Текст книги "Тигр! Тигр! (сборник)"

6

В половине первого ночи чрезвычайный полицейский патруль прибыл в Бомон-Хаус по сигналу из окружного участка. GZ. Бомон. YLP-R, что в переводе на человеческий язык означало: Противозаконное действие или уклонение в Бомон-Хаус, Парк-Саут, 9.

Без двадцати час ночи явился капитан участка на Парк, получив сообщение от патрульных: Преступление, возм. AAA.

В час ночи к Бомон-Хаусу прибыл Линкольн Пауэлл, отреагировав на звонок переполошившегося помощника инспектора:

– Пауэлл, говорю вам, это ААА. Чтоб мне провалиться. Из меня и дух вон, честно признаюсь. Не знаю, страшиться этого или благодарить судьбу, но одно знаю: никому из нас с таким не справиться.

– Почему?

– А вы сами посмотрите, Пауэлл. Убийство есть аномалия. Лишь носитель искаженного телепатического мотива может причинить смерть посредством насилия. Правильно?

– Да.

– Именно поэтому уже больше семидесяти лет не случалось успешного ААА. Нельзя просто так взять и выйти на улицу с искаженными телепатемами, замышляя убийство, и остаться незамеченным. Шансов на это примерно столько же, сколько остаться в толпе неузнанным человеку с тремя головами. Вы, щупачи, обязательно выловите такого еще прежде, чем он возьмется за дело.

– Мы пытаемся… если вступаем с ними в контакт.

– А щупачьих фильтров нынче столько расплодилось, что у обычного человека практически нет шансов избежать контакта с вами. Нужно жить отшельником, чтобы это получилось. Каким образом отшельник мог бы совершить убийство?

– А и вправду, как?

– Убийство это, несомненно, было тщательно спланировано… и тем не менее никто не заметил убийцу. Не доложил о нем. Даже личные секретари-щупачи Марии Бомон. Значит, отмечать было попросту нечего. Убийца, очевидно, демонстрировал безобидный телепатический мотив – но при этом оставался достаточно ненормален, чтобы совершить преступление. Не понимаю, как разрешить такой парадокс.

– Ясно. Какие у нас перспективы?

– В этом деле чертовски много неувязок, их и нужно прояснить первым делом. Во-первых, мы не знаем, как был убит д’Куртнэ. Во-вторых, исчезла его дочь. В-третьих, кто-то вычеркнул из жизни охранников д’Куртнэ целый час, и мы не понимаем, как. В-четвертых…

– Хватит. Я выезжаю немедленно.

Большой зал Бомон-Хауса был залит режущим белым светом. Повсюду кишели полицейские в форме. Суетливо, как жуки, бегали лабораторные техники-криминалисты в белых халатах. В центр зала согнали гостей вечеринки (одетых), и они топтались там, подобно стаду перепуганных бычков на бойне.

Пауэлл, высокий и худощавый, в черном смокинге с белой манишкой, спускался по восточному эскалатору навстречу волне враждебности. Он быстро отреагировал, потянувшись к разуму Джаксона Бека, полицейского инспектора, эспера-2:

Как тут дела, Джакс?

Как сажа бела.

Переключившись на неформальный полицейский жаргон перепутанных образов, инвертированных смыслов и личных символов, Бек продолжил:

Тут щупачи. Внимательней…

За микросекунду он ввел Пауэлла в курс дел.

Ясно. Хреново. А зачем вы их туда согнали? Что-нибудь инсценируете?

Ага. Сыграем в хорошего и плохого полицейских.

А это необходимо?

Эта толпа прогнила изнутри. Они избалованы. Коррумпированы. Они ни за что не пойдут на добровольное сотрудничество. Придется прибегнуть к какому-нибудь трюку, чтобы вытянуть из них хоть что-то; а в нашем случае такое попросту неизбежно. Я буду плохим полицейским, а ты хорошим.

Правильно. Отлично. Начинай запись.

На полпути вниз Пауэлл остановился. Усмешка сбежала с его губ. Дружелюбие испарилось из глубоко посаженных темных глаз. На его лице возникло выражение шокированного возмущения.

