Текст книги "Страницы моей жизни (сборник)"

Духовность

Духовность, прежде всего, есть сознание.

Сознание лежит в основании Вселенной.

Каждый атом наделён сознанием…

Е.И. Рерих

Трудно найти понятие, которое так разнородно толковалось бы людьми, как – духовность. Разве ещё понятие «Бог»…

Когда я был маленьким, всё «духовное» отождествлялось мною со… скукой. Постные лица присутствующих при редких богослужениях, на которые я попадал; бабушкины воскресные чтения проповедей из особой, имеющейся у неё старой с пожелтевшими листами книги, которую она читала, если не могла поехать в далёкую церковь; молитвы и Закон Божий, заучиваемые мною в школе – всё это, ведь, считалось духовным и в то же время носило на себе печать скуки. Мне так хотелось удрать от всего этого подальше – в поле, лесок, на речку, луг, где в траве улыбались сияющие цветы и из голубой бездонной чаши неба созревающее и ласковое солнышко лило без устали живительные лучи… Почему мне никто тогда не сказал, что именно в этой радости, в этом восхищении перед величественным ликом природы заключалась живительная доля духовности?!

«Полагают, что духовность заключается в прочитывании духовных книг. Таких читателей много, но выполнителей мало» (Мир Огненный, 4.2, § 447).

«Духовность является природным заработанным качеством. Но на средних ступенях она может быть воспитываема. Однако, нужно начинать такое преображение от рождения. Нужно дать чистую атмосферу, не затемнять воображения подлыми видами, научить радоваться, именно, возвышенно-прекрасному, удалять роскошь и всякую грязь. Человек духовный не будет ханжой, не будет лжецом и трусом. Он познает труд как необходимый способ совершенствования…» (Мир Огненный, ч. З, § 499).

Мне посчастливилось в жизни своей встретить высокодуховного человека.

Сияющий след его прикосновения доныне горит в тысячах сердец и пламенеет в миру зажжёнными огнями духа – я говорю об академике Н.К.Рерихе. От него исходило нечто, чему не было имени, но что давало окружающим ощущение счастья, уверенности, крепости, и мне было так невыразимо хорошо в его близости. Он заражал счастьем, и это счастье люди уносили с собой. И тянулся к нему всякий народ отовсюду, ибо истинная духовность – великий магнит.

За границей рассказывал мне впавший в безработицу человек, как, гонимый нуждою, пытался он заработать на пропитание продажей художественных кукол, изготовляемых его женою. Но их никто не покупал. После же того, как он посетил Н.К.Рериха, тут же какой-то владелец магазина заинтересовался его товаром, купил всё имеющееся у него наличие за выгодную цену и дал крупный заказ на будущее. Ожил человек…

Так и должно быть – исторические примеры это подтверждают. Про Святого Сергия Радонежского имеется свидетельство его учеников, что около него «всё оживало, даже злаки лучше росли».

Известен случай, когда академик Н.К.Рерих посетил лабораторию знаменитого биохимика Джагадиса Боше, демонстрировавшего своим посетителям смерть растения, которому впрыснул яд. Но в присутствии духовной ауры Н.К.Рериха растение не умирало: смерть наступила лишь после того, как посетитель отошёл от обречённого растения[24]24
  Индийский учёный Ягадис Буз недавно опубликовал замечательное исследование о строении растений, которое опровергает существующие взгляды на растительный организм. Буз доказывает, что растение обладает нервной системой, сердцем, дыхательными и другими органами. Он установил, что растение весьма тонко реагирует на изменения внешней среды.
  И книги Живой Этики подтверждают: «Можно иметь воздействие на растения, как и было показано. Но надо запастись большим терпением, ибо каждый атмосферный ток может влиять на передачу огненной энергии. Но кто же может представить, чтобы космический химизм не воздействовал на человеческий организм! Правильно замечено, что даже запах цветов может измениться при давлении космических токов. Не удивляйтесь, что вся Природа отвечает тому, что человек не желает замечать. Утончение сознания и заключается прежде всего во внимании к окружающему» (Мир Огненный, ч.2, § 27).
  «В молитвах нередко упоминаются обращения: “Воззри на Меня” или “Обрати взор ко мне”. В таких словах выражалось большое знание значения взора. Именно взор может даже изменять состав ауры. Не только мысль, но сам химизм взгляда имеет огненное последствие. Знающие просят Высшие Силы посмотреть на них, ибо в этом магнетическом химизме будет заключаться полное благо. Не забудем, что каждый взгляд человека имеет соответственно такое же значение, тем более получит силу взгляд, сопровождённый мыслью. Это не будет прямое внушение, лучше назвать это наполнением пространства, ибо такой химизм распространяется гораздо дальше, нежели можно ожидать. Можно представить значение взгляда, когда будут фотографированы излучения. Можно будет наблюдать влияние безумных взглядов и мысленных посылок. Радостно видеть, как утешительные взгляды могут оздоровить ауру. И такое постоянное воздействие может быть утрированным улучшением всего бытия. Не забудем, что присутствие некоторых лиц вносит значительно улучшенную ауру среди целого собрания. Можно их назвать Маяками Спасения, даже когда они не устремляют энергию, то всё-таки их Од (Барон Рейхенбах, немец, в XIX веке делал опыты над психической энергией, открыл существование такой энергии, но так как названия ещё не было, то исследователь назвал её Од, которая проникает во всё окружающее). Нужно очень ценить таких естественных оздоровителей» (Мир Огненный, 4.2, § 256).


