Текст книги "Гипотеза любви"

Глава 4

Гипотеза: у нас с Адамом Карлсеном нет абсолютно ничего общего, и пить с ним кофе будет вдвое болезненнее, чем удалять зубной нерв. Без анестезии.

Оливия опоздала на первое фейковое свидание в среду и пришла в самом отвратительном настроении. Все утро она проклинала дешевые поддельные реагенты за то, что они не растворяются, а затем не осаживаются и не разрушаются ультразвуком, и их не хватает на то, чтобы провести весь анализ.

Она помедлила перед кофейней и сделала глубокий вдох. Ей нужна была лаборатория получше, если она хотела заниматься настоящей наукой. Оборудование получше. Реагенты получше. Бактериальные культуры получше. Все получше. На следующей неделе, когда приедет Том Бентон, она должна показать высший класс. Ей требовалось подготовить речь и закончить эксперимент, а не тратить время на кофе, который она особенно не хотела пить, с человеком, с которым определенно не хотела общаться.

Фу.

Когда она вошла, Адам был уже на месте в черной рубашке от «Хенли», которая выглядела так, словно была задумана, скроена и пошита с учетом его телосложения. Оливия на мгновение смутилась – не из-за того, что рубашка хорошо сидела, а потому, что она сразу обратила внимание на то, как он одет. Это было на нее не похоже. В течение двух лет Оливия регулярно видела Адама на биофаке, а уж за последние пару недель они общались непомерное количество раз. Они даже целовались – если считать произошедшее в Тот День настоящим поцелуем. Осознание, которое пришло к ней, когда они встали в очередь за кофе, вызвало у нее головокружение и легкую тревогу.

Адам Карлсен был красив.

Адам Карлен, с его крупным носом и волнистыми волосами, с полными губами и угловатым лицом – что не должно было смотреться гармонично, но почему-то смотрелось – был очень, очень, очень красив. Оливия понятия не имела, почему не замечала этого раньше или почему простая черная рубашка вдруг сделала это очевидным.

Она заставила себя смотреть вперед, на меню, а не на грудь Адама. В кофейне находились в общей сложности три аспиранта-биолога, один постдок с фармакологии и один лаборант, и все они на них смотрели. Идеально.

– Итак. Как дела? – спросила она, потому что так было принято.

– Хорошо. А у вас?

– Хорошо.

Оливии пришло в голову, что, возможно, она не продумала все как следует. Конечно, цель была в том, чтобы их видели вместе, но, если они просто будут стоять вместе в молчании, никто не поверит, что у них бурный роман. А Адам… Ну, в общем, не похоже было, чтобы он собирался завести какой-нибудь разговор.

– Итак, – Оливия пару раз перекатилась с носка на пятку. – Какой у вас любимый цвет?

Он посмотрел на нее в недоумении.

– Что?

– Ваш любимый цвет.

– Мой любимый цвет?

– Ага.

Между бровей у него появилась складка.

– Я… не знаю?

– Как это?

– Цвета все одинаковые.

– Должен быть один цвет, который нравится вам больше других.

– Кажется, нет.

– Красный?

– Я не знаю.

– Желтый? Рвотно-зеленый?

Он прищурился.

– Зачем вы спрашиваете?

Оливия пожала плечами.

– Мне кажется, я должна это знать.

– Зачем?

– Затем, что, если кто-то попытается вычислить, действительно ли мы встречаемся, это будет один из первых вопросов. В первой пятерке, я уверена.

Он молча смотрел на нее несколько секунд.

– А вам это кажется вероятным сценарием?

– Таким же вероятным, как наши фейковые отношения.

Он кивнул, словно обдумывая ее довод.

– Ладно. Черный, я полагаю.

Она фыркнула.

– Ну естественно.

– А что не так с черным? – Он нахмурился.

– Это даже не цвет. Технически это отсутствие цвета.

– Это лучше, чем рвотно-зеленый.

– Нет, не лучше.

– Конечно, лучше.

– Ладно. Это вам подходит, дитя тьмы.

