Текст книги "Поговори со мной!"

Гришков передал распоряжение Шуманского пока вместо визита в офис отправлять все идеи ему на почту, так как дела ещё удерживали его в Москве.

Она то и дело доставала свои рисунки и критически их рассматривала. И чем дальше, тем абсурднее и несуразнее они ей казались. В какой-то момент она даже хотела их порвать в мелкие клочки и выкинуть в мусор. Но вовремя остановилась, подумав, сколько времени она потратила на тщательную проработку деталей и обдумывание конструкций и сопряжений. Точно в назначенный срок она всё-таки скинула по интернету готовую часть реконструкции.

И очень удивилась, когда Гришков перезвонил уже на следующий день и стал рассказывать, что заказчик абсолютно всё одобрил и попросил продолжать в том же духе. Антон Сергеевич даже сообщил, что заказчик выдал лично для Авроры премию в размере её месячной зарплаты и распорядился, чтобы ей на месте передали эти деньги. Так что теперь Костровой нужно съездить в офис, в бухгалтерию и получить свой бонус.

Обрадовавшись неожиданному финансовому подкреплению, она сразу поехала в контору Шуманского. Получив свой первый гонорар за этот проект, Аврора вечером снова отправилась к Дарье, чтобы рассказать о неожиданных последствиях их предыдущей пьянки.

Дашка внимательно выслушала причитания Костровой, жалующейся на свою нелёгкую долю первопроходца и вопреки её ожиданиям, вдруг одёрнула подругу:

– Да ты чего, Аврошка? Другие дизайнеры мечтают о таком клиенте! Он требует не типовое решение, а наоборот, ни в чём не ограничивает, позволяет выразить себя, хоть вывернись вся наизнанку! Любой кураж и прихоть, сумасбродные фантазии, бред полночный – что хочешь, делай, ни в чём тебе нет ограничений! Только бы не серость, не набившая оскомину классика или «современный» обезличенный стиль. Да это как подарок судьбы воспринимать надо! А ты – ноешь!

Кострова вдруг уставилась на неё, впервые увидев свой новый заказ по-другому.

– Дашуль, а ты, наверное, права…

– Ну, конечно, права! Такой шанс подвернулся воплотить в материале что-то по-настоящему яркое, новое! Надо же его использовать и попытаться максимально сломать стереотипы и придумать что-то своё, небанальное.

– Готовься, я тебя тоже, как архитектора привлеку. Так что и тебе хватит простора для самовыражения, – пригрозила Аврора, разом успокоившаяся и переставшая бояться этого заказа.

Дарья снова открыла бутылку вина, не обращая внимания на протест подруги, заявив, что надо срочно обмыть начало её новой творческой ступени, чтобы всё удачно сложилось. И Авроре пришлось подчиниться.

Только на этот раз они не увлекались. Просто поужинали, скрасив вкусную еду хорошим вином и разговорами.

4.

июль

Давно уже Владислав Андреевич Шуманский не позволял себе нормального человеческого отдыха. Всё дела, дела, дела… Причём, вполне успешные. Он имел экономическое образование и ещё чутьё, что в сумме с высокой работоспособностью, смелостью и отличной памятью помогло ему не просто начать «своё дело», а хорошо его развить, окрепнуть и выйти на Большой рынок. К тридцати пяти годам он уже был достаточно крупным бизнесменом и грамотным стратегом, совладельцем и главой большого холдинга, занимающегося вопросами строительства, транспортными перевозками, немного торговлей и сопутствующими направлениями.

И эта работа ему была очень интересна. Особенно после развода, когда у него появилось слишком много ненужного теперь свободного времени и неприятных, тяжёлых мыслей в голове. Теперь Шуманский переориентировался на трудовую деятельность и всего себя посвятил освоению новых направлений и нестандартных подходов в бизнесе.