[Закрыть].

Значит животворность будет одним из верных признаков духовности.

Именно, преданность творит чудеса, она есть первое качество, определяющее духовность. Духовность немыслима без этого качества[25]25
  «Ничто не может так отдалить с пути, какотвергание чувствознания. Но начало его лежит в преданности Иерархии. Только истинная преданность поможет не засорить чувствознание личною самостью. Только преданность научит не извращать указания Учителя. Только преданность позволит найти новые силы. Не устану твердить об истинной преданности, ибо часто люди подставляют под это понятие самые отвратительные изуверства. Так Мир Огненный заповедан» (Мир Огненный, 4.2, § 15).


[Закрыть].

Е.И. Рерих

Обратили ли вы внимание на одно свойство, присущее великим творениям человеческого духа, будь то картина, музыкальное или литературное произведение, – убедительность. Такое произведение иногда, если разобрать его с точки зрения строгой логики, может оказаться со значительными изъянами, и тем не менее оно будет убедительным, если исходило от человека, обладающего духовностью и проявившего её в момент творчества.

В жизнеописании Святого Сергия сказано: «Каждое действие, каждое слово Преподобного носило на себе печать убедительности. Той убедительности, которая покоряет даже поверх основной мудрости. Как каждый в глубине существа своего сознаёт, что так и должно быть и не может быть иначе».

Эта убедительность не нуждается ни в многословии, ни в пышной фразеологии, и потому одним из признаков духовности будет простота.

Духовность – седьмое синтетическое чувство.

Е.И. Рерих

Духовность, как явствует из самого смысла слова, должна быть понятием, выявляющим и синтезирующим в себе совокупность свойств духовной природы – свойства духовного плана бытия. Отсюда вытекает, что для того, чтобы стать духовным, нужно возвыситься – перенести своё сознание в духовный план. Это как будто звучит логично, но остаётся непонятным, как это практически осуществить. Путь к такому перенесению сознания в духовный план должен заключаться в освобождении своего сознания от пут, привязывающих его к земле, к физическому плану, ибо совершенно ясно, что то, что прикреплено к чему бы то ни было, никуда перенесено быть не может, пока существует привязанность.

Прикреплённость же творческого сознания к земле заключается в его целеустремлённости. Кто-то стремится к приобретению имущества, вещей, денег, кого-то манит слава – ему хочется, чтобы о нём писали в газетах, чтобы его имя везде произносилось и на всех углах красовались бы его портреты… Кого-то одолевают страсти – тянет к алкоголю или к разврату – и он к ним стремится…

Как же может совершиться освобождение от подобной целеустремлённости? Путём трансмутации. Сказано: «Всякая воля рождается из притяжения к высшему и борьбы с низшим. Это и есть процесс трансмутации». Значит, под трансмутацией здесь понимается подчинение низшего высшему, которое в свою очередь достигается очищением сознания от низших мыслей, побуждений и желаний.

Для уточнения понятия духовности приводим слова (выписку) из писем Е.И.Рерих:

«Духовность есть утончённое устремление к истинной эволюции, которая всегда синтетична, вмещая все понятия, всё сущее». В тех же письмах сказано: «Духовность достигается лишь очищением мыслей и трудом» (17.04.1936 г.). И ещё: «Духовность есть соединение энергии сердца с энергией Пространства». «Незаметно, на мелочах происходит угасание духовности, но возвращение на утраченные позиции становится трудным делом, а часто и невозможным. Кто-то скажет: “Я отошёл и после приблизился”. Скажите: “Сколько возможностей потеряно во время вашего танца”» (Н.Уранов).

