Текст книги "Жди меня"

– Если бы я знала и видела столько же, сколько твоя тахта… – вздохнула Саша, – тебе не пришлось бы сейчас думать об этом.

– Лучше как есть…

– Хватит болтать, – шепнула Саша и стянула рубашку с его плеч. Он покрыл быстрыми поцелуями ее шею и грудь, одним неуловимым движением расстегнул ей лифчик. Она подалась навстречу его ласкам…

Когда она выскользнула из джинс, Ленька приглушил свет, прерывисто вздохнул и скинул с себя одежду.

Саша впервые увидела мужскую наготу…

… Утром Ленька, накормив ее завтраком, увез Сашу домой и сдал с рук на руки доброй бабушке…

Тетрадь Леньки Баженова

Сентябрь, 97

Зря Саша сравнивала нас с Ромео и Джульеттой. Я прочел эту пьесу. Ничего общего… Почти. Они были такого же возраста. И ночь у них была всего одна. Но Ромео, когда узнал о гибели Джульетты, умер и сам. А я не смог уйти вслед за ней. Потому что струсил. Понял, что не смогу убить себя. И решил: пусть это сделают другие. Потому – то и напросился к отцу в помощники.

Кстати, Капулетти и Монтекки враждовали. А я подружился с бабушкой Саши. Да и она понравилась моим родителям.

Я меняюсь, сам не замечаю, как. Меня – души моей – больше нет. Есть что – то страшное, словно заполненное серой равнодушной массой. Я понял, что теперь мне все равно. Теперь я могу убить человека. И самому мне ничего не страшно. Абсолютно. Это немыслимое равнодушие к себе начинает мне даже нравиться.

Так спокойней. Гораздо спокойней жить.

А жизнь стала большой игрой в шахматы. Один неверный ход – и меняется судьба всей партии. А больше ничего нет. Любви нет. И дружбы – тем более. Нет ничего! Хм, я кажется, становлюсь циником. Что ж, тем лучше. Если еще может быть лучше.

Саша убедилась, что несмотря на всю свою легкость и ироничность, Ленька был достаточно ответственным парнем. Что уж говорить о том, что он потащил ее знакомиться с родителями, едва те вернулись из отпуска.

– Леня, может не будем, не надо! – упиралась Саша у подъезда. Хотя ей было приятно, что Ленька так серьезно относится к ней, и очень – очень хотелось познакомиться с его родителями, но в последнюю секунду девушка испугалась.

– Сашенька, солнце ты мое упрямое, ты ведь уже почти пришла! Ну пойдем! – смеялся над ней Ленька.

– Нет! – помотала головой Саша и уселась на скамейку у подъезда, – все! С места не сдвинешь!

– Ах так! – Ленька стремительно подхватил ее на руки, взбежал по лестнице и распахнул дверь в свою квартиру. Не останавливаясь, прошел в столовую!

– Женя, отец! Это моя Саша!

На них смотрели его родители: красивая, высокая, белокурая мать, очень похожая на Леньку: строгий взгляд синих глаз – рыбок, пухлые губы плотно сжаты. Под таким взглядом Саша съежилась. Сползла с Ленькиных рук. Он, не отпуская ее, притянул к себе и обнял за талию.

Отец, тот был гораздо лучше. У него был Ленькин, такой родной на вид прищур глаз, мягкая даже на вид борода и светло – каштановые волосы.

– Здравствуйте! – тихо сказала Саша.

– Добрый день, леди! – чуть поклонился отец. – Мы очень рады принимать в своем доме такую очаровательную юную мисс, как вы.

– Действительно, – согласилась Женя, – мы вас ждали. Тем не менее, Леонид, могу я узнать, почему вы опоздали?

– Ты знаешь, ма… Женя, я так гнал мотоцикл, что меня оштрафовали за превышение скорости. Вот и получается, что мы опоздали, потому что торопились!

– Ну что ж, тогда добро пожаловать к столу! – воскликнул отец, потирая руки. Потом он подвинул стул Жене, а Ленька – Саше. Села Саша за стол, а там тарелочки, вилочки, ситечки всякие, что – то брать надо, куда – то добавлять… А она ведь в очень простой семье выросла, и этих ситечек, и как со всем этим обращаться, разумеется, не знает. А тут еще блюда всякие. Домработница хлеб разносит… ужас! Но Ленька при ней этак по – простому держится, словно и сам обращаться с этими ситечками не умеет.

