Текст книги "Шоу нашей жизни"

Свалки, ямы и телевидение

Нора смотрела в экран ноутбука, подмечая каждое движение своего бывшего мужа. Эрик нервничал, и это было заметно. Ей хотелось хоть как-то помочь ему, что-то сделать или хотя бы сказать пару ободряющих слов, но она уже давно приняла решение, которого и придерживалась все это время. Идти на уступки значило бы загнать себя в капкан, а этого она хотела меньше всего. Поэтому она решила позвонить ему уже после завершения прямой трансляции. Зная все механизмы, она могла свободно отправить сообщение, выманив его в туалет или куда-нибудь еще, а потом позвонить и нашептать что-нибудь глупое и ласковое. Скрывать было нечего – она его любила, и он это знал. Она сказала, что вновь станет его женой, когда все закончится.

У нее в доме не было телевизора, и если Берт хотел посмотреть свои мультики, она давала ему планшет или усаживала за компьютер. Ей не хотелось наводнять свой дом бесконечной пропагандой, а потому она не покупала газет и не увлекалась телевидением. Уж слишком хорошо она знала, из чего состоят эти телешоу и прочие дешевые спектакли.

– Хватит психовать, – скомандовал Марк, глядя прямо ей в глаза.

Он сидел на полу, но это не мешало ему смотреть на нее с неприязнью и даже презрением. В этот момент Нора особенно остро чувствовала собственную ничтожность, но ей было просто необходимо выплеснуть свое возмущение хоть куда-то. Последний год истрепал ей все нервы, ее терпение прохудилось до дыр, а самообладание было испещрено трещинками и проломами.

– Иди ты к черту! Сколько еще я должна сделать? – Она не сдерживалась и не выбирала выражений. – Сколько еще ты повесишь на меня?

Эрик стоял у порога, опираясь о косяк и скрестив на груди руки. Сама Нора ходила взад и вперед по комнате.

– Столько, сколько нужно, – ехидно ответил Марк.

– Фотографии, поездки, интервью – я делала все! Но я не хочу, не хочу ехать на это чертово телевидение! Почему я должна делать то, что мне противно?

– Ты там еще ни разу не бывала, откуда ты можешь знать, что это тебе противно? – разумно парировал он.

Она остановилась, обняла свои плечи и опустила голову, стараясь успокоиться. Ей хотелось рвать и метать, бить посуду, кусаться и царапаться. Ей хотелось визжать и истерить. Но ее воспитали хорошей девочкой, и она не могла вести себя так, как хотела. Приличия забивали насмерть ее внутреннюю сущность, как рефлексы подавляют разум.

– Я уже достаточно засветилась.

– То ли еще будет.

– Вот, значит, как?

Марк пожал плечами:

– Разве ты не видишь, что все работает? Ты не видишь, что Эрик стал популярен, что ваш союз пошел на пользу последнему фильму?

Кого интересуют чьи-то никчемные желания, если разговор идет о деньгах. Речь всегда шла о деньгах и чьих-то желаниях. О ней никто и никогда не думал.

– Я все понимаю, и я делаю, что мне по силам, но тащиться на это тупоумное шоу я не собираюсь.

– Детка, тебя никто не спрашивает.

Эрик отлепился от косяка и даже потер плечо, как будто туда могла налипнуть краска.

– Марк оставь ее в покое.

– Только ты мне тут не начинай! Люди требуют ее, люди хотят видеть ее! Господи, что тут такого? Посидит полчаса на диване, вставит пару фраз – от этого еще никто не подыхал!

– Она не хочет, и я этого не хочу.

– А жениться вы хотели?

Эрик двинулся на Марка, и тот благоразумно поднялся с пола, ощущая, исходившие от него не самые дружелюбные флюиды.

– Хватит ее принуждать, она права.

– Я уже договорился. Разговор окончен.

Нора опустила руки и попыталась расслабить плечи. Она была напряжена и расстроена, Эрик это чувствовал и тоже нагревался. Во избежание взрыва следовало пойти на уступки. Как обычно, сделать это должна была она.