Владислав Шуманский сочинял и выстраивал гибкие схемы взаимодействия разных структур, по винтикам собирая и налаживая пилотный сложный механизм. Потом вдыхал в него жизнь, и каким-то чудом вся эта огромная замысловатая машина холдинга начинала работать чётко, ровно и словно сама собой. А он только следил за ней, регулировал и подкидывал всё новые и новые задачи, с которыми резво справлялись его подчинённые. Шуманский же азартно брался за следующие проекты, и на них у него тоже хватало времени, желания и сил. Вот только на отдых времени совсем не оставалось. И он бы не задумывался об этом ещё долго, если бы сам бизнес не привёл его на юг. Летом.

На лазурном побережье Чёрного моря, в уютном курортном городе – томном оазисе между горными вершинами и узкой полоской пологой суши – возникли сложности с растаможкой груза. И Шуманскому лично пришлось отправиться туда для урегулирования всех формальностей. С грузом всё выяснилось очень быстро, и можно было даже возвращаться. Но Владислав вдруг поддался на уговоры местного начальника порта Нодара Сванидзе и решил задержаться в городе на пару-тройку дней. Тем более что море оказалось таким теплым!

Даже просто стоя на бетонном причале в порту, и решая текущие вопросы, Шуманский не мог оторвать взгляда от причудливо расцвеченных волн. Нежно-синее небо с чистыми белыми клочьями облаков, словно опрокинулось в воду. У подножия здания морского вокзала море переливалось пятнами желтовато-карамельного цвета, отражая фасад. И за ними – криволинейные полосы высоток в островах разноцветной зелени и ультрамариновая синусоида гор на заднем плане.

Разве можно так просто оставить всё это и вернуться обратно в душный офис Москвы? С её чадящими пробками, летними короткими дождями, прибивающими пыль и пахнущими мокрым асфальтом, парами бензина и выхлопом из подземки.

Ему всегда казалось, что Москва имеет стойкий навязчивый запах терпкого букета. Словно композиция из дурманящего аромата шальных денег и пьянящих аккордов стремительной карьеры с нотками риска. Правда, в этот букет безжалостно вплели диссонирующие включения – плесень рухнувших амбиций с едким духом неоправданных надежд. И в отдельных районах столицы соотношения в этом букете менялись. На Рублёвке, или в элитных кварталах – приторный мажорный ряд, из раздутых по максиму первых компонентов. Возле рудиментарных хрущёвок или в спальных районах столицы – аромат сбивался до резко бьющего в нос отчаянно минорного горьковатого тона, скрипящего на зубах.

И вот теперь, разомлевший под жарким полуденным солнцем, розовый и пластилиновый Шуманский лежал на гальке у кромки воды. Оплавленные зноем, обманчиво тихие и неповоротливые волны мягко качались. Лишь иногда с лёгким плеском вздымались из глубины истинные проблески цвета – то синего, то мутно-зелёного, или почти жёлтого, грязного оттенка. Но строго следящий за ними диск светила, устало проводил парогенератором над дыбящейся пучиной и утюжил морскую плоть, устраняя морщины и складки.

В голове Влада медленно накатывала и отступала в такт с дыханием волны одна единственная мысль: сейчас встать и пойти поплавать или ещё полежать? Так приятно кожу ветерок щекочет, что двигаться лень, думать лень и даже вставать и плавать – лень.

Была суббота, они с утра небольшой компанией уехали куда-то далеко от города на дикий пляж. Место выбрали отличное. Небольшой чистый берег с ровными охристыми галунами и песком у воды. И природным камерным амфитеатром: с партером на пляже, галеркой и ложами в зарослях высоченного сочного папоротника. А вокруг – лесная тишина и прохлада, да столетние сосны с дубами, вперемежку с изумрудными зарослями ежевики.

И теперь, уже давно опалённые солнцем, бронзовые коллеги и друзья Нодара готовили обед. Андрей Самойлов, заместитель начальника таможни по экономической деятельности, выпятив волосатую грудь, и прикрывшись ярко-алой бейсболкой, стоя загорал, поглядывая за костром. Игорь Петров, моложавый, в соломенном сомбреро и синих купальных шортах, занимался сервировкой импровизированного стола. Сам Нодар подготавливал мясо для шашлыков.