А Саша все равно смущается под внимательным взглядом Жени. Да еще нож, как назло, тупой попался. Саша мучалась с ним, мучалась, а Леньку попросить нарезать – неудобно же при родителях! А тут еще помидоры принесли – красные, крепкие, маринованные – и это среди лета! Саша не удержалась, взяла одну. Взялась резать, а нож – то тупой. Ну, помидорка пискнула так неприлично и тоненькой струйкой всех облила…

За столом воцарилось молчание. Саше захотелось провалиться сквозь землю или хотя бы стать невидимкой.

– Да уж, видно, Сашеньке очень тупой нож попался, – с мнимым сочувствием, в котором проскальзывали язвительные нотки, произнесла Женя.

– Извините, – пролепетала Саша и покосилась на Ленькиного отца. Тот, пряча в углах губ веселую улыбку, осторожно смахивал с отворота пиджака помидорные семечки. Заметив Сашин взгляд, он подмигнул ей. Девушка чуть улыбнулась и отвела взгляд.

– Смотрите, у меня тоже так получится, я тоже так умею! – закричала маленькая Лилька, и, прежде чем брат успел остановить ее, прижала помидорку ножом. Снова все оказались в помидорном соку. Ленька давился хохотом, приличия не позволяли ему вслух засмеяться за столом.

– Лилия! – пряча за строгостью улыбку, сказала Женя. В этот момент Ленька взял из вазы два яблока. Одно бросил через стол Саше, другое откусил сам.

– Леонид! Дети, как ужасно вы сегодня ведете себя за столом! Леонид, неужели ты забыл как пользоваться ножом? Неужели нельзя было очистить яблоки и спокойно передать?

Снова за столом воцарилось секундное молчание, во время которой Ленька и отец обменялись заговорщицкими взглядами.

– Может, скажем? – спросил Ленька.

– Скажем! – обреченно вздохнул отец.

– Что? – испуганно выпрямилась Женя.

– Женечка, знаешь, – осторожно, словно уговаривая больную, начал Ленька, – ты только сильно не волнуйся. Это оказалось не смертельно! Мы с отцом вот уже пять лет покупаем на рынке яблоки и морковку. О штаны вытрем и съедаем… нечищеными, конечно!

Оба Баженовых – и отец, и сын – забыв про все приличия, захохотали. Женя смотрела на них, смотрела, а потом улыбнулась. И улыбка у нее была такая же, как у Леньки – с веселыми солнечными зайчиками.

Дневник Леньки Баженова

Октябрь, 97

Уже четыре месяца. Четыре месяца, как нет Саши. А я все не могу поверить. Я знаю, что ее больше нет. Но моя кровать хранит запах ее духов, мои рисунки – ее лицо, город хранит само ее присутствие и я абсолютно уверен в том, что сейчас застану тебя дома, Саша. Ты будешь читать или смотреть телевизор, или готовить обед. А, может, играть с кошкой. Все равно, главное, что ты там будешь, а тебя нет.

Жду тебя каждый день, каждую секунду. Я даже на могилке твоей не бываю – это не твоя могила! Ведь ты живешь, ты здесь. Не могла так нелепо погибнуть! Ты не могла умереть!

Теперь они нередко бывали втроем – Ленька, Саша и Сергей. Да. Тот самый Сергей, шумный, темноволосый, быстроглазый парнишка. Сначала Леньке было все равно. Серый – классный парень. С ним весело. Но вскоре он заметил, что если с Сашей шли куда – то вдвоем, то она обязательно спрашивала о Сереге.

Сначала Ленька подшучивал над Сашей:

– Что, влюбилась, что – ли?

– Ага! – улыбалась Саша, – влюбилась.

– Ну, я крестным буду, – смеялся он.

– А зачем? – шутливо улыбалась Саша, – я и с тобой дружить буду. Один для души, другой для дела. Или наоборот, – поддевала она.

А он не поддевался. Поначалу. Ведь он верил ей, как себе. А потом он понял, что его подтачивает маленький червячок беспокойства. Он еще улыбался, но уже без веселости.

А когда однажды он пришел к Саше и застал там Сергея – вот тогда он с ужасом почувствовал черную глухую ненависть внутри себя. Он, не раздумывая, шагнул в комнату. Сергей поднялся с кресла ему навстречу. Ленька тяжелыми шагами подошел к нему. И такая непробиваемая стена ненависти была вокруг него, что Сергей отшатнулся от Леньки.