– Хорошо, я поеду. Но в первый и последний раз.

Марк повернулся к ней с явным намерением сказать еще что-нибудь, но Эрик взял его за запястье и так сжал пальцы, что все желание оставлять последнее слово слетело с него уже через мгновение. Он кивнул и вышел из пристройки. Эрик не стал его провожать. Ему было интереснее, что скажет Нора.

– Я поеду с тобой, – сказал он, глядя в пол, как раз на то место, где до этого стоял Марк. – Буду сидеть в аудитории, погляжу, что и как.

Она кивнула, но ничего не сказала.

– Шоу уже завтра, так что придется тебе сегодня выбрать одежду. Справишься сама? Прическу и макияж тебе сделают штатные стилисты, а одежду я тебе отвоюю.

– Спасибо.

Он, наконец, поднял глаза и посмотрел на нее. К его удивлению, Нора плакала – очень тихо и почти незаметно.

Решившись подойти к ней, Эрик в два шага перелетел через ковер и взял ее за руку. После сцены в машине такие прикосновения стали уже привычным делом.

– Ну что ты? Всего один вечер. Это ничего не значит, поверь. Все закончится очень быстро.

Нора отняла у него свою руку и уселась на диван, закрыв лицо ладонями. Он уже заметил ее слезы, и смысл зажиматься исчез.

«Детка, скажи, тебе же понравилось, правда? Как насчет того, чтобы ходить со мной туда каждую неделю? Нет? Но лекции заканчиваются так поздно, я не смогу сама возвращаться домой. К тому же, он тоже интересовался твоим мнением. Представляешь, ему интересно, что ты думаешь».

«Детка, всего один раз. Всего один раз, понимаешь? Он просто придет на чай, а ты выйдешь и скажешь ему: „Здравствуйте“. Это же несложно? Так делают все люди. И вообще, что это еще на новости? Как будто мы заставляем тебя спать с ним!»

«Детка, он придет еще раз. Нужно будет проводить его до дороги, а то у него сломалась машина, и он не знает, где остановка. Сюда его привезет друг, а обратно добираться будет уже сложнее. Проводишь его? Почему нет?! Просто покажи ему, где остановка, это что, так сложно?»

«Детка, нужно съездить с ним в офис. Мы приглядели там для тебя работу на лето. У тебя ведь все равно каникулы? Что ты такое говоришь? Конечно, твое мнение что-то значит. Но пойми, я ведь о тебе переживаю. Ты так ведешь себя, будто я тебе враг. И потом, тебе уже семнадцать, ты же должна привыкать работать».

«Детка, сходи с ним на эту вечеринку. Это будет недолго. Да что ты! Это всего лишь до десяти часов, что тут такого? Ты же хотела учиться на художника, помнишь? Он познакомит тебя с хорошим человеком, учителем в школе искусств. У него вообще много хороших связей».

«Детка, почему ты не взяла у него подарок? Он же от чистого сердца! Ты решила меня опозорить? Почему ты ведешь себя как невоспитанная дикарка? Что ты могла подумать? Ему почти сорок лет, а тебе всего восемнадцать, какие у него могут быть мысли? Боже, какого ты о себе мнения! Немедленно позвони ему и попроси прощения».

«Детка, мы едем к нему в гости всей семьей! Представляешь? Здорово, правда? У него есть бассейн и еще куча всего интересного. Он пообещал, что покажет тебе библиотеку. Там тысяча книг!»

«Детка, это просто поездка за город. Он просто жалеет нас, хочет нам помочь. Он видит, что ты только и делаешь, что работаешь и совсем не отдыхаешь. Это съезд его единомышленников? Что ты такое воображаешь, скажи на милость? Это просто отдых в неформальной обстановке. Подумаешь, прочтет пару лекций».