– Бек! – отрывисто бросил он. Голос его разорвал гулкую тишину зала. Тишина была полной. Все глаза повернулись к нему.

Инспектор Бек обернулся к Пауэллу и с вызовом ответил:

– Здесь, сэр.

– Это вы тут главный, Бек?

– Я, сэр.

– Так-то вы себе представляете нормальное расследование? Согнать невиновных людей в кучу, словно скот?

– Они не то чтобы невиновные, – огрызнулся Бек. – Тут человека убили.

– Бек, в этом доме все невиновны, пока не будет установлена истина, и обращаться с ними надлежит как можно вежливее.

– Чего-о? – фыркнул Бек. – С этой лживой шайкой? Как можно вежливее? С этими гнилодушными и порочными великосветскими гиенами?

– Как вы смеете?! Извинитесь немедленно.

Бек глубоко вздохнул и сердито сжал кулаки.

– Инспектор Бек, вы меня слышите? Немедленно извинитесь перед присутствующими.

Бек зыркнул на Пауэлла, но обернулся к наблюдавшим за ними гостям.

– Извините, – буркнул он.

– И предупреждаю вас, Бек, – бросил Пауэлл, – если что-нибудь в этом роде повторится, я вас разжалую. Отправитесь обратно в сточную канаву, откуда выкарабкались. А теперь проваливайте, чтоб духу вашего тут не было.

Пауэлл спустился в зал и улыбкой приветствовал собравшихся. Внезапно с ним случилась новая резкая перемена. Нечто неуловимое в его манере наводило теперь гостей на мысль о том, что в глубине души он таков же, как они. Даже в произношении проскальзывали модные вольности.

– Леди и джентльмены, конечно, я вас всех знаю понаслышке. Сам я не столь известен, поэтому позвольте отрекомендоваться: Линкольн Пауэлл, префект психотического отдела полиции. Префект. Психотического отдела. Старинные термины, гм? Не будем ими себя отягчать. – Он двинулся к Марии Бомон, протягивая руку. – Дорогая мадам Мария, сколь волнующее завершение возымел изысканный вечер, устроенный вами. Я вам всем завидую. Вы войдете в историю.

Среди гостей прокатился довольный шепоток. Нависшая над толпой мрачная настороженность понемногу рассеивалась. Мария рассеянно взяла протянутую руку Пауэлла, на автомате начиная прихорашиваться.

– Мадам… – Он смутил и порадовал ее, с отеческой теплотой запечатлев поцелуй на ее лбу. – Я понимаю, вам нелегко пришлось. Ох уж эти мужланы в форме.

– Милый префект… – Она словно стала маленькой девочкой, льнущей к его руке. – Я так перепугалась.

– Есть ли здесь тихая комната, где все мы могли бы расслабиться и посидеть, дожидаясь завершения тягостной процедуры?

– Да. Кабинет, дорогой префект Пауэлл. – Мария так вошла в роль, что начала пришептывать.

Пауэлл отвел руку за спину и щелкнул пальцами. Появившемуся капитану он сказал:

– Отведите мадам и ее гостей в кабинет. Никаких караульных. Леди и джентльмены хотели бы почувствовать себя свободно.

– Мистер Пауэлл… сэр… – Капитан прокашлялся. – Насчет гостей. Один из них прибыл после того, как было получено извещение о преступлении. Это присяжный поверенный, мистер ¼мэйн.

Пауэлл отыскал в толпе Джо ¼мэйна, присяжного поверенного и эспера-2, и послал телепатическое приветствие.

Джо?

Привет.

Какими судьбами в этом притоне?

По делам. Меня вызвал мой кли (Бен Рейх) ент.

О, эта акула? Интересно. Подожди здесь вместе с Рейхом. Мы проведем рекогносцировку.

Неплохо у вас с Беком это вышло.

Блин. Ты нас раскусил?

Все крайне правдоподобно. Но я-то вас обоих знаю. Добрейший Бек в роли злого полицейского – все как по учебнику.

Бек, с угрюмым видом удалившийся было в угол зала, вмешался: Не выдай нас, Джо.