– Баженов! – вскрикнул он. – Ты что!

Не отвечая, Ленька схватил его за рубашку и потащил к выходу. Сергей, шокированный таким поведением обычно спокойного Леньки, даже не пытался сопротивляться. Зато Саша схватила Леньку за руку и повисла на ней.

– Отпусти его! Ленька! Да в чем дело! Баженов!

Он, словно котенка, стряхнул ее с руки. Она упала на диван, глядя на Леньку испуганными изумленными глазами.

А он выволок Серегу за дверь, стащил его со ступеней и выкинул на улицу. Сам вылетел вслед за ним. Сергей упал в заросли полыни.

Едва парни скрылись за дверью, Саша вскочила и кинулась за ними.

Сергей поднялся на ноги. Ноздри его раздувались. Кожа на высоких скулах натянулась.

– Ты че?

Они пошли друг на друга. Ленька коротко, без замаха, ударил его в лицо, точно в переносицу. Больше никто из них ничего сделать не успел. По лестнице скатилась Саша. Подскочила, пылая яростью, к Леньке и ударила его по щеке. Ленька не успел перехватить ее руку. На его бледной щеке остался багровый отпечаток ее маленькой крепкой ладони. Он не схватился за щеку, он мгновенно развернулся и быстро зашагал вниз по улице. А Саша, ни мгновение ни глядя ему вслед, опустилась рядом с поверженным в полынь Сергеем.

Ленька был зол и обижен. Ему хватило бы любой мелочи, любой искры, чтобы вспыхнуть и забушевать. Он не являлся ни к обеду, ни к ужину, уезжал с раннего утра, ввязывался в любые уличные конфликты, пытаясь “спустить пар”.

К концу недели у него сломался мотоцикл. Ленька выругался, загибая такие выражения, о существовании которых его интеллигентная мать даже не подозревала.

А потом снял рубашку и полез ковыряться в моторе.

Как Саша, отойдя от первого гнева, почувствовала жгучее чувство вины перед Ленькой. Она сумела понять его ревность. И в субботу, почти через неделю, пошла мириться.

Был жаркий, очень жаркий июльский день. Саша одела красный купальник и легонький сарафанчик, который очень шел ей – готовила “тяжелую артиллерию”.

…Леньки дома не оказалось. Ей сказала об этом Женя.

– А где он может быть?

– Откуда я знаю? – пожала плечами Женя. – Он мне не говорит, я его вообще на этой неделе не видела. Я даже не знаю, что тебе сказать. Может, он в гараже.

– Спасибо, – кивнула Саша.

… Да, Ленька был в гараже. Саша издалека увидела открытую дверь и чуть было не струсила. Но с трудом взяв себя в руки, она подошла к двери.

Ленька, обнаженный до пояса, сидел спиной к ней, опустившись на одно колено, крутил в руках какие – то болтики. На его спину падало солнце из распахнутых дверей. Саша, встав на пороге, перекрыла его.

– Леня!

Ленька замер. Медленно выпрямился. Обернулся. Его лицо было абсолютно бесстрастным. Синие глаза – рыбки – прозрачными. В них не было никаких чувств. На левой щеке – пятно мазута. Он взял в руки грязную тряпку, стал медленно, не глядя, вытирать измазанные руки.

– Ты испачкался, – тихо произнесла Саша и протянула руку к его щеке. Он молча отвел ее руку, вытер щеку сам. У Саши задрожали губы, и она обрадовалась, что стоит против света и Ленька не видит ее лица.

– Зачем ты пришла? – сухо спросил он.

– Я по тебе скучала.

– А Сергей? – без усмешки поинтересовался Ленька.

– Между нами ничего не было. Он зашел ко мне, потому что искал тебя!

Они помолчали. Ленька бросил грязную тряпку на кожаное сиденье мотоцикла.

– Лень, – протянула Саша.

– Что? – он отвернулся к своим железякам.

– Пошли купаться…

– Нет.

– Почему?

– Ты же видишь, я занят.

– Ты никогда раньше не был таким … колючим.

– Все меняется.

– Но ведь ты же меня еще любишь? – со слезами воскликнула она.

– Мне нужно перебрать мотор, – сказал он, отвечая на свою прежнюю реплику.