«Детка, уже слишком поздно отпираться. О чем ты думала, когда согласилась работать под его началом? Если хотела отказаться, нужно было сразу так и сказать! А теперь чего жаловаться? И если ты не хочешь выходить за него замуж, то это только твои проблемы! Все уже зашло слишком далеко, ты ездила с ним за город, он знакомил тебя со своими друзьями, ты пользовалась его щедростью и добротой, как ты можешь теперь отказать?»

«Детка, ничего противоестественного он от тебя не требует. Ты его жена. Он неплохой муж. Заботится о тебе, любит тебя. А эти лекции и его община… ты предпочла бы, чтобы он бил тебя? Ты хотела бы иметь мужа-алкоголика? Мужа-наркомана? Как ты не поймешь, что только с ним тебе удастся стать счастливой? Только он может дать тебе настоящую жизнь. Все, что было в твоей жизни хорошего за последние пять лет – это только он!»

«Детка, если ты с ним разведешься, это убьет меня. Я всегда желала тебе только самого лучшего. Только самого лучшего, понимаешь? Я делала все это ради тебя! Я унижалась перед людьми, лишь бы ты получила все это богатство. И ты собираешься смыть все эти годы в туалет? Десять лет моей жизни? Даже почти пятнадцать! Я не выдержу этого. Нет, я не выдержу!»

«Детка, это последний наш разговор. Мы с отцом отрекаемся от тебя».

Нора плакала, и ее плечи тряслись. Эрик сел рядом и обнял ее, не зная, что еще можно сделать. Она явно была где-то в своем мире, в котором навоображала себе неизвестно чего.

– Если ты плачешь только потому, что тебе придется сделать то, чего ты не хочешь, то я догоню Марка и всыплю ему по первое число. Хочешь, я сделаю это?

Он прижал ее к себе, и на сей раз Нора не оттолкнула его. Это его немного приободрило, и Эрик продолжил:

– Знаю, он не должен был так на тебя давить. Я тоже чего-то растерялся. Не ожидал от него просто.

Никакой лжи в его словах не было, но присутствовали небольшие неточности. На самом деле, когда он вошел в комнату, Марк уже вовсю разорялся, а Нора стояла возле дивана и смотрела на него с немым упрямством. От такой картины у кого угодно прицел бы сбился.

– Это не твоя вина, – шмыгнув, прогундосила Нора. – Но это будет последний раз, когда я ему подчинилась. Просто предупреждаю тебя, потому что потом ты будешь работать с ним один. Каждый раз все начинается одинаково. Сделай это, сделай то, это же ничего не стоит, это же такие пустяки, ну что тут такого страшного? А потом начинается – если ты сделала это, значит, можешь еще чуть-чуть поднапрячься и сделать еще больше. А потом уже не отвертеться, и ты сама увязла в дерьме по самые уши, и тебе говорят – сама виновата, ты же знала, к чему это ведет. Я второй раз на это не попадусь – не такая я идиотка, чтобы постоянно ловиться на одну и ту же удочку.

Ее слова были непонятными, но злость, клокотавшая внутри нее, пугала и сбивала с толку. Эрик предпочел не вдаваться в подробности.

В студии набралось много народу – это был тот случай, когда шоу действительно пользовалось популярностью и имело почти народный статус. Однако суть этого балагана была крайне расплывчатой – Эрик и сам не мог до конца осмыслить все происходившее на сцене.

Какой-то мужчина рассказывал о своих злоключениях, жаловался на бывшую жену и мямлил что-то о несправедливости судебных решений. К шоу-бизнесу такая галиматья не имела никакого отношения, и Эрик уже несколько раз выходил из студии, чтобы позвонить Марку и наорать на него за то, что он отправил Нору терпеть все эти сопли-вопли. На это Марк разумно отвечал, что именно такие шоу и пользуются особенной любовью, и если умница Нора покажет себя с хорошей стороны, то ее полюбят и зауважают. Ну, и Эрика, естественно, тоже полюбят – за то, что он выбрал такую хорошую жену.

