Текст книги "Хождение по Млечному пути"

Мост Королевы

…Восемь километров под горку кажутся легкой прогулкой. Хмурое небо грозится дождем, однако угрозы свои откладывает на потом, давая нам с Агнетой возможность добраться до города. Но как только мы пересекаем заветную черту, обрушивается такой ливень, что доставать дождевики из рюкзаков уже бессмысленно – мы вмиг промокаем до нитки. Буквально через десять минут, когда, хлюпая водой в ботинках и оставляя за собой лужи, мы прячемся под крышей альберга, дождь так же неожиданно прекращается. Сквозь поредевшие тучи смущенно выглядывает застенчивое солнце… Агнета идет спать, а я – гулять.

Мост Королевы, давший название городку Пуэнте ла Рейна, по-прежнему главное украшение и основная достопримечательность места. В его облике я обнаруживаю знакомые черты: именно он стал декорацией встречи Эррандо и Тоды. На одной из фотографий, что показывал старик, пара, вымокшая до нитки после такого же как сегодня ливня, стоит посередине его горбатого перешейка. Оба опираются на седые каменные перила, знававшие руки королей, рыцарей и пилигримов. Высокие арки отражаются в зеркальной глади реки Арга. Вот и сейчас граница между отражением и изгибами самого моста неразличима, а оттого возникает ощущение таинственного слияния мира и его зазеркалья.

Этот мост стал подарком Королевы Муньи Рейны, жены Санчо III Великого, паломникам Камино. Случилось это в XI веке, а до того пилигримам приходилось прибегать к услугам лодочников, переправлявших путников с одного берега на другой. Услуги их не всегда были бескорыстными, а у странников, как известно, с собой только посох, фляга с водой, да благословление Святого Иакова. Вот и решила королева внести свою лепту в поддержание духа и облегчение пути верующих, и обратилась с просьбой к мужу – могущественному Королю Наварры, а по совместительству графу Арагона, Кастилии и Рибагорсы. Тот не мог отказать любимой супруге и возвел над водой пешеходный переход на шести арках. В нише моста когда-то стояла статуя Девы Марии, с которой связана одна орнитологическая легенда.

Как-то чудесным утром к лику Святой Марии прилетела крохотная птичка и давай заниматься уборкой! Она приносила в клювике воду из реки и омывала лицо статуи, чистила складки ее одежды от грязи и отряхивала крылышками пыль. С тех пор птичка стала прилетать регулярно и поддерживать в чистоте вверенную ей святыню. Люди настолько умилились увиденному, что отразили это в названии образа – Дева Птички (Virgen del Txori). Сейчас статуя Девы Марии находится в близлежащей церкви Сан-Педро, где ее не менее заботливо опекают служители и прихожане. А маленькая птичка вместе со своими подругами беззаботно летают над рекой Арга и радуют своим щебетанием проходящих по мосту людей.

Я ступаю на истертые плоские камни Моста. Они еще не высохли после недавнего дождя, но уже нагрелись под солнцем и от этого дымятся едва заметным дрожащим маревом. Странно, у меня возникает стойкое ощущение, что я здесь уже была. Неужели это лишь эффект от черно-белого пейзажа, впечатанного в сетчатку с фотографии Эррандо? Я вспоминаю рассказ Агнеты там, на вершине Пика Прощения. Ее слезы, ее горечь и обиду. Не потому ли он так задел меня, что до боли напоминает мою собственную историю? Исповедь сильной женщины, осознавшей однажды свою слабость. История проживания не своей, а чужой жизни. Опыт разочарования в ценностях, оказавшихся на поверку пустышкой, и – как такое могло произойти? – в людях, которым верила больше, чем себе. Да, я здесь была… Я это проходила, это пережила. А может быть, прохожу и переживаю до сих пор.

Так просто взять и положить камушек в общую кучу грехов. Символическое избавление от «камня с сердца» – всего лишь внешний ритуал, формальный штрих в сложной внутренней работе над собой.