Ты сдурел? По реакции ¼мэйна казалось, будто его попросили не смешивать с грязью самые священные идеалы Эспер-Гильдии. От него пошла такая волна возмущения, что Бек ухмыльнулся.

Все это случилось в течение секунды, пока Пауэлл снова запечатлевал невинный поцелуй на лбу Марии и вежливо освобождался от ее дрожащих объятий.

– Леди и джентльмены, увидимся снова уже в кабинете.

Толпа гостей, понукаемая капитаном, двинулась туда. Оживленная болтовня возобновилась. Похоже, они начинали принимать происходящее за увлекательную новую забаву. И вдруг среди смеха и отвлеченного гомона Пауэлл ощутил железные прутья жесткого телепатического блока. Он узнал их и позволил себе выказать изумление.

Гас! Гас Тэйт!

О, привет, Пауэлл.

Ты тут? Притаился и вынюхиваешь?

Гас? – встрепенулся Бек. – Где? Я его не замечал.

От кого ты, блин, прячешься?

Хаотический отклик: гнев, смущение, стыд, страх потерять репутацию, самоуничижение, стыд…

Гас, расслабься. Тебя зациклило. Еще один маленький скандал твоей репутации ничуть не повредит. Наоборот, человеческих черт прибавит. Оставайся здесь, поможешь нам. Хорошо, когда можно положиться на другого первоклассного. Чует мое сердце, с этим ААА мы как следует намучаемся.

Когда зал почти опустел, Пауэлл окинул взглядом троих оставшихся. Джо ¼мэйн был крупный, плотный, грузный, с сияющей лысиной и дружелюбным лицом грубоватых черт. Малыш Тэйт, как всегда, дергался и нервничал… нет, даже сильней обычного.

А еще тут был знаменитый Бен Рейх. Пауэлл впервые встречался с ним. Высокий, широкоплечий, целеустремленный, он источал колоссальное обаяние и властность. В его мощи было дружелюбие, траченное, однако, привычкой подавлять. Ясные глаза Рейха смотрели проницательно, но рот казался слишком чувственным и странно напоминал шрам. Человек магнетического обаяния, но глубоко внутри ощущается гнильца.

Пауэлл улыбнулся Рейху. Рейх ответил такой же улыбкой. Они, не сговариваясь, пожали друг другу руки.

– Вы всех обезоруживаете таким образом, Рейх?

– Секрет моего успеха, – усмехнулся Рейх. Он понял Пауэлла с полуслова. Общение спорилось.

– Ну, не позвольте другим гостям понять, что вы меня очаровали. Заподозрят подставу.

– Полноте. Вы, Пауэлл, ими вертите, как хотите. Они себя почувствуют так, словно каждый в сговоре с вами.

Оба снова улыбнулись друг другу. Между ними возникло неожиданное притяжение. Опасное. Пауэлл попытался от него избавиться, развернувшись к ¼мэйну:

– Что дальше, Джо?

Насчет прощупывания, Линк…

– Объясняйтесь так, чтобы и Рейх мог понять, – приказал Пауэлл. – Мы ни от кого не таимся.

– Рейх попросил меня представлять здесь его интересы. Никаких телепатем, Линк. Всё на объективном уровне. Я здесь просто как наблюдатель. Я намерен присутствовать на всех следственных мероприятиях.

– Джо, вы не можете отказаться от прощупывания. У вас нет на это законных оснований. Мы вправе вытащить все, что сможем…

– Только с согласия прощупываемого субъекта. Я здесь затем, чтобы сообщить вам, получите ли вы такое согласие.

Пауэлл посмотрел на Рейха:

– Что произошло?

– Вы разве не знаете?

– Я предпочел бы услышать вашу версию.

Джо ¼мэйн бросил:

– Почему именно версию Рейха?

– Мне интересно, отчего это он так озаботился происходящим, что вызвал адвоката. Он замешан в случившемся?

– Я много в чем замешан, – усмехнулся Рейх. – Нельзя управлять «Монархом», не накопив при этом секретов, подлежащих защите.

– Но убийство не входит в число этих тайн?