– Что это вообще…

– Доброе утро. – Им жизнерадостно улыбался бариста. – Что будете пить сегодня?

Оливия улыбнулась в ответ, жестом позволяя Адаму сделать заказ первым.

– Кофе. – Он бросил на нее взгляд и чуть смущенно добавил: – Черный.

Ей пришлось опустить голову, чтобы спрятать улыбку, но, когда она снова взглянула на него, уголки его губ были приподняты вверх. Что, как она неохотно признала, ему шло. Оливия отогнала эту мысль и заказала самый жирный и сладкий напиток в меню, попросив побольше взбитых сливок. Она раздумывала, стоило ли пытаться компенсировать вред, купив яблоко, или побаловать себя и заполировать печеньем, но тут Адам достал из бумажника кредитку и протянул ее кассиру.

– О нет. Нет, нет, нет. Нет. – Оливия вытянула руку перед ним и добавила тише: – Вам нельзя за меня платить.

Он моргнул.

– Нельзя?

– У нас не такие фейковые отношения.

Он посмотрел удивленно.

– Нет?

– Не-а. – Она покачала головой. – Я никогда не стану ходить на фейковые свидания с чуваком, который думает, будто должен платить за мой кофе только потому, что он…

Он вскинул бровь.

– Сомневаюсь, что существует язык, в котором то, что вы только что заказали, называется «кофе».

– Эй…

– И это никак не связано с тем, что я «чувак», – слово прозвучало несколько вымученно, – а только с тем, что вы аспирантка. И с вашим годовым доходом.

На мгновение она задумалась, не стоит ли ей оскорбиться. Это он сейчас проявляет свой скверный характер? Или пытается ее унизить? Считает, что она нищая? Потом она вспомнила, что вообще-то она и правда нищая и что он, вероятно, получает в пять раз больше, чем она. Она пожала плечами и добавила к заказу шоколадное печенье, банан и пачку жвачки. Надо отдать ему должное, Адам не сказал ни слова и заплатил двадцать один доллар тридцать девять центов, не моргнув глазом.

Пока они ждали свои напитки, мысли Оливии начали возвращаться к проекту и к тому, сможет ли она убедить доктора Аслан купить ей в ближайшее время реагенты получше. Она рассеянно оглядела кофейню, обнаружив, что, хотя лаборант, постдок и один из аспирантов ушли, два других аспиранта, один из которых по счастливой случайности работал в лаборатории Ань, все еще сидели за столиком у двери, каждые пару минут бросая взгляды в их сторону. Отлично.

Она прислонилась бедром к стойке и подняла взгляд на Адама. Слава богу, они будут встречаться всего на десять минут в неделю, иначе у нее сведет шею на всю оставшуюся жизнь.

– Где вы родились? – спросила она.

– Это еще один вопрос для тех, кто поженился ради грин-карты?

Она хихикнула. Он улыбнулся в ответ, как будто довольный тем, что заставил ее рассмеяться. Хотя, конечно, улыбался он по какому-то другому поводу.

– Нидерланды. Гаага.

– О.

Он тоже прислонился к стойке, прямо перед ней.

– Почему «о»?

– Не знаю. – Оливия пожала плечами. – Думаю, я ждала, что это будет Нью-Йорк. Или, может быть, Канзас?

Он покачал головой.

– Моя мать была послом США в Нидерландах.

– Вау.

Странно было представлять, что у Адама есть мать. Семья. Что прежде чем стать высоким, пугающим и одиозным, он был просто ребенком. Возможно, на завтрак он ел копченую селедку, сидя на булыжной мостовой. Возможно, его мать хотела, чтобы он пошел по ее стопам и стал дипломатом, но проявилось его природное дружелюбие, и она отказалась от этой мечты. Оливия поняла, что ей остро хочется узнать больше о его детстве, и это было странно. Очень странно.

– Вот, держите. – Перед ними появились их напитки. Блондинка за стойкой, не стесняясь, пялилась на Адама, пока тот брал крышку для своего стаканчика, но Оливия сказала себе, что это не ее дело. Она также напомнила себе, что, как ни любопытно ей было узнать побольше о его матери-дипломате, о том, на скольких языках он говорит и любит ли тюльпаны, эта информация выходила далеко за рамки их договоренности.