– Тогда я пойду одна!

– Прихвати Сергея! – равнодушно произнес Ленька.

Саша, кипя, развернулась и выбежала. Она не нашла, что ему ответить. Ее душили яростные слезы. И все же она надеялась, что Ленька остановит ее, задержит…

Едва Саша скрылась за дверью, Ленька вскочил и бросился за ней. Распахнул дверь.

– Подожди! – и осекся. Улица была пуста. Он с отчаяньем ударил кулаком по двери. Развернулся, смахнул с верстака инструменты. Пнул автомобильную шину…

Потом опустился на пол… И стал собирать все, что скинул с верстака.

А Саша, не видя дороги, бежала по улице. Она не хотела себе признаться, что плакала из – за Леньки. Сначала она была обижена. Потом ее обхватила цепкими лапами ярость.

А потом сзади подкатил мотоцикл.

– Саша!

Она обернулась, надеясь, что слышит Леньку.

Нет, на мотоцикле был Сергей.

– Эге, да ты плачешь! Что случилось? Кто тебя обидел?

– Никто, – помотала она головой, вытирая кулаками слезы.

– Да ладно тебе, – он шутливо обнял ее, вытирая слезинки с ее щек. – Мы, мужики, вообще ваших слез не стоим. Плюнь, будешь ты еще из – за него плакать!

Не зная, чем еще отвлечь ее, он предложил:

– Слушай, а пойдем купаться!

И тогда Саша с жестокой мстительностью подумала о Леньке.

– Пошли, – кивнула она Сереге и села позади него на мотоцикл.

Дневник Леньки Баженова

Октябрь, 97

Тогда я видел ее в последний раз.

Я виноват. Если бы не моя детская обида… Ведь Саша сама пришла мириться. Она первая протянула мне руку. А я? Что сделал я?

Идиот! Кретин.

Меня переполняет отчаянье. Если бы можно было все вернуть!

Все, что я могу сказать – лишь тупая банальность по сравнению с тем, что я чувствую. А что я чувствую? Мне хочется биться головой о стену…

И живет, все – таки живет во мне крохотная надежда: а вдруг?

Вдруг все это – тривиальная, глупая ошибка? И Саша жива, она вернется?

Ведь никто не знает, что же там лежало… После…этого никто не видел Саши. И я не видел. Может, поэтому я и не могу поверить и принять реальность?

А потом, ближе к вечеру, к Леньке прибежал Серега. Увидев его взволнованное и испуганное лицо, Ленька сразу встревожился. И так целый день у него душа была не на месте.

– Что случилось? – выкрикнул он, схватив за плечи задыхающегося от бега Серегу.

– Саша… – выдохнул тот.

– Что? – кричал Ленька.

– Она не у тебя?

– Нет!

– Ленька, ее нигде нет… Я боюсь, что она… – Сергей задохнулся, провел языком по губам, – что она утонула!

– Что?! – Ленька словно обезумел, – что ты сказал?

– Мы с ней пошли купаться, Ленька! Она ныряла! Я ушел за мороженым. Через пять минут ее уже не было!

– Где же одежда?

– Вот, она на берегу осталась, а Саши нет!

Ленька уже не слушал его. Выскочил из гаража, забыв закрыть дверь, запрыгнул на Серегин мотоцикл.

– Ты куда? Подожди!

– Где ты ее искал?

– Везде! Я весь город прочесал! Везде был, где могла быть она!

Ленька не знал, как долго Сергей звал Сашу, как он нырял до бесконечности, пытаясь ее найти. Как, поняв бесполезность своих усилий, но все еще на что – то надеясь, оседлал мотоцикл, поехал прочесывать город по всем знакомым, по всем ее подругам, по всему городу и пригороду.

…Ленька не знал и того, что, нырнув, Саша ударилась головой о какую – то железяку и потеряла сознание. Ее еще можно было спасти…

Но Сергея не было на берегу.

…Сашу хоронили через три дня – на следующий день после того, как нашли. Гроб был заколочен – посмотреть на нее не дали даже бабушке. Когда Ленька увидел этот маленький узкий гробик, у него сжалось сердце.

Ленька во всем черном, похудевший, казался гораздо старше своих лет и бледнее обычного; под глазами залегли круги, да и сами глаза словно растеряли всю свою синеву.