Так-так, полегче, Линк!

Перестань мне палки в колеса ставить, Джо. Я просто немного прощупываю этого парня, потому что он мне понравился.

Не буду против, если проявишь свою приязнь к нему в какое-нибудь иное время, а мое не занимай.

– Джо не хочет, чтоб я проникался к вам симпатией, – улыбнулся Рейху Пауэлл. – Жаль, что вы послали за адвокатом. Это настраивает меня на подозрительный лад.

– Профессиональная болезнь? – рассмеялся Рейх.

– Нет. – Внезапно инициативу перехватил Бесчестный Эйб и продолжил как ни в чем не бывало: – Не поверите, но профессиональная болезнь многих сыщиков – однобокость. Праворукость или леворукость. Многие страдают от непредсказуемых переключений однобокости. Так, я от рождения левша и был им до тех пор, пока в деле Парсонс…

Пауэлл усилием воли подавил приступ вранья, отошел на пару шагов от заинтересовавшихся слушателей и глубоко вздохнул. Когда вернулся, Бесчестного Эйба уже и след простыл.

– Я вам как-нибудь в другой раз расскажу, – проговорил он. – Теперь лучше вы мне расскажите, что случилось, когда Мария и гости заметили капающую вам на рукав кровь.

Рейх покосился на кровавые пятна у себя на манжете.

– Она закричала, что в доме убийство, и мы все рванули вверх по лестнице в орхидейный номер.

– А как вы нашли дорогу в темноте?

– Было светло. Мария крикнула, чтобы зажгли свет.

– То есть при свете у вас не возникло трудностей с поиском номера?

Рейх мрачно усмехнулся.

– Я не искал его. Его местонахождение было секретным. Марии пришлось показать нам дорогу.

– Там была охрана? Их вырубили или что-то в этом роде?

– Да. Они были на вид словно мертвые.

– Будто окаменели, да? Не могли и пальцем пошевелить?

– Почем я знаю?

– А и правда, почем вам знать? – пытливо взглянул Пауэлл на Рейха. – А что с д’Куртнэ?

– Он тоже был на вид как мертвый. Блин, да он и был мертв.

– И что, все там столпились и глазели на труп?

– Кто-то стал обыскивать номер. Искали его дочь.

– Да, Барбару д’Куртнэ. Я думал, что никто не знает о визите д’Куртнэ и его дочери. Почему же ее стали искать?

– Не знаю. Мария нам сказала, мы пошли искать.

– Вы удивились ее исчезновению?

– Мы уже ничему не удивлялись.

– Есть идеи, куда она могла податься?

– Мария сказала, она, наверное, убила старика и сбежала.

– Вы считаете эту версию правдоподобной?

– Не знаю. Там дым коромыслом стоял. Если девчонка была в таком состоянии, что сбежала из дома, ничего никому не сказав, и пошла голая бродить по улицам, то могла и папочкин скальп с собой прихватить.

– Вы разрешите мне прощупать вас насчет этого происшествия? Фон и детали, пожалуйста.

– Я полагаюсь на своего адвоката.

– Ответ отрицательный, – заявил ¼мэйн. – Конституционное право гражданина – отказаться от эспер-сканирования, не подвергая себя никаким подозрениям. Рейх отказывается.

– Ох-хо, – вздохнул Пауэлл и пожал плечами. – Ну ладно, начнем расследование.

Они развернулись и пошли в кабинет. Бек в дальнем углу зала перешел на полицейский жаргон:

Линк, ты почему позволил Рейху себя вокруг пальца обвести?

А что, я позволил?

Ну да, конечно. Эта акула и не таких, как ты, съедала.

Лучше поищи рецепты блюд из акульего мяса, Джакс. Эта акула готова к Разрушению.

Что-о?

Ты что, не уловил его обмолвки, когда он мне старательно лапшу на уши вешал? Рейх не знает, где дочка. Никто не знает. Он ее не видел. Ее не видел никто. Логично предположить, что после убийства она сбежала из дома. Любой бы предположил на его месте. Но откуда ему известно, что она голая?

