Текст книги "Дом стрелы"

Джим Фробишер вспомнил, что с тех пор, как Ано ворвался в комнату Отеля де Бребизар, Бетти ни разу не взглянула на него. Поднявшись, он взял шляпу и трость.

– Передав эту историю мосье Бексу, я должен вернуться с ней в Лондон в своему партнеру, – сказал Джим. – Поэтому я хотел бы знать все детали. Когда вы впервые заподозрили Бетти Харлоу?

– Могу сообщить вам и это, – кивнул Ано. – О, не благодарите меня! Едва ли я был бы так разговорчив, если бы не испытывал уверенности в вердикте, который вынесут в суде. Я посвящу вас в подробности, которые вам еще неизвестны, но не здесь. – Он посмотрел на часы. – Уже начало первого! Что, если нам снова подняться на Террасную башню Филиппа Доброго? Возможно, мы опять увидим Монблан. Берите ваши записки, и отправимся туда.

Глава 26
Фасад церкви Богоматери

Им повезло во второй раз. На небе не было ни облачка, и высокая серебристая вершина четко виднелась на голубом фоне. Ано закурил одну из своих черных сигарет и неохотно отвернулся от притягательного зрелища.

– В этом деле были допущены две колоссальные ошибки, – заговорил он. – Одну из них в самом начале сделала Бетти Харлоу, а другую в самом конце – я, причем из двух ошибок моя наименее простительна. Давайте начнем с начала. Итак, мадам Харлоу умерла естественной смертью, она похоронена, и Бетти Харлоу наследует ее состояние. Борис Ваберский просит у нее денег, но она, как он выразился, отмахивается от него. Однако через неделю ей приходится горько пожалеть об этом, ибо Ваберский взрывает свою бомбу, заявляя, что мадам Харлоу отравлена своей племянницей. Вообразите чувства Бетти, когда она слышит об этом! Конечно, обвинение выглядит нелепо, но ведь оно правдиво. Еще совсем недавно Бетти была в полной безопасности, а теперь ее голова уже еле держится на шее! Бетти Харлоу допрашивают в кабинете магистрата, однако у него нет никаких улик против нее. Все будет в порядке, если она не сделает ошибки. Но Бетти вполне может ее сделать, так как она смертельно напугана. Опасность исходит не от доказательств, которые может предъявить Ваберский, а от нее самой. Через два дня она пугается еще сильнее, узнав, что Ано вызвали из Парижа. Поэтому Бетти Харлоу совершает ошибку – отправляет телеграмму вам в Лондон.

– А почему это было ошибкой? – осведомился Фробишер.

– Потому что я сразу же спросил себя: «Откуда Бетти Харлоу знает, что вызвали Ано?» Конечно, я поднял шум из-за болтливости кого-то из моих коллег в Дижоне, но не верил в такое объяснение. В первую очередь меня заинтересовала сама мадемуазель Бетти. Когда мы прибыл! – в Дижон, вы сообщили ей, что показали мне эту телеграмму.

– Да, – признался Джим, – сообщил. Помню, что она ухватилась за подоконник, словно стараясь удержаться на ногах.

– Но она быстро взяла себя в руки, – отозвался Ано. – Бетти Харлоу нужно как-то объяснить мне эту телеграмму, но она не может сказать, что Морис Тевне предупредил ее о моем приезде. Поэтому, когда я спрашиваю ее, не получала ли она одно из анонимных писем, которые, как вы помните, были подлинной причиной моего приезда в Дижон, она сразу же отвечает: «Да, я получила одно в воскресенье утром, где сообщалось, что мосье Ано приезжает из Парижа, чтобы заняться этим делом». Но я знаю, что это ложь, так как до воскресного вечера не возникал вопрос о моем приезде. Я прошу показать мне письмо. Мадемуазель Бетти не говорит, что уничтожила его, дабы я не заподозрил, что она вовсе не получала никакого письма. Напротив, она заявляет, что письмо в опечатанной «Сокровищнице», отлично зная, что может написать его и подложить туда, воспользовавшись потайным ходом из Отеля де Бребизар, прежде чем снимут печати. Но чтобы оказаться там, письмо должно было прийти не позже чем в воскресенье утром, так как именно тогда опечатали комнаты. Бетти не знала, когда именно возникло предложение обратиться ко мне за помощью. Она ответила наугад, по я понял, что это ложь, и еще сильнее заинтересовался Бетти Харлоу.