Итак, духовный путь, путь духовного развития или путь к духу; путь от хаотического к гармоническому; от грубого к утончённому; от уродливого к красоте; от эгоизма, самости и самолюбия к истинной любви и самоотверженности во имя всеобщего блага – любви, уподобляющей человека Солнцу, бесконечно изливающему жизнь на всё сущее, ничего не требуя взамен. Всё возвышенное, вся красота – будь то красота художественного произведения, поступка, человеческих отношений или подвига – всё от духа. Человек в поисках духа и духовности подобен царевичу народных сказок, преследующему Жар-птицу, время от времени роняющую свои золотые, светящиеся перья, которые и обнаруживает царевич на своём пути. Они, эти золотые перья красоты, внезапно засверкавшие то в народной песне, то в величественной симфонии, то в картине одухотворённого мастера, то в улыбке самоотверженности героя, – героя, идущего на подвиг духа, – зажигают наше устремление, несут свидетельство о существовании духа – источника всякой красоты, и поэтому нам так дороги, так бесценны.

В четвёртой книге из серии Живой Этики сказано: «Духовности полный сосуд – так называем людей, которые на основании прошлых жизней, в решимости подвига расширяют сознание и тем входят в понимание основ эволюции».

г. Змеиногорск, 1988 г.

Дальние Миры

…Лишившись познания космических далей, человечество тем разобщилось с явлениями Беспредельности и утеряло нить соединения с красотою жизни и космической энергией…

Беспредельность, § 44

Когда говорим о подвижничестве, о достойных и нужных устремлениях, – совершенно чуждое обычному мышлению понятие устремления к Дальним Мирам должно быть подчёркнуто с особой силой. Пусть не думают, что этим указывается строить металлические кабины с ракетными двигателями для межпланетных сообщений. Зов к Дальним Мирам есть зов к расширению сознания до вмещения собственной человековселенности. Он включает познавание, очувствование и участие в жизни величественных небесных тел неотразимой красоты, такой красоты, что человек, однажды приблизившийся к ним, этим мирам, далеко опередившим Землю в совершенствовании, – с невыразимой тоской будет думать о возврате на обветренную нашу планету, где материя ещё так груба и, что так хорошо отражено в стихотворении Лермонтова «Ангел»:

 
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни Земли.
 

«Будем помнить, что даёт человеку хотя бы одно приближение к Дальним Мирам. Ведь такое приближение отделяет человека от всего низшего. Одно видение Дальних Миров уже преображает всю жизнь. Понять хотя бы частицу жизни на иных мирах уже остаётся ярким воспоминанием навсегда – такое приближение уже есть озарение духа…» (Аум).

Земные тяжкие условия после этого у истинного подвижника вызовут лишь большее желание трудиться на общее благо. Аналогией здесь мог бы послужить бедный юноша-скрипач, который впервые услышал великого виртуоза, исполняющего совершенно по-другому известную юноше мелодию. «…Стремление к совершенству придёт через сознание несовершенства» (Агни Йога, § 224).

Но как же возможно подобное приближение к Дальним Мирам, если постройка межпланетных кораблей исключается? – спросят нас. Оно – в духе. «Можно в ментале посещать разные планеты. Так намечается будущий этап, когда сознание не должно быть привязанным к одной планете. Если мы теперь переходим из одной части света в другую, то тот же принцип может быть междупланетным… Только при устремлении к межпланетности можно рассчитывать на эволюцию человечества» (Агни Йога, § 6).

Устремление к Дальним Мирам есть необходимость для человека, если он действительно человек и хочет продолжать свой безначальный и бесконечный путь в Беспредельность к беспредельному же расширению сознания. Куда же устремиться духу, исчерпавшему земные возможности совершенствования, если не к сияющим мирам, что звали его с тех пор, как он стал человеком и впервые возвёл восхищённые очи к усыпанному алмазами небу над ночной поляной первобытного леса? Земля лишь краткая остановка на великом пути ЧЕЛОВЕКА, проходящего звёздными путями в веках и вечностях.