На миг повисло ошеломленное безмолвие, а затем, когда Пауэлл проходил под северной аркой, направляясь в кабинет, его догнала широкополосная вспышка искреннего восхищения.

Я преклоняюсь, Линк. Я преклоняюсь перед мастером.

«Кабинет» Бомон-Хауса был спроектирован по образцу турецкой бани. Пол выложен мозаикой из яшмы, шпинели и андезина. Стены в промежутках между золотыми сетчатыми перегородками инкрустированы сверкающими синтетическими камнями: рубинами, изумрудами, гранатами, хризолитами, аметистами, топазами, и в каждом имелся какой-нибудь портрет хозяйки дома. По кабинету были разбросаны бархатные коврики, десятки кресел и диванов.

Пауэлл вошел в комнату и проследовал прямо к ее центру, оставив позади Рейха, Тэйта и ¼мэйна. Гомон разговоров утих, Мария Бомон томно привстала.

Пауэлл жестом попросил ее сесть обратно. Огляделся, внимательно оценивая коллективную психологию собравшихся сибаритов и прикидывая оптимальную тактику. Выдержал долгую паузу и начал.

– Закон, – произнес он, – чертовски усложняет понятие смерти. Люди тысячами мрут каждый день, но лишь оттого, что кому-то достало энергии и решительности, чтобы подсобить старому д’Куртнэ расстаться с жизнью, этот человек по закону становится врагом общества. Мне это кажется идиотизмом, но вы меня лучше не цитируйте.

Он помолчал и закурил сигарету.

– Вы все, конечно, знаете, что я щупач. Вероятно, кое-кого из вас это обстоятельство насторожило. Вы, думается, представляете меня монстром, читающим чужие мысли, вскрывающим вашу психическую сантехнику. Ну… если б я это и мог, Джо ¼мэйн меня бы остановил. И, честно говоря, если б я это мог, то не стоял бы перед вами. Я восседал бы на престоле Вселенной, практически неотличимый от Господа Бога. А никто из вас пока не отметил моего с ним сходства…

По толпе прокатились смешки. Пауэлл чарующе улыбнулся и продолжил:

– Нет, массовое чтение мыслей – трюк, который щупачу не по силам. Даже индивида прощупать, и то нелегко. Что уж говорить о десятках перекрывающихся телепатических рисунков. А в группе уникальных, обладающих неповторимой личностной силой индивидов вроде вас, тут собранных, мы совершенно бессильны.

– И он-то еще меня подначивал, что это я людей обезоруживаю, – проворчал Рейх.

– Сегодня, – продолжал Пауэлл, – вы играли в игру под названием «Сардинки». Жаль, что меня не пригласили, мадам. Надеюсь, что в следующий раз вы не забудете это сделать…

– Непременно! – воскликнула Мария. – Непременно, дорогой префект…

– В ходе этой игры старый д’Куртнэ был убит. Мы практически уверены, что предумышленно. Мы будем знать наверняка, как только криминалисты закончат разбираться. Но предположим пока, что и в самом деле здесь имело место ААА-преступление. Это позволит нам сыграть в еще одну игру… игру под названием «Убийство».

В комнате настороженно зашептались. Пауэлл продолжал объяснять прежним спокойным тоном, аккуратно преобразуя самое страшное преступление последних семидесяти лет в несущественную шалость.

– Игра в убийство, – говорил он, – выглядит так. Представим, что здесь кто-нибудь убит. Один игрок, назовем его детективом, должен выяснить личность убийцы. Он задает вопросы другим игрокам, подозреваемым. Каждый обязан отвечать правдиво, за исключением убийцы, которому разрешается лгать. Детектив сравнивает их показания, решает, кто из них лжет, и изобличает убийцу. Думаю, вам эта игра понравится.

– С чего бы это? – спросил кто-то.

Другой голос выкрикнул:

– Да я просто туристка!

Новые смешки.

