Текст книги "Раннехристианская община в античном полисе"

Нередко утверждается, что одним из основных отличий христианских экклесий, в большей степени, и иудейских синагог, в меньшей, от современных им античных объединений являлось отсутствие у последних так называемых транслокальных связей, при том, что эти связи играли одну из центральных ролей в истории христианского и иудейского движений[101]101
  Meeks W The First Urban… P. 78–80; Schmeller T. Hierarchie und Egalität: Eine sozialgeschichtliche Untersuchung paulinischer Gemeinden und griechisch-römischer Vereine. Stuttgart, 1995; McCready W Ekklesia and Voluntary Associations.


[Закрыть]. Под транслокальными связями понимают наличие регулярных, систематических взаимоотношений между родственными общинами, находящимися в разных местностях. Таким образом, коллегиям как сугубо локальному феномену противопоставляется христианство или иудаизм как всецело интернациональное явление. Защитником подобного тезиса является американский исследователь В. Микс, который в своем сочинении «Первые городские христиане» аргументированно доказывает вышеупомянутый тезис[102]102
  Также: Judge E.A. The Social Pattern. P. 44; Wilken R. Collegia, Philosophical Schools and Theology // The Catacombs and the Colosseum: The Roman Empire and the Setting of Primitive Christianity, 1971. P. 287; Wilken R. The Christians as Romans. P. 35; Countryman L.W Patrons and Officers in Club and Church. SBL Seminar Paper. 1977. P. 136; Meeks W The First Urban. P. 80; Stambaugh J., Balch D. The New Testament in Its Social Environment. Philadelphia, 1986. P. 141; McCready W. Ekklesia and Voluntary Associations. P. 63–64; Barton S.C., Horsley G.H.R. A Hellenistic Cult. P. 28; Ascough R. Translocal Relationships among Voluntary Associations and Early Christianity // Journal of Early Christian Studies. 1997. №. 5. P 223–241.


[Закрыть].

При изучении античных религиозных союзов и объединений напрашивается вывод, что транслокальные связи, создание каких-либо межрегиональных союзов или социальных сетей было для них не характерно. Города Малой Азии первых веков новой эры изобиловали фиасами в честь Зевса Высочайшего или египетского бога Сераписа, однако мы нигде не находим свидетельств о существовании какого-либо союза родственных объединений. Сама идея создания межрегионального объединения, как кажется, казалась членам этих объединений бессмысленной и бесполезной. Не обнаружена информация о каких-либо съездах представителей общин, поклоняющихся одному божеству, не находятся какие-либо надобщинные структуры или магистратуры. Каждая из ассоциаций представляется в качестве сугубо локального феномена, связанного, прежде всего, с жизнью своего полиса и не испытывающего необходимости в создании межрегиональных объединений.

Однако подобная локальность языческих ассоциаций имела свои оттенки. Некоторые ассоциации древности все же имели транслокальные связи. В качестве примера мы можем привести известный союз технитов Диониса. В этом случае мы имеем дело именно с союзом общин. В надписях применительно к этому союзу нередко используется эпитет οίκούμενος (IEph 22) или universus, самим же членам общин в честь греческого бога казалось, что их движение охватывает весь обитаемый мир. Существовали советы (κοινά) представителей общин технитов одной области. Ряд постановлений Римского государства[103]103
  Например: письмо Клавдия 43 г. н. э. (P Oxy 2476, 2610).


[Закрыть] свидетельствует о том, что техниты воспринимались властью именно как организованный союз сообществ.

В Остии обнаруживается удивительный пример того, как одна ассоциация могла существовать в виде союза пяти организационно самостоятельных сообществ, имевших даже отдельные списки членов, которые иногда, впрочем, действовали как одно целое. Речь идет о коллегии quinque corpora navigantium (CIL XIV, 296).

Довольно часто ассоциации торговцев и мореплавателей вступали в партнерские и союзнические взаимоотношения, оказывали друг другу посильную финансовую помощь. Надпись из Путеол (CIG 5853) дает прекрасный пример подобных взаимоотношений. Тирские торговцы из Путеол, испытывая нехватку наличных средств для оплаты аренды их здания (statio), пишут письмо в Тир с просьбой о помощи. Совет города обращается к тирским купцам уже города Рима с тем, чтобы те оказали посильную помощь купцам Путеол. В этом примере видны те элементы, которые исследователи привыкли наблюдать в практике христианских общин: существование надобщинных структур (совет в Тире), обмен письмами и взаимная материальная поддержка[104]104
  Примеры писем, составленных от имени определенной ассоциации или ее основателя и предназначенных к тому, чтобы ими «обменивались»: P. Enteuxeis 20; P. Karanis 575; P. Rainer V, 23.