Ленька не плакал. Нет, он был страшно, не по – человечески спокоен. Танька, которую они с Сашей когда – то (сто лет назад!) встретили в утреннем автобусе, шепталась с подругами:

– Любовь, говорите… Посмотрите на эту любовь – даже слезинки не уронил, – и она печально промокала кружевным платочком свои крупные прозрачные слезы, стараясь при этом не задеть макияж.

Ленька же все делал механически. Внутри его все кричало (страшный, застывший на одной ноте крик), а внешне он напоминал айсберг.

И когда пришло время выносить заколоченный гробик, они вместе с Сергеем легко подняли его на плечи.

А потом было кладбище, такое нереальное в июльский солнечный день, и от этого еще более страшное.

Сашина бабушка плакала на Ленькином плече, а он бесстрастно обнимал ее.

На поминки он не поехал, ему претила сама мысль, что придется еще несколько часов выслушивать лицемерные соболезнования тех, кто никогда не был Саше другом. Ему хотелось остаться одному. И он ушел, ни с кем не прощаясь. У ворот кладбища его окликнула Танька.

– Леня, ты куда? – Ленька не оглянулся, он медленно побрел дальше, ступая по лужам, оставшимся после недавнего дождя, черными лакированными ботинками. Ему казалось, будто жизнь только что кончилась, он умер, вознесся на небо, но там не приняли его, а, пробормотав что – то вроде “иди, попробуй еще раз”, столкнули вниз, прямо в эти лужи. В той, прошедшей, жизни Ленька знал точную цену всему: деньгам, дружбе, измене, любви, прожил эту жизнь, как умел. Он нравился себе в той жизни, а в этой оказался маленьким растерянным мальчиком, одиноким и жестоким от одиночества.

…Леня добрел до мотоцикла и уехал.

…Мотоцикл ревел и почти горизонтально ложился на виражах. И черт с ним, если сейчас рухну, черт с ним. Ленька злился на собственное мастерство, ведь как хорошему пловцу трудно утопиться, так и хорошему мотоциклисту почти невозможно нарочно попасть в катастрофу.

Ветер обдувал его лицо, он выжимал предельную скорость и ветер тоже. Он отпустил руки перед поворотом, но инстинктивно снова схватился за руль. Все отодвинулось и лежало далеко внизу, как море, как горе, Ленька находился над уровнем горя. Это был уже не тот уровень, который он мог выдержать.

Когда – то он слышал, что нельзя слишком сильно любить человека, а то древние боги жизни возревнуют, разгневаются и заберут того, кого ты любишь. Нельзя любить человека больше бога. За все приходится платить, и за счастье тоже.

Ленька злился на себя за то, что он не может просто бросить мотоцикл, а на нем и себя в пропасть. Нет человека, который не хотел бы любви и признания, который не боялся бы смерти. Да и…

Мотоцикл занесло, у Леньки захватило дух, и он лихорадочно стал выравниваться.

Да и сам ты дерьмо собачье, если присмотреться. Так же жалок, так же боишься смерти… Но ведь все умирают! Сотни поколений до тебя! Старые, молодые… Саша тоже умерла. Ей больше не страшна смерть.

Но ведь можно глядеть на людей иначе. Можно. И проливать сопли, слезы, нюни, и желать добра, и жалеть, и осыпать бесплатными приложениями к собственной персоне.

А Ленька экспериментировал с людьми. Он искал тех, кому не страшно будет сделать то же. И он нашел девчонку, которая не испугалась. Впервые в жизни он встретил ту, что действительно была ему нужна. Он ее видел в снах задолго до встречи. Это о ней он мечтал, это ее любил до безумия. И сейчас, сквозь глухой ступор, злился на себя, на свой страх перед смертью. Мысли его путались, сбивались и свивались в страшную ткань горя.

Сейчас бы он погиб, и никто бы уже не оставил о нем другой памяти, кроме него самого, и она, Саша, всегда будет ненавидеть его за то, что он заставил ее погибнуть, а следом за ней уйти не сумел.

… Но это же дамская, девчоночья сентиментальность – думать о самоубийстве, как о красивом, так вовремя подвернувшемся несчастном случае. Леньку изнутри, сквозь серую оболочку, разрывали рыдания, но преодолеть все преграды они не могли. Он ненавидел себя, свой голос, свои руки, чувства свои ненавидел такой плотной черной ненавистью, какой люди не награждают самого заклятого врага своего.

