Текст книги "Хождение по Млечному пути"

Прощание с рыбаком

Я долго, очень долго иду от калитки в дом, с необъяснимой грустью открываю ставшую родной дверь. Меня уже ждут за столом, положив натруженные руки на белую скатерть, милые мои старики – Эррандо и Тода, – совершенно чужие, но ставшие такими близкими, что к горлу подкатывает комок.

Что сказать вам, мои дорогие, на прощание? Что каждый прожитый в Эускади день был похож на маленькую жизнь? Что каждый час вмещал в себя такое количество эмоций и впечатлений, что теперь можно вспоминать о них долгие-долгие годы? Что пережитые здесь, вместе с вами и благодаря вам, минуты – это то, ради чего стоит рисковать и доверяться судьбе? Это мгновения, которые хочется останавливать. И бережно хранить в своем сердце… Я так хочу поблагодарить вас за то, что поделились со мной чем-то очень важным, быть может, частью своей души. Что позволили пережить радость и покой, удивление и восторг, светлую грусть и глубокую благодарность. Вы украсили мою жизнь и позволили мне быть абсолютно счастливой…

Но я ничего этого, увы, сказать не могу, – мой английский не настолько совершенен. Поэтому я просто пою им песню. На русском. Мою любимую:

 
«Призрачно все в этом мире бушующем
Есть только миг – за него и держись!
Есть только миг между прошлым и будущим
Именно он называется жизнь…»1919
  Александр Зацепин, слова песни «Есть только миг» из кинофильма «Земля Санникова».


[Закрыть]
 

Пою и плачу. Плачу и пою. Все куплеты, один за другим. И про седые пирамиды, и про звезду, что сорвалась и падает…

– Элена, – беспокоится Эррандо, кладя руку на мое плечо, – ты чем-то расстроена? У тебя все в порядке?

– Да, Эррандо, у меня все в порядке, просто грустно оттого, что завтра мы расстаемся. А я даже не могу как следует поблагодарить вас с Тодой. Не хватает слов, и я совсем не знаю эускера.

– Не беда! Мы и так все понимаем. Правда, Тода? – старик поворачивается к жене.

Тода кивает и тоже подходит ко мне. Мы все трое обнимаемся. Я еще пару раз всхлипываю, вытираю слезы, потом иду мою руки, и мы садимся ужинать.

После вечерней трапезы Эррандо приносит старую шкатулку и достает оттуда пожелтевшую от времени бумагу с печатями, розоватую ракушку с обломанными краями и несколько черно-белых фотографий, на которых изображены они с Тодой – молодые. На фотокарточке со старомодными зубчатыми краями Эррандо в плаще и широкополой шляпе с ракушкой вместо кокарды. В руках у него посох, к которому привязана пустотелая тыква, – такие раньше использовали в качестве фляги пилигримы. Рядом – совсем юная Тода с темной косой, так же как и сейчас обмотанной вокруг головы. У их ног две котомки. На заднем плане – старая церковь и уходящие за горизонт виноградники. На другом снимке – длинный мост через реку. Посередине моста – вымокшие до нитки, но счастливые Эррандо и Тода. Они держатся за руки, Эррандо смотрит на Тоду, Тода – на реку. Еще один кадр: солнце в зените, петляющая дорога уходит вверх в горы, по ней движутся две фигуры. Он и она…

– Теперь ты понимаешь, Элена, о чем я хочу тебе рассказать? – спрашивает Эррандо.

– Да, кажется, догадываюсь. Ты и Тода – вы прошли Камино Сантьяго?

– Так и есть. Я прошел этим путем трижды. Когда я услышал тогда в электричке, что ты собираешься идти дорогой пилигримов, мне захотелось поддержать тебя и быть твоим наставником. Ведь у каждого паломника должен быть наставник. Тот, кто первый пожелает «Буэн Камино!»2020
  (испанский) Buen camino! – Доброго пути!


[Закрыть] Но сначала я расскажу тебе о своем Пути.