Детектив умолк, так как Джим с ужасом уставился на него.

– Значит, это я навел вас на ее след? Я, который приехал защищать ее? – воскликнул он. – Ведь именно я показал вам телеграмму!

– Это бы не имело значения, мосье Фробишер, если бы Бетти Харлоу была, как вы считали, невиновна. – серьезно ответил Ано. – После моей первой беседы с ней я прошелся по дому, покуда вы с Бетти разговаривали в библиотеке. В гостиной мадемуазель Энн я обнаружил кое-что, заинтересовавшее меня с первого взгляда. Как вы думаете, что это? – Детектив надеялся, что его загадка отвлечет Джима от самобичевания, и в какой-то степени добился успеха.

– Могу догадаться, – с подобием улыбки отозвался Фробишер. – Это был трактат о строфанте.

– Да. Яд для стрел, не оставляющий следов! Этот яд был моим ночным кошмаром, мосье! Кто впервые его использует? Как я смогу разоблачить отравителя и доказать, что подобное средство не менее рискованно для убийцы, чем мышьяк или синильная кислота? Эти вопросы не давали мне покоя. И внезапно в доме, где только что произошла смерть от сердечного приступа, я нахожу трактат о подобном яде, засунутый под пачку журналов в гостиной молодой леди! Как он там оказался? На обложке я увидел надпись с указанием страницы и обнаружил на этой странице отчет о совершенном образце отравленной стрелы Саймона Харлоу. Анонимные письма сразу же были забыты. Что, если Ваберский, сам того не зная, оказался прав и мадам Харлоу действительно была убита в Мезон-Гренель? Я должен был это выяснить. Спрятав трактат под жилет, я спускаюсь вниз, задавая себе вопросы. Питает ли мадемуазель Энн интерес к таким вещам, как Strophanthus hispidus? Надеялась ли она приобрести что-либо в результате смерти мадам Харлоу? Могла ли она не знать, что трактат лежит под пачкой журналов на ее столе? Моя голова пошла кругом. Потом я замечаю злобный взгляд, который Бетти Харлоу бросает на свою подругу, и покидаю Мезон-Гренель, преисполненный еще большего любопытства на ее счет.

– Тогда почему сразу же после вашего ухода вы удалили полицейского с его поста у ворот Мезон-Гренель? – спросил Джим. – Вы забыли о своих подозрениях?

– Вовсе нет, – невозмутимо ответил Ано. – От полицейского в униформе не было никакого толку – скорее, он служил помехой. Мало пользы наблюдать за людьми, знающими об этом. Поэтому я убрал полицейского и начал сам наблюдать за молодыми леди в Мезон-Гренель. В тот день, покуда мосье Фробишер перевозил свой багаж из отеля, Бетти Харлоу отправилась на прогулку. Никола Моро тайком последовал за ней, но она исчезла. Я не виню Никола – ведь он не мог буквально идти за ней по пятам. Бетти шла по узким аллеям возле Отеля де Бребизар. Несомненно, она скрылась через маленькую калитку в ограде, которой мы воспользовались спустя несколько дней. Ведь нужно было приготовить для меня анонимное письмо, прежде чем распечатают «Сокровищницу». Но тогда я еще этого не знал. Мне было известно лишь то, что Бетти Харлоу пошла прогуляться и исчезла, а через час вновь появилась на другой улице. Вторую половину дня я провел, пытаясь выяснить, какой образ жизни ведут обе молодые леди и кто их друзья. Результаты были не слишком продуктивными, но и не нулевыми. В кругу друзей Бетти Харлоу я обнаружил несколько весьма странных личностей. Для девиц с передовыми идеями в области политики, общественной жизни и культуры странные друзья вполне естественны – этого следует ожидать. Но для девушки, судя по всему, ведущей вполне традиционный при ее социальном положении образ жизни, они выглядят отнюдь не так естественно. Какое удовольствие может находить столь утонченная девушка, как Бетти Харлоу, в компании вульгарных личностей вроде братьев Эспиноса, Жанны Леклер или Мориса Тевне?