[Закрыть]. Правда, стоит отметить, что находящиеся в Италии (города Рим и Путеолы) союзы, как кажется, не имели непосредственных контактов, так что для того, чтобы получить помощь, союз из Путеол вынужден обращаться к соседям через Тир.

Примеры существования транслокальных связей обнаруживаются при исследовании многочисленных землячеств. Выходцы из одних областей, оказавшись на чужбине, стремились не терять друг друга из виду. Они создавали своеобразные товарищества, посвященные своим родным богам, в которых могли находить столь необходимую поддержку. Эти сообщества, как правило, поддерживали связи как с самой родиной, так и соседними союзами земляков.

Отдельного упоминания заслуживают многочисленные культы Римской империи, происходившие из восточных провинций. Даже подвергшись серьезной эллинизации, оказавшись элементом типично римского религиозного пейзажа, они по-прежнему сохраняли тесные связи со святилищами тех районов, в которых появились. Речь идет о сообществах почитателей Кибелы, Исиды или Сераписа. Местное население, греки и римляне, могли быть носителями разных магистратур, однако жреческие функции оставались за этническими египтянами или, к примеру, фригийцами (IG XI/4, 1299). Инициация Лукия из сочинения Апулея, которую он получил в Египте, признается и в Риме, однако лишь после прохождения ряда дополнительных таинств, которые серьезно истощили кошелек Лукия (Apul., Met., XI, 29).

Наконец, если принять факт отсутствия какой-либо транслокальности среди нехристианских религиозных объединений за истину, возникает крайне острый и принципиальный вопрос: в какой степени можно говорить об одном и том же культе, приверженцы которого обнаруживаются нами в разных частях Римского государства. Иначе говоря, поклонники Сераписа в Риме и Малой Азии являлись ли поклонниками одного и того же Сераписа? Наличие определенных связей между различными общинами одного и того же божества подтверждается определенным уровнем «единообразия их материальных останков»[105]105
  Beard M., North J., Price S. Religions of Rome. Vol. 1. P. 302.


[Закрыть]. Например, иконография Юпитера Долихена одинакова на протяжении от Сирии до Рима. Святилища Митры, существовавшие почти во всех частях Римской империи, поражают археологов своим архитектурным и иконографическим единообразием.

Приведенные примеры показывают, что частные сообщества древности иногда создавали устойчивые межобщинные связи и существовали в качестве сети. Стоит отметить при этом, что такое поведение было малохарактерно для античных ассоциаций.

Иудейские синагоги. Принцип транслокальности оказывался несравненно более развит в случае с общинами иудеев диаспоры. Например, подобные межрегиональные взаимоотношения определенно имелись у общины Мертвого моря. Иосиф Флавий сообщает, что ессеи живут в разных городах (Fl. Jos., Bell. Iud., II, 8, 124; также – Philo, Hypot., 11, 1). Внутреннее единство движения ессеев поддерживается благодаря практике гостеприимства по отношению к странствующим собратьям.

Общеизвестно то духовное родство, которое ощущали все иудеи диаспоры со своей прародиной – Палестиной и ее священной столицей Иерусалимом. Это чувство выражалось в регулярной практике паломничеств на праздники, пожертвовании средств в виде храмового налога.

Однако эти связи между иудейскими общинами имели свои границы. Прежде всего, регулярные контакты, к примеру, синагог из Малой Азии с Иерусалимом не всегда сопровождались связями этой синагоги с иудейскими общинами соседних городов. Более того, взаимоотношения синагог даже одного города чаще всего были крайне редкими и случайными. Например, если в Александрии, скорее всего, существовал надобщинный организационный центр, то в Риме и во многих других городах Римской империи он почти наверняка отсутствовал[106]106
  La Piana G. Foreign Groups in Rome. P. 348.


