Текст книги "Гипотеза любви"

Глава 3

Гипотеза: приватный разговор с Адамом Карлсеном станет на 150 процентов более неловким, после того как прозвучит слово «секс». Из моих уст.

Три дня спустя Оливия стояла перед кабинетом Адама.

Она никогда раньше здесь не была, но найти кабинет было несложно. Опознавательным знаком была студентка, выбежавшая оттуда с глазами на мокром месте и выражением ужаса на лице, не говоря уже о том, что только на этой двери не висели фотографии детей или домашних животных, или других значимых для хозяина кабинета лиц. Там не было даже копии его статьи, попавшей на обложку журнала Nature Methods. Оливия знала о статье, потому что накануне искала о нем информацию в Google Scholar. Простое темно-коричневое дерево и металлическая табличка с надписью «Адам Г. Карлсен, к. б. н.».

Возможно, «Г», означало «говнюк».

Накануне Оливия чувствовала себя немного маньячкой, зависнув на факультетской страничке с биографией Карлсена и прокручивая вниз список из десяти миллионов публикаций и исследовательских грантов. Его фотография на сайте явно была сделана в походе, а не в студии официального стэнфордского фотографа. Но Оливия быстро подавила это чувство, сказав себе: прежде чем вступать с кем-то в фейковые отношения, логично изучить результаты его научной работы.

Прежде чем постучать, она сделала глубокий вдох, а потом еще один между «войдите» Адама и мгновением, когда она наконец собралась с духом, чтобы открыть дверь. Когда она вошла в кабинет, он не сразу поднял взгляд и продолжал печатать на своем макбуке.

– Мои приемные часы закончились пять минут назад, так что…

– Это я.

Его руки замерли, зависнув в двух сантиметрах над клавиатурой. А потом он развернулся.

– Оливия.

Было что-то особенное в том, как он произнес ее имя. Может, акцент, может быть – тембр голоса. Оливия не вполне понимала, в чем дело, но он так это сказал. Отчетливо. Осторожно. Глубоко. Как никто другой. Это казалось невероятным, но этот тон был ей хорошо знаком.

– Что вы ей сказали? – спросила она, стараясь не думать об интонациях Адама Карлсена. – Девушке, которая выбежала отсюда в слезах?

Ему понадобилось время, чтобы вспомнить, что меньше минуты назад в кабинете был кто-то еще… кто-то, кого он явно довел до слез.

– Я просто дал отзыв на ее письменную работу.

Оливия кивнула, молча благодаря всех богов за то, что Карлсен не был ее научруком и никогда им не будет, и осмотрелась. Конечно, у него был угловой кабинет. Два окна, которые вместе, должно быть, составляли семьдесят тысяч квадратных метров стекла, давали столько света, что здесь можно было вылечить от сезонной депрессии двадцать человек. Это имело смысл, учитывая количество грантов, которые Карлсен выиграл для университета, и его репутацию – конечно, ему выделили хороший кабинет. В кабинете Оливии не было окон, и в нем странно пахло: вероятно, потому, что она делила его с тремя другими аспирантами, хотя он был рассчитан максимум на двоих.

– Я собирался написать вам. Я сегодня разговаривал с деканом, – сказал Адам, и она снова посмотрела на него.

Он указал на стул перед своим столом. Оливия отодвинула его и села.

– Насчет вас.

– Вот как.

Внутри Оливии все рухнуло. Она бы предпочла, чтобы декан не знал о ее существовании. Хотя, опять же, она бы предпочла не сидеть в этой комнате с Адамом Карлсеном, и чтобы семестр не начинался уже через пару дней, и чтобы глобальное потепление было выдумкой. И тем не менее.

– Ну, насчет нас, – уточнил он. – И правил социализации.

– И что она сказала?

– Нет никаких препятствий к тому, чтобы мы встречались, поскольку я не являюсь вашим научным руководителем.

Оливию захлестнула смесь паники и облегчения.

– Однако есть некоторые моменты, которые нужно принять во внимание. Я не могу сотрудничать с вами в каком бы то ни было официальном качестве. И я член комитета, присуждающего гранты, а это значит, что мне придется самоустраниться, если вы будете номинированы на какую бы то ни было стипендию.