– Расследование убийства, – с улыбкой продолжал Пауэлл, – основано на анализе трех аспектов преступления. Первый: мотив. Второй: метод. Третий: обстоятельства. Наши криминалисты плотно работают с двумя последними. Первым мы можем заняться в игровой форме. И если преуспеем, то сможем разрешить две другие задачи, над которыми сейчас трудится криминалистическая лаборатория. Вам известно, что они не смогли пока установить способ убийства д’Куртнэ? Вы знаете, что дочь д’Куртнэ исчезла? Она покинула дом, пока вы играли в «Сардинки». Вы знаете, что телохранителей д’Куртнэ загадочным образом нейтрализовали? Да-да. Кто-то выкрал у них из жизни целый час. Всем нам интересны ответы на эти вопросы.

Зачарованные, затаившие дыхание, они вплотную приблизились к ловушке. Следовало с бесконечной осторожностью захлопнуть за ними дверцу.

– Смерть, исчезновение, кража личного времени… все это мы сможем объяснить, как только станет понятен мотив. Я буду детективом. Вы – подозреваемыми. Вы расскажете мне правду… вы все, конечно, кроме убийцы. Мы и ожидаем, что он солжет. Но мы заманим его в ловушку и увенчаем эту вечеринку триумфом, если только вы позволите мне провести телепатическое обследование каждого из вас.

– Ой! – тревожно вскрикнула Мария.

– Постойте, мадам. Позвольте мне объяснить. Я лишь хочу вашего разрешения. Мне не будет нужды прощупывать вас. Потому что, сами понимаете, если все невиновные дадут такое разрешение, а один откажется, то он и будет убийцей. У него у одного будет резон прикрываться от сканирования.

– Он может это провернуть? – шепнул Рейх ¼мэйну.

¼мэйн кивнул.

– Просто вообразите себе на миг эту картину, – Пауэлл разыгрывал перед ними драму, превратив кабинет в театральные подмостки. – Я задаю формальный вопрос: согласны ли вы на телепатическое обследование? И начинаю обходить комнату… – Он начал медленно обходить кабинет, кланяясь каждому из гостей по очереди. – И мне отвечают: да… да… конечно… почему нет?.. разумеется… да… да… А потом – драматическая пауза. – Пауэлл замер перед Рейхом, грозно выпрямился. – Вы, сэр, повторяю я, даете мне разрешение прощупать вас?

Все наблюдали за ним, как завороженные. Даже Рейх словно к полу примерз под перстом указующим и взором обличающим.

– Он медлит. Кровь бросается ему в лицо, затем отливает, и кожа становится мертвенно-белой. Вы слышите вымученный ответ: нет!

Префект развернулся и обвел присутствующих широким жестом:

– И в сей захватывающий миг мы понимаем, что изобличили убийцу!

Он едва не убедил их. Едва. Восхитительное новое интригующее переживание; неожиданно раскрылись бы прозрачные для ультрафиолета окошки, но вели бы они не к плоти, а в душу… Однако в душах гостей Марии таились адюльтеры… клятвопреступления… измены… сам черт ногу в них сломит. Внезапный приступ стыда объял их.

– Нет! – вскрикнула Мария.

Гости вскочили и закричали, поддержав ее:

– Нет! Нет! Нет!

Достойная попытка, Линк, но нет. Тебе из этих гиен ни за что мотив не выцарапать.

Пауэлл хранил обаяние даже перед лицом провала.

– Извините, леди и джентльмены. Мне действительно не в чем вас винить. Лишь дураки доверяют полиции. – Он вздохнул. – Один из моих помощников зарегистрирует устные показания тех, кто пожелает дать показания. Мистер ¼мэйн окажет юридическую помощь тем, кто будет нуждаться в ней.

Он грустно покосился на ¼мэйна.

А мне не окажет.

Линк, не стоит на меня так давить. Это первое ААА более чем за семьдесят лет. Моя карьера на кону. Я рискую потерять все.

И моя карьера на кону, Джо. Если мой отдел не расколет это дело, я рискую слететь с поста.

Каждый щупач за себя. Мои наилучшие помышления, Линк.

– Ой, все, – сказал Пауэлл. Он подмигнул Рейху и вразвалочку побрел прочь.

Криминалисты закончили возиться в орхидейном номере для новобрачных. Де Сантис, резкий, взвинченный, обескураженный, вручил Пауэллу отчеты и прокомментировал изможденно:

– Ну и дельце!