Умеем ли мы прощать? Сказать «прощаю» – это одно, освободиться от обиды – совсем другое. Третье – полностью принять обидчика таким, каков он есть. Ну, что поделать, и такой человек зачем-то нужен миру и угоден Богу. Высшая степень прощения – полюбить своего «обидчика», разглядев в его поступке высший замысел. А если «обидчик» ты сам или твоя судьба? Сделать это куда сложнее…

Прощая, мы прощаемся. С тем, что было или чего так и не случилось, с потерянными годами, разбитыми надеждами и несбывшимися мечтами. Мы отрезаем ломоть прошлого, ампутируем привязанности и привычки. Мы больно расстаемся с близкими людьми и отжившими отношениями, со своими иллюзиями и ошибками, с местами, вещами, обстоятельствами и воспоминаниями… Прощаемся и прощаем. Прощаем и прощаемся… Так, прощаясь и прощая, мы обретаем способность жить дальше… Мы идем по мосту через вечность от себя к себе, по мосту забвения, по мосту новых встреч и надежд. Там, на другом берегу реки, по ту сторону переправы, мы уже не те, что были раньше, мы – другие. И все же это по-прежнему мы…

Здесь, в Пуэнте ла Рейна, сливаются разные ветки Пути Сантьяго. Здесь же причудливо сплетаются людские судьбы. Эррандо и Тода встретили друг друга. Мы с Агнетой обнаружили волнующее сходство линий судьбы. И все мы обрели что-то очень важное, возможно, самое ценное в жизни – самих себя…

– Привет, – я вздрагиваю от неожиданности и оборачиваюсь – передо мной стоит Агнета.

– Я думала, ты спишь.

– Да что-то не спится… Знаешь, я вот о чем подумала: я напишу письмо.

– Письмо? Кому?

– Ему, – взгляд подруги печален, но тверд, – тому мужчине, про которого я тебе рассказывала. Тому, кто ушел от меня к слабой женщине… Он сказал, что я мудрая и сильная, что я пойму. Пусть и он попытается меня понять, – Агнета замолкает, борясь с комком в горле. – Я не могу выкинуть его из головы. Может, когда скажу прямо все, что думаю, это получится?

– Идея неплохая, – одобряю я замысел, – по себе знаю, когда переносишь мысли на бумагу, они становятся более понятными. Ты как бы расставляешь для себя все «по полочкам», облекаешь в слова свои эмоции, чувства, какими бы тяжелыми они ни были… Бывает, выплеснешь все на страницы и становится легче, как будто переложила туда свою боль, обиды, проблемы. Я, кстати, поэтому уже семь лет веду дневник.

– Вот как? Интересно! – подруга оживляется, – и что, помогает?

– Да, очень. Я где-то вычитала, что ведение личного дневника – отличный способ психотерапии. Можно сказать, что это письма самой себе или разговор с собой… Попробуй!

– Ну, ты-то писатель, – вздыхает Агнета, – а я всего лишь менеджер.

– И что с того? Чтобы вести дневник вовсе не нужно быть писателем, достаточно быть честной с собой. И потом, ты же поешь в душе, не сокрушаясь о том, что не певица, и танцуешь, хоть и не танцовщица?

– Но это все-таки не дневник, а письмо! – возражает подруга, – сто лет не писала личных писем…

– Это не сложно, просто пиши, что думаешь и чувствуешь.

– Да я, собственно, уже набросала, – Агнета мнется в нерешительности, что ей совсем не свойственно, – может, взглянешь, так сказать, профессиональным взглядом? – она достает и кармана сложенный вчетверо листок бумаги.

– Нет, профессиональным глядеть не стану. Если хочешь, посмотрю просто дружеским!

– Ладно. Просто дружеским, – Агнета протягивает мне письмо.

Я разворачиваю его и всматриваюсь в написанные четким каллиграфическим почерком ровные строки, равномерно заполняющие белое поле.

– Ты специально писала на русском, чтобы мне показать?

– Угу.

– Только учти, – я ничего поправлять не буду. Просто прочту.