Она кивнула.

– Справедливо.

– И я точно не могу состоять в вашем диссертационном совете.

Оливия подавила смешок.

– Это не проблема. Я и не собиралась просить вас участвовать в диссертационном совете.

Он сощурился.

– Почему нет? Вы занимаетесь раком поджелудочной, так ведь?

– Да. Диагностика на ранней стадии.

– Тогда ваша работа только выиграет, если ее будут разбирать с точки зрения вычислительных моделей.

– Да. Но в отделе есть и другие разработчики вычислительных моделей. А я бы хотела защититься, не рыдая в туалете после каждого заседания диссертационного совета.

Карлсен пристально смотрел на нее.

Оливия пожала плечами.

– Без обид. Я простая девчонка с простыми запросами.

В ответ на это он опустил взгляд в стол, но Оливия успела заметить, как дернулся уголок его рта. Затем он снова поднял взгляд и посмотрел серьезно.

– Итак, вы приняли решение?

Она сжала губы под его спокойным взглядом. Сделала глубокий вдох и сказала:

– Да. Да, я… Я хочу на это пойти. На самом деле это хорошая идея.

Этому было много причин. Так можно было решить проблему Ань и Джереми, а заодно… и все остальные проблемы. С тех пор как слух начал распространяться, люди, казалось, слишком боялись ее, чтобы, как обычно, ставить ей палки в колеса. Другие ассистенты преподавателей теперь не пытались поменять расписание и вместо ее удобного слота в два часа дня заставить ее взять ужасающие восемь утра, коллеги по лаборатории перестали оттеснять ее в очереди на микроскоп, а два преподавателя, с которыми она пыталась связаться последние несколько недель, наконец соизволили ответить на ее письма. Казалось немного нечестным использовать это огромное недоразумение в своих целях, но в академических кругах царило беззаконие, а жизнь Оливии в последние два года была сплошным расстройством. Она научилась хвататься за все, что могло сойти ей с рук. И если некоторые… ладно, почти все аспиранты факультета смотрели на нее с подозрением, поскольку она встречалась с Адамом Карлсеном, так тому и быть. Ее друзья вроде бы не возражали, хотя и не понимали, что происходит.

Если не считать Малькольма. Целых три дня он избегал ее, как прокаженной. Но Малькольм – это Малькольм. Он переживет.

– Тогда отлично. – Карлсен был совершенно бесстрастен… чуть ли не слишком бесстрастен. Как будто тут не было ничего особенного, и ему было совершенно все равно. Как будто, если бы она сказала «нет», это бы ничего не изменило.

– Но я много думала об этом. – Он терпеливо ждал, пока она продолжит. – И я считаю, нам стоит установить некоторые базовые правила. Прежде чем начать.

– Базовые правила?

– Ну да. Ну, знаете, что нам можно, а чего нельзя делать. Чего мы оба ждем от такого соглашения. Я думаю, это стандартная процедура перед началом фейковых отношений.

Карлсен склонил голову набок.

– Стандартная процедура?

– Ага.

– И сколько у вас было таких отношений?

– Нисколько. Но мне знаком этот сюжетный ход.

– Что знакомо? – Он озадаченно моргнул.

Оливия предпочла не отвечать.

– Ладно. – Она сделала глубокий вдох и подняла указательный палец. – Прежде всего, это соглашение касается только территории кампуса. Не то чтобы я считала, что вы захотите встречаться со мной вне кампуса, но просто на случай, если вы планировали убить одним выстрелом двух зайцев, я не стану помогать, если вам вдруг в последний момент надо будет привезти девушку домой на Рождество…

– Хануку.

– Что?

– Моя семья больше празднует Хануку, а не Рождество. – Он пожал плечами. – Хотя я не праздную ни то ни другое.

– А. – Оливия задумалась на минуту. – Наверное, фейковая девушка должна знать такие вещи.

На его губах появилась тень улыбки, но он ничего не ответил.