Люди видели их вдвоем. Они вернутся в свои лаборатории и будут рассказывать невероятные истории о докторе Адаме Карлсене и случайной, ничем не примечательной аспирантке рядом с ним. Пришло время Оливии вернуться к своей науке.

Она кашлянула.

– Ну вот. Было весело.

Он удивленно посмотрел на нее поверх своего стаканчика.

– Фейковое свидание по средам окончено?

– Ага. Отличная работа, команда, теперь все в душ. Свободны до следующей недели. – Оливия воткнула соломинку в свой напиток и сделала глоток, почувствовав во рту взрыв сладости. Что бы она ни заказала, это было до отвращения вкусно. Возможно, за эту минуту у нее разовьется диабет.

– Увидимся…

– А вы где родились? – спросил ее Адам прежде, чем она успела уйти.

Вот значит как, ей не отвертеться. Видимо, он спрашивал об этом из вежливости, и Оливия мысленно вздохнула, с тоской подумав о своем лабораторном столе.

– Торонто.

– Точно. Вы ведь из Канады, – сказал он так, будто уже знал это.

– Ага.

– Когда вы переехали сюда?

– Восемь лет назад. Приехала поступать в колледж.

Он кивнул, как будто упорядочивая информацию.

– Почему Штаты? В Канаде есть отличные университеты.

– Я получила полную стипендию. – Это была правда. Хоть и не вся правда.

Он поиграл своим стаканчиком.

– Вы часто ездите домой?

– Не очень, нет. – Оливия слизнула с соломинки немного взбитых сливок. И не поняла, почему Адам тут же отвел взгляд.

– Собираетесь вернуться, когда окончите учебу?

Она напряглась.

– Если получится остаться, то нет.

У нее было много болезненных воспоминаний о Канаде, и ее единственная семья, люди, с которыми она хотела быть рядом, были Ань и Малькольм, оба – граждане США. Оливия и Ань даже заключили соглашение, что, если Оливия когда-нибудь потеряет визу, Ань на ней женится. Если подумать, вся эта история с фейковыми отношениями даст Оливии отличную возможность попрактиковаться, прежде чем она выйдет на новый уровень и начнет всерьез водить за нос министерство внутренних дел.

Адам кивнул и отпил глоток кофе.

– Любимый цвет?

Оливия открыла рот, чтобы назвать свой любимый цвет, который был уж, конечно, намного лучше, чем у него, и…

– Вот блин.

Он посмотрел на нее с пониманием.

– Сложно, не так ли?

– Столько хороших цветов.

– Ага.

– Я остановлюсь на голубом. Светло-голубом. Нет, постойте.

– Да-да?

– Скажем, белый. Ладно, белый.

Он цокнул языком.

– Знаете, не могу принять такой ответ. Белый – это даже не настоящий цвет. Скорее, все цвета, сложенные вместе…

Оливия ущипнула его за мягкую часть предплечья.

– Ой, – сказал он, явно не почувствовав боли. С хитрой улыбкой он помахал на прощание, направляясь к корпусу биологии.

– Эй, Адам! – крикнула она ему вслед. Он остановился и оглянулся. – Спасибо, что накормили меня на три дня вперед.

Он помедлил, а затем кивнул. Что-то странное творилось с его губами: он определенно улыбался ей. Немного неохотно, но все же.

– На здоровье, Оливия.

Сегодня, 14:40

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Ответ: Проект скрининга рака поджелудочной железы

Оливия,

я прилетаю во вторник днем. Встретимся в среду около трех в лаборатории Айсегуль Аслан? Мой коллега подскажет мне, где это.

ТБ

Отправлено с iPhone

Оливия опоздала и на второе фейковое свидание, но по другим причинам, и все они имели отношение к Тому Бентону.

Во-первых, она проспала, потому что всю предыдущую ночь репетировала, как будет презентