Текст книги "Заставь меня развестись "

29.

– И в конце концов я заявляю, что стану его самым страшным кошмаром. – Залпом допиваю остатки остывшего мятного чая и морщусь, вспоминая все события вчерашней ночи и мой трусливый побег из ресторана. – Я! Кошмаром! Какая я дура!

– Блин, как же вкусно, – протягивает Игнатова, с удовольствием доедая второй кусочек чизкейка.

Мы с Идой как раз к моему дому подъезжали, когда позвонил курьер и сообщил, что у него для меня есть посылка. Мое удивление было сложно передать словами, когда я увидела около своей двери молодого парнишку с кучей коробок в руках. Если я сначала не знала, что делать со всеми этими десертами, то Игнатова, наоборот, проглотив слюну, нагрузила себя коробками и, распрощавшись с курьером, забежала в квартиру, схватившись за вилку.

– Хотя бы сделай вид, что ты меня слушаешь.

– А я и слушала. Вы целовались. У тебя черного чая нет? От мятного у меня изжога будет.

Вздыхая, поднимаюсь со стула и, достав из нижнего ящика коробку чая в пакетиках, ставлю ее перед Игнатовой.

– Тебе только это запомнилось?

Наш с Черновым поцелуй – единственное, за что я себя не проклинала, списав все на безумный порыв и собственную слабость.

– Ага, – кивает подруга, салфеткой вытирая пальцы. – Ну, и пустой ресторан. Хотя чему тут удивляться, у Чернова твоего их много. Эй, они все лимонные, что ли?

Киваю, на сто процентов уверенная, что так все и есть.

Никита позаботился.

– И зачем я тебя в гости позвала?

– Чтобы похвастаться. Красивый мужик пригласил тебя на шикарное свидание, и тебе хотелось кому-то об этом рассказать.

– Этот красивый мужик – Чернов! Мой муж, – напоминаю я, внезапно отмечая, что с легкостью говорю об этом. – Не забыла такого?

– Его, если захочешь, не забудешь, – Ида качает головой. – Так в чем проблема? Встретились и встретились. Ну, ляпнула ты не подумав. Что здесь такого? Я каждый день говорю что-то, о чем потом жалею. Ничего, жива и глаз не дергается.

– Спасибо. Ты меня очень успокоила.

– Хорошо. Давай тебе рот заклеим, чтобы ты в следующий раз меньше болтала.

– Это не выход, – спустя минуту говорю я.

– Тогда чего ты хочешь? Вообще, ты с ним разводиться собралась. Какая разница, что ты ему сказала, если вы скоро разойдетесь по разным сторонам?

– Я…

– Передумала, значит, – заключает Ида, откидываясь на спинку стула. –  Я сразу поняла, заметив твой взгляд, когда ты про поцелуй рассказывала. Тогда я вообще проблем не вижу. Скажи ему об этом и верни свою прежнюю жизнь.

30.

Я обхватываю себя за плечи, пытаясь осмыслить слова Иды. Воспоминания сами лезут в голову, и сначала я даже улыбаюсь, а потом картинка меняется, и я вижу себя с телефоном в руках в пустой комнате, и улыбка сама сползает с лица.

Песочный замок, который я собственными руками построила в день нашего с Никитой знакомства, смыло волной непонимания и замалчивания обид.

Если бы у меня не было сомнений в его предательстве, то мне было бы проще его забыть. А так я не могу.

Это правда.

Не могу.

Но и делать откат на месяц и жить в мире, где Никиту больше интересует работа, чем своя жена, – я не хочу.

– Я не желаю возвращаться к прежней жизни только из-за того, что не хочу расходиться с ним по разным сторонам. До всей этой истории с Олегом в наших отношениях было много всего того, что доказывало, что мы не подходим друг к другу. Его работа – первая в списке наших проблем.

– А чего ты ждала? – удивляется Ида, фокусируя серьезный взгляд на моей переносице. – Мира, он бизнесмен. Не кассир в супермаркете с нормированным графиком и двумя выходными в неделю. Не маленькая, должна же понимать очевидное.