Дитя эонов – как чудесен сад Неба, которым ты проходишь, и как дивны миры – цветы Вселенной! На лучших розах сада ты можешь оставить запечатлёнными твои поцелуи и можешь прибавить от твоего труда…

Путь к таким полётам в чудные миры лежит в раскрепощении, в освобождении собственного духа от тех цепей, которыми человек сам себя приковывает к Земле. Разве способен к отрыву от Земли дух, скажем, пушкинского «скупого рыцаря», чья мысль неотрывно, в течение всей жизни, приковывалась к сундуку с золотом? Не отсюда ли рассказы о заклятых сокровищах, чьи собственники после смерти остались как бы цепными собаками у них, пока не источится страшная цепь, созданная из чувств и помыслов алчного скряги! Ведь желание есть та сила, что ведёт дух. «Именно, человеческое желание есть скрижаль завета. Что уснувший дух пожелает, то, проснувшись, получит…» (Агни Йога, § 113). «…Даже воплощается дух по желанию…» (Агни Йога, § 259). Но желать – значит мыслить и стремиться. Как не способны к отрыву от Земли разных степеней «скупые рыцари» – рабы наживы и золота, как не способны к этому различные страстолюбцы, любители азарта, сексуальных излишеств и извращённостей, пьянства, наркомании, для которых жизнь не жизнь без излюбленного ими порока. Так же точно не способны к полёту в Дальние Миры любители покоя и тихого телоублажения в своих тёплых норках. Не способны, несмотря на всю свою иногда кажущуюся, а иногда и искреннюю доброту, ибо человека ведут его мысли-желания, и если последние, как у добрейшего Афанасия Ивановича в «Старосветских помещиках» Н.Гоголя, не перелетают окружающий усадьбу плетень, тогда какой полёт совершит Афанасий Иванович? А плетней в этом мире существует великое множество.

Иной ничего не желает, что находится по ту сторону плетня его семьи, народности; иной ограничивает свои помыслы одним своим государством.

Но полёт в Дальние Миры требует, как мы уже говорили, вмещения собственной вселенности, осознания собственной безначальности и беспредельности духовного восхождения.

г. Змеиногорск, 1988 г.

Рассказы и сказки

Мотылёк

Айвар и я лежали рядом, плашмя, на холодной мёрзлой земле, проклиная невидимого пулемётчика, который «строчил» по нам, как только мы пытались куда-либо двинуться. Смертоносные осы проносились так близко от моего затылка, что мне хотелось зарыться, уйти ещё глубже в землю, но, как я уже сказал – она была мёрзлая…

Если мы не видели самого пулемётчика, то всё же нам было заметно, как на противоположной стороне оврага его гнездо с дьявольской быстротой плевалось огнём в чёрную ночь, поскольку она успевала наступить между вспышками ослепительных ракет. Для нас было непонятно, как могло уцелеть пулемётное гнездо после такой артиллерийской обработки, которая только что кончилась. Ведь мы сами видели, как заплясала чёрными фонтанами земля перед нашим участком, казалось – крысе, и то бы трудно уцелеть…

Но факт оставался фактом – пулемётчик уцелел. Вся атакующая рота позади нас прижата к земле. Сержанту Айвару и мне дано приказание уничтожить гнездо. Было ясно, что наша попытка подползти с фланга провалилась – мы обнаружены. Осветительных ракет слишком много. Каждое наше поползновение двинуться дальше вызывает огонь – что делать?

Я смотрю на Айвара – у него страшно сосредоточенное лицо, глаза закрыты – может быть, он молится?.. Отрываю взгляд, смотрю опять на овраг и столбенею… шагах в трёх перед нами порхает мотылёк… Летающий цветок жаркого летнего полдня в стылую ноябрьскую ночь!

– Айвар! Гляди – мотылёк!

– Где? Где? – он открывает глаза и испускает радостное восклицание: А-а!

Затем произошло нечто, для чего я никогда не находил нужных слов, чтобы правильно рассказать, что случилось дальше, настолько это было странно, невероятно, как в сумбурном сновидении. Айвар, торжествующий и улыбающийся, вдруг встал во весь рост и быстрыми шагами спустился в овраг.

– Айвар! Ты с ума сошёл! – я побежал за ним, хватаясь за него… – Айвар, ложись! Тебя убьют!..