[Закрыть]. Отдельного упоминания заслуживает организация жизни иудейских сообществ Рима. В столице империи, по причине изобилия иудейского населения, существовало несколько синагог, общинных центров. Их насчитывают от девяти (Ж. Жюстер)[107]107
  Juster J. Les Juifs dans l’empire romain; leur condition juridique, économique et sociale, 2 vol., Paris, 1914. Vol. I. P. 515. Согласно y. Meg. 3:1, 73d, в Иерусалиме в III веке н. э. существовало 480 синагог.


[Закрыть] до четырнадцати (П. Лампе)[108]108
  Lampe P. From Paul to Valentinus. P. 431.


[Закрыть]. Исследователь Г. Ла Пиана полагает, что синагог было тринадцать, И.А. Левинская говорит о существовании одиннадцати синагог в Риме[109]109
  Левинская И. Деяния на фоне еврейской диаспоры. СПб., 2000. С. 302.


[Закрыть]. Для нас важно, что по естественному и ожидаемому «приходскому принципу»[110]110
  У Ж. Жюстера – «paroisses».


[Закрыть] (когда в синагоге собираются исключительно жители окрестных районов) существовала лишь часть синагог. Остальные придерживались иных принципов организации: например, они могли объединять вольноотпущенников из определенных римских семей (συναγωγή Αγριππησίων, συναγωγή των Αυγοστησίων, синагога Volumenses). Здесь мы встречаемся с типичными collegia domestica[111]111
  Bormann E. Zu den neuentdeckten Grabschriften judischer Katakomben von Rom // Wiener Studien. Bd. XXIV. 1912. P. 362.


[Закрыть]. Часть синагог существовали как типичные коллегии иностранцев, объединяя выходцев из определенных регионов. Как минимум одна синагога существовала по типу профессиональной ассоциации (имеется в виду синагога Calcarenses – συναγωγή Καλκαρησιων). Напомним, что солидарное мнение большинства специалистов по иудаизму диаспоры (Э. Шюрер, Ж.-Б. Фрей и Х. Леон) состоит в том, что в Риме не существовало никакого единого органа власти и каждая из синагог существовала как совершенно автономная единица. Л. Ливайн указывает на то, что в Риме присутствовал акцент на автономности каждой синагоги и очевидное отсутствие какой-то общей организации[112]112
  Levine L. The Ancient Synagogue. P. 414.


[Закрыть]. Возможно, противодействие со стороны римской администрации, настороженно относившейся к созданию каких-либо центров власти в столице государства, а также высокая степень неоднородности иудейского общества Рима сделали невозможным появление подобного надобщинного органа.

Однако при этом исследователи отмечают ряд факторов, которые выделяют иудейские сообщества из контекста современных им языческих ассоциаций. Это позволяет говорить о существовании в Риме, помимо автономных синагог, еще и единой иудейской этнической и религиозной общины. Об этом говорит ряд следующих факторов:

• Катакомбы и кладбища Рима не принадлежали какой-либо одной из синагог, но всей общине в целом. Например, должностные лица разных синагог часто оказывались захороненными бок о бок. Напомним, что для членов языческих коллегий стремление быть похороненными на «своем», отдельном кладбище или склепе отдельно от других людей было одним из наиболее характерных.

• Индивидуальные надписи на иудейских погребениях не упоминают почти никогда ту синагогу, какую посещал умерший иудей. Исключение делается лишь для могил руководителей синагог.

Все это говорит о том, что независимость, автономия внутренней жизни иудейских синагог не мешала существованию многочисленной иудейской общины в Римской империи, осознававшей свое внутреннее единство, объединенной единым происхождением, священным текстом и верой в единого Бога Яхве.

Христианские объединения. Уникальность раннего христианства на фоне языческих и иудейских сообществ, как часто утверждается, проявлялась в том, что экклесии изначально ощущали себя частью одного движения[113]113
  McCready W Ekklesia and Voluntary Associations… P. 63–64.


[Закрыть]. В качестве аргументов приводят ряд специфических черт в раннехристианском движении:

• Экклесии были крайне заинтересованы в делах своих соседей-христиан, так что неурядицы в одной церкви нередко вызывали отклик у совершенно далеких общин.

• Разные экклесии были связаны странствующими проповедниками и разнообразными делегациями.

• Христианские общины практиковали обмен литературными текстами друг с другом.

• Экклесии от Карфагена до Дамаска обладали одинаковым типом внутреннего устройства, а церковные магистратуры одной общины принимались и во всех остальных.