Черт!

Не надо думать, что я этого не понимаю. Еще как понимаю. Но это не значит, что я должна прирасти к подоконнику в вечном ожидании мужа. Необходим компромисс. А у нас ничего не менялось.

– Только не надо делать из меня капризную эгоистку, которая психует на пустом месте.

Видимо, слова подруги больно цепляют меня.

– Не делаю, – отмахивается она, поднимая руки вверх. – Но сейчас ты и правда психуешь на пустом месте. Слушай, вот хотела же твоего Чернова приворожить. Надо было все-таки к бабке той сходить. Сейчас бы ты не страдала, а мы с Никитосиком плавали бы на нашей роскошной яхте, попивая Дом Периньон. Прости. Не уберегла тебя.

Ида целую минуту смотрит на меня и только потом начинает смеяться.

– Да шучу же. Расслабься. Сама же знаешь, что я не любитель шампанского.

Не хочу смеяться.

Но губы живут своей жизнью, и я, поднявшись на ноги, убираю со стола все коробки.

Шутница, блин.

– Сходишь со мной на открытие его нового ресторана?

– Побыть твоим буфером? – поперхнувшись, кашляет Игнатова, разливая чай по всему столу. – Смерти моей хочешь? Да Чернов любого задавит, кто встанет на его пути. А миниатюрную меня – даже не заметит.

Кого? Иду? Да ее бульдозер не задавит. О чем она?

– Ну пожалуйста. Мне очень нужна твоя поддержка.

Я ведь не собиралась туда идти, а сейчас вдруг захотела. Даже голова немного закружилась, стоило мне только подумать об этом. В конце концов, конец света не наступит, если мы с Черновым встретимся еще раз.

– Прям очень нужна?

Ее хитрый взгляд дает понять, что поддержка у меня будет, только стоит она очень дорого.

– Все что захочешь.

– Хорошо. Я запомнила.

Ох, Мира. Где твоя голова?

От стука в дверь я просыпаюсь и еще несколько секунд смотрю в потолок, пытаясь понять, приснился он мне или нет. Разворачиваюсь, чтобы опять провалиться в сон, но слышу настойчивый звонок телефона. Протягиваю руку и вижу на дисплее номер мамы.

– Мирочка, ты дома?

И еще один стук, и на этот раз громче предыдущего.

– Да-да. Я сейчас.

Наспех натянув халат, спрыгиваю с кровати и несусь к двери. Открывая внутренний замок, чувствую, как затряслись мои руки в этот момент. Будто за дверью меня ждет не родная мать, а маньяк, которого уже несколько лет не могут поймать. Ну, или словно там Никита. И еще неизвестно, с кем бы из них я больше всего не хотела бы встречаться в таком виде.

Увидев меня, мама несколько долгих секунд смотрит в мои глаза и только потом выпускает увесистую сумку из рук и ставит ее на пол.

– Ох, я уже подумала, что тебя нет дома и я зря приехала.

– Да где я могу быть в такое время?

Кстати, сколько сейчас?

Часы на телефоне показывают… семь утра. Явно случилось что-то серьезное. Не просто же так мама ко мне в такое время на чай забежала.

Провожаю ее на кухню и, пока она раскладывает свои контейнеры на столе, напрягаю все еще сонный мозг, чтобы понять, зачем она приехала в такое время.

Мы не общались последние дни, но у нас и прежде были такие перерывы. Не часто, но пару раз точно.

Спросить напрямую я не могу, поэтому тихо сижу на стуле и слушаю рассказ о том, как папа сорвался на рыбалку и через несколько часов вернулся обратно, потому что удочку дома забыл.

– А я их все под диваном спрятала, – говорит счастливая мама, которая, кажется, очень довольна своим поступком. – Ну какая рыбалка с его больной спиной? Потом бы неделю лежал и выл от боли, а бегать вокруг него кому? Мне! Пусть дома сидит. Так спокойнее.

– Он, наверное, расстроился.