Зев пулемётного гнезда опять раскрыт – длинные огненные пальцы тычут в темноту, а впереди нас летит мотылёк, машет ярко разрисованными крылышками, точно он нас ведёт и хранит… И у меня появилась безумная уверенность, что это именно так – мотылёк устраняет всякую опасность… Я выхватил гранату, стал рядом с Айваром и пошёл так же гордо, как и он.

Линия фронта по обе стороны от нас кипит выстрелами, как гигантский котёл. Беспрерывные вспышки света. Мы идём. Пулемёт лает где-то совсем близко. Карабкаемся на противоположную сторону – вот и зев амбразуры. Айвар бросает первую гранату, я – вторую. По-видимому, с полным успехом – я перестаю интересоваться замолкшим неприятельским гнездом и только ищу глазами мотылька, но его нигде нет… Уже слышно, как наша рота бегом пересекает овраг. Я хватаю Айвара за руку и в упор спрашиваю:

– Что это было? Что значит для тебя мотылёк?

– Забудь о нём. Расскажешь – высмеют! Ничего не было – понимаешь? Удачно подползли – и всё!

Нас представили к награде. Но я был бы не я, если бы не вытянул из Айвара тайны мотылька. Весь остаток войны, пока мы были вместе, на стоянках и в походах я вытягивал, точно клещами, из молчаливого Айвара тот рассказ, который далее приведу.

* * *

Айвар перенёс тяжёлое заболевание. Опасались за его жизнь и рассудок. Когда начал поправляться – им завладела мечта. Он видел себя идущим по пустынной просёлочной дороге в холмистой, с перелесками местности. В синих лесах потонули дали. Направо – заколосившиеся серебристые нивы с рощицами промеж них и усеянные серыми пнями, валунами и можжевельником выгоны. Налево – крутой глубокий спуск, и там, на дне – заросшая редким кустарником и молодыми ёлочками – низина, а далеко за ней – высокие, крутые, из красноватого песка обрывистые берега невидимой реки – они тянутся далеко-далеко и исчезают в сизой мгле…

И над всем этим солнце, голубое небо и белое пухлое облачко, лебедем плывущее в синеве. Придорожье усеяно цветами – жёлтыми, белыми. Синие колокольчики покачиваются на тонких стебельках – удивительно, почему не звенят… Грудь дышит широко и глубоко, и растёт в этой груди комок радости – поднимается к горлу – он щекочет и почти душит… Хочется смеяться и целовать, но некого…

Свежий ветер обдувает лицо. И никого, ни души, лишь молчаливый зов синеоких духов далей, залёгших на горизонте – тех, кто денно и нощно сеют в душах недовольство насиженным местом, нашёптывая про невиданные страны и заоблачные высоты…

Как только Айвар выписался из больницы, – он повесил на плечи свой старенький рюкзак и отправился. Куда? Он сам не знал. Сперва отъехал от города по железной дороге и, увидев на небольшой станции малонаезженную дорогу, решил – она самая – слез с поезда и пошёл…

Через два дня пути местность начала повышаться и, действительно, стала приобретать очертания, близкие его мечте. К полудню он поднялся на крутой холм и с вершины его увидел налево от себя низину, а за ней первые, изрытые дождевыми потоками красные обрывы. Оглянулся кругом – всё так, как «по мечте» положено… Сердце заколотилось в груди.

У самой дороги выпирал из земли серый двугорбый камень, похожий на верблюда, вросшего в землю. Тут Айвар перекусил из дорожной сумки, прислонился к камню отдохнуть – и сам не заметил, как заснул. Когда открыл глаза, солнышко уже склонилось далеко к западу, а на камне сидела какая-то старуха в коричневом платочке, завязанном на лбу ушками. Старенькая, седенькая, а глаза ласковые – улыбающиеся.

– Хорошо ли спал, мил-человек?

– Спасибо, бабушка, хорошо.

– Далеко ли путь-то держишь?

– Сам не знаю – так…

– Ну, знать, счастья своего ищешь. Коли был бы судьбою своею доволен – никуда не ходил бы, – оба замолчали.

– А где же моё счастье ходит? – спросил после паузы Айвар.

– Об этом Фею надо спросить.

– А где же её искать?

Старуха пристально на него посмотрела и самым обыкновенным тоном, точно речь шла о том, где купить осьмушку табаку, произнесла:

– Да тут недалече.

– Бабушка, да ты говоришь так, точно сама видела Фею!

– А то – нет? Вот только забыла её спросить про своё собственное счастье… – и она тяжко вздохнула и замолчала, видимо, погрузилась в какие-то воспоминания.