• В христианской литературе особо подчеркивалась ценность гостеприимства (φιλοξενία), которое проявлялось в способности относиться к выходцу из другой христианской общины так, как если бы тот был членом твоей собственной (Рим. 12, 13; Евр. 13, 2).

• Именно среди христиан был создан столь важный институт церковных соборов, то есть совещаний представителей разных общин по важным вопросам.

Каждое из этих утверждений справедливо лишь отчасти – в одинаковой степени они все нуждаются в некотором прояснении. В действительности, мы встречаемся с подобным союзом христианских общин, именующим себя великой церковью (μεγάλη έκκλησία – Orig., C. Cels., 5, 59) или кафолической церковью[114]114
  А. Хальтгрин использует для обозначения создавшейся ко второй половине II века н. э. традиции понятие «нормативное христианство» (Hultgren A. The Rise of Normative Christianity. Minneapolis, 1994).


[Закрыть], лишь с конца II века н. э. Причем даже в III веке христианские общины имели сильную тенденцию оставаться феноменом локальной, местной полисной жизни. И в этом отношении они не слишком выделялись на фоне синагог или ассоциаций. Средневековый источник «Книга пап» («Liber Pontificalis») сообщает, что к V веку в Риме существовали 25 так называемых tituli, церковных общин (Lib. Pont., I, 31, 10). Каждый titulus обладал своим собственным зданием, клиром, евхаристическим собранием и местом для погребений. По оценке исследователя П. Лампе как минимум 20 титулов могут быть отнесены к доконстантиновой эпохе. Д. Балдовин утверждает, что каждая из tituli являлась организационно независимой домашней церковью[115]115
  Baldovin J. Hippolytus and the Apostolic Tradition: Recent Research and Commentary // TS. 2003. № 65. P. 528.


[Закрыть]. А. Брент склонен называть раннехристианские общины Рима не домашними церквями (как у П. Лампе), а домашними школами (houseschool)[116]116
  Brent A. Hippolytus and the Roman Church in the Third Century. Communities in Tension before the Emergence of a Monarch-Bishop. VC-Suppl. 31. Leiden, 1995.


[Закрыть]. Эти группы в I–II вв. н. э. представляли собой довольно аморфную конфедерацию братских общин. В этой конфедерации право отдельной экклесии на самостоятельное определение своей внутренней жизни не вызывало сомнения. При этом какой-либо единый надобщинный орган власти долгое время попросту отсутствовал. Считается, что лишь с епископства папы Виктора (189–199 гг. н. э.) христианские общины Рима начинают управляться из одного центра[117]117
  Brent A. Hippolytus and the Roman Church in the Third Century. Communities in Tension before the Emergence of a Monarch-Bishop. VC-Suppl. 31. Leiden, 1995. P 398.


[Закрыть]. До середины II века н. э. среди римских христиан не было даже единого дня празднования Пасхи. Часть римских христиан придерживалась практики малоазийских христиан и праздновала Пасху в один день с иудеями. Этот факт может говорить лишь об одном – многие римские tituli имели гораздо больше общего с близкими им церквями из Малой Азии, чем с соседними римскими общинами.

Известны многие апостолы и проповедники Иисуса Христа, которые странствовали по различным регионам Римской империи и находили приют в разных церквях. Пример подобной практики – миссионерство апостола Павла. Однако даже пример его служения часто показывает, что основанная Павлом община подчас стремилась как можно скорее эмансипироваться от своего основателя и уже тем более не иметь никаких обязательств перед другими общинами христиан. С большим трудом Павлу удается собирать пожертвования в пользу Иерусалимской общины. Нередко просьбы Павла о финансовой помощи, обращенные им к основанным им общинам, остаются без ответа (Флп. 4, 14–16; 2 Кор. 11, 9). Таким образом, идея единой церкви, распространенной по всей империи и объединяющей поклонников Иисуса Христа, часто оставалась лишь идеей одного человека (самого апостола) и не воплощалась на практике. Христианская литература конца I и II века полна предостережений против странствующих проповедников (Did., 13, 3–4). Регулярно прописывается норма относительно того, что община имеет право не принимать странника или всячески ограничивать его свободу в общине.