Джим кивнул. Его тоже слегка покоробило фамильярное общение Эспиносы и Бетти.

– Тот вечер, когда вы наслаждались прохладой в саду с двумя молодыми леди, – продолжал Ано, – я провел с трактатом эдинбургского профессора и приготовил маленькую ловушку, которую и расставил, придя рано утром в Мезон-Гренель. Я вернул книгу о стрелах на пустое место на полке, где она явно находилась ранее.

Детектив сделал паузу, чтобы взять очередную черную сигарету из голубой пачки и предложить другую Джиму.

– Во время нашей беседы с Ваберским он рассказывает странную историю о Бетти Харлоу на улице Гамбетта, неподалеку от лавки Жана Кладеля. Возможно, Ваберский лжет, возможно, говорит правду, а возможно, виденное им имеет вполне невинное объяснение. Но его рассказ соответствует теории убийства мадам Харлоу, которая кажется мне все более вероятной. Если этот яд был использован, какой-то специалист должен был приготовить раствор из пасты на стреле. Когда Ваберский уходит, я отпускаю пружину моей ловушки, и успех превосходит все ожидания. Я показываю на трактат эдинбургского профессора, которого вчера не было на своем месте и который сегодня там появился. Кто вернул его туда? Я задаю это вопрос, и мадемуазель Энн в полном недоумении. Она ничего не знает об этой книге. Это так же очевидно, как Монблан на фоне неба. С другой стороны, Бетти Харлоу сразу догадывается, кто вернул трактат, и с весьма неблагоразумным сарказмом дает мне это понять. Она знает, что я нашел его вчера и вернул после изучения. И это ее не удивляет, ибо ей известно, где я его нашел. Подобно Ваберскому, я знаю в сердце, что Бетти положила книгу под журналы в комнате Энн Апкотт, хотя знаю это в голове. Бетти готовилась отвлечь подозрения с себя на Энн, если такие подозрения возникнут. Но невиновные так не поступают, мосье.

Затем мы идем в сад, где мадемуазель Энн рассказывает нам свою историю. Сразу же после этого, мосье Фробишер, я сказал вам, что все великие преступницы являются также великими актрисами. Но я никогда в жизни не видел, чтобы кто-нибудь играл свою роль так превосходно, как Бетти Харлоу во время рассказа Энн. Только вообразите! Убийце внезапно приходится слушать рассказ о своем преступлении в присутствии детектива, который его расследует! Бетти не может чувствовать себя в безопасности до самого последнего слова повествования. Представьте себе ее чувства, вопросы, которые теснятся у пес в голове! Не прокралась ли Энн Апкотт вперед и не заглянула ли в освещенный проем? Быть может, она знает правду, но хранила молчание вплоть до прихода Ано и Фробишера, чтобы сообщить обо всем, не подвергаясь опасности? Не скажет ли она под конец: «А убийца сидит рядом со мной»? Да, для Бетти Харлоу это были ужасные минуты!

– Тем не менее она не проявляла никаких признаков беспокойства, – заметил Джим.

– Но приняла меры предосторожности, – отозвался Ано. – Она внезапно убежала в дом.

– Мне показалось, что вы собирались остановить ее.

– Так оно и было. Но я позволил ей уйти, и она вернулась…

– С фотографиями миссис Харлоу, – вставил Фробишер.