Нора сидела на одном из казенных диванов с непробиваемым лицом. Она исправно смотрела на хлюпавшего носом мужчинку, но при этом ее взгляд оставался пустым и едва осмысленным. Однако когда дошло до прилюдного разбора грязного нижнего белья, и экс-муженек закатился слезами, рассказывая о похождениях своей бывшей благоверной, Нора вдруг оживилась. Не замечая этого, герой программы вдохновенно перечислял всех любовников своей обидчицы, называя по именам тех, кто был до и после их недолгого брака. Исповедь все продолжалась, но для Эрика, наблюдавшего за темным огоньком, плясавшим в ее зрачках, температура в студии подскочила градусов на десять. Глядя на ее нехороший взгляд, он почти сразу понял, что если мужчинка не замолчит, то Нора выкинет что-то очень неприятное.

В студию попросили женщину, о которой только что столь любезно выложили все подробности. Она уселась на другой диван и стала вяленько оправдываться – видимо, с речью у нее были определенные проблемы. Нора пересела на край сидения, выпрямила спину и подалась корпусом вперед, отчего Эрик тоже заерзал и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

Перепалка между бывшими супругами хлестала и пенилась бурным потоком, и в эфире уже прозвучали самые непристойные слова оскорблений, когда Нора вздохнула и вступила в разговор.

– Извините, ради бога, что вмешиваюсь, – сладким голосом начала она, обращаясь к мужчине. – Могу я задать вам несколько вопросов?

– Да, конечно, – жалобно сдвинув брови, великодушно разрешил мужчина.

– Как вы относитесь к алкоголю? – Нора задала вполне безвредный вопрос.

– Что? – растерялся герой.

– Вы когда-нибудь напивались до полного опьянения?

– А зачем вам это? Я сейчас не о выпивке говорю, – насторожился страдалец.

– Вы когда-нибудь оскорбляли женщин? – продолжила Нора, невинно хлопая ресницами. Эрику даже показалось, что она улыбнулась.

– Женщин? Каких женщин?

– Обычных. Любых. Продавщиц в магазинах, коллег по работе, своих сестер или соседок.

– Я не понимаю, зачем вам это?

– Просто ответьте на вопрос, если не сложно. Или вам есть что скрывать? Если так, то ваше молчание вполне понятно.

– К чему все эти расспросы? Разве я об этом говорю? Я пришел сюда за помощью, а не за тем, чтобы вы тут надо мной издевались! – взвыл он, уже теряя контроль. – Я пришел, чтобы мне помогли, а не чтобы какая-то…

Эрик поднялся со своего сидения, зная точно, что если мученик оскорбит Нору, то шоу оправдает все зрительские ожидания, и бывшая кинозвезда влетит на площадку, чтобы набить морду герою сюжета.

– Вы часто теряете контроль над собой? На детей кричали? Вы использовали рукоприкладство в воспитательном процессе? – все не унималась Нора.

– Эти вопросы не имеют никакого отношения к делу! – окончательно закипел мужчинка, подскочив на своем диване.

– А то, что вы рассказываете о сексуальных связях своей бывшей жены, имеет отношение к решению суда об алиментах? – ядовито спросила Нора. – Нет, правда, я не могу понять, каким образом ее первая любовь связана с вашими детьми, рожденными через два года после бракосочетания? Тем более, как уже было сказано, генетическая экспертиза все решила и показала, что дети, которым вы платите деньги, действительно родились от вас. С юридической точки зрения ранние и поздние романы этой женщины не имеют совершенно никакой связи с вашими общими делами. Однако вы отнимаете эфирное время и жалуетесь тут уже минут пятнадцать, а конца вашим рассказам все не видно. Поясните суть ваших историй, если она, конечно, имеется.

В студии воцарилась тишина, которая провисела с добрую минуту, прежде чем спор закипел вновь. Нора успокоилась и уже не подавала голоса вплоть до завершения сеанса.

После того, как оператор дал отмашку, она сорвалась с места и метнулась за кулисы, но герой сюжета бросился за ней, явно намереваясь подкрепить свои возмущенные слова делом. Эрик вовремя подоспел и схватил его за руку, не позволив перейти границы дозволенного.