Заслуживает внимания и указание на то, что магистратуры христианских сообществ принимались в качестве действующих во всех христианских сообществах. Действительно, Поликарп, епископ христианской общины города Смирна, оказавшись в Риме, воспринимается там как епископ. Однако реальная практика была такова, что церковное служение воспринималось как служение, предназначенное исключительно для конкретной общины. Иными словами, церковная магистратура воспринималась как собственность экклесии, но не того, кто ею реально обладал. Сборники канонических постановлений полны предостережений, обращенных к епископам и пресвитерам, переходить из града в град. Так, если, например, совершалось поставление в церковную должность для соседней общины без согласия ее, то это поставление считалось недействительным.

Все это представляет раннехристианское движение I–II веков н. э. как движение, в котором элемент локальности получил довольно сильное выражение, в то время как настоящая транслокальность находилась еще в процессе своего становления.

1.4. Организация и важнейшие магистратуры античных сообществ

Вопрос локальности и транслокальности религиозных ассоциаций античности напрямую связан с их внутренним устройством. Специалисты по истории раннего христианства и раннего иудаизма XIX и XX веков приложили немало усилий, выясняя, как была устроена ранняя синагога или ранняя экклесия. Άρχισυνάγωγος, αρχων, φροντιστής, γερουσιάρχης, γραμματεύς, pater (mater) sunagogae, πρεσβύτερος, προστάτης – эти синагогальные магистратуры исключительно часто упоминаются в иудейских текстах и эпиграфических памятниках. Проблема состоит в том, чтобы на основании многочисленных свидетельств создать такую модель устройства синагоги, которая была бы в состоянии объяснить все многообразие данных, почерпнутых из эпиграфических и литературных документов.

Одинаково сложным было и положение историков раннего христианства. Данные, которые преподносят источники III вв. н. э. относительно внутреннего устройства экклесий, также крайне противоречивы. Они не позволяют воссоздать ту единую траекторию развития церковной организации, в которую можно было бы вписать все данные, которыми располагает исследователь.

Но если иметь в виду, что христианство и иудаизм I – начала II века н. э. были феноменами во многом локальными, что контакты между общинами были редки и нерегулярны, что апостолы, как кажется, не имели единой модели того, как должна быть устроена церковь, появляется возможность удачно разрешить все те сложности, которые были описаны выше.

Интерес в области организации частных сообществ античности почти всегда связан с попытками найти определенные шаблоны, универсальные модели в устройстве, будь то синагоги или, к примеру, экклесии. Надо сказать, что усилия сотен исследователей были связаны с поисками этих универсальных, общих для всех древних сообществ структур. Этому мешает специфика имеющегося в нашем распоряжении источникового материала. Древние свидетельства о внутреннем устройстве ассоциаций, синагог или экклесий, прежде всего, отрывочны и разрозненны, а помимо этого, они часто противоречивы. Иначе говоря, все созданные усилиями блестящих ученых модели развития, к примеру, церковной организации I–III вв. н. э. отличаются определенной условностью – при составлении их свидетельства одного рода заранее принимались как основные (или – древнейшие, наиболее распространенные, ортодоксальные), а те, что не вписывались в складывающуюся модель, именовались маргинальными или вторичными (или еретическими, гетеродоксальными).

Христианство I–II вв. н. э. обладало сильным региональным акцентом. В разных частях Римской империи появлялись общины, которые могли иметь в своем устройстве очень мало общих черт. Унификация внутренней организации экклесий происходит в ходе интенсификации взаимоотношений между ними, в процессе становления развития транслокального элемента. Для христианского движения это происходит в начале III века, для синагоги – на век позже.

Характерной чертой всех религиозных и профессиональных объединений античного мира было то, что их внутренняя организация в важнейших элементах копировала, подражала полисной. Это сходство было отмечено еще Аристотелем (Arist., Eth. Nic. IX, 4), на него указывали римские юристы (Dig., 3, 4, 1), о «сознательном копировании устройства городских общин» с изрядным постоянством говорят многие исследователи[118]118
  Patterson J. Landscapes and Cities… P. 255; Kloppenborg J.S. Collegia and Thiasoi: Issues in Function, Taxonomy and Membership // Voluntary Associations in the Greco-Roman World (ed. Kloppenborg J.S. and Wilson S.G.). London/New York, 1996. P 30.