– Владислав, хватит тебе жариться, сгоришь! – раздался над головой хрипловатый бас Игоря Петрова, начальника линейного отделения полиции в морском порту.

Шуманский нехотя перекатился на бок и посмотрел на Игоря, блаженно улыбаясь и потягиваясь.

– Эх, хорошо-то как!

– Ну, да, особенно вечером, когда кожа жечь начнёт – совсем хорошо станет! – хмыкнул Игорь и протянул Шуманскому синее полотенце с розовыми и золотыми рыбками. – На плечи хоть накинь.

Владислав сел и послушно укутал плечи в мягкое большое полотенце. Кожа и правда как-то сразу неприятно отозвалась шершавым покалыванием. Чтобы избавиться от этого ощущения, Шуманский поднялся и отправился в воду. В море сразу стало легко, про кожу моментально забылось, тело окутала живительная влага, тёплая, ласковая, шелковистая. Вода с готовностью приняла его, любовно укрыла от знойных лучей, проникая во все поры его распаренного ошалевшего от безделья тела. Он глубоко вдохнул соленый запах моря и медленно поплыл. Сначала просто попадая в ритм еле заметного движения волны, потом увлекаясь, всё больше и больше набирая силу и скорость, перешёл в хороший спортивный брасс.

Потом они ели потрясающе вкусный шашлык из парной свинины и запивали его настоящим домашним грузинским вином, изготовленным по старинному семейному рецепту дедом Нодара. Солнечные лучи просеивались через густую ажурную листву над их головами и давали только свет, не выжигая прохладу.

Они много разговаривали, разгоряченные отдыхом, морем и винным букетом, спорили о главном в жизни и второстепенном для мужчины. Философствовали и просто наслаждались приятной компанией и природой. Шуманский расслабленно кивал, соглашаясь с каждым тостом все больше и больше с ораторами и всё больше и больше любя своих новых друзей – Нодара, Игоря и Андрея.

Владислав чувствовал себя каким-то обновлённым, омытым стихией бескрайнего моря, цепляющегося за призрачный горизонт и ускользающего за него. И мысли Шуманского также точно наплывали на тонкую размытую линию горизонта и утекали за неё плавно, спокойно, мягко.

– Влад, а ты не хочешь у нас закрепиться? – выдернул Шуманского из лёгкой прострации голос свежеприобретённого друга Нодара.

– А что, есть интересные предложения? – машинально задал вопрос Шуманский, скорее автоматически, чем реально интересуясь ответом.

– Да есть. Например, бывший мощный санаторий, в прошлом очень популярная всесоюзная здравница. Теперь он полностью пришёл в упадок, зарос, брошен и никому не нужен. У государства денег на него нет, а у частников – желания возиться нет. Сломать его полностью не дадут – сталинский ампир, понимаешь-ли, историческая ценность архитектуры, вписанной в окружающий ландшафт, да и сам парк там… грандиозный. Так что у тех, у кого есть деньги это выкупить – нет ни желания, ни понимания, что и как с ним можно сделать дальше. А те, кто понимает и мог бы… У тех просто нет денег.

В Шуманском вдруг включился бизнесмен:

– А что, так много он стоит?

Нодар пожал плечами:

– В цифрах я не знаю, но земли там много, место хорошее и архитектура правда когда-то была очень красивой, особенно в окружении пальм и магнолий.

– Да там только земли одной не меньше гектара будет! А это земли, которые вообще не продаются, здесь же начало Кавказского заповедника – можно только в аренду брать на 50 лет максимум, – уточнил Андрей.

– То есть, по факту, аренда – это уже дешевле? – тут же начал подсчитывать экономист в Шуманском.

– Ну, да, – уверенно заговорил Андрей. – Если всё правильно оформить и вообще начать действовать через администрацию города или даже края… То, возможно, получится всё перевести в такие рамки, что сам факт покупки старого разрушенного санатория в целях его реконструкции и возвращения былой славы, престижа… обойдется в итоге во вполне вменяемую сумму…

К концу августа Владислав Шуманский оформил право собственности на этот заброшенный оздоровительный комплекс с красивым названием «Чайка».