Мне становится обидно за папу. Обычно у него улыбка с лица не сходит, когда он с рыбалки возвращается. А тут…

– Я о его здоровье беспокоюсь, – обрывает меня мама, осматривая содержимое холодильника. – И это все? Дочь, ты чем питаешься? Здесь только молоко и сладкое.

– Да я…

– Вот не зря я волновалась. Когда Олежа домой худющий приехал, сразу поняла, что вы тут не готовили.

– Времени особо нет, чтобы готовить, – защищаюсь я, зная, что мама намекает на то, что я о брате не заботилась, пока мы в одной квартире жили. – Я на работу устроилась.

Думала, что мама обрадуется, а она резко захлопнула дверь холодильника и села напротив.

– Правда?

Как бы она ни пыталась улыбаться, радости за дочь в глазах не было.

– Ага. В детский сад воспитателем. Ида помогла, и…

– Мирочка, у тебя все хорошо? – перебивает она, накрывая мои руки. – Я думала, ты какое-то время дома посидишь. С подружками погуляешь. А работа с детьми… Она все силы отбирает. Может, стоило хоть немного…

– Мам, я в порядке. И мне всегда нравилось работать с детьми. Кофе хочешь?

Она кивает, а я подрываюсь с места и несусь к кофемашине.

– Как дела у Никиты? – вопрос летит в мою спину, и я больно ударяюсь в области ключицы.

Ложка падает на пол, стоило только услышать его имя, сказанное маминым голосом. Вот почему я такая криворукая? Мысли о нем превращают меня в размазню.

– Не знаю, – пожимаю плечами не оборачиваясь. – Нормально, наверное. А почему ты спрашиваешь?

– Оставь кофе. Давай поговорим.

Черепаха двигается быстрее, чем я к маме разворачивалась. Потому что она говорила таким голосом, от которого я вся нервными мурашками покрылась.

– Хорошо, – киваю. – Олег тебе что-нибудь рассказал?

Ну конечно он. Станет мама просто так говорить о своем зяте.

31.

– Я не хочу, чтобы из-за какого-то Чернова мои дети становились врагами. И мне не хочется, чтобы у него, после всего что он сделал нашей семье, было все нормально. Олег сам не свой последнее время. Я не узнаю своего сына. Он подавлен. Разбит, – говорит мама, когда я сажусь напротив. – И что бы между вами ни произошло, я прошу тебя поговорить с братом.

Что? Серьезно? Я хорошо знаю маму. И сейчас она просит меня извиниться перед Олегом.

Замираю и коротко уточняю:

– Ради этого ты и приехала?

– Конечно. Он почти не разговаривает со мной, – почти выкрикивает она, словно ей настолько больно, что хочется кричать. – Мира, я беспокоюсь. Ты же знаешь, какой он у нас ранимый. Он все принимает близко к сердцу. Ты его сестра. И ваша ссора…

– Я с ним не ругалась.

Я знаю, что сейчас лучше всего закончить этот бессмысленный разговор. Мама хоть и начнет играть на моей совести, но в конце концов устанет и молча уедет домой. Какое-то время будет на меня обижаться, но потом все наладится. Мы это уже проходили. Я всегда первая шла на примирение, но сейчас… Сложно объяснить. Меня перестали волновать показные истерики Олега.

– Ты его выгнала! – восклицает мама. – А он так заботился о тебе, когда тебе было плохо. Рядом был. Поддерживал и успокаивал. А ты… Мира, что с тобой происходит? Разве я учила тебя этому?

Ну вот.

А последние дни были такими прекрасными.

Я же почти забыла, каково это, когда из меня пытаются сделать виноватую, когда все шишки летят в мою сторону и нет возможности увернуться, когда смотрят так, словно впервые видят.

Мне было хорошо без этого.

Я ведь никогда не спрашивала у мамы, почему она любит нас с Олегом разной любовью. Совершенно разной.