– Ладно. Второе правило, хотя его можно интерпретировать как дополнение к первому, – Оливия прикусила губу и заставила себя это произнести: – Никакого секса.

Несколько секунд ее собеседник сидел неподвижно. Даже не шелохнулся. Затем его губы приоткрылись, но он не издал ни звука, и Оливия поняла, что только что лишила Адама Карлсена дара речи. Что было бы забавно в любое другое время. Но тот факт, что он с таким удивлением воспринял предложение Оливии, вызвал у нее серьезное беспокойство.

Он что, считал, что будет секс? Неужели она каким-то образом дала ему это понять? Должна ли она объяснить, что секса в ее жизни было очень мало? Что долгие годы она считала себя асексуалом и только недавно поняла, что может испытывать сексуальное влечение, но только к людям, которым глубоко доверяет. Что, если по какой-то необъяснимой причине Адам захочет заняться с ней сексом, она просто не сможет?

– Послушайте, – ей удалось встать со стула, панический ком поднимался по горлу. – Я, конечно, извиняюсь, но если вы предложили псевдоотношения еще и потому, что предполагали…

– Нет. – Слово едва не взорвалось у него на губах. На его лице был написан искренний ужас. – Я шокирован тем, что вы вообще почувствовали необходимость заговорить об этом.

– А. – От негодования в его голосе щеки Оливии вспыхнули. Ну конечно. Естественно, он этого не ожидал. Или даже не хотел этого с ней. Посмотрите на него: с чего бы ему хотеть этого? – Прошу прощения. Я не хотела…

– Нет, откровенность – это важно. Я просто удивился.

– Я знаю, – кивнула Оливия. Честно говоря, она сама тоже была немного удивлена. Тем, что сидит в офисе Адама Карлсена и говорит о сексе… Не о сексе в смысле деления клеток, а о сексе как о потенциальном соитии между ними двумя. – Прошу прощения, не хотела делать ситуацию неловкой.

– Все в порядке. Это все само по себе неловко.

Молчание между ними затянулось, и Оливия заметила, что он слегка покраснел. Просто легкий намек на розовый, но выглядело это так… Оливия не могла отвести глаз.

– Никакого секса, – кивком подтвердил он.

Ей пришлось кашлянуть и встряхнуться, чтобы не рассматривать форму и цвет его скул.

– Никакого секса, – повторила она. – Ладно. Третье. Это не вполне правило, но вот что я предлагаю: я не буду встречаться больше ни с кем. В смысле, по-настоящему. Это будет сложно и все запутает, и…

Оливия замолчала. Сказать ему? Не будет ли это лишним? Обязательно ему знать? Ну ладно. Почему бы и нет, раз до этого дошло. Она уже и целовала его, и говорила с ним о сексе на рабочем месте.

– Я все равно не хожу на свидания. Джереми был исключением. Я никогда, никогда не встречалась ни с кем по-настоящему раньше, и, возможно, это к лучшему. Аспирантура и так отнимает много сил, у меня есть друзья и мой проект по раку поджелудочной железы, и, честно говоря, я могу потратить свое время с большей пользой. – Последняя фраза прозвучала не так, как ей хотелось бы, – она как будто защищалась.

Адам просто молча смотрел в ответ.

– Но вы, конечно, можете заводить отношения, – поспешно добавила она. – Хотя я была бы признательна, если бы вы не рассказывали об этом на факультете, чтобы не выглядело так, будто вы мне изменяете, и чтобы слухи не вырвались из-под контроля. Вам это тоже не пойдет на пользу, раз вы пытаетесь сделать вид, что у вас серьезные отношения…

– Я не стану.

– Ладно. Отлично. Спасибо. Я знаю, что тяжело вот так все время что-то скрывать, но…

– Я имею в виду, что не стану больше ни с кем встречаться.

В его тоне звучала абсолютная уверенность, заставшая ее врасплох. Оливия смогла лишь кивнуть, хотя ей хотелось возразить, что он не может ручаться заранее, а в голове ее возник миллион вопросов. Девяносто девять процентов из них были неуместны, и она не имела права их задавать, поэтому заставила себя промолчать.