Владислав Андреевич купил этот отечественный пережиток, служивший статусным манящим символом состоятельности и социального успеха, руководствуясь смешанными чувствами. Ностальгией по канувшим в лету идейным советским временам и желанием прибрать к рукам лакомый кусок огромного бесхозного хозяйства.

5.

конец августа-начало сентября

После оформления всех документов и получения права собственности, Шуманский обратился в известную московскую архитектурную фирму и заказал проект реконструкции своего нового приобретения. Директор компании «Строй-Дизайн», Гришков, недолго думая, отправил в командировку на юг Аврору Кострову, которая сама была родом как раз из этого города. Справедливо полагая, что ей будет проще ориентироваться в местном климате, и понимать нюансы строительства в южных широтах, где пять месяцев в году – лето, а остальное – осень или весна – кому, как больше нравится.

И вот теперь для рядовой сотрудницы большого архитектурного бюро, Авроры Костровой, началось неожиданное путешествие к морю.

Лето уже пролетело, наступил сентябрь, но на Чёрном море в это время вступает в свои права бархатный сезон и сюда съезжаются истинные гурманы летнего отдыха. Воздух уже не так раскаляется, как в июле или августе, но море успело прогреться за три летних месяца, и вода окутывает теплым шелковистым пледом. И сам город в это время утопает в кружевах цветов – плетущиеся розы и шиповник, как расцвеченные живые изгороди, обвивают улочки и кутают частные дома, отгораживая их от посторонних взглядов. Созревает виноград, тяжёлые лиловые грозди Изабеллы тёмными хаотичными пятнами просвечивают сквозь залитую солнцем ажурную листву, кое-где уже тронутую увяданием.

Аврора в радужном настроении быстро сбежала с трапа самолёта и зажмурилась, вдыхая солёный морской воздух. Хоть пляж был в нескольких километрах, но само осознание того, что море рядом, воспринималось, как знакомые запахи и ощущение вкуса соли и йода на губах. Пассажиры степенно загружались автобус, негромко переговариваясь, расставляли сумки с чемоданами и ждали, когда их повезут к зданию аэровокзала. Аврора с удовольствием разглядывала ровные антрацитовые полосы шоссе, расчертившие взлётное поле, приткнувшиеся в стороне усталые аэробусы, маленькие частные самолёты и любовалась синими контурами гор, обрамляющими равнину.

Почти сразу из аэропорта она решила отправиться в санаторий, чтобы увидеть предстоящее поле деятельности.

Она, конечно, с детства знала этот комплекс. С бабушкой и дедушкой они гуляли в его парке, в той части, которая была открыта для всех простых смертных. Её тогда привлекали узкие пешеходные дорожки, петляющие среди огромных деревьев. Их кроны так плотно смыкались над головой, что казалось, что ты в джунглях или в древнем мире. А над тобой – крепко сцепленные руки доисторических растений – воллемий, хвощей и сигиллярий. И появлялось ощущение волшебной атмосферы, пронизанной переменчивым духом растений, подвластной влияниям погоды и местного микроклимата.

Сам санаторий, окружённый неприступной оградой по всему периметру, был тогда тщательно охраняемой территорией, на которую впускали строго по пропускам и санаторным книжкам. Ещё бы, ведь в советские времена в нём отдыхали большие чиновники, и даже иностранцы. Простой народ туда не допускался. Поэтому внутри всё было вычурно, дорого и очень красиво.

Аврора с трудом помнила то время, она была ещё достаточно маленькой в эпоху застоя. Потом случилась перестройка и все последующие изменения, которые тоже её тогда не сильно коснулись в силу слишком юного возраста. Она только по разговорам взрослых улавливала, что вокруг всё сильно меняется, а что меняется и как не очень понимала. Да и интересы у неё тогда были другие – первая влюблённость, на разрыв, на пределе отчаяния и обречённости. Самокопание и томление, стихи и живопись, классическая музыка, прерафаэлиты и лики юношей кисти Микеланджело, так напоминавшие её объект любви.