А бесконечная гонка продолжалась…

Дневник Наташи Талкевич

Июнь, 98

Я занимаюсь на подготовительных предэкзаменационных курсах. В нашей группе есть потрясающий парнишка. Его зовут Ленька. Хорошенький, не скрою. А кроме того, очень умный и загадочный, в меру циник. Всегда одет в черное, словно в трауре.

Кажется, я ему нравлюсь!

Дневник Леньки Баженова

Июнь, 98

Я понял, что это она, как только увидел ее глаза. Конечно, внешне ничего общего. Саша была черненькой и курносой, а Таша – со строгими чертами лица белокожая, зеленоглазая блондинка.

И все же это она. Я никогда не забуду и не перепутаю ни с кем этот озорной, лукавый подначивающий взгляд, эту слегка насмешливую улыбку, эти интонации, этот поворот головы, когда она откидывала волосы со лба. Да, знаю я, знаю, что этого не может быть. Такого не бывает.

А любовь бывает? А смерть?

У тебя теперь другое имя, другая внешность, и все – таки это ты.

Саша, ты вернулась?

Часть вторая

Если я перестану смеяться, мне придется заплакать…

Пьер Огюстен Бомарше

И все – таки Ленька был странным парнем. Он никогда и ничего о себе не рассказывал. Он предпочитал говорить о ней. Наташе это, разумеется, нравилось. И еще ей нравилась та тайна, которая окружала его. Та, что делала его синие глаза словно наполненными дистиллированной водой.

Это задевало ее профессиональную гордость. Ведь она училась на журналиста, ее профессией было вытягивать и выманивать у людей все их самые сокровенные тайны и самые секретные мысли.

А он писал ей стихи и рисовал ее зеленые глаза.

…В кабинет вошла Марианна, молоденькая, красивая, умненькая преподавательница мировой литературы. Оглядела своих студентов.

– Доброе утро! Садитесь, пожалуйста.

Ее – Марианну, Марию Ивановну – студенты любили. С ней можно было пофилософствовать, поговорить, спросить о чем бы то ни было.

– Баженов, садись! – шепнула Наташа, дергая Леньку за рукав, – Чего застрял?

– Да так, засмотрелся.

– На Марианну засмотрелся, да? – шутливо насупившись, спросила Наташа.

– Угу.

– А я?

– А что – ты?

– Как ты мо – ог? – протянула Наташа, – Ты обидел Та – ату! Ты не любишь Тату!

– С чего ты взяла… – начал было Ленька.

– Ну ты же любишь Марианну! – перебила Наташа.

– Да не люблю я ее!

– Любишь!

– Нет.

– Баженов, прекратите очаровывать Талкевич! – в эту секунду произнесла Марианна, – не могли бы вы встать и донести до общего сведения тему столь горячего обсуждения?

– Могу, конечно. Почему бы нет? – Ленька встал, спокойно оглядел замершую, приготовившуюся к представлению группу, выбирая себе жертву, и, наконец, внимательно поглядел на Марианну, – мы тут спорим, кто такой Фельдшмихель. Вы нам не подскажете?

– Ну… – Марианна мгновенно поняла, что Ленька, по своему невыносимому обыкновению, умудрился в одну секунду поставить ее в нелепое положение. Она не то, чтобы не помнила, она просто не знала, кто такой Фельдшмихель! Но ведь надо было выкручиваться, не роняя своего преподавательского достоинства, которым молоденькая Марианна очень дорожила.

– Я совершенно уверена, что Фельдшмихель – известный немецкий политический деятель середины двадцатого века. – Как можно более уверенно произнесла Марианна, – стыдно этого не знать, Баженов!

И она внимательно посмотрела на него: угадала или нет?

А он, встретившись с нею взглядом, удержал готовые сорваться с языка слова, и сказал совсем другое:

– Точно, это немецкий политик.

Хотя на самом деле так звали толстого и наглого, известного всему корпусу кота гардеробщицы бабы Дуси, названного так просто потому, что слово смешное.

Тетрадь Леньки Баженова

Октябрь, 98

Таша мне очень нравится.

Обидно. Вдвойне обидно из – за этого, ведь мы с ней просто друзья. Хотя все вокруг уверены в другом. Тем невыносимей и мучительней ежедневно, ежечасно сидеть с ней за одной партой, обнимать ее за плечи и не сметь большего, иначе опять раздастся это детское “Ты обидел Тату!” и никакими силами не остановить это нытье.