Хотела понять, но боялась услышать ответ. Беспокоилась за нее, боясь обидеть этим вопросом. Они ведь с Олегом похожи. Одного взгляда достаточно, чтобы они завелись и начали психовать. Поэтому с ними легче молчать, чем потом смотреть на их заскоки.

– Поправочка! Он сам съехал.

Я хочу, чтобы меня оставили одну.

Но также я не хочу откладывать этот разговор.

– Да. Я знаю, что Олег сам собрал вещи, – продолжает мама, и кажется, она немного успокоилась. – Но что его подвигло на это? Он считает, что родная сестра его предала, поверив постороннему человеку, а не ему.

– Мужу. Я поверила мужу, мама, а не постороннему человеку.

Я не выдерживаю и встаю.

– Этот муж предал тебя, а ты предала брата. И за что? За то, что Олег оберегал тебя? Знаешь, я тоже запрещала Чернову появляться на нашем пороге. Так же выгонишь меня за это? И я не жалею. Я защищала чувства дочери. Олег делал то же самое.

Я окончательно перестаю понимать, что сейчас происходит.

Потому что Олег испортил наши отношения, когда решил навредить Никите, а мама говорит о совершенно других вещах, и мы друг друга не понимаем.

Я не хочу мириться с братом, по вине которого я целый месяц выла в подушку.

А еще я хочу защитить Никиту.

Это странно.

Это дико.

Это так нормально. Даже становится как-то смешно. Еще недавно я и имени его слышать не желала, а тут…

– Олег вредил Никите, а потом его мучала совесть, поэтому он со мной и возился. Ну, я очень надеюсь, что все дело в совести. Не хочется думать, что мой брат – бесчувственное чудовище.

Мама вздрагивает.

– Что ты… О чем ты говоришь? Мира, что ты несешь?

– Ты сама хотела помочь ему открыть кальянную. Когда ничего не получилось, Олег решил…

– Хватит! Хватит!

– Мам, перестань его защищать! – Приходится губу прикусить, чтобы не разреветься. На меня вдруг нахлынули все детские обиды. И четкое понимание, что я больше не ребенок. – Он злобный и всегда таким был. Помнишь его девушку? Та самая секретарша, которая работала с Никитой.

Я резко запрокидываю голову назад. Во рту пересохло, а в затылке что-то громыхает, будто бомба взорвалась.

– Олег догадался, что я обо всем узнала, поэтому и сбежал, пока меня не было дома.

Все в прошлом. Я не стану молчать.

Я люблю свою маму, но сколько можно беречь ее чувства?

Особенно сложно каждый раз переступать через себя.

– Нет, – она мотает головой, сжав пальцы в кулак. – Ты ошибаешься.

– Сначала он сам пошел к Никите со своими идеями. Потом, когда получил отказ, пришел к тебе с просьбой поговорить с Черновым. Олег был уверен, что у тебя все получится, он же всегда был за твоей спиной. Привык, что ты все за него делала. И у тебя получалось. Но не в этот раз.

Мама открывает и закрывает рот.

Теперь я точно знаю, что так все и было.

– Он так расстроился. Я не знала, чем еще ему помочь, – тихо-тихо говорит она, а потом не меньше чем на минуту замолкает. – У него были такие трудные времена. Но… Мира, он не смог бы тебе навредить. Я знаю своего сына. Он…

– Мам, у тебя еще есть дочь. Не помню, чтобы за меня ты так переживала и беспокоилась.

Мама смотрит на меня, и я даже почти готова поверить, что она услышала мои слова.

– У него были тяжелые времена, – повторяет она, игнорируя услышанное. – А твой Никита не хотел ему помогать.

– Черт! Да он и не должен!

– Мы должны. Мы его семья. Если ты вернешься домой, то мы сможем…

Стоп!

Повторюсь, я очень хорошо знаю эту женщину.

Знаю ее голос, ее взгляд. Возможно, даже могу читать мысли в ее голове. Это несложно на самом деле.

– Продать квартиру? – договариваю за нее. –  Это шутка, что ли?

– Она твоя. Ты можешь делать с ней все, что захочешь, не спрашивая разрешения у Никиты. Это поможет Олегу. Он сможет раскрутиться и через некоторое время вернет тебе все.