– Ладно. Четвертое. Мы, очевидно, не сможем продолжать это вечно, поэтому надо установить дедлайн.

Карлсен сжал губы.

– Какой?

– Я не знаю. Месяца или около того, вероятно, хватит, чтобы убедить Ань в том, что я прочно забыла о Джереми, но этого может не хватить вам, так что… решайте сами.

Он подумал, а затем кивнул.

– Двадцать девятое сентября.

Это было чуть больше чем через месяц. А еще…

– Очень точная дата.

Оливия пыталась понять, что это может значить. Единственное, что ей пришло в голову, – это то, что она будет в это время в Бостоне на ежегодной конференции по биологии.

– Двадцать восьмого факультет утверждает бюджет. Если они не разморозят мое финансирование к этому моменту, они не разморозят его никогда.

– Понимаю. Что ж, договоримся тогда, что двадцать девятого сентября наши пути разойдутся. Я скажу Ань, что наш разрыв был дружеским, но мне немного грустно, потому что я все еще немного влюблена в вас. – Она улыбнулась ему. – Просто чтобы она не заподозрила, что дело в Джереми. Ладно. – Она сделала глубокий вдох. – Пятое и последнее.

Это было самое сложное. Оливия боялась, что это ему не понравится. Она заметила, что теребит свои руки, и решительно положила их на колени.

– Чтобы это сработало, мы, вероятно, должны… делать что-то вместе. Время от времени.

– Что-то?

– Разное. Всякое.

– Всякое, – с сомнением повторил он.

– Да. Всякое. Что вы обычно делаете для развлечения?

Наверное, он увлекался чем-нибудь ужасным: ходил смотреть, как опрокидывают коров, или на японские бои жуков. Может, он собирал фарфоровых кукол? Или был заядлым геокешером. Ходил на фестивали вайперов? О боже.

– Развлечения? – повторил он, как будто не слышал раньше этого слова.

– Да. Что вы делаете после работы?

Пауза между вопросом Оливии и его ответом настолько затянулась, что это настораживало.

– Иногда я работаю дома. Занимаюсь спортом. И сплю. А вы что делаете для развлечения? – спросил он, как бы оправдываясь.

– Много чего. Я…

Хожу в кино. Хотя в последний раз ее потащил туда Малькольм. Играю в настолки. Но в последнее время все ее друзья были слишком заняты, так что это тоже отпадает. Она участвовала в волейбольном турнире, но это было больше года назад.

– Хм. Занимаюсь спортом? – Она бы с удовольствием стерла с его лица это самодовольное выражение. С превеликим удовольствием. – Неважно. Мы должны что-то делать вместе на регулярной основе. Я не знаю, может, пить кофе? Например, раз в неделю? Всего десять минут. В таком месте, где все легко нас увидят. Я знаю, это бесит и похоже на пустую трату времени, но это будут очень короткие встречи, и они сделают наши псевдоотношения более правдоподобными, и…

– Конечно.

Вот как.

Она думала, ей дольше придется его уговаривать. Намного дольше. С другой стороны, это было и в его интересах тоже. Ему нужно было, чтобы его коллеги поверили в отношения, если он собирался убедить их разморозить его финансы.

– Ладно. Эм. – Она отогнала мысли о том, почему он так любезен, и попыталась представить свое расписание. – Как насчет среды?

Адам развернул кресло к компьютеру и открыл календарь. Он был весь испещрен цветными квадратами, и Оливия почувствовала тревогу, как будто календарь принадлежал ей.

– Смогу до одиннадцати утра. И после шести вечера.

– Десять?

Он снова повернулся к ней.

– Десять нормально.

– Ладно. – Она ждала, что он начнет печатать, но он не шелохнулся. – Вы не занесете это в свой календарь?

– Я запомню, – ровно ответил он.

– Тогда ладно. – Оливия попыталась улыбнуться, и улыбка вышла относительно искренней. Намного более искренней, чем она ожидала от себя в присутствии Адама Карлсена. – Отлично. Фейковое свидание. В среду.

У него между бровей появилась складка.

– Почему вы все время это повторяете?

– Повторяю что?