Она с удивлением подошла к огромным чугунным воротам. Чёрная графика барокко спорила жестким контрастом с живописной мягкостью ландшафта. Когда-то они преграждали путь всем желающим и служили фильтром, пропуская внутрь лишь избранных и тех, кому дозволено приблизиться к этим избранным. Теперь ворота были приоткрыты, и любой прохожий мог беспрепятственно пройти за их ажурные створки.

Аврора побрела по старому тротуару. Ряды разросшихся вековых кипарисов и голубых высоченных елей увлекали в глубину центрального въезда, к главному корпусу. Широкая длинная дорога с потрескавшимся и рассыпавшимся асфальтом, привела к круглой площади, тоже нещадно попорченной временем.

Прямо напротив торжественным аккордом застыл административный корпус с четырьмя внушительными коринфскими колоннами под римским портиком. Архитрав украшал барельеф с социалистическими сюжетами – крестьянки со снопами в руках, рабочие с молотами и пастухи. Вперемежку с ними были крупные девушки с вёслами и купальщицы с полотенцами, накинутыми на предплечья, как шаль.

Весь центр первого этажа занимала огромная столовая с баром. По бокам – в правом крыле ресторан, в левом – бильярдный зал. Мраморный пол кое-где сохранился целым, только толстый налёт многолетнего упадка покрывал его, словно мхом, пряча под собой прожилки и светящиеся изнутри прихотливые узоры. На втором и третьем уровне центральной части были кабинеты администрации. На четвёртом ярусе – останки библиотеки и читального зала. Здесь даже воздух показался ей старомодным, выцветшим от времени, как старые фотографии. Аврора прошлась по всем этажам и заглянула в каждое помещение.

Вблизи это оказалось материальным воплощением упадка и разрухи. По паркету пролегла густая сетка морщин – рассохшихся и углубившихся просветов-трещин, испещрившая былую кладку чёрной безжалостной штриховкой. Во многих окнах выбиты стёкла непогодой и ветками ближних неухоженных деревьев, самовольно вторгающихся в глубину помещений. А на третьем этаже в коридоре, прямо из пола вырос куст. То ли ветром надуло в разбитый проем семена, то ли птицы занесли. Куст разросся, и его ветки уже упирались в стены и изгибались по периметру мешающего препятствия. Аврора с трудом протиснулась мимо вписавшегося в интерьер представителя флоры и продолжила осмотр дальше.

Взгляд наткнулся на резную раму огромного старинного зеркала, вмонтированного прямо в стену какого-то номера.

Аврору привлекло замысловатое фарфоровое обрамление в стиле мадам Помпадур. Между изящными цветками розы прятались маленькие птички, и роскошные тончайшие бабочки навеки замерли на хрупких листиках лозы. Потемневшая от времени гладь стекла была давно покрыта пылью и мутным бледным налётом, словно отмеченная накипью времени.

Такие антикварные зеркала как трофейные, после войны часто ввозили в Россию, и иногда их дарили культурным объектам. Этот экземпляр с историей и некоторые другие старинные предметы интерьера, как свидетели былой роскоши, до сих пор ещё кое-где сохранились в омертвевших номерах санатория. Как ни странно – за последующие годы их не растащили. Или просто не оценили по достоинству.

Аврора перешла к другому зданию, окружённому седыми эвкалиптами и магнолиями, органично сливающимися с ним. Их присутсвие наполняло воздух тонким характерным ароматом, добавляя мажорную пряную нотку к всеобщему минору запустения.

С левой стороны на первом этаже, там, где раньше был какой-то зал, возможно, банкетный, теперь зияли огромные проломы. Словно гнилые зубы, торчали из измученных болезнью серых дёсен фасада рваные осколки обугленных стен. И внутри всё было разворочено и искорёжено, будто когда-то здесь взорвалась мощная бомба. От неё весь корпус содрогнулся, как фруктовое дерево и осыпался тяжёлыми плодами. Верхние два этажа ощутимо пострадали – нигде не было окон – всё повылетало от внезапной ударной волны. И сама плоть верхнего яруса не вынесла такого натиска. Её фрагменты через разрывы в потолке нервными изломанными кусками попадали вниз и раздробились об остроугольные препятствия. Пожар добавил накала, зачернил колорит трагедии.