Пауэлл опустил глаза на труп д’Куртнэ.

– Самоубийство? – ехидно бросил он. Он всегда язвил де Сантису, который только в такой манере и умел общаться.

– Ха! Ни единого шанса. Оружия нет.

– А что его убило?

– Не знаем.

– Все еще не знаете? У вас три часа было!

– Не знаем, – разъяренно огрызнулся де Сантис. – Потому и говорю: ну и дельце!

– Да блин, у него ж такая дырища в башке, что через нее ракета пролетит.

– Да, да, да, конечно. Входное отверстие над язычком. Выходное ниже брегмы. Смерть наступила мгновенно. Но что же проделало такую рану? Как ему разворотили череп? Вперед. Выдвигайте свои предположения.

– Высокоэнергетический луч?

– Ожога не осталось.

– Кристаллизатор?

– Обморожения нет.

– Жидкая нитровзрывчатка?

– Нет следов аммиака.

– Кислота?

– Слишком обширные повреждения. Кислотные брызги в принципе способны прожечь такую рану, но затылок не продырявят.

– Колющее оружие?

– Вроде ножа или кортика?

– Вроде того.

– Невозможно. Вы себе хоть представляете, с каким усилием нужно было ударить?.. Нереально.

– Гм… Не могу больше никаких видов проникающего оружия припомнить. Хотя стоп. Как насчет огнестрела?

– То есть?

– Древний вид оружия. Стреляет патронами с начинкой из взрывчатого вещества. Вонючая и шумная штука.

– Нет, это не прокатит.

– Почему?

– Почему?! – передразнил де Сантис. – Потому что пуля не найдена. В ране ее нет. В комнате нет. Нигде нет.

– Чертовщина какая…

– Согласен.

– Вы хоть к чему-нибудь пришли? Что-нибудь обнаружили?

– Да. Незадолго до смерти он ел сладости. Во рту найден фрагмент желатиновой оболочки… самой обычной.

– И?

– В номере нет сладостей.

– Наверное, он их все и съел.

– В желудке нет сладостей. В любом случае он бы не мог их проглотить.

– Почему это?

– У него был психогенный рак. Тяжелая форма. Он говорить не мог, не то что сласти жевать.

– Чертовщина. Дьявольщина. Нужно найти оружие… чем бы оно ни было.

Пауэлл перелистал стопку отчетов с места преступления, поглядел на коченеющее тело, насвистывая искаженный мотивчик. Ему вспомнилась прослушанная некогда аудиокнига об эспере, который умел считывать мысли трупа… идея сродни старой байке о том, как фото убийцы получили с сетчатки глаза мертвеца. Хотелось бы ему такое уметь.

– Ну ладно, – вздохнул он наконец. – С мотивом преступления мы покамест облажались, с методом тоже. Остается надеяться, что обстоятельства прояснятся, иначе нам Рейха никак не прищучить.

– Рейха? Бена Рейха? А он тут при чем?

– Да меня больше Гас Тэйт волнует, – пробормотал Пауэлл. – Если он в этом замешан… А? Рейх? О, де Сантис, он и есть убийца. Я заговорил зубы Джо ¼мэйну внизу, в кабинете Марии Бомон, разыграл сцену, и Рейх подставился. На всякий случай прощупал его. Конечно, это не для протокола, но я выяснил достаточно, чтобы увериться: Рейх наш клиент.

– Господи Иисусе! – ужаснулся де Сантис.

– Но до обвинительного приговора еще далеко. Путь к Разрушению долог, брат мой. Долог, долог.

Пауэлл в задумчивости, покинув общество старшего криминалиста, побродил по прихожей и стал спускаться в картинную галерею, где устроили временный штаб полиции.

– Вдобавок, – пробормотал он, – мне нравится этот парень.

В картинной галерее рядом с орхидейным номером обустроили временный штаб. Пауэлл и Бек встретились там для совещания. Оно прошло в молниеносном темпе, присущем телепатическим беседам, и заняло тридцать секунд.