– «Фейковое свидание», «фейковый роман». Будто это обычное дело.

– Конечно, обычное. Вы не смотрите ромкомы?

Он смотрел на нее с озадаченным видом, пока она не откашлялась и не опустила взгляд на свои колени.

– Ну да.

Боже, у них нет ничего общего. Им вообще не о чем будет разговаривать. Их свидания за кофе обещали быть самыми трудными и нелепыми минутами ее и без того трудных нелепых недель.

Зато у Ань будет красивая любовная история, а Оливии не придется ждать тысячу лет в очереди к электронному микроскопу.

Все остальное не имело значения.

Она встала и протянула ему руку, подумав, что каждый договор в фейковых отношениях заслуживает по меньшей мере рукопожатия. Пару секунд Адам нерешительно смотрел на ее ладонь. Затем встал и сжал ее пальцы. Прежде чем встретиться с ней взглядом, он пристально посмотрел на их соединенные руки, и Оливия приказала себе не замечать ни жара его прикосновения, ни широты его ладони, ни… чего бы то ни было. Когда он наконец отпустил ее руку, ей пришлось приложить сознательное усилие, чтобы не осмотреть свою кисть.

Он с ней что-то сделал? Ощущалось это именно так. Кожу у нее покалывало.

– Когда начнем?

– На следующей неделе?

Была пятница. А это означало, что оставалось меньше семи дней на то, чтобы психологически подготовиться к распитию кофе с Адамом Карлсеном. Она знала, что ей это под силу: если она смогла набрать девяносто семь процентов на текстовой части GRE[3]3
  GRE (Graduate Record Examinations) – тест, который необходимо сдавать при поступлении в аспирантуру в американских университетах.


[Закрыть], то сможет все что угодно, – и все равно это казалось ужасной идеей.

– Отлично.

Это не сон. О боже.

– Давайте встретимся в «Старбаксе» на территории кампуса. Почти все аспиранты покупают кофе там… кто-нибудь нас заметит. – Она направилась к двери, задержавшись, чтобы бросить взгляд на Адама. – Увидимся в среду на фейковом свидании?

Он все еще стоял за столом, скрестив руки на груди. Глядя на Оливию. И казался даже не слишком недовольным всем этим безобразием. Он казался… приятным человеком.

– Увидимся, Оливия.

– Передай перец.

Оливия бы так и сделала, но Малькольму, кажется, хватало перца. Так что она прислонилась бедром к кухонному столу и сложила руки на груди.

– Малькольм.

– И соль.

– Малькольм.

– И масло.

– Малькольм…

– Подсолнечное, а не это дерьмо из виноградных косточек.

– Слушай, это не то, что ты думаешь…

– Ладно. Я сам возьму.

Справедливости ради у Малькольма были все основания злиться. И Оливия сочувствовала ему. Он был на курс старше ее и происходил из династии элитных ученых. Продукт, созданный поколениями биологов, геологов, ботаников, физиков и бог знает кого еще, скрещивающих свои ДНК и штампующих маленьких научных роботов. Его отец был ректором какого-то государственного университета на Восточном побережье. Лекция его матери на TED о клетках Пуркинье набрала несколько миллионов просмотров на «Ютьюбе». Хотел ли Малькольм учиться в аспирантуре, привлекала ли его академическая карьера? Наверное, нет. Был ли у него выбор, учитывая давление, которое с пеленок оказывала на него семья? Тоже нет.

Не стоит и говорить о том, что Малькольм был несчастен. Его план состоял в том, чтобы получить степень, найти хорошую, непыльную работу по профессии с нормированным графиком и зарабатывать много денег – что технически квалифицировалось как «быть ученым» и против чего, в свою очередь, не могли возразить его родители. По крайней мере, не слишком активно. Одновременно ему хотелось получить как можно менее травмирующий опыт учебы в аспирантуре. Из всех аспирантов на факультете Малькольму лучше всего удавалась личная жизнь. Он делал то, что было невообразимо для большинства аспирантов, например готовил настоящую еду! Устраивал походы. Медитировал! Играл в театральных постановках! Крутил романы так, будто это олимпийский вид спорта! «Это и есть олимпийский вид спорта, Оливия. И я тренируюсь, чтобы взять золото».