– Прочти, – и Агента медленно отходит в сторону…

Письмо Агнеты

«Здравствуй, Вацлав,

я никогда не писала тебе писем. Но сейчас, мне кажется, это единственный способ сказать тебе то, что я никогда бы не осмелилась произнести вслух. Я иду сейчас Путем Сантьяго – древней дорогой Испании, пройденной до меня тысячами пилигримов. Может быть, именно этот Путь и все, что произошло со мною здесь, помогли мне решиться на этот шаг…

Мы расстались год назад, но это было только внешнее расставание. Просто ты уехал, а я осталась. А внутри меня осталось чувство, мучительное и горькое… Оно умирало долго и больно, точно раненое агонизирующее животное, до последнего вздоха борющееся за свою жизнь. Я и чувствовала себя порой таким вот полубезумным загнанным зверем, цепляющимся за каждый кусочек жизни, за каждый миллиметр надежды. Но… все кончено. На этот раз безвозвратно. И тем не менее…

Прощаясь сегодня с тобой, я испытываю огромную благодарность за то, что ты был в моей жизни. До нашей встречи я не испытывала ничего подобного. Я не понимала раньше глупых выражений из женских романов «сладкие муки», «колдовской напиток любви», просто потому, что не пробовала этого зелья, поражающего незаметно и наповал. Я не чувствовала раньше, до тебя, этого восторженного трепета, этого жаркого озноба просто от того, что любимый рядом. Я не знала мук выбора, когда все кладешь на чашу весов в обмен на мимолетную встречу, случайное прикосновение и краткое безмолвие вдвоем…

Я не умела отдавать, а только брала от других. Я не ценила то, что имела. Многим я делала больно, обижала вольно или невольно, теперь я понимаю, кого и чем. Я не предполагала, что открытая душа так беззащитна, а сердце влюбленного настолько уязвимо. И сейчас я мысленно прошу у всех прощения… И у тебя тоже.

Как описать мои нынешние чувства? Это похоже на выздоровление после изнурительной, а может и неизлечимой болезни. Болезни, длиною в долгие восемь лет. Если бы не она, я бы оставалась прошлой, другой, не такой, как сейчас. А теперь я иная. Конечно, операция не проходит бесследно. Но ведь она, отнимая одно, дает что-то другое, несравненно большее. Что? Наверное, великое очищение души, светлую грусть раскаяния, глубокое смирение… Она открывает какие-то особые струны где-то глубоко-глубоко внутри. Заставляет прозреть и увидеть то, что раньше не представляло для тебя интереса или какой-либо ценности. Потеря оборачивается обретением, обретением себя, своей целостности, истинности… Трудно выразить словами, ты уж прости…

Я благодарю тебя за все, что ты мне дал и что отнял. За все, что между нами было и чего не было. За возможность мечтать, за способность прощать и просить прощения. За умение терять и вновь находить за поворотом судьбы великий смысл и новые силы… За бесценный подарок – познать любовь женщины к мужчине во всей ее многогранности, непредсказуемости и фатальности…

Прости меня за все. Прощай…

Агнета П.

Пуэнте ла Рейна»

Агнета стоит, облокотившись о перила, и глядит вниз, на безмятежное русло реки, катящей вдаль свои темные волны. А может, всматривается в зазеркальное отражение в Арге, пытаясь высмотреть там другую Агнету – свободную и счастливую… Я подхожу к ней сзади и кладу руку на плечо.

– Если бы я была Вацлавом, я бы сильно пожалела, что ты не со мной.

– Правда?

– Правда… Я думаю, у тебя теперь все будет по-другому, – обнявшись, мы возвращаемся в альберг.

Часть 3. Ла-Риоха

Вино и Вера

…Манеру, Сираукуи, Лорка, Виллатуэрта, Эстелья… городки мелькают и сливаются в ленту домов, гербов, башен с часами, церквей, крестов, холмов, маковых полей, рек и мостов, ракушек и желтых стрелок, пилигримов и машущих им вслед людей. Мы приближаемся к землям, хранящим винные сокровища Испании.

Вино и Вера… В христианской традиции их соседство не случайно. Виноградная лоза – дар Божий. Щедрый подарок, ниспосланный людям для того, чтобы они в полной мере могли насладиться чудом жизни, радостью бытия и единством со всем сущим на земле.

Первым чудом Иисуса Христа было вовсе не воскрешение из мертвых, не спасение заблудшей души и не исцеление больного, а обращение воды в вино. Вот как это произошло: «На третий день был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был также зван Иисус и ученики Его на брак. И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них. Иисус говорит Ей: что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой. Матерь Его сказала служителям: что скажет Он вам, то сделайте. Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших по обычаю очищения Иудейского, вмещавших по две или по три меры. Иисус говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их до верха. И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли. Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, – а он не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду, – тогда распорядитель зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе. Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его».4242
  Евангелие от Иоанна [2. 1—11].