[Закрыть]. Так, коллегии имели своих магистратов, советы, регулярные собрания, на которых принимались официальные постановления от лица всей ассоциации. Коллегии отправляют посольства, вступают в официальные дипломатические отношения с другими сообществами, городами или даже императорами. Религиозные и профессиональные союзы являлись участниками клиентских отношений с видными фигурами полисного или даже общеимперского небосклона. Как и полисы, коллегии обладали официальными списками членов (album), которые выставлялись в публичных местах. Сами ассоциации состояли из magistri (ordo) и plebs (populus). Магистратуры коллегий были выборными институтами, существовавшими по тем же принципам регулярной ротации, выборности и коллегиальности, что и полисные должности. В основе существования всех сообществ лежал определенный устав, конституция (lex), в которой оговаривались все основные вопросы жизни коллегии: принцип членства, регулярность собраний, санкции по отношению к нарушившим внутренние нормы, размер обязательных взносов и т. п. По мнению Ж.-П. Вальтцинга, античные ассоциации являлись настоящим городом внутри города, небольшим государством внутри большого[119]119
  Waltzing J. P. Étude historique. Vol. II. 1900. P. 184.


[Закрыть].

Констатация факта связи полиса и античного сообщества, как кажется, способна указать на источник того демократического духа, который столь очевиден в организации и нормах внутренней жизни античных ассоциаций. Сообщества античности копировали устройство античного полиса, самоуправляющейся городской общины, поскольку этот институт обладал в глазах жителей Римской империи I–III веков н. э. значительной привлекательностью. Представители не только городских низов римского общества, но и выходцы из средних слоев, наиболее активные участники vita associativa, ощущали свойственное каждому человеку стремление к тому, чтобы в собрании равноправных участников коллектива принимать обязательные для всего сообщества решения, независимо от своего социального статуса и достатка избираться на почетные должности, ощущать себя членом коллектива товарищей и сограждан.

Растущую популярность неформальных, частных объединений на протяжении первых веков существования Римской империи многие исследователи объясняют тем, что именно в это время жители античных городов ощущали острый недостаток полисной солидарности в связи с упадком самой полисной жизни[120]120
  Подобная точка зрения наиболее полно представлена в следующих трудах: Tarn WW Hellenistic Civilization. London, 1952. P. 47–125; Ehrenberg V. Polis and Imperium: Beitrage zur Alten Geschichte. Zurich, 1965; Ehrenberg V The Greek State. London, 1969.


[Закрыть]. Эти кризисные явления «с одной стороны, порождали потребность в создании прочных связей с людьми социально близкими, а с другой – позволяли новым ассоциациям, даже ассоциациям метеков и рабов, более успешно защищать свои интересы, поскольку им уже не противостояла воля единого, сплоченного гражданского коллектива»[121]121
  Свенцицкая И.С. Роль частных сообществ в общественной жизни полисов эллинистического и римского времени (По материалам Малой Азии) // ВДИ. 1985. № 4. С. 45.


[Закрыть]. Р. Паркер считает ассоциации «симптомом коллапса полиса как организационного центра религиозной жизни»[122]122
  Parker R. Athenian Religion: A History. Oxford, 1996. P. 333.


[Закрыть]. Подобного взгляда на взаимоотношения полиса и ассоциаций придерживается и М. Штрак. Немецкий исследователь пишет, что в то время, когда греческие полисы оказались под римским владычеством, город уже не обладал какой-либо существенной властью, поскольку империя заняла его место, и на руинах полиса вырастает ассоциация[123]123
  'Strack M.L. Die Mullerinnung in Alexandrien // ZNW 1903. Vol. 4. P. 223.


[Закрыть]. Из-за упадка традиционных способов организации населения, кризиса древней, полисной религиозности, роста индивидуализма людей охватывает чувство одиночества и беспомощности в мире, переживающем социальный кризис. Лучшим способом преодолеть это чувство, снова обрести ощущение солидарности и причастности к жизни коллектива являлось участие в жизни частных, религиозных и профессиональных союзов.

К слову сказать, подобная теория упадка в описании жизни античных городов в I–III вв. н. э. не является общепризнанной. Ряд исследователей отмечают, что утверждения об упадке полисной жизни в Римской империи являются в настоящий момент, скорее, данью устоявшейся исторической традиции, нежели справедливым описанием реального состояния дел. Например, Ф. Харланд аргументированно пытается доказать, что жизнь античного города в Римской империи оставалась интенсивной и насыщенной, а участие граждан в жизни своего города – реальным, а не формальным[124]124
  Harland P. Associations, Synagogues and Congregations. Claiming a Place in Mediterranean Society. Minneapolis, 2003.