Вот почему, когда Адам заставил Малькольма выбросить тонну данных и переделать половину исследования, тот очень, очень, очень сильно страдал несколько месяцев. Кажется, именно тогда Малькольм начал призывать чуму на дом Карлсена – в то время он репетировал роль в «Ромео и Джульетте».

– Малькольм, можем мы, пожалуйста, поговорить?

– Мы разговариваем.

– Нет, ты готовишь, а я стою и пытаюсь заставить тебя признать, что ты злишься, потому что Адам…

Малькольм поднял голову от своей запеканки, погрозив в сторону Оливии пальцем.

– Не произноси.

– Не произносить чего?

– Ты знаешь.

– Адам Карл?..

– Не произноси его имени.

Она всплеснула руками.

– Ты совсем с ума сошел? Это фальшь, Малькольм.

Он продолжал резать спаржу.

– Передай соль.

– Ты вообще слушаешь? Это не по-настоящему.

– И перец, и…

– Это фейковые отношения. Мы не встречаемся. Мы притворяемся, чтобы люди думали, будто мы встречаемся.

Нож Малькольма замер в воздухе.

– Что?

– Да, вот так.

– Это… друзья с привилегиями? Потому что…

– Нет. Наоборот. Нет привилегий. Никаких. Никакого секса. И дружбы тоже никакой.

Он уставился на нее, прищурившись.

– Для ясности, оральный и анальный тоже считаются сексом…

– Малькольм.

Он сделал еще один шаг к ней, схватив полотенце, чтобы вытереть руки, ноздри его раздувались.

– Боюсь спрашивать.

– Я знаю, это звучит дико. Он помогает мне, притворяясь, будто мы вместе, потому что я соврала Ань, и мне надо было, чтобы она спокойно встречалась с Джереми. Это все фейк. Мы с Адамом разговаривали ровно… – тут она решила опустить все, что касалось Того Дня, – три раза, и я о нем ничего не знаю. Только то, что он готов помочь мне уладить эту ситуацию, и я ухватилась за возможность.

Малькольм скорчил гримасу, которую обычно приберегал для тех, кто носит сандалии с белыми носками. Оливия вынуждена была признать, что он может выглядеть угрожающе.

– Это… вау. – На лбу у него пульсировала жилка. – Ол, это потрясающая глупость.

– Может быть. – Да. Да, это было глупо. – Но что есть, то есть. И ты должен поддержать меня в моем идиотизме, потому что вы с Ань мои лучшие друзья.

– Я думал, Карлсен теперь твой лучший друг.

– Да ладно тебе, Малькольм. Он засранец. Хотя со мной он повел себя довольно мило, и…

– Я даже не… – Он поморщился. – Я даже не стану это комментировать.

– Ладно. Не комментируй. От тебя этого не требуется. Но можешь хотя бы не ненавидеть меня? Пожалуйста? Я знаю, он – ночной кошмар половины аспирантов, включая тебя. Но он меня выручает. Ты и Ань – единственные, кому бы я хотела рассказать правду. Но я не могу рассказать Ань…

– По очевидным причинам.

– …по очевидным причинам, – закончила она одновременно с ним и улыбнулась. Малькольм лишь неодобрительно покачал головой, но его лицо смягчилось.

– Ол. Ты удивительная. И добрая, слишком добрая. Тебе стоит найти кого-нибудь получше Карлсена. Кого-то, с кем ты будешь встречаться по-настоящему.

– Да, точно. – Она закатила глаза. – С Джереми все прошло просто прекрасно. Кстати, я согласилась на свидание с ним потому, что следовала твоему совету! «Дай мальчику шанс», «что может пойти не так?».

Малькольм бросил на Оливию сердитый взгляд, и она рассмеялась.

– Слушай. Я, очевидно, не гожусь для настоящих отношений. Может, с липовыми повезет. Может, я нашла свою нишу.

Он вздохнул.

– Это обязательно должен быть Карлсен? Есть преподаватели получше, можно было бы с ними встречаться понарошку.

