той поры не успело минуть и трех лет, как задумал Кабашон хитрый новый поход в земли славянские, в которых видел он угрозу растущую от князей русских и богатырей многих, что не боялись сарацин его верных. Много золота скопилось уже в землях тех, но не столько золота жаждал Кабашон, сколь хотел умертвить он страну обширную, что жила по своим законам и его знать не желала, как хозяина. Кликнул клич Кабашон и скоро собралось великое воинство разноплеменное на брегах моря средь земель лежащего. И настал час, когда отправил в поход бесконечный славный воинство свое Кабашон и сам вместе с ним отправился, взяв с собой Арсена храброго.

И вот ступили они уже на земли прибрежные, из коих путь лежал дальше в земли славянские посуху и по рекам полноводным, растеклось по брегам воинство мавританское, расползлось, словно тучи саранчи. И стоял Кабашон на брегу, вперив взор в дали туманные, за которыми враги его жили пока ни о чем не ведая, и билось от того сильно в предвкушении смертей многих сердце его злобой полное. И смотрел в даль с тревогой Арсен храбрый, стоя рядом, ибо помнил он о предсказании.

Насладившись видом первых земель захваченных, снова сел Кабашон на корабли чернотелые и пустились они дальше вверх по рекам с половиной войска сарацинского к самому сердцу земель славянских, предавая огню и мечу все селения встречные. Были в том войске сарацины из рода Сегри с Лавритасом во главе, Алабесы с Иорнандом в предводителях, и Альморади под началом Гаруса. А вторая половина воинства огромадного под началом Отера, предводителя рода Гомелов, и Абенсеррахи с Рамом во главе, двинулась путем пешим покоряя все страны, что на пути ее лежали, устилая путь тот трупами многочисленными.

В тот самый день и час появились в землях князя киневского Вельямира посланники Кабашоновы – звероголовые рыцари из темного рода. И велели ему идти немедленно к князю новгородскому Юрию Дориановичу и стать в ополчение Новагорода, что последней крепостью будет на пути мавританского воинства к Солнцеграду. И пошли воины подлые Вельямира и принял их Юрий Дорианович в войско свое и доверил защищать тылы Новгородские.