– Остынь, мужик, – засмеялся он, оттягивая мученика от своей жены. – Если дернешься, не обижайся.

Телефон уже трезвонил в кармане, и он быстро увел Нору из студии, посадил в машину и уселся рядом. После этого пришлось перезвонить Марку, чтобы выслушать его претензии или пожелания.

– Чего тебе? Мы еще выйти не успели, а ты уже надоедаешь, – все еще улыбаясь, поинтересовался он. – Так невмоготу?

– Нет, ты видел, что она сделала? Да у нее зубы по полметра! – взвизгнул Марк, чем еще больше рассмешил своего подопечного. – Она же сожрала этого мужика! Что теперь подумают люди?

– Успокойся, люди всегда что-то думают, – рассудительно заметил Эрик. – Ты хотел, чтобы она была там, и она пришла в этот цирк. Чего еще надо?

Он не стал дожидаться ответа – просто дал отбой. Ему и самому стало жутковато от этой холодной ярости и полной уверенности в своей правоте. Нора была безжалостной и точной, она не отступалась и не сомневалась в своих словах. Стало быть, возможно, придет время, когда она ополчится против него и точно также опрокинет навзничь, а потом разделается и отодвинет в сторону. Он покосился на нее.

Спокойный взгляд, милое лицо, припухшие губы, сложенные на коленях руки – от этой безобидности повеяло еще большей угрозой, но Эрик вопреки всему почувствовал, как по лицу расползлась улыбка. Нора была серьезной и важной как маленькая девочка, и это никак не вязалось с ее последней выходкой.

– Хватит пялиться, – довольно грубо сказала она, отворачиваясь к своему окну. – Ничего плохого я не сделала. Ненавижу эти телешоу, в которых выворачивают все дела наизнанку, орут и сопливят. Нет от них никакой пользы.

– Я бы с тобой поспорил, – только чтобы поддразнить ее, ответил он.

Она пожала плечами:

– Дело твое. Только я надеюсь, что когда мы разведемся, ты не побежишь в такую же студию, чтобы рассказывать обо мне гадости.

– А что я могу о тебе рассказать? Как будто я что-то знаю.

Ее лицо стало даже смешным – она возмущенно подняла брови и одновременно сморщилась.

– Ой, как будто этот плакса знал что-то конкретное! Просто молотил случайно возникшими в памяти именами, ничего серьезного. Для такого достаточно обладать хоть каким-то воображением и быть обиженным.

Эрик подвинулся к ней и положил руку на ее локоть. В другое время это можно было бы назвать заигрыванием, но только не сейчас.

– Нет, я никуда не пойду. Буду помнить о том, как ты разделала под орех этого мужика, и стану опасаться твоего гнева.

Она повернулась к нему и не стала сбрасывать его ладонь.

– Это правильно.

Впервые за вечер на ее лице тоже появилась улыбка.

На следующее утро в интернете запестрели заголовки, которые наперебой называли Нору феминисткой и мужененавистницей. Люди стали сочувствовать Эрику, а вокруг ее персоны образовалось кольцо единомышленниц, хваливших ее смелые и прямые вопросы. Поднялась шумиха, Марк был доволен, хотя и не говорил об этом напрямую. Всего-то нужно было разозлить Нору и отправить ее на телевидение.

Вечером, устав говорить по телефону, слоняться по дому и бороться с искушением пойти в какой-нибудь кабак, Эрик постучался к своей жене. Она впустила его, а сама ушла на кухню, пообещав вернуться с чаем и какой-нибудь едой. Он уселся на диван, и его взгляд упал на стандартный лист, покоившийся на столе рядом с ее ноутбуком. Обычно там не было никаких бумаг, поскольку Нора предпочитала хранить все записи только на компьютере. Взгляд помимо сознания заскользил по строчкам, пропечатанным обычным принтером.