А ведь хочется чего – то совсем другого.

Ленька и Наташа шли по улице. Погода была по осеннему хмурой и недовольной.

– Лень! – протянула Наташа, – ты меня любишь?

Хотя она спросила это с наивной непосредственностью ребенка, Ленька нахмурился. Ну не любил он таких разговоров.

– Смотри – указал он вперед, – видишь парочку? Расскажи мне о них!

Это было одним из любимых Ленькиных развлечений: додумывать судьбы окружающих людей.

Наташа посмотрела в указанном направлении: впереди шли парень и девушка. Парень о чем – то увлеченно рассказывал подруге, яростно жестикулируя и стараясь при этом не уронить с плеча ни свою, ни ее сумку. Девушка же слушала его, изредка кивая, но даже со спины было заметно, как ей откровенно, до зевоты скучно.

– Они познакомились на дискотеке, – произнесла Наташа, – он первым подошел к ней и поначалу понравился. Потому она и пошла с ним танцевать.

– А потом?

– А потом он оказался жутким занудой. – Наташа покосилась на Леньку. Он кивнул. – Только и знал про свой дурацкий хоккей. И она в нем разочаровалась.

– Они останутся вместе?

Наташа помолчала. В эту секунду девушка вытащила ладошку из – под локтя спутника и опустила в карман.

– Нет. Или недолго. Она его бросит.

– А потом?

– А потом… Она окажется беременной и будет уже все поздно исправлять.

– А потом? – настойчиво повторил Ленька.

– А потом ее украдут инопланетяне! – засмеялась Наташа. – Баженов, зануда!

– Ладно, проехали, – легко согласился Ленька. – Пойду – ка я, познакомлюсь с ними…

Тут же – Наташа не успела его остановить – он прибавил шаг и нагнал парочку. Начал им улыбаться, играть ямочками на щеках, что – то спросил. Наташа ничего не слышала. Да и не хотела слышать. Она была уверена, что сейчас ему просто назовут известный адрес. Однако они замедлили шаг, внимательно выслушали его, а потом оживленно заговорили сами. Выслушав их, Ленька чуть поклонился им (воспитанный, блин, подумала Наташа) и вернулся к ней.

– Все было именно так, как ты придумала. Только познакомились они на вечеринке.

– Как же они тебе это рассказали? – изумилась Наташа.

– Уметь надо! – усмехнулся Ленька.

“Как же он все – таки холодно смотрит на людей!” – подумала она в эту секунду. – “Не дай бог смотреть кому – то на тебя такими глазами, глазами холодного, жестокого и расчетливого наблюдателя. А если он и за собой так же наблюдает со стороны?” Нет, Наташа была убеждена, что себя надо любить. Воспитывать, журить – но любя. А он за людьми, и, наверное, за собой замечал очень многое. Поэтому всегда играл, никогда не раскрываясь до конца и полагал, что все на свете только и делают вид, что живут. Ну и что ж. И у нее, у Наташи, не слишком – то женский ум! Посмотрим!

* * *

Так уж получилось, что у них сложилась крепкая, хоть и небольшая компания. Да еще и люди, как на подбор – каждый со своими тараканами… Чего стоил Юрка, учившийся курсом старше – живой, подвижный, эксцентричный парнишка с вкрадчивым голосом и странным цветом волос. Или еще один их товарищ – Илья Вольф, с которым вместе Ленька снял крохотную квартиру где – то в районе автовокзала. Илюха носил кличку Миротворец. То ли в этом прозвище был глубокий подтекст, то ли скрытая тонкая насмешка, ведь Илья был помешан на оружии, называя себя солдатом невидимого фронта и повсюду носил под курткой пистолет, при любом удобном случае изображая из себя Джеймса Бонда. Ленька подсмеивался над ним за это, но Наташа обычно рьяно бросалась на защиту Ильи. Называя его братишкой.

Девушек в этой компании, кроме Наташи не было, и ее это более чем устраивало. Конечно, у ребят были подружки где – то на стороне; но приводить их в компанию под насмешливый Наташин взгляд и острый язычок никто не рисковал.

Тетрадь Леньки Баженова

Октябрь, 98

Совершенно неожиданно для себя я оказался в окружении приятелей. Но, видно в силу привычки, я остаюсь все тем же одиночкой – неприкаянным в толпе, когда приятелей много, а довериться некому.

Наверное, я совсем разучился общаться с людьми. Больше года я держал всех окружающих на расстоянии вытянутой руки, чтоб, не дай бог, никто не схватил за сердце. А стоило лишь немного потерять бдительность – и, пожалуйста: Таша уже нацепила мое сердце на цепочку и повесила в виде украшения себе на шею.

Помню, как увидел ее первый раз. Мы с Илюхой тогда ехали в автобусе. И вдруг – входит длинноногая фифа. Зеленые глаза, губы пухлые. Обнаженные почти во всю длину ноги едва прикрыты подолом коротенькой юбчонки. Благоухание духов на весь автобус.

Я соскочил с сиденья, место ей уступать кинулся. А познакомиться не решился.

А на следующий день захожу в аудиторию – учились с Ильей на подготовительных курсах в универе – и вижу: сидит она. Красотка из автобуса. Тоже на курсы записалась, значит. Ну, думаю, судьба. Так и познакомились.

* * *

Было уже одиннадцать вечера, когда Наташа услышала негромкий стук в дверь. Удивившись про себя, подошла, посмотрела в глазок. Распахнула дверь и с изумлением воскликнула шепотом:

– Баженов! Ты?

– Впустишь? – спросил он, переступая порог. С прищуром оглядел ее:

– Классно смотришься в ночнушке!

– Отвернись! – смутилась Наташа.

– Одевайся быстрее, – произнес он, – лучше в джинсы.

– Зачем?

– Таш, ну я впервые тебя о чем – то попросил! Давай, без вопросов!

– Вот уж не думала, что ты попросишь меня одеться! – с чуть заметным кокетством произнесла Наташа, удаляясь в свою комнату. Спустя несколько минут выглянула оттуда:

– А чего ты такой загадочный?

– Увидишь! – протянул Ленька.

Наконец она вышла к нему, вся такая ладненькая в джинсах и свитере. Натянула на ноги ботинки.

– Готова?

– Пошли, – Наташа взяла с полки ключи. Тихонько, чтоб не услышали уже уснувшие родители, заперла за ними дверь. – А мы куда?

– Увидишь! – сказал в темноте подъезда Ленька и… стал почему – то подниматься наверх. Постояв немного в недоумении, Наташа решила – ну что ж, посмотрим, – и кинулась следом.

– А почему ты так поздно?

– Ждал, когда стемнеет.

– А зачем? – и, не дав ему ответить, задала следующий вопрос, – откуда ты знал, что я не сплю?

– Сердцем чуял, – с уловимой усмешечкой отозвался Ленька. Внезапно – так неожиданно, что Наташа чуть не уткнулась носом ему в лопатки – он остановился.

– Что? – спросила она.

– Почти пришли.

– А куда дальше? Это же седьмой, последний этаж!

– Наверх дальше. К звездам. – Он взялся рукой за перекладину пожарной лестницы, ведущей на чердак. Помедлил. Рассмеялся – уж не знаю, надо ли в такой ситуации пропускать даму вперед?

– Даму нужно пропускать вперед в любой ситуации! – заявила Наташа и первой залезла на чердак. Следом за ней – Ленька. Распахнул дверь, ведущую на крышу:

– Прошу!

Наташа увидела перед собой сотни огней. Якутск с высоты седьмого этажа был прекрасен. Он переливался где – то там, внизу, светлячками – огнями и был похож на океан, полный светящихся рачков и крохотных рыбок. Наташа подошла к самому краю крыши, любуясь открывшимся перед ней зрелищем, ветер трепал ее светлые волосы и они напоминали бьющиеся за плечами крылья. Девушка охватила хрупкие плечи ладошками. Повернулась к Леньке.

– Ты привел меня сюда, чтобы показать город?

– Нет. Я привел тебя посмотреть на звезды. Сегодня ночью будет звездный дождь. Леониды падают!

– Леониды?

– Это метеориты такие. Должно быть невероятно красиво.

Наташа отошла от края крыши, запрокинула голову. Протянула разочарованно:

– Да ведь небо – то все в тучах!..

Ленька задумчиво взглянул на темное, обложенное тучами небо, потер подбородок.

– М-мда… Ну, ничего. Сейчас мы их разгоним.