Что?

Я резко напрягаюсь.

А при чем здесь Никита?

В конце концов, он же не имеет отношения к этой квартире. Он помогал с ремонтом, оплатил всю мебель и все, что здесь сейчас находится. Но подарили мне ее родители. Или же нет?

Мама замолкает, а телефонный звонок мешает мне задать вопрос.

Это Чернов.

Пару минут назад я бы не ответила, решив, что разговор с мамой важнее, а сейчас я сразу же прикладываю телефон к уху.

– Проснулась? – слышу голос в трубке. – Минут через тридцать я буду у твоего дома, и никакая кошка не помешает мне подняться в твою квартиру.

Хочется улыбнуться.

Напряженное лицо мамы не дает мне этого сделать.

– Хорошо. Жду.

Сбрасываю вызов, прежде чем он ответит, и убираю телефон в сторону.

– Мам, скажи, что эту квартиру купили вы с папой, а не Никита?

Пожалуйста, пусть она так скажет. Я не хочу думать, что Никита и это для меня сделал. Я ведь так радовалась, когда родители вручили мне ключи. Это означало, что они про меня думают. Что маме важен не только младший сын.

Это не просто квартира. Это внимание.

– Мира, ну откуда у нас такие деньги могли появиться?

32.

И правда. Откуда?

Мама в библиотеке работает, у папы вечные подработки. Обычная семья, которая не может позволить себе купить квартиру в центре города. Мы не бедствовали, но и с шиком никогда не жили.

Мысленно проклинаю себя за то, что сразу не догадалась. Ведь, если подумать, все сходилось. Даже ребенок догадается. Черт возьми, я сама ныла в плечо Кристины, рассказывая, что я не ровня ее крутому брату. Что у него есть все, а у меня только исписанный блокнот в сумке и золотая медаль из школы. Она рассказала Никите? Конечно рассказала.

Глупая, глупая Мира.

Мне внезапно становится плохо. Будто я зажмурилась, а кто-то с помощью силы заставил меня открыть глаза. И то, что я увидела, мне совсем не понравилось. Всегда ведь знала, что все лучшее достается Олегу, а мне остатки. Несмотря на это, я была так счастлива вниманию к себе, что перестала здраво смотреть на вещи. Плевать на эту чертову квартиру. Я просто хотела, чтобы мама меня заметила.

– Никита сам предложил? – спрашиваю я, все так же продолжая смотреть в пустоту под ногами.

– Конечно! – с обидой в голосе отвечает она, будто ее до самого сердца задел мой вопрос. – Ты же не думаешь, что я сама пошла бы к нему с такой-то просьбой?

Нет. Так я точно не думаю.

Ради меня она на такое бы не пошла.

– Сам приехал ко мне на работу и просил тебе ничего не говорить. Вот я и не сказала.

– Хорошо. – Появляется желание засмеяться. Громко, заливисто, хватаясь за живот. Вместо этого я осушаю стакан воды и смотрю на маму в зеркальном отражении чайника.

– Что-то не так? – внезапно спрашивает она.

– Все отлично, мам, – прикусив губу, отвечаю ей. – Ничего нового не произошло. Насчет капризов Олега… Думаю, я не смогу ему помочь. Если ты хочешь продать эту квартиру, тебе придется спрашивать разрешения у Никиты. Это его собственность.

– Глупости. По всем документам она твоя.

Это может показаться странным, но я не могу винить маму. Она обычная женщина, у которой есть материнский долг. Наверное, каждая мать хочет самого лучшего для своего ребенка.

Кошки на душе скребут так, что на глазах появляются слезы.

– А я точно ваша дочь? Вы не нашли меня в подъезде или…

– Мира! Ты в себе? Что за чушь ты несешь? Конечно, ты моя дочь. Копия моей матери.

– Ты же не особо хотела с ней общаться.

Насколько я помню, они постоянно спорили. Бабушка редко приезжала в гости, а маму, кажется, это полностью устраивало.