– И более того. Бетти повернула свой стул лицом к мадемуазель Энн и села, прижав ко лбу носовой платок и с сочувствием слушая подругу. Но когда мадемуазель Энн сказала, что убийство произошло в половине одиннадцатого, она расслабилась, уронила платок и сразу же подобрала его, поставив на это место ногу. Когда рассказ был окончен и мы поднялись, Бетти резко повернулась на каблуках, так что во влажном дерне осталась вмятина. Мне захотелось узнать, что она принесла из дому в носовом платке, уронила вместе с ним и вогнала в дерн всем весом своего тела, чтобы никто не мог это обнаружить. Я намеренно оставил в саду перчатки, чтобы вернуться и выяснить это. Но Бетти меня опередила. Она сама принесла мне перчатки, обведя меня, Ано, вокруг пальца! Но я обнаружил спрятанный в дерне предмет, когда вы, Жирардо и остальные ждали меня в библиотеке. Это была таблетка цианистого калия, которую я показал вам в префектуре. Бетти не знала, о чем именно намерена поведать Энн Апкотт. Яд для стрелы был спрятан в Отеле де Бребизар. Но у пес под рукой имелся более быстродействующий яд, и она сбегала за ним в дом. Требовались железные нервы, чтобы сидеть в саду, держа смертоносную таблетку возле рта. Бетти сильно побледнела, и это неудивительно. Меня удивляло, что она вообще не свалилась со стула в обморок. Но нет! Она слушала рассказ, готовая, в случае необходимости, проглотить таблетку, прежде чем я успею ее остановить. И опять же, невиновные так не поступают.

У Джима не нашлось возражений.

– Да, – признал он. – Очевидно, она раздобыла эти таблетки у Жана Кладеля.

– Мы расстались перед ленчем, – продолжал Ано, – а во второй половине дня печати должны были снять. До этою Бетти нужно было переставить часы в «Сокровищнице» с каминной полки на инкрустированный шкафчик и сжечь письма, которыми она шантажировала мадам Харлоу.

– Зачем? – спросил Фробишер.

Детектив пожал плечами.

– Трудно сказать. Лично я думаю, что в давней переписке Саймона Харлоу и мадам Равьяр слишком часто упоминался потайной ход. Но это всего лишь догадка. Однако во время часа, отведенного на ленч, я узнал о существовании потайного хода, ведущего из «Сокровищницы» в Отель де Бребизар. Ибо на сей раз Никола Моро не допустил оплошности. Он последовал за Бетти к Отелю де Бребизар, а я увидел с этой башни дым, поднимающийся из трубы. Вот эта труба, мосье. Но сегодня из нее не идет дым.

Поднявшись, Ано повернулся спиной к Монблану. Деревья в саду, крутая желтая крыша и трубы Мезон-Гренель возвышались над окружающими его более низкими зданиями. Сейчас дым поднимался лишь из одной трубы – в дальнем конце дома, где находились кухни.

– Мы вернулись в Мезон-Гренель во второй половине дня. Печати сняли, мы вошли в спальню мадам Харлоу, и тогда произошло нечто, чего я не мог объяснить.

– Исчезновение ожерелья! – уверенно воскликнул Фробишер.

Ано радостно усмехался.

– Я расставил для вас ловушку, и вы в пес попались! Ожерелье? Нет-нет! Я был готов к этому. Чтобы свалить вину на мадемуазель Энн, недостаточно спрятать в ее комнате книгу о стреле. Нужно снабдить ее мотивом. Мадемуазель бедна и ничего не наследует. Поэтому ожерелье стоимостью в сто тысяч фунтов исчезает, и мы должны из этого сделать соответствующий вывод. Нет, я не мог объяснить другое. Бетти Харлоу и наш славный Жирардо наносят визит в спальню Жанны Боден убедиться, что крик в комнате мадам не мог быть там слышен. Наш славный Жирардо возвращается, но в одиночестве. Вот что было мне непонятно. Где Бетти Харлоу? Я спрашиваю о ней, прежде чем войти в «Сокровищницу», и она потихоньку вновь появляется среди нас. Но причина ее отсутствия вызывает у меня любопытство, и я ищу объяснение.

– Да, помню, – сказал Джим. – Вы остановились, взявшись за дверную ручку, и спросили, где мадемуазель Бетти. Меня это удивило – я не придал значения ее отсутствию.

Ано взмахнул рукой. Он испытал радость художника. Напряженная работа выполнена, так пускай же зрители ею восхищаются!