[Закрыть].

Анализ внутренней жизни профессиональных и религиозных союзов Римской империи позволяет сделать важное заключение: сообщества не только копировали структуру полиса, но и значительно трансформировали его порядок в сторону большей демократичности. То есть сообщества старались реализовать идеалы полисной демократии более последовательно, чем это удавалось самим городским общинам.

Если на вершине полисной иерархии находились наиболее богатые и знатные горожане (honestiores), то в ассоциациях лидерские позиции иногда занимали выходцы из городских низов (humiliores). Вопрос знатности, богатства и гражданского статуса в коллегии в некоторых случаях не имел такого большого значения, как в полисе[125]125
  Verboven K. The associative order: status and ethos among Roman businessmen in Late Republic and Early Empire // Athenaeum: studi periodici di letteratura e storia dell'antichità. Vol. 95. 2007. P. 9; также – Meiggs R. Roman Ostia. Oxford, 1997.


[Закрыть].

Как и в полисе, в коллегиях имелись выборные магистраты, однако все важнейшие решения все-таки принимались общим собранием членов, на котором действовал принцип «один человек – один голос», что определенно контрастировало с характером городской власти в I–III вв. н. э.

Основой жизни греческого полиса, устроенного по демократическому образцу, являлся политически активный гражданин, носитель особых прав и обязанностей. Нормой для афинской демократии периода ее расцвета (V век до н. э., эпоха Перикла) была так называемая прямая демократия, при которой большое количество вопросов решалось через прямое голосование граждан города-государства, специально собравшихся для этого. Народное собрание (έκκλησία) обладало суверенитетом в принятии решений, а основные городские должности подчинялись таким нормам, как выборность, коллегиальность, подотчетность народному собранию и регулярная ротация. Назначение на должности могло происходить через непосредственное голосование за или против определенного человека, однако это правило касалось лишь наиболее важных магистратур (стратеги, гиппархи и др.). Для выборов большинства должностей использовался жребий.

Римская магистратская власть строилась приблизительно на тех же принципах, что и власть в греческих полисах. Magistrati являлись носителями делегированного авторитета, переданного им на определенный срок от лица cives и patres. Обладание должностью расценивалось как honor, поэтому за занимаемую должность не полагалось какой-либо материальной компенсации. Все магистратуры (кроме интеррекса, диктатора и начальника конницы) выбирались народом, являлись временными, коллегиальными и ответственными перед комициями.

Характерное свойство афинской полисной демократии, как и римского республиканского строя, – отсутствие класса чиновников как силы, занятой исключительно управлением и, в силу этого, выделенной из среды всего гражданского коллектива. Каждая магистратура дается гражданину на время для исполнения им своих гражданских обязанностей. Поскольку, к примеру,

P. 316; Waltzing J.-P. Étude historique… 1895–1900. Vol. I. P. 363–368; Royden H. The Tenure of Office. P. 12–17.

в Афинском государстве V века до н. э. кандидатов для большинства должностей определяли посредством жребия и была регулярная ротация лиц, обладающих этими должностями, едва ли не каждый гражданин имел большой шанс оказаться несколько раз в своей жизни обладателем какой-либо официальной должности.

Античные ассоциации. Анализ дошедших до нашего времени надписей, оставленных частными объединениями античности, ясно показывает, что для них был вполне характерен демократизм внутренней жизни.

Функции выбора магистратов для своего сообщества, как правило, принадлежали членам товарищества. В уставе (νόμος) сообщества почитателей Зевса Высочайшего из Египта содержится информация о том, что члены братства (φράτρα) выбирают (προχειρίζω) своего руководителя (ήγούμενος)[126]126
  P. London 2710 = SB 7835.


[Закрыть]. Важность подобного свидетельства особенно велика, если допустить, что окажется верным предположение некоторых исследователей о том, что этот устав представляет собой своеобразный шаблон, черновую заготовку для других египетских товариществ[127]127
  Roberts C., Skeat T. and Nock A. D. The Guild of Zeus Hypsistos // HTR. 1936. № 29. P. 39–88.


[Закрыть].