– Например?

– Я не знаю. Доктор Маккой?

– А разве ее жена не родила только что тройню?

– Ах да. А Холден Родригес? Он красавчик. И улыбка красивая. Я точно знаю, он постоянно мне улыбается.

Оливия расхохоталась.

– Я никогда не стала бы крутить фейковый роман с доктором Родригесом, зная, что ты по нему сохнешь уже два года.

– Сохну, это правда. Я рассказывал тебе, какой серьезный флирт у нас произошел на студенческой научной ярмарке? Я практически уверен, что он несколько раз подмигнул мне с другого конца зала. Некоторые считают, что ему просто что-то попало в глаз, но…

– Я. Я считаю, что ему просто что-то попало в глаз. И ты рассказываешь мне об этом через день.

– Точно. – Он вздохнул. – Знаешь, Ол, я бы с удовольствием стал твоим фейковым парнем, лишь бы оградить тебя от проклятого Карлсена. Я бы держался с тобой за руки, и давал тебе свою куртку, когда холодно, и очень публично дарил бы тебе шоколадные розы и плюшевых мишек на День святого Валентина.

Как приятно поговорить с кем-то, кто смотрел хотя бы один ромком. Или хотя бы десять.

– Я знаю. Но ты каждую неделю приводишь к себе кого-нибудь нового, тебе это нравится, и мне нравится, что тебе это нравится. Я не хочу тебя стеснять.

– Справедливо. – Малькольм выглядел довольным: то ли гордился своими подвигами, то ли был рад, что Оливия так хорошо его знает. Она не смогла определить.

– Можешь тогда не ненавидеть меня, пожалуйста?

Он бросил кухонное полотенце на стол и шагнул ближе.

– Ол, я никогда не смог бы тебя ненавидеть. Ты всегда будешь моей Оливкой.

Он притянул ее к груди, крепко обняв. В начале, когда они только познакомились, Оливия часто смущалась от того, как он любил физическую близость, наверное, потому, что много лет ее никто не обнимал. А теперь в объятиях Малькольма она чувствовала себя как дома. Она положила голову ему на плечо и улыбнулась в хлопковую футболку.

– Спасибо.

Малькольм сжал ее крепче.

– И обещаю, если я когда-нибудь приведу Адама домой, я повешу на дверь табличку «не беспокоить»… Ай!

– Злобное создание.

– Я пошутила! Погоди, не уходи, мне нужно сказать тебе еще кое-что.

Нахмурившись, он остановился у двери.

– Я на сегодня исчерпал свой лимит терпения на разговоры о Карлсене и еще один не выдержу, так что…

– Мне написал Том Бентон, исследователь рака из Гарварда! Еще ничего не решено, но, может, он позовет меня в свою лабораторию на следующий год.

– О боже! – Малькольм вернулся в кухню, радостно улыбаясь. – Ол, это потрясающе! Я думал, никто из тех, кому ты писала, тебе не ответил.

– Очень долго никто не отвечал. Но сейчас ответил Бентон, а ты знаешь, какой он знаменитый и известный. У него ресурсов, наверное, больше, чем я смею мечтать. Будет…

– Офигенно. Это будет офигенно. Ол, я так тобой горжусь. – Малькольм взял ее ладони в свои. В его улыбке появилась нежность. – И твоя мама гордилась бы тобой.

Оливия отвела взгляд и сморгнула. Она не хотела плакать, только не сегодня.

– Ничего еще не решено. Мне придется убедить его. Тут нужны навыки самопиара, питчинга и вот этого всего. Ты знаешь, это не мой конек. Может, еще и не получится.

– Получится.

Верно. Да. Она должна надеяться на лучшее. Она кивнула, попытавшись улыбнуться.

– Но даже если не получится, она бы тобой все равно гордилась.

Оливия снова кивнула. Когда единственная слеза все же сумела скатиться по ее щеке, она решила дать ей шанс.

Сорок пять минут спустя они с Малькольмом сидели на своем крошечном диване бок о бок и ели под «Американского ниндзю» сильно недосоленную овощную запеканку.