Оставив за собой последнее слово, Пауэлл встал и покинул картинную галерею. Пересек крытый мостик, спустился в музыкальный салон и прошел в главный зал. Там он застал увлеченных беседой Рейха, ¼мэйна и Тэйта – те стояли рядом у фонтана. И снова встревожился, подумав о страшившей его проблеме Тэйта. Если маленький щупач действительно стакнулся с Рейхом, как заподозрил Пауэлл на вечеринке неделей раньше, то, не исключено, и в убийстве он замешан. Эспер первого класса, один из столпов Гильдии – соучастник убийства? Немыслимо. И, если это действительно так, практически недоказуемо. Еще никому не удавалось прощупать первоклассного эспера без его согласия. А если Тэйт (невероятно, невозможно, шансы один к ста) сотрудничает с Рейхом, то и сам Рейх может оказаться неуязвим.

Пауэлл принял решение провести последнюю пропагандистскую атаку, а уж затем возвращаться к рутинной полицейской работе, и повернул к группе у фонтана. Он поймал их взгляды и быстро приказал щупачам: Джо, Гас, оставьте нас. Я хочу кое-что сказать Рейху наедине. Вам лучше не подслушивать. Я не стану его прощупывать или записывать его слова. Даю клятву.

¼мэйн и Тэйт кивнули, пошептались с Рейхом и тихо ушли. Рейх с интересом поглядел им вслед и перевел взгляд на Пауэлла.

– Это вы их спугнули? – требовательно осведомился он.

– Я их предостерег. Садитесь, Рейх.

Они сели на край бассейна, глядя друг на друга с неприкрытой симпатией.

– Нет, – сказал Пауэлл после паузы, – я не прощупываю вас.

– Я и не думал, что станете. Но в кабинете Марии вы это сделали, не так ли?

– Вы почувствовали?

– Нет. Догадался. На вашем месте я бы так поступил.

– Никому из нас не получается особо доверять, гм?

– Пфф! – пренебрежительно отмахнулся Рейх. – Мы с вами не в пансионе для благородных девиц. Мы играем по-крупному, оба. Лишь трусы, слабаки и горемычные неудачники цепляются за правила честной игры.

– А как насчет этики и чести?

– Мы несем в себе свою честь, но руководствуемся собственным моральным кодексом… а не правилами, которые невесть какой перепуганный маленький человек сочинял для других таких же. У каждого свои честь и этика, и покуда он им верен, кто бросит в него камень? Чужая этика вам может прийтись не по вкусу, но разве это повод обвинять другого в аморальности?

Пауэлл грустно покачал головой.

– Рейх, внутри у вас будто два человека уживаются. Один хороший, другой прогнил насквозь. Будь вы просто убийцей, это еще не так плохо. Но половинка ваша от мерзавца, другая же – от святого, и это худо.

– Я понял, что дела плохи, когда вы мне подмигнули, – с усмешкой заметил Рейх. – Вы хитры, Пауэлл. Вы меня неподдельно пугаете. Не получается определить, с какой стороны придет ваш удар и когда.

– Тогда, ради бога, перестаньте уворачиваться, и покончим со всем этим, – сказал Пауэлл, с жаром повысив голос. Глаза его вспыхнули. Снова появилась в нем так устрашившая Рейха настойчивость убеждения. – Бен, я вас повергну; я отволоку мерзавца и убийцу на виселицу потому, что восторгаюсь святым. Для вас это – начало конца. Сами знаете. Почему бы вам не облегчить свою участь?

Рейх поколебался, прикидывая, не капитулировать ли. Но он овладел собой и отразил атаку:

– И сдаться в главной битве моей жизни? Нет уж. Нет, Линк, миллион лет старайтесь, а кашу до конца не расхлебаете.

Пауэлл гневно передернул плечами. Оба поднялись. Инстинктивно потянулись друг к другу для четырехстороннего финального рукопожатия.

– Я потерял великого партнера в вашем лице, – произнес Рейх.

– Вы потеряли великого человека в своем собственном лице, Бен.

– Итак, враги?

– Итак, враги.

Так началось Разрушение.