[Закрыть] Так проявление власти Христа над природой началось не с грозного знамения или устрашающей кары, а с радостного подарка на свадьбе, давшего людям ощущение полноты жизни и неиссякаемой щедрости ее даров.

Вот и мы с Агнетой и другими пилигримами сполна наслаждаемся щедрыми дарами Камино возле винного источника монастыря Ирахе. Это место называют «чудом Камино». Источники чистой питьевой воды попадаются на Пути Сантьяго повсюду, а вот чтобы из крана лилось настоящее красное вино, притом охлажденное и отменного качества, – это только здесь. Возле стен древнего монастыря, в томной полуденной неге, в кружевной тени распластанных крон смоковниц, проходит наша сиеста с божественным вином, дарованным небесами.

– Мам, а можно мне попробовать? – робко спрашивает Ева.

– Ежи, разбавь ей водой пополам, – Агнета обращается к сыну, давая свое согласие дочери.

Затаив дух, девочка пробует вино. Первый раз в своей жизни. (Представляю, как поборники трезвости и радетели нравственности возмущенно задыхаются от этой сцены). Но… Едва пригубив, Ева брезгливо морщит носик.

– Мам, можно я схожу куплю колы?

– Можно!

Вот и все. Нет никакого запретного плода, нет неутоленного любопытства, перерастающего в скрытое от себя и скрываемое от посторонних глаз подспудное желание. Все просто. Может быть, благодаря этой общепринятой и дозволенной доступности мелкого грехопадения, оно не столь опасно для простых смертных?

Ни разу во время путешествия мне не приходилось видеть пьяных испанцев, гуляк с шаткой походкой или потерявших человеческое обличье людей. Не случалось видеть ни пьяных драк, ни дурных выяснений типа «Ты меня уважаешь?». Культура винопития впитана европейцами-южанами с младых ногтей, с молоком матери. Ну, если не с молоком, то под ее молчаливым неусыпным вниманием, это уж точно.

Агнета сегодня заметно живее, глаза ее сияют ультрамариновым свечением, на губах играет беспричинная улыбка. Возможно, виной тому виноград, собранный руками монахов, и вино, вызревшее в погребах под кельями? Может быть, с помощью этого сугубо земного напитка, обретшего в стенах монастыря особую целительную силу, она освободилась от давящего ее долгие годы гнета? Или все дело в камушке, оставленном ею на Высоте Прощения? Или в прощальном письме, написанном в Пуэнте ла Рейна? Что бы ни сотворило с ней эту чудесную метаморфозу, она мне определенно нравится.

– Элена, а вот ты умеешь плакать? – Агнета испытующе смотрит на меня.

– Не знаю, можно попробовать, – я надеваю гримасу, делая вид, что собираюсь заплакать.

Не пойму, что в ней изменилось. Она стала мягче, легче, женственнее…

– Не надо, я пошутила, – смеется недавняя плакса, а потом серьезно объявляет. – Скоро у меня кончается отпуск, из Логроньо нам с детьми придется возвращаться домой.

– Так скоро? – мне кажется, что мы с нею – чудом отыскавшиеся сестры-близнецы Зита и Гита из индийского сериала, а коварные силы зла снова пытаются нас разлучить.

– Пора, истекают две недели. Ровно столько длится мой отпуск, а потом снова в наезженную колею, – подруга мрачнеет, но, спохватившись, твердо добавляет. – Знаешь, что я решила?

– Что?

– Я ухожу. Я больше не хочу руководить и управлять. Денег я заработала достаточно. Буду просто жить. Для себя и для детей.

– Извини, Агнета, но, мне кажется, ты не сможешь просто сидеть дома, жарить котлеты и смахивать пыль со своих кубков и наград. На мой взгляд, тебе слишком тесен фартук домохозяйки и скучен образ правильной мамочки-домоседки.

– Ты права. Но я не собираюсь ограничиваться фартуком. Знаешь, я пошла учиться на инженера-судостроителя, хотя всю жизнь мечтала шить театральные занавеси.

– Что? Какие еще занавеси?