Удручающее зрелище. Хоть и много лет прошло после случившейся здесь катастрофы, но ощущение страха, ужаса и потери, словно навечно поселилось в этих скорбных руинах. Как немая память о пострадавших людях…

Аврора вздохнула и пошла прочь от изувеченного крыла здания, двинулась к его противоположному краю. Там картина упадка была такая же, как в главном корпусе, а местами ещё хуже. Больше рассохшихся дверей и перекосившихся от времени створок встроенных шкафов, выеденного короедом дерева и потемневшего пола, под окнами прогнившего до основания.

Аврора долго бродила по атрофировавшимся корпусам, понимая, что ей предстоит очень много работы, всё намного серьёзнее, чем она думала. Требуется не просто реконструкция, а полноценная замена всего внутреннего содержания. Только внешние стены зданий и перекрытия могут остаться прежними. Всё-таки самый настоящий «сталинский ампир»! Особенно великолепны по пропорциям и соразмерности к окружающей растительности – монументальные входы с колоннадами и архитравами и социалистические барельефы наверху. И то их следует тщательно отреставрировать, укрепить и усилить.

А все внутренности – беспощадно ломать, менять и начинять новыми современными материалами.

Она уже собиралась покинуть корпус, когда переходя из одного балкона в номер, неловко споткнулась о порог и упала на четвереньки. Рывком попыталась вскочить на ноги, и тут же сильно ударилась головой о распахнутую створку деревянной рамы. Резкая боль ударила, словно полоснула разрядом тока, и Аврора осела обратно, скрючившись почти пополам. Полу-осыпавшееся окно сиротливо качало остатком пустой рамы, выставленной поперек, как оружие, обороняясь от незваного вторжения.

Прямо перед носом скорчившейся на полу Авроры оказалась большая трещина в полу. Глаза невольно приковались к открывшейся за нею бездне. И ей почудилось, что в ушах раздался тихий шепот, невнятно зовущий за собой. В глубине расселины промелькнуло какое-то еле уловимое движение. И почти сразу яркая жёлтая вспышка внутри озарила распахнувшуюся бесконечность и исчезла через мгновение. Трещина снова погрузилась во мрак, задний план стал плоским и досягаемым.

Одновременно с возникшим видением по нарастающей, усиливаясь, появился невнятный ритм, как заклинание или древняя этническая музыка. Аврора вслушивалась в этот едва различимый ряд звуков, труднообъяснимой и совершенно непонятной природы. Затем всё смолкло. Так же быстро, как и появилось – односложным хрустом ветки или чмокнувшим всплеском камня, брошенного в воду. Полная безучастная тишина снова затопила мёртвое здание.

Только громко пульсировала кровь в висках, отдаваясь гулом в ушах. Аврора тряхнула головой, чтобы прогнать оцепенение. Резкое движение тут же отозвалась болью, словно череп наполнили тяжелой жидкостью. Где-то на улице перекликались птицы, и их голоса обыденностью контрастировали с внезапной мистикой.

Аврора осторожно встала и оттёрла колени и ладони. Шепота больше не было, таинственных звуков и вспышек тоже. Но по спине пробежал неприятный холодок и руки мгновенно покрылись «гусиной кожей».

Она поморгала, отгоняя наваждение, и пошла на простор коридора. Больше не задерживаясь нигде, покинула санаторий и отправилась в арендованную заказчиком квартиру.

Ночью ей не спалось. В больную голову лезли глупые мысли и навязчивые воспоминания о разбитом остове отжившего санатория. Случайно застигнутое явление вспышки и звуков, очень растревожило и переполошило её душу. Проворочавшись без сна до четырёх часов, она встала, заварила крепкий кофе и включила компьютер. Принялась за чертежи, пытаясь воссоздать первые наброски планов корпуса.

6.