Третий рассказ Эррандо

«…Впервые об этой дороге я узнал в день моего первого причастия. Мне было тогда 12 лет. Отец сказал, что Камино Сантьяго должен пройти каждый католик хотя бы раз в жизни. Но важно правильно выбрать время. «Путь должен сам тебя позвать!», – говорил отец. Я долго прислушивался, не зовет ли меня Камино? И никак не мог понять, как услышать его зов. Пока однажды ясно не почувствовал: пора. Случилось это ранней весной 1961 года, после крушения поезда, устроенного левыми. Мой брат Черу, тогда еще совсем ребенок, был в восторге от теракта и мечтал поскорее повзрослеть, чтобы примкнуть к сепаратистам. А вот я испытал разочарование от того, что погибли люди. Я был одинок, и мне не с кем было поделиться своими сомнениями. Отец пропал без вести два года назад – он не вернулся с моря. Убитая горем мать целыми днями молчала и глядела в окно. Мне ничего не оставалось делать, как просить благословения и собираться в путь. Моя дорога началась прямо отсюда, из Доностии. Я пошел в Памплону и там встретил своего наставника. Им оказался однорукий португалец Томаш, бывший моряк. Руку он потерял во время кораблекрушения: тяжелая переборка, не задраенная по недосмотру во время шторма, разрубила ее пополам. Томаш сидел на тротуаре возле альберга Иисус и Мария, сдвинув шляпу на глаза, а когда я поравнялся с ним, сказал: «Ну, вот, ты и пришел!». Я удивился, но виду не подал. На следующий день мы с ним двинулись в Путь.

Мой наставник был большой любитель вина. Осушив в сиесту бутылку, а то и две, он принимался рассказывать длинные поучительные истории из своей жизни, в которых вымысел переплетался с явью. Но я был на него не в обиде, и мне нравилось все, что он рассказывал. Я не спрашивал о нем ничего: сколько ему лет, есть ли у него семья, что он делает по жизни. Все что хотел, он рассказывал сам. Несколько раз Томаш спасал меня от беды. Однажды в дебрях Пиренеев он спас меня от разъяренного вепря. В другой раз терпеливо выхаживал четыре дня во время лихорадки, приключившейся со мной в Ларасоане. Бывалый моряк, он и на суше оставался бродягой и не страшился ни физических тягот, ни опасностей, ни людей, ни зверей, ни духов… Его любимым выражением было: «Кораблю в гавани не грозит опасность, но не затем он создан, чтобы стоять на якоре». Тогда я был слишком молод и не мог сполна оценить ту грубоватую заботу, которой он меня окружил. Томаш терпеть не мог телячьих нежностей, но готов был перегрызть горло любому, кто посмел бы заставить меня усомниться в правильности моего Пути.

Помню, как-то раз, на подходе к Утерге, я подвернул лодыжку. До города оставалось каких-нибудь пять-шесть километров. Боль была такая, что я не мог наступить на ногу. Тогда Томаш сказал: «Вот смотри! Твоя нога осталась с тобой. Она поболит и заживет. И снова будет служить тебе верой и правдой. А то, что придется идти медленнее, так это значит, что тебе сейчас не нужно спешить. Вдруг тебя догоняет твоя судьба? Доверься Камино!». И, ты знаешь, он оказался прав: моя судьба и вправду догнала меня. На следующий день я повстречал Тоду.

Увидев ее, я сразу понял: вот зачем я вывихнул ногу! Я влюбился без памяти. Тода была медсестрой, она внимательно осмотрела ногу, помазала ее мазью и забинтовала. Сказала, что пару дней лучше поберечь ее и побыть в покое. Я ответил, что это возможно только в одном случае, – если она останется со мной. Тода посмотрела на меня своими черными глазами, – долго-долго смотрела и, наконец, произнесла: «Я останусь». Так она и осталась в моей судьбе навсегда.

А Томаш на другой день попрощался и пошел дальше. Перед тем как расстаться, он отвел меня в сторону и шепнул на ухо: «Я сделал все, что нужно. Дальше иди сам. Буэн Камино!». С тех пор я его не видел. Но когда мы с Тодой дошли до Собора в Сантьяго-де-Компостела, то прочли «Аве Мария» и зажгли свечу специально за Томаша.

После этого я еще дважды проходил Камино Сантьяго. Но тот первый раз запомнил на всю жизнь. И своего наставника Томаша никогда не забуду. Ведь он помог мне повстречать свою судьбу – Тоду…».

…Утро. Пора в путь. После завтрака Тода вручает мне увесистый бумажный пакет: «Здесь немного еды – перекусить в дороге». Судя по весу, запас провизии рассчитан не меньше чем на три дня. Я с благодарностью беру из рук хозяйки свой обед и снова обнимаю ее, как тогда, в первый вечер, когда нас познакомил Эррандо. Ее черные, словно влажные маслины, глаза, яркие, как и в молодости, но уже в тонкой паутинке морщин смотрят на меня с бесконечной материнской заботой. Рот плотно сжат, руки спрятаны под передник. Вот выходит и баск в застегнутой на все пуговицы жилетке с темным беретом на голове. Мы все трое присаживаемся «на дорожку». Через минуту я и Эррандо решительно встаем, Тода крупно осеняет меня двуперстным католическим крестом, и мы быстрым шагом выходим из дому в дождливое серое утро.

До отправления поезда остается совсем немного времени, но до станции – рукой подать.

– Ну что, Элена, готова ты отправиться по Камино Сантьяго? – вопрошает мой наставник.

– Да, Эррандо, готова. Но было бы здорово, если бы ты пошел со мной!

Эррандо на секунду замолкает, глядя в сторону залива.

– А я и так пойду с тобой, Элена. Мысленно. Но ты почувствуешь. Пройду вместе с тобой все повороты и изгибы, одолею подъемы и спуски… Ведь на самом деле неважно, какой дорогой ты идешь, главное – знать, куда держишь путь. Помни об этом.

Синяя гусеница поезда, пыхтя, останавливается на перроне. Короткая стоянка. Последние слова благодарности и прощания. Тревожный гудок. Я целую Эррандо в колючую щеку, а он успевает сунуть мне в карман сложенную вчетверо бумажку, чтобы я прочитала в дороге. Вздрогнув металлическим телом, электричка трогается с места и стремительно набирает скорость. Вскоре из вида скрываются и маленькая станция с клумбами ярких петуний, и станционный фонарь, и влажные от тумана лавочки, и машущий рукой суровый старик в тёмном берете, ставший для меня самым дорогим и близким человеком в Стране Басков…

Часть 2. Наварра

Звездный Путь Сантьяго

На вокзале Байоны в вагон вваливается толпа возбужденных людей с рюкзаками и палками для трекинга, организованная и отлично экипированная группа туристов из Германии четко по-военному располагается в голове состава. Спустя четверть часа появляется долговязый парень в рваных джинсах на щуплых бедрах, под мышкой – гитара. Устроившись на полу между рядами кресел, начинает тренькать по струнам. Через какое-то время к пассажирам поезда присоединяется степенная французская пара: седовласый мсье с тщательно уложенными усами и миловидная мадам в белоснежной панаме. От них благоухает тонким нездешним ароматом. У обоих за плечами красуются элегантные походные саквояжи, расшитые ракушками. В течение последующих десяти минут в вагон входят: японская семья из семи человек, включая лысую старушку, по-детски взирающую на происходящее вокруг; молодая чета голландцев в широкополых шляпах с одним посохом на двоих; фигуристая бразильянка, в ритме самба проследовавшая к окну; группа корейцев, сверху донизу увешанная фото– и видеотехникой; вертлявый чернокожий студент с дредами из-под вязаной шапочки; громкоголосая компания итальянцев в ярких ветровках; пожилой джентльмен с бородкой, уткнувшийся носом в путеводитель… и еще десяток-другой людей, держащих путь в Сен-Жан-Пье-де-Пор. В вагоне становится тесно и весело. Кто-то извлекает гнусавые звуки из смешной дудки, что вызывает взрыв хохота в дальнем углу вагона. Пассажиры заняты каждый своим делом: одни зевают, другие что-то жуют, третьи задумчиво смотрят в окно. Люди разговаривают по телефону, шнуруют ботинки, роются в рюкзаках, читают, пишут, фотографируют, играют, бесцельно слоняются по проходу…

После того, как поезд останавливается, и грассирующий женский голос вкрадчиво объявляет название конечной станции, разношерстная и разноязыкая толпа шумно выплескивается на перрон.

Сен-Жан-Пье-де-Пор – игрушечный городок на юго-западе Франции, притулившийся у подножия Пиренеев. Это столица провинции Басс-Наварра французской части Страны Басков. Помимо байонской ветчины и шоколада, он прославился на весь мир как начало французской ветки Пути Сантьяго (Camino Frances).2121
  Официальная длина Camino Frances – 765 км, но количество тропок и ответвлений таково, что эта цифра может колебаться плюс-минус 50 км.


[Закрыть] Всего же существует 15 разных маршрутов.2222
  Camino del Norte – Северный Путь, идущий вдоль кромки Бискайского залива из Сан-Себастьяна, Camino Aragones – Арагонский Путь из французского Лурда, Ruta del Ebro – из Таррагоны, Camino de Madrid – из Мадрида, Via de La Plata – из Севильи, Camino Portuguese – Португальский Путь из Фаро и Сантарема, Camino Ingles – Английский Путь из Ла-Коруньи (до Ла-Коруньи – морским путем), Camino Sanabres – из Саморы, Camino Finisterra – с мыса Финистерра, Camino Mozarabe – из Гранады, Ruta de la Lana – из Куэнка, Camino de Levanter – Левантийский Путь из Валенсии, Camino Catalan – Каталонский Путь из Барселоны, Camino Primitivo – Простейший Путь (и самый короткий) из Овьедо.


[Закрыть] Все они переплетаются между собой, опутывая паутиной дорог территорию Испании. Но все пятнадцать встречаются в Сантьяго-де-Компостеле – в Соборе Святого Иакова.

Путь Сантьяго (Camino de Santiago) – один из трех паломнических путей, возникших в первое тысячелетие христианства.2323
  Первый христианский путь – к гробнице Святого Петра в Риме. Паломников, идущих этим путем, называют «ромейро», в качестве символа они избрали крест. Второй путь – к Гробу Господню в Иерусалиме. Идущие этой дорогой называют себя «пальмейро», пальмовая ветвь является их символом. Третий путь – Путь Святого Иакова (по-испански Сантьяго). Паломников, идущих в Сантьяго-де-Компостелу, называют «пилигримами», а их символ – ракушка морского гребешка «виейра».


[Закрыть] Это важнейший католический маршрут, пройти который, для истинного католика такое же дело чести, как для правоверного мусульманина совершить хадж в Мекку и Медину. Однако сегодня мотивы прохождения Пути Сантьяго не всегда имеют религиозную подоплеку. Большинство путников идут в надежде кардинально изменить свою жизнь. Разнятся лишь масштабы и сферы перемен. Кому-то достаточно сбросить лишний вес или избавиться от пагубной привычки. Другие мечтают сменить работу, род занятий, образ жизни. Третьи ищут свою «вторую половину». Четвертые хотят обрести творческое вдохновение. Кто-то верит в физическое исцеление, кто-то в духовное возрождение. Почти все верят в чудо…

Стоит упомянуть, что мое личное знакомство с Путем Сантьяго произошло благодаря одному из пилигримов прошлого столетия – Пауло Коэльо и его книге «Дневник Мага». Это самое первое произведение писателя, написанное им в 1986 году, сразу после прохождения Камино.2424
  Книга Пауло Коэльо «Дневник Мага» имела мощный резонанс среди читателей и вызвала новую волну интереса к Камино Сантьяго и паломничеству в целом. Если в 1978 году Путь Сантьяго прошли всего 13 человек, в1986 году – около 2,5 тыс. человек, то в 2009 году число пилигримов достигло 146 тысяч человек.


[Закрыть] Но издан «Дневник» был гораздо позже известных бестселлеров. Тем интереснее читать, с чего все началось. Самое главное, что поражает в этой истории, – крутой поворот в судьбе автора (он же главный герой книги) после окончания Пути. Сразу множество жизненных узлов оказались распутанными: Коэльо оставил бизнес, поменял надоевшую работу на писательство, окреп физически и обрел четкие жизненные ориентиры. Именно после этого он стал тем самым Пауло Коэльо, которого сегодня знает весь мир. Но главное – он сделался счастливым человеком, занимающимся любимым делом и живущим в ладу с собой… К этому стремятся многие современные пилигримы, и я не исключение!..

Итак, Сен-Жан-Пье-де-Пор. Путешественники, прибывшие сюда по одноколейке из Байоны, и те, кто приехал в город на автобусе, сливаются в один поток и дружно устремляются на улицу Каро, где расположен офис пилигримов. Остается лишь посочувствовать Коэльо, в свое время долго искавшему в вымершем городке резиденцию мадам Дебриль – единственной хранительницы Пути. Сейчас место старта обнаружить легко и просто: муравьиная цепочка пилигримов не дает сбиться с дороги. В офисе работают одновременно несколько человек, так что соблюдение формальностей не занимает много времени.

Подходит моя очередь, и я вхожу в прохладную, довольно темную комнату с огромной картой Camino Frances на стене. Карта очень старая или искусно стилизована под старину. Сам же офис занимает бывшее монастырское здание – толстостенное, с неровной кладкой. В нем и прежде записывали имена пилигримов, отправляющихся в Путь Сантьяго, только в те далекие времена до конца доходили не все.

Пожилая женщина в кружевном воротничке кивает на пустой стул рядом с собой. На столе табличка с ее именем: мадам Луиза де Тревиль. Записывая за мной обычные анкетные данные, она размеренно качает головой, но когда узнает что я из России, вскидывает взгляд и удивленно поднимает брови.

– Из России? О! У нас бывает не так много пилигримов из России, – она протягивает мне буклет с диаграммами, и я вижу, что число российских пилигримов сопоставимо разве что с количеством паломников из Нигерии, Парагвая или Островов Кирибати.

Мадам де Тревиль поправляет на переносице роговые очки жестом, живо напомнившем мне мою учительницу русского языка и литературы.

– А вы, верно, учительница? – не могу удержаться от повисшего на языке вопроса.

– Да, я работала в школе Тулузы, – бывшая учительница смущенно улыбается и, тут же приняв сосредоточенный вид, продолжает расспросы.

– Вы католичка? Идете по Камино по религиозным соображениям?

– Нет, я просто хочу разобраться в себе и лучше понять людей.

Женщина понимающе кивает и ставит галочку в соответствующий квадратик анкеты.

– Как вы узнали о Пути Сантьяго?

– Из книги.

– Вы идете пешком?2525
  Путь Сантьяго можно также преодолеть на велосипеде или верхом на лошади.


[Закрыть]

– Да.

Когда вопросы иссякают, она выдает мне сложенную гармошкой карточку с моим именем, в которую торжественно ставит первую печать с вензелями. Это «креденсиаль»2626
  креденсиаль (credencial) – временный «паспорт» пилигрима, заполняемый по мере прохождения Пути штампами и печатями. По завершении Камино на основании заполненного креденсиаля в офисе пилигримов Сантьяго-де-Компостелы выдается свидетельство – компостела (compostella).


[Закрыть] – главный документ пилигрима в Пути. По креденсиалю путника размещают в альбергах2727
  альберг (alberge) – приют для пилигримов. Бывают муниципальными – дотируемыми из муниципального бюджета, Ассоциации Друзей Пути Сантьяго, работающие на «donativo» – добровольных пожертвованиях без фиксированной суммы, и частными. Во многих частных альбергах есть приватные комнаты, похожие на гостиничные номера. Теоретически ночевать можно и в комфортабельных отелях, встречающихся на всем протяжении Пути Сантьяго, но при этом теряется дух паломничества, предполагающий определенные физические лишения ради укрепления духа. Поэтому даже состоятельные путешественники предпочитают соблюдать традиции паломничества и селятся в альбергах.


[Закрыть] и обслуживают на всем протяжении маршрута, проставляя каждый раз штамп-отметку. Вместе с креденсиалем мадам де Тревиль снабжает меня и другой полезной информацией: подробной картой с рекомендуемыми этапами прохождения, профилем ландшафта, обозначением высот и точек пересечения с транспортом, списком приютов и сакральных мест. В завершение она выдает мне крупную ракушку морского гребешка, которую я тут же привязываю к своему рюкзаку, и желает мне: «Буэн Камино!» – «Доброго Пути!».

Дальше я попадаю в заботливые руки госпитальера – хозяина альберга. Он показывает мне мою кровать, объясняет, где что находится, и напоминает, что подъем завтра в 6 утра, а завтрак – до 7.30. Быстро приняв душ и переодевшись, я выхожу на улицу, где полуденная жара уже уступает место вечерней свежести.

***

На главной городской площади царит шумное оживление. Играет оркестр, раздаются громкие голоса и смех. Сегодня выходной, а значит, непременно праздник. Ведь попраздновать баски по обе стороны от Пиренеев любят ничуть не меньше, чем поесть! Если в работе они не уступают трудолюбивым неутомимым северянам, то отдыхают – как истые южане! С размахом и вкусом! В толпе смешались местные жители, приезжий люд и вновь прибывшие пилигримы. Идет турнир по «айсколари» – рубке дров на скорость.

Игры и забавы басков подчеркивают их культивируемую веками брутальность. Они играют в «пелоту»,2828
  пелота (pelota) – баскская народная игра я мяч, прообраз сквоша. Игрок изо всех сил бросает жёсткий мяч диаметром 6,5 см рукой или бьёт по нему ракеткой-ловушкой (слегка изогнутой битой) в стену высотой 9 м. Соперник должен отбить мяч с воздуха или после одного удара о поверхность площадки размером 60×16 м.


[Закрыть] косят вручную зеленые склоны – кто больше и чище, поднимают неудобные тяжести (иногда даже живого быка) – эта забава называется «аррихасоцайле». А еще они любят народные танцы, в которых также доминируют мужчины. Отголоски древних боевых плясок, высокие подскоки, сложные перестроения и даже акробатические элементы – все па имитируют схватку враждующих сторон и сопровождаются одобрительными выкриками зрителей.

Но вот ропот толпы стихает, умолкает и оркестр, прервавшись неловко на писке запоздавшей флейты. На специально огороженную площадку выходят команды – участники соревнований по айсколари. Каждая из них состоит из двух-трех человек: главного «рубщика» и его ассистентов, в задачи которых входит менять затупившиеся инструменты и подсказывать, куда лучше направить удар, – что-то типа штурмана и механика в автогонках. Подсказывать нужно устно, словами, ни в коем случае не рукой, иначе можно в один миг лишиться конечности – настолько стремительны и неукротимы движения рубщика. Поклонившись зрителям, участники турнира закатывают рукава и раскрывают специальные чемоданчики, полные всевозможных топоров и топориков. По команде мужчины начинают неистово колотить по бревну, подбадриваемые криками болельщиков. Несколько минут – и все кончено: гора щепы, расчлененные чурбачки – и ликующий победитель гордо потрясает топором, наводя ужас на близстоящих зрителей. Бурные овации! Потом приносят следующее бревнышко, побольше и посложнее предыдущего – тут сучок, там щербинка. Ассистент выбирает соответствующий инструмент, и все повторяется снова. По результатам нескольких подходов определяют победителя. На этот раз им становится мелкий, но необычайно живой и подвижный гасконец. На радостях он устраивает показательную рубку «на бис», искрошив в минуту полено, могущее согреть большую семью в течение долгого зимнего вечера. Ему и вручают приз в виде миниатюрного серебристого топорика, воткнутого в дубовый, размером с кулак, пенек.

Турнир завершается плясками и массовым гулянием. Путешественники, нащелкавшие массу зрелищных кадров, с удовлетворением разбредаются по террасам кафе, сувенирным лавкам и улицам городка. Некоторые уже готовятся к ночлегу, ведь завтра рано вставать, но таких меньшинство.

Вспомнив об аппетитном пакете Тоды, я приглашаю польских пилигримов, с которыми познакомилась во время праздника, на ужин. Вчетвером мы располагаемся в просторной столовой альберга, вокруг старого деревянного стола с выскобленной добела столешницей. Мои новые друзья-поляки – это мама Агнета и ее взрослые дети: сын Ежи и дочь Ева. Они приносят розового вина и головку овечьего сыра. Я достаю из пакета – о, милая Тода! – промасленный сверток жареных сардин, необъятный каравай хлеба, сваренные в мундире картофелины, пузатую баночку ароматного самодельного соуса и домашний пирог, все еще теплый и пышный, как пуховая подушка. И привет от Эррандо – бутылку чаколи с коряво подписанной знакомым почерком биркой. Все это съедается и выпивается в один присест и с отменным аппетитом!

Мы прощаемся до завтра, условившись идти вместе. Агнета с детьми отправляется спать, а я – выхожу на улицу, под сень древней Цитадели, чтобы собраться с мыслями, переварить обильный ужин и впечатления длинного дня.

…Сидя на лужайке среди развалин, зачарованно смотрю сверху вниз на заблудший в веках и затерянный в пространстве город. Умиротворение и спокойствие разлито по его убаюканным заходящим солнцем улочкам. Беленые домики с резными ставнями, рыжая черепица крыш и дымящиеся даже летом трубы. Безымянная речка, стиснутая с двух сторон гранитными парапетами и старая водяная мельница, как и столетия назад вращающая темными разбухшими лопастями.

На освещенном склоне свет еще играет с тенью: от нежно-салатной и изумрудной зелени – к темно-малахитовой гуще, а с другой стороны гор уже ползет черно-зеленая тень. Еще минута, и солнце окончательно скроется за гребешком перевала, который предстоит преодолеть. Завтра – первый день Пути, к которому я так долго готовилась и о котором так давно мечтала. И вот он наступает – тихо, спокойно и неотвратимо, будто спрашивая: «Сможешь?..»

Рука в кармане нащупывает плотный листок бумаги. Я вспоминаю про записку Эррандо и бережно разглаживаю ее на коленях. Передо мной старательно выведенные английские слова – вот зачем весь вечер накануне моего отъезда старик просидел в столовой, мучаясь со словарем. В записке – молитва Святому Иакову, которой благословляют пилигримов в Путь их наставники:

«Да пребудет с тобой Святой апостол Иаков, да явит он тебе то, единственное, что ты должен открыть. Да не затянется твой поход, да не оборвется до срока, но продлится ровно столько, сколько потребуют Законы и Необходимости Пути. Да пребудет с тобой дух паломников иных времен. Шляпа убережет тебя от солнца и черных мыслей, посох защитит от врагов и дурных поступков. Да осеняет тебя днем и ночью благословение Господа, Сантьяго и Пречистой Девы. Аминь»…

От солнца остается крошечный кусочек, бьет колокол, и город погружается в сизый туманный сумрак, наполненный таинством и предвкушением дороги. Вот последний лучик скользит по кромке гряды, и, вздрогнув, меркнет. Веет ночной прохладой. А в далекой прогалине между гор, за желтыми отсветами, где-то там, засыпает длинная трудная дорога, которую мне предстоит пройти…