– Просто мы с ней слишком разные. И никогда не понимали друг друга.

– Ничего не напоминает? – с усмешкой в голосе спрашиваю я. – Ладно, не бери в голову. У нас же с тобой все по-другому? Да, мам?

– На что ты намекаешь?

– Ни на что. Говорю же, не бери в голову. Это просто нервы, не выспалась сегодня, – проглатываю ком в горле, стараясь улыбнуться. И ведь получается. Привыкла, наверное. – Приготовишь кофе сама? Мне надо собираться.

– Куда ты в такое время?

Я не хочу придумывать идиотские ответы.

Но и говорить правду мне тоже не хочется.

Только я понимаю, что вранье – не выход, и меня не разорвут на кусочки, если услышат имя Чернова.

– К Никите. Хочешь пойти со мной?

Мама замолкает, будто раздумывает над моим вопросом.

– Кофе, мам. С Черновым я справлюсь сама.

И прежде чем она ответит, я разворачиваюсь и ухожу, молясь всем богам, чтобы она не последовала за мной.

На сегодня хватит.

Мне так и не удалось достучаться до материнского сердца, но кажется, у меня пропало желание продолжать стучать.

Никита выходит из машины, долгим взглядом осматривает меня с ног до головы, а затем открывает для меня дверь, все так же продолжая молчать. Чувствую его руку на своей спине, и сердце моментально начинает биться с удвоенной скоростью.

Так приятно.

Интересно, у Чернова так же?

Он хоть что-нибудь чувствует, когда дотрагивается до меня?

– Тебе не жарко? – комментирует он, смотря на мои ноги.

Его взгляд цепляется за мои коленки и скользит выше.

– Мне нормально, – почти рычу на него, застегивая рубашку на все пуговицы. – А ты – не смотри.

Бесит тот факт, что Чернов прав. Мне безумно жарко. Никто по такой жаре не ходит в джинсах и рубашке с длинными рукавами. Если только дурочки или жены, которые в себе не уверены. Стоя напротив открытого шкафа, я думала только об одном: чем больше одежды, тем лучше. Я еще помню горячие руки Никиты на своей талии.

– Может, я ради этого и приехал, – скалится он, всем корпусом разворачиваясь ко мне. – Как спалось?

– Отлично. Пока мама не разбудила. Кстати, она еще в квартире. Не хочешь зайти? Кажется, вы успели подружиться за моей спиной.

– И ты оставила ее одну ради меня?

Морщусь, не нравится его интонация.

– Она не маленькая девочка. Разберется, как пользоваться кофемашиной и включать телевизор. И ей стоит побыть одной. Всю жизнь свою вспомнить. Подумать о многом. Понимаешь?

Чернов щурится и косо смотрит в сторону моего подъезда.

– Нет. А должен?

– Так, хватит! Я все знаю про квартиру!

– Ясно, – кивает он. – Ты поэтому так напряжена?

– Ясно? Это все, что ты можешь мне сказать? – От возмущения я могла взорваться в любой момент. – Ты издеваешься, что ли?

– Мира, а что ты хочешь от меня услышать? Извинения? Сожаления? Этого не будет. Не жди.

Он хмурится, а мне хочется ударить его за этот взгляд. Какого черта он так себя ведет? Считает себя героем? Или думает, что я благодарить его начну?

– Мама о машине давно мечтает. Не хочешь подарить? Ты же такой добрый.

– Не хочу, – обрывает меня, продолжая смотреть в глаза. – Ты из-за этого злишься? В самом деле?

– Что ты? Какая злость? Я в бешенстве, Чернов! На тебя и на мою мать. И на тебя больше. Ей-то плевать на меня всегда было, но ты… Ты же меня… на эту квартиру… обменял. Купил. Мама – продавец, а ты – покупатель. Как ты мог? Я не понимаю, как?

Наверное, из моих глаз летят искры. Не просто же так Чернов то открывает, то закрывает глаза.

Все ясно.

Ему нечего сказать в ответ.