Самодельный календарь на два года с отмеченными числами. И дураку было ясно, что за дни оказались выделенными. Когда она вернулась, Эрик беззастенчиво вертел в руках этот несчастный листочек, в котором был зачеркнут даже текущий день.

– Ты считаешь дни до развода? – пытаясь выглядеть не слишком разозленным, спросил он, однако голос выдал его.

Нора поставила поднос рядом с ноутбуком, а потом отняла у него листок, и бумага при этом подозрительно хрустнула – видимо, он слишком крепко держал свой край.

– Да, считаю, – как ни в чем не бывало, сказала она. – А ты этого не делаешь?

– Я? Нет, я ненавижу календари.

– Ну а я их обожаю.

Сказать было нечего, и Эрик просто кивнул. Впрочем, внутри у него все равно поднималось возмущение, которое не поддавалось никаким уговорам разума. Нора вздохнула, оставила поднос и уселась рядом с ним.

– Все накручивается постепенно, незаметно, но необратимо. Для начала тебе обещают, что все будет безболезненно, что это тебя ни к чему не обяжет, – глядя прямо перед собой в открытый дверной проем, заговорила она, и Эрик знал, что эти слова предназначены только для него. – Помнишь тот день, когда мы в первый раз вместе пили кофе? Ты сказал, ничего не будет, просто мимо нас пробежит человек с фотоаппаратом. В результате меня нарядили в твою одежду и заставили позировать. Я не виню тебя, просто говорю правду – так все и было. Разумеется, женщина, которая согласилась выйти замуж за киноактера, должна знать, к чему это ее обязывает, но я не подписывалась на публичную жизнь. Фотографироваться, давать интервью, сопровождать тебя, словом, делать то, что делают жены, я согласна. Но сверх этого ничего не пропущу.

– Может, расскажешь мне, что такого с тобой приключилось, что ты рванула из своей страны, а? У тебя был красивый муж и все такое…

– Не напоминай мне о моем красивом бывшем муже. Ничего страшного со мной не было. Просто меня заставляли изо дня в день делать то, чего я не хочу. Каждый божий день, каждый час, я делала то, от чего меня тошнило. Я принимала участие в том, от чего моя душа покрывалась толстым слоем грязи.

– Групповые оргии? – уточнил он. – Или что это было?

– Тебе бы только о сексе, – разочаровалась она. – Нет, ничего криминального. Однако ты, наверное, достаточно слабо представляешь себе, каково это – не выбирать для себя ничего. Ни одежду, ни еду, ни распорядок дня, ничего. Все решали за меня, и каждый чужой выбор я ненавидела всей душой. Мой прекрасный муж контролировал каждый мой шаг, каждый взгляд, каждое движение. Я попалась на это еще девчонкой и терпела почти пятнадцать лет, но теперь, когда происходит почти то же самое, я не собираюсь сидеть и молча наблюдать за тем, как моя жизнь опять сползает в ту же самую свалку.

Слушать это было по каким-то причинам неприятно и даже больно. Эрик поднялся, поправил одежду и направился к двери.

– Знаешь, ты можешь вообще больше ничего не делать. Если ты все это так видишь… Знал бы я, что все так мрачно, тогда… а впрочем, что я мог? Я и сам согласился на это только потому, что видел свою выгоду. Просто сейчас, любовь моя, наступил тот самый момент, когда кампания подошла к концу, а ты уже засветилась везде, где только можно. Я постараюсь сделать так, чтобы сверх этого тебе больше ничего не навязали.

Нора понимающе кивнула:

– Ясно, ты обиделся. Но я не обещала, что буду любить тебя.

– А я и не о любви говорю, – сказал он, перед тем как выйти на улицу.

Когда южная премьера закончилась, Эрик позвонил ей прямо из машины. Она специально не ложилась спать, ожидая его звонка, и теперь была очень рада слышать его голос.

– Вот так, дорогая, это был конец. Теперь, надеюсь, уже точно.

– Приезжай прямо сюда, если сможешь, – улыбаясь, предложила она. – Мы с Бертом ждем тебя.