– Ну, те самые, что открываются и закрываются до и после спектакля! – Агнета улыбается моему непонимающему выражению лица. – Если серьезно, я с детства хотела стать театральным декоратором. И сейчас самое время вернуться к своей детской мечте! Ты так не думаешь?

– К мечте возвращаться никогда не поздно. У тебя получится, – я вкладываю в свой ответ всю убежденность, словно это уже свершившийся факт, – я уверена, у тебя все получится!

– У меня получится, я знаю, – эхом отзывается подруга.

Мы взваливаем рюкзаки на спины, разбираем посохи и палки и привычным порядком – Ева с Ежи впереди, мы с Агнетой за ними – продолжаем свой путь. После ста двадцати километров организм полностью вработался в походный режим, спина освоила вьючную функцию, плечи окрепли, ноги привыкли к нагрузкам, а бедра и ягодицы приобрели ту искомую упругость, которую так трудно было достичь прилежными занятиями в клубе фитнеса дома. Появились силы не только преодолевать километры, но и смотреть по сторонам, замечая мелочи и детали, на которые раньше не хватало внимания и сил. Вот развесистое дерево дикой шелковицы, усыпанное сочными чернильными ягодами, а на нем – смешная птица с крючковатым клювом. Монашка в коричневом одеянии хворостинкой гонит гусей. На обочине дороги, в жидкой тени тощей акации дремлет худой пилигрим, положив голову на полупустую котомку. Его сторожит чуткая поджарая собака с розовой тряпкой языка. Солнце печет нещадно, но и оно к вечеру устанет, оставляя за собой растрескавшуюся землю, нагретые камни и налитые виноградные гроздья…

***

…Лос-Аркос. Бархатистая музыка берет в плен сразу, как только переступаешь порог церкви Санта-Мария. Густые звуки органа обволакивают тело, заставляя присесть на ближайшую скамейку, чтобы обратиться в чистый слух. Аккорды и арпеджио заполняют пространство, переливаясь от края до края, вовлекают в гармонию нотных водоворотов и иступлено взмывают ввысь под стрельчатые своды нефа. Басовые вибрации осязаемы всей кожей, а высокие ноты проникают в оголенный нерв сердца. Мелодия соединяет небо и землю, рай и ад, свет и тьму… Орган вздыхает то мощно и грозно, то тихо и жалостно. Он очень старый, более двух веков, но это не мешает ему и сегодня погружать прихожан в особое состояние телесной невесомости. В такие мгновения душа освобождается от деспотичной власти ума, от тесной клетки тела и воспаряет легко и свободно к небесным сферам. Или куда-то еще дальше…

Когда последние аккорды смолкают, еще несколько мгновений послезвучие эхом раскатывается в гулком пространстве церкви и окончательно замирает среди распятий и цветов. Начинается месса. Слов я не понимаю, да это и не нужно. Главное я уже услышала…

После службы падре приглашает пилигримов и местных прихожан во внутренний дворик церкви, там уже накрыт скромный стол с вином, сыром, соком, молоком и печеньем. К нам присоединяются и священнослужители, включая старенького органиста в толстых очках. Все вместе мы разделяем вечернюю трапезу – это здешняя традиция. Струится тихая неспешная беседа о высоких материях и мирских делах. Те, кому языковой барьер мешает включиться в общий разговор, с интересом вслушиваются в рокочущую испанскую речь и наблюдают за живой мимикой и жестикуляцией испанцев.

– Падре, как вы относитесь к вину? – задает вопрос на английском молодой паломник, подливая себе в стаканчик из большого запотевшего кувшина.

– Вино – кровь Господа нашего, – вскинув бровь, отвечает священник, – но нельзя христианину превращаться в вампира. Я думаю, каждый может выпить ровно столько вина, сколько своей крови он готов отдать.

Любопытный комментарий! Мы с Агнетой переглядываемся и решаем, что свою порцию вина, эквивалентную объему донорской крови, которую мы способны отдать сегодня, мы уже выпили, а потому налегаем на молоко с миндальным печеньем. К задавшему вопрос, подходят два взъерошенных пилигрима. Пошушукавшись, все трое покидают пределы патио, видимо, не решаясь в стенах храма нарушить озвученную священником рекомендацию относительно дозволенный дозы спиртного. Постепенно рассасывается и остальная компания: завтра рано вставать.