Вечернее солнце светило ей в спину; лицо её менялось словно под наплывом разных чувств и временами казалось почти молодым и красивым.

– Бабушка, скажи мне, как найти Фею?

Она встрепенулась. Мерно и торжественно зазвучала её речь:

– На большой дороге не ищи. Близ жилья тоже. И очень далеко от жилья не ищи. Где людей совсем нет – и их нет: они людей и любят, и боятся. От Верблюжьего Камня спустись в низину и иди вдоль холма на восток. Разные тебе попадутся тропинки – ты по ним не ходи, пока не дойдёшь до старой, с развилкой от самой земли осины. Там будет дорожка – на неё вступи, по ней иди и придёшь к Весёлым Лужкам. А справа лес тёмный примыкает. Ты в него не ходи, а всё по Лужкам, по Лужкам… Коли ты сердцем чист и мечту больше денег чтишь – сами феи к тебе придут. А ежели жаден и буен – век не увидишь…

Пока она говорила – слезла с камня, пошла и последние слова бросила через плечо на ходу. Через минуту её коричневый платочек мелькнул последний раз и исчез за склоном холма.

Несколько мгновений Айвар просидел как зачарованный.

– Удивительная старуха! – решил он, – и появилась и исчезла, как сон. А может – и впрямь её не было: приснилось! – он быстро побежал по склону в надежде ещё раз её увидеть. На миг ему показалось, что впереди замелькали ушки её платочка, но это оказался большой заяц-русак: подняв уши и задрав смешной маленький хвостик, он во всю прыть мчался как раз в том направлении, куда Айвару указала старуха. Её же самой нигде не было.

– Вот тебе на! – он оглянулся кругом и озабоченно покрутил головой. Затем вернулся к камню, где оставил рюкзак. И тут в нём заспорили как бы два Айвара. Один хотел сейчас же спуститься в низину на розыски «осины с развилкой от самой земли», а другой, молчавший до сих пор, заявил трезво и презрительно, что хватит бродяжничать и разыгрывать сказочного Иванушку – пора вернуться на какой-нибудь попутной машине или подводе к железной дороге и ехать домой, чтобы приняться за работу. Денег-то в обрез… Смешно и дико – поверить какой-то полоумной старухе, – даже сказать-то стыдно – что существуют феи…

Эти доводы были настолько убедительны, что Айвар вполне с ними согласился, подхватил рюкзак и зашагал обратно. Но, шагнув раза три, оглянулся и, как говорят – «это его погубило»…

В золоте вечерних лучей и низина, и далёкие красные обрывы, и сизой дымкой подёрнутые леса заговорили сердцу Айвара на беззвучном языке невыразимого словами очарования красоты. Ещё не настал час, когда замирающая флейта исчезающего дня оповестит наступление царственной летней ночи, но уже истома близкого отдыха разливалась по членам матери-земли, и никогда ещё она не казалась ему такой прекрасной! Она лежала в заструившихся ароматах вечера и звала, как ласковая мать своего долго пробывшего в отсутствии сына: «Приди, прижмись к родимой груди…» И ощутил он, что одна и та же ЕДИНАЯ ЖИЗНЬ пронизывает и бьётся как в его собственном сердце, так и в каждой травинке и в этой белой берёзке, которая сейчас, точно поняв его мысли, – торопливо зашептала ему в ответ; и поэтому все они ему братья и сёстры, и их надо любить, и он их любит…

Повинуясь непреодолимому влечению, Айвар свернул с дороги и начал спускаться в низину. «Может быть, – шептал он, – это последний и единственный раз, когда у меня хватит безумия потратить ночь на поиски сказки…»

Равнина встретила его прохладой. Запахло ночными фиалками. Не прошло и двадцати минут, как он уже обогнул подошву холма и нашёл осину с развилкой. Действительно, там пролегла тропа с еле заметными колеями. Тропа уводила его к невидимой реке у красных обрывов. Вскоре он услышал шёпот тихо струящихся меж камней вод, а затем увидел линию деревьев, окаймляющих её низменный правый берег. Мелькнула песчаная отмель. В омуте бултыхнулась рыба. Деревья – черёмуха, ольха, липы, клёны – были высоки и тенисты, и каждая излучина реки образовывала как бы отдельный лужок.

– Каково здесь, когда цветёт черёмуха? – подумал Айвар, втягивая ноздрями запах реки и пахучих трав.