Сентябрьский тёплый ветерок тормошил волосы, щекотал щеку непослушными прядями. Аврора убрала выбившийся локон за ухо и глянула в отражение витринного стекла. Долговязая, худая и нескладная. Единственно, что в ней есть привлекательное – это волосы. Густые, пышные и непокорные, с легким тициановским отсветом, особенно заметном на солнце. Но сейчас, перед первым визитом к заказчику, ей пришлось стянуть свою гриву на затылке, упаковать её в обычный тугой пучок.

Она отвернулась от витрины и двинулась дальше по улице, в сторону пафосного нового здания. Словно инородный корабль из бронзового стекла, хрома и бетона современный модуль приземлился в зарослях мимозы и финиковых пальм. И сразу нарушил общую гармонию симбиоза городской архитектуры, растительности и ландшафта. В этом чудовищном доме временно разместился офис ее клиента.

Вкусно пахло морем. Солнечные зайчики играли на подрагивающих упругих пальмовых ладонях и прятались в глянцевых крупных листьях кряжистых магнолий. Хотелось бежать туда, в сторону пляжа, к неспешным волнам, погреться в лучах догорающего лета. Но вместо самозабвенного купания и размеренных прогулок Аврора послушно топала на работу, стараясь отогнать все праздные мысли и настроиться на трудовой, ударный лад.

Тем более что начальство в первый же день командировки, обязало рядового дизайнера Кострову Аврору Александровну предстать перед очами заказчика. Для личного ознакомления и выяснения особенных предпочтений.

Отношения с заказчиком как-то сразу не сложились.

В просторном кабинете, обставленном стильной мебелью в стиле хай-тек, во главе большого серого стола восседал хозяин беспризорной здравницы, Владислав Андреевич Шуманский. Солнце и ветер уже успели придать его коже красновато-коричневый оттенок, контрастирующий с ослепительно белой рубашкой с коротким рукавом классического кроя. Ворот перехвачен шёлковым галстуком с мелким ненавязчивым рисунком. Темно русые волосы хорошей прической обрамляли высокий лоб и оттеняли стальные глаза.

Аврора почему-то представляла себе его обязательно старым, толстым и в очках. Классический пример «старого толстого лысого и богатого». А он оказался совсем не старый, а лет 33-35, не лысый и вообще стройным и высоким. И вполне привлекательным. Правда, когда он подчёркнуто официально обратился к ней и стал расспрашивать о её видении переделок, вся его привлекательность куда-то делась, уплыла, как растаявшее мороженное, превратившись в лужу недоверия и скептицизма. Он начал хмуриться и отводить глаза, явно неудовлетворённый её ответами. У Авроры сложилось стойкое ощущение, что она ему совсем не понравилась.

– Аврора Александровна, вы можете предложить концепцию будущей реконструкции? – уже в третий раз задал вопрос Шуманский и уставился на дизайнера.

Внутри неё всколыхнулось чувство протеста. Она вскинула голову, намереваясь возразить, но наткнувшись на взгляд Шуманского, только торопливо пожала плечами и тихо пробормотала:

– Я только вчера прилетела в город…

– Но вы же успели побывать на объекте, – не понял Владислав Андреевич, жестко сверля её колючими глазами. – Должны были сложить своё мнение.

– Я ещё не успела сложить своё мнение, – пролепетала она, ещё больше растерявшись и зачем-то добавила: – Извините. Там нужно многое переделать, очень многое. Оставить только фасады и внешние стены, а внутри всё аккуратно разобрать и заменить новым…

– Как именно? – перебил ее заказчик, нетерпеливо морщась от банальщины.

– Я пока ещё не знаю… – неуверенно ответила она, чтобы хоть что-то сказать. Её вдруг словно оттолкнуло от этого человека. Неприятный обертон резанул в его речи, и как реакция на испорченное впечатление, краска стыда затопила её щеки, шею и даже уши.

Шуманский длинно вздохнул и отвернулся к окну.

– Странно, конечно, что вы приехали, совершенно не подготовившись к работе над проектом.