В статье А. Боак разбирает три устава античных сообществ (P. Mich. 243, 1; 244, 2–4; 245, 2–7)[128]128
  Boak A.E.R. An Ordinance of the Salt Merchants // The American Journal of Philology. 1937. Vol. 58 № 2. P. 210–219; также – Arnaoutoglou I. ARXERANISTHS and Its Meaning in Inscriptions // Zeitschrift fur Papyrologie und Epigraphik. 1994. Vol. 104. P. 110.


[Закрыть]. Характерно, что каждый из документов начинается с вопроса о выборе предстоятеля. Во всех случаях он избирается сроком на один год, при этом у каждого члена общины имеются совершенно равные избирательные права.

Содержание надписей, оставленных ассоциациями, дает основание утверждать, что членам сообществ очень нравился факт их политического полноправия внутри частных союзов. Так, постановления (δόγματα), касающиеся внутренней жизни одного из союзов, принимаются «лучшим советом» (κρατίστης βουλής) при «голосовании священнейшего народа» (χειροτονίατοΰ ίερωτάτου δήμου) (IG X/2, 192).

Поскольку решения коллегиатов должны остаться в веках, все важнейшие декреты союзов находят свое воплощение в виде надписей, выбитых на мраморе. Каждый декрет сопровождается списком лиц, участвовавших в его принятии, что лишний раз свидетельствовало об исторической важности той жизни, которая протекала в коллегии.

Невозможно переоценить значение практики выбора магистратов посредством жребия, принятой в античных сообществах. Жребий, как известно, глух к социальным различиям и находится всецело во власти случая. Платон указывает на практику жребия как на одну из наиболее характерных черт демократического строя (Plat., Respubl., VIII, 557). Учитывая невероятное изобилие магистратур в каждой из ассоциаций и регулярную ротацию, несложно догадаться, что оказаться членом коллегии руководителей сообщества или носителем какой-либо из низших должностей было довольно несложно. Ф. Аббот пишет, что благодаря демократизму частных сообществ даже самые бедные люди Рима получали шанс удовлетворить свое желание властвовать над другими, обладать титулами и носить знаки отличия (insignia) своей должности[129]129
  Abbot F.F. The Common People of Ancient Rome.Chicago/New York, 1909. P. 1909.


[Закрыть]. Устав почитателей Дианы и Антиноя сообщает, что магистры трапез назначались «в порядке очереди по списку (magistri cenarum ex ordini albi facti)» (CIL XIV, 2112). Некоторые уставы ассоциаций содержат информацию о том, что на тех, кто отказывался занимать определенную должность вопреки выпавшему жребию, налагался штраф. Этот факт может свидетельствовать лишь об одном: магистратура была всецело доступна, а поскольку исполнение ее сопровождалось определенной ответственностью и тратами, то велик был соблазн отказаться от подобной чести.

Положение магистрата предоставляло ему некоторые преимущества во внутренней жизни частного сообщества. Так, в коллегии Дианы и Антиноя (CIL XIV, 2112) магистраты освобождались от ежемесячных взносов и получали большие порции при различных раздачах (ex omnibus divisionibus).

Однако существовавшая практика передачи власти от одного магистрата (возможно, умершего) другому была далека принципов демократизма. Преемник мог не избираться сообществом, но получать свою власть по наследству. Именно так обстояло дело в ассоциации Зевса Диониса из Фессалоник (IG X/2, 259).

Эгалитарность, свойственная античной ассоциации, имела свою специфику. Помимо того, что над сообществом равных находились магистраты ассоциации, остальные члены также не являлись однородной массой. Члены частного объединения нередко были внутренне организованы в соответствии с определенной структурой.

Например, ассоциация, которая именовала себя как те, «quos elexit Iupiter Optimus Maximus Dolichenus sibi servire» (CIL VI, 406)[130]130
  La Piana G. Foreign Groups. P. 313.


[Закрыть], предполагала существование 3 классов коллегиатов: colitores – образовывали коллегиум с теми служителями, которые именуются principes, notarii, patres, и находились под покровительством patroni; candidates или neophytes – возможно, те, кто готовился к тому, чтобы стать жрецами; sacerdotes – жрецы коллегии, которых возглавлял первосвященник. Помимо этих групп, в сообществе были некие curatores templi и lecticarii dei, которые также образовывали из себя группу внутри сообщества.