– Я отвечу на вопрос в ваших записках, мосье Фробишер. Войдя в «Сокровищницу», я начал искать вход в тайный коридор из Отеля де Бребизар и сразу же догадался о его местонахождении. Он мог быть только в портшезе, стоящем в стенной нише. Поэтому я не стал искать отравленную стрелу среди его подушек, как и не стал спрашивать о конверте с маркой, в котором пришло анонимное письмо. Если Бетти Харлоу думает, что перехитрила старого лиса Ано – тем лучше! Мы поднялись наверх, и я нашел объяснение отсутствию Бетти, которое так меня беспокоило.

Джим покачал головой.

– Не понимаю. Мы вошли в гостиную Энн Апкотт. Я писал свои записки стержнем отравленной стрелы, и вы это заметили. Но при чем тут отсутствие Бетти Харлоу?

– Стрелы не было на подносе с ручками днем раньше, когда я нашел книгу. Там была лишь одна ручка – нелепое изделие из гусиного пера, выкрашенного в красный цвет, которым пользуются девушки. Стержень стрелы появился позже. Когда? Очевидно, только что. Где он был раньше? В одном из двух мест – в «Сокровищнице» или Отеле де Бребизар. Бетти Харлоу забрала его, когда мы были на башне, спрягала его в своем платье и, улучив момент, пока мы все были в спальне мадам Харлоу, положила его на поднос в комнате мадемуазель Энн, чтобы сделать подозрение более основательным! Итак, я удаляюсь вместе с мосье Бексом, который предлагает мне изумительный план поиска в канавах спичечного коробка с жемчужным ожерельем. Я соглашаюсь, попутно получая весьма полезную информацию о Мезон-Гренель и Отеле де Бребизар. Передав эту информацию весьма эрудированному господину во Дворце архивов департамента, я на следующее утро узнаю все о суровом Этьене де Гренеле и легкомысленной мадам де Бребизар. Поэтому, когда вы и Бетти Харлоу репетировали в Валь-Терзон, Никола Моро и я были заняты поисками в Отеле де Бребизар, один из результатов которых я вам еще не сообщил. Жемчужное ожерелье было найдено в ящике письменного стола.

Джим Фробишер прошелся по террасе. Теперь ему была ясна вся история темных страстей, тщеславия, жажды власти и беспощадной жестокости. Имелся ли в ней хоть слабый луч надежды? Он повернулся к Ано, желая узнать последнюю скрытую от него деталь.

– Вы сказали, что допустили непростительную ошибку. В чем она заключалась?

– Я посоветовал вам прочесть мое мнение об Энн Апкотт на фасаде церкви Богоматери.

– И я сделал это! – воскликнул Джим. Он все еще смотрел в сторону Мезон-Гренель, и его рука указала на ренессансную церковь слева от дома с ее куполами и галереей, к которой его привезла Бетти Харлоу. – Вот она. Над входом этот ужасный барельеф Страшного суда.

– Да, – спокойно отозвался Ано. – Но это церковь Святого Михаила, мосье.

Он повернул Фробишера в сторону Монблана. Внизу возвышалась апсида готической церкви, хрупкой, как драгоценность.

– Вот церковь Богоматери. Давайте спустимся и взглянем на ее фасад.

Ано подвел Джима к церкви и указал на фриз. Фробишер увидел изображения отвратительных демонов, полулюдей-полуживотных, мучения грешников и прочие ужасы, какие только может представить себе буйное воображение, а среди этих монстров – девушку, сложившую руки в молитве о сострадании и милосердии, словно обращенной к проходящим мимо.

– Вот на что я рекомендовал вам посмотреть, мосье Фробишер, – серьезно произнес Ано. – Но вы этого не увидели.

Его лицо изменилось – теперь оно светилось добротой. Он приподнял шляпу.

Джим Фробишер, глядя на фриз, услышал позади голос Энн Апкотт:

– И как же вы объясните это странное изображение, мосье Ано? – Она остановилась рядом с ними.

– Предоставляю мосье Фробишеру объяснить его вам, мадемуазель.

Энн и Джим повернулись к Ано. Но он уже ушел.