Солнышко уже подошло к закатной черте, и крылья теней распростёрлись над лужками. По мере того как Айвар двигался вдоль берега, он «открывал» то высунувшуюся из воды чёрную корягу в виде спрута с длинными щупальцами, то камень, похожий на огромную лягушку, то целую заросль водяных лилий. В одном месте высилась одинокая с низко раскинутыми ветвями бородатая ель с остатками костра под нею – место табора косцов. Айвару пришло в голову, что тут хорошо бы повесить на сучке рюкзак, развести огонь и расположиться на ночлег, как до него донёсся звук гармони.

– Люди, – подумал Айвар, и хотя ему как-то жалко стало своего одиночества, он всё же пошёл на звуки.

…На лужайке перед бревенчатым домиком танцевали девушки и несколько юношей. Танец был плавный, медленный. Изгибались в руках кавалеров тонкие станы в голубом, розовом, зелёном, и мечтательное было выражение юных лиц. Только одна девушка не танцевала. Увидев приближающегося Айвара, она встала и пошла ему навстречу. Почти пепельные её волосы были украшены над лбом диадемой, изображающей яркой расцветки большого мотылька. Такими же мотыльками было усеяно её бледно-зелёное платье. Серые глаза под тёмными ресницами были большими, а лицо – лицо… Айвар мог поклясться, что видел это лицо в своих лучших снах – в тех, после которых человек ходит целый день полный тайной радости, тихого трепета… Но теперь это лицо дышало грустью.

– Если вы пришли сказать, – начала она довольно низким голосом, и вдруг вскрикнула. – Ой!.. Да вы не тот, за кого я вас приняла!..

– Конечно, не тот. Меня зовут Айвар, и я впервые в здешних местах, – Айвар поклонился. Потом, смущённо потупившись, добавил:

– Я намеревался попросить здесь ночлега, но не знаю, к кому обратиться и… у вас бал… Может быть, мне лучше переночевать в другом месте…

Девушка громко рассмеялась.

– На много километров кругом вы не найдёте ни одного жилья. Останьтесь. И это не бал, а только мои именины. Меня зовут Астра, – она подала руку. – Вы танцуете?

…Удивительно симпатичный народ окружил Айвара. Бесконечное доброжелательство и большая радость жизни – вот чем дышали они. Через полчаса Айвар уже учил гармониста новым вариациям к вальсу и знал половину девушек по имени (а имена-то были все цветочные: Гортензия, Бегония, Азалия).

– Почему она не танцует? – Айвар тихо спросил белокурого юношу-музыканта, указывая глазами на Астру.

– Она под запретом, – также тихо ответил он.

– Как – под запретом?

Юноша шёпотом рассказал ему, что с минуты на минуту здесь ждут появления Аптекаря… Собственно говоря, никакой аптеки у него нет, так – прозвище… Но он – негодяй и подкалыватель…

Уже с полгода, как он пристаёт к Астре, и теперь запретил ей танцевать с другими… Он обещал расправиться с каждым, кто попытается завязать с ней знакомство… Возможно, что он уже из-за какого-нибудь куста наблюдает…

– А у Астры есть кто-нибудь, – перебил его Айвар, – с кем она не прочь бы завязать более близкое знакомство?

Юноша покраснел.

– Мм… не знаю… – и смутился окончательно.

– Понимаю, – Айвар отошёл от музыканта и огляделся. Девушки пели. На западе ещё догорала вечерняя заря, а здесь нежные сумерки уже спускались на лужайку. Тёмный и торжественный возвышался за домиком лес. Всё кругом как бы курилось ароматами, и с реки доносился шёпот вод. Мир и тихая радость. Но из корзины цветов должна была показаться жаба – должно было появиться наглое, злобное, с издёвкой лицо Хулигана. Айвар знавал их в жизни – пьяных и трезвых, надменных с кривыми улыбками и звероподобных с рыком и урчанием, но всегда подлых, отвратительных… И он всегда вступал с ними в борьбу, потому что ненавидел насилие. А драться он учился у старого моряка, объехавшего, как он сам говорил, все моря…

Музыкант снова заиграл. Айвар почтительно склонился перед Астрой:

– Вы хотите танцевать со мной?!

– А знаете, какие могут быть последствия?

– Я их хочу.

Она тряхнула головой: «Тогда – пошли!» Айвару казалось, что никогда он не отдавался танцу с таким наслаждением. Предстоящая схватка будоражила кровь. Во всём теле ощущалась приподнятость и изумительная лёгкость, точно сам ритм музыки, без мускульного усилия, носил его. И упоение начало овладевать им – оно было соткано из причудливой пряжи звуков – взглядов, погружённых в глаза друг другу, прикосновений и невысказанных слов, совершающих путь от сердца к устам… Время для него остановилось. Он и не заметил, как из леса развалистой походкой вышла мрачная фигура и, молча, остановилась за спиной гармониста. Пары одна за другой прекратили танец. Айвар только тогда оглянулся, когда музыка резко оборвалась – бледный мужчина с костистым лицом придавил гармонь. Мёртвая тишина воцарилась вокруг: пришёл Хулиган и выпустил безглавую змею страха. Он упивался этой тишиной и не спешил.

Айвар повёл Астру в сторону. Хулиган шагнул вперёд.

– Эй, ты, не убегай с ней – поговорим!

Айвар повернулся и подошёл к Хулигану:

– Вы хотели мне что-то сказать?

– Вот тебе весь мой сказ, подлюга! – он схватил Айвара вытянутой левой рукой «за грудки» и замахнулся правой. В тот же миг левая Айвара схватила руку противника у кисти, а правая нанесла удар по суставу локтя – рука повисла плетью. Это был удар старого моряка, «обошедшего все моря». По кругу девушек пронеслось краткое:

– Ах!

– A-а, ты так! – захрипел Аптекарь, его единственная рука судорожно нащупывала нож, но Айвар опрокинул его тройным ударом – кулаком, головой и коленом…

С земли Аптекарь поднялся поостывшим.

– Мы ещё увидимся, – угрожающе прошипел он и медленно направился к лесу.

В один миг Айвара окружила щебечущая толпа девушек; они наперебой выражали восхищение: «Здорово вы его…», «Не успели оглянуться…», «Давно бы так…». Кто-то пожимал ему руку. Но Айвар, полный ещё волнения только что промелькнувших минут, не различал, кто и что ему говорит – его глаза искали только Мотылька… Астра, одна, стояла в стороне. Вдруг девушки зашептались между собой; несколько из них отправились к Астре и в чём-то её убеждали. Казалось, одна даже подталкивала её сзади, после чего Астра медленно направилась к Айвару. Все сразу замолкли и расступились перед ней. Астра подошла к нему вплотную и, взяв тёплыми ладонями его голову, с тихим «спасибо» медленно поцеловала его в губы… Все восторженно зааплодировали.

– Музыку! – крикнул кто-то.

Гармонист – не тот, белокурый, а другой – грянул, и пары снова понеслись по лужайке, и снова Айвар вёл Мотылька в танце. Он ощущал неудержимое томление во всём теле, и струи, вернее, токи, которым нет научных названий, пронизывали его с головы до пят… Светлячки засветились в траве, зажигались и гасли на фоне тёмного леса.

Потом все весёлою гурьбою повалили в домик и – кто сидя, кто стоя, кто примостившись в уголку – ели бутерброды, запивая их забродившим кленовым соком, и уничтожали собранную землянику.

Старая женщина обносила всех холодным молоком. То ли от игры теней колеблющегося пламени свечи, то ли от чего-то другого лицо её меняло черты, и временами она выглядела точь-в-точь как та старуха у Верблюжьего Камня. Когда Айвар начал пристально в неё вглядываться, – она сощурила один глаз, как бы подмигивая, и быстро вышла…

Астра тем временем сняла со стены гитару, которая висела на алой ленте, и, иногда наклоняя золотистую голову к самому грифу, иногда же вскидывая её и глядя в упор на Айвара большими, как бы в глубине светящимися глазами – тихо, но проникновенно пропела:

 
Я такой же призрак, как ты;
Ты не более реален, чем я;
И мы оба лишь цветы
В планетарном саду бытия.
И когда усталый, измученный,
Спишь ты в ночной тишине —
То, любовью окрылённый,
Ты во сне приходишь ко мне…
 

Рыдающим звуком оборвался последний аккорд, и Астра со вздохом повесила гитару Потом все вышли на лужайку петь песни под звёздным сводом. Айвар вернулся в опустевшую избушку, и тут путь ему загородил белокурый гармонист – на лице его горела невыразимая мука.

– Вы… Вы женитесь на ней? – прерывисто дыша и чуть не плача, он спросил Айвара.