Аврора испуганно метнула взгляд на заказчика. На его лбу, слева, возле начала брови она заметила маленький тонкий шрамик серпом. В голове вихрем пронеслись предположения о возможных причинах появления этой отметины: неудачное падение в детстве? Или сильно подрался? А может, он вообще спортсмен, боксёр или фигурист – коньком рассёк свою бровь при неловком тройном тулупе? Аврора снова отключилась и не сразу поняла, что он её отчитывает ледяным сердитым тоном, моментально отрезвившим, как кубик льда, брошенный за шиворот:

– Наверно нужно было заранее проштудировать интернет, что-ли… Посмотреть подобные объекты и способы современного благоустройства окружающей их территории…

Аврора непроизвольно сжалась, чувствуя, что попытка оправдаться засохла на корню, вызвав на себя уничижающие замечания о её некомпетентности. Она понуро стала разглядывать ковёр у себя под ногами.

Ковёр был замечательным. Натуральный, из толстой шерсти, сотканный по мотивам композиции Кандинского. Ярким прямоугольником он оживил темный графитовый цвет ламината. Лаконичными пятнами влился в монохромный строгий колорит кабинета.

Шуманский замолчал и снова вздохнул. Затем отвернулся к окну и зацепился взглядом за качающиеся на легком ветерке листики пальмы. Мысли сразу улетели к морю, спокойной умиротворённой глади бескрайнего простора воды, едва колышимого свежим бризом. Так захотелось развязать тугой галстук, скинуть модельные туфли и босиком, стягивая на бегу рубашку, помчаться на зовущий запах моря, к песчаному берегу и шепоту прибоя. И там, с головой, со всего разбегу, ухнуть в набегающую ленивую волну, и поплыть до самого горизонта. Отчаянно, выкладываясь на все сто, размахивая руками и ногами, попадая в ритм с невероятно огромным и живым организмом этой дикой и первозданной стихии, временно спокойной и мирной…

– Аврора Александровна, директор вашего проектного бюро отрекомендовал вас, как отличного профессионала и грамотного дизайнера, – при этих словах Шуманский явно с сомнением оглядел её с ног до головы, и ей показалось, что он поджал губы. – Он вам польстил, или это все-таки, правда?

У Авроры перехватило дыхание, и она с трудом выдавила из себя:

– Надеюсь, что это не лесть… – ей хотелось отшутиться, но под его осаждающим взглядом все слова стали разбегаться и прятаться по углам в сразу опустевшем сознании.

– А вы справитесь с возложенной на вас задачей? – не отставал от неё Шуманский.

Аврора почувствовала себя просто беспомощным кроликом, парализованным перед замершим в стойке удавом.

– Я постараюсь, – чужим корявым голосом произнесла она. – По крайней мере, буду работать над этим.

– Но мне нужна хорошая идея, – продолжал настаивать Владислав Андреевич. Его глаза, как объектив, нацелились в центр лба безалаберной дизайнерши, вытянувшейся перед ним в струну, и страдающей от неловкости.

– Я очень постараюсь найти хорошую идею, – пообещала она и сама себе не поверила.

Шуманский сидел в кресле, молча рассматривая её. Весь его вид красноречиво демонстрировал, что ему не нравится то, что он перед собой видит и то, что он слышит.

Да и вся она не в его вкусе – эта нескладная, худая и длинная девица, с непонятного цвета волосами – тусклая, немного рыжеватая, невыразительная. Словно создатель, трудясь над её обликом, вдруг почувствовал усталость и небрежно слепил его самым обыкновенным, без изюминок и индивидуальности. И получилась невзрачная единица, безликая, как моль. Такие же невнятные были у неё и предложения по реконструкции объекта. Ничего вразумительного. Всё, что она смогла донести – это то, что предстоит очень много работы и всё внутри нужно ломать и строить заново. Так это Шуманский и без неё знал. Стоило нанимать приличную фирму и платить огромные деньги за проект, если присланный от них дизайнер не имеет никакой фантазии?! В какой-то момент Шуманский даже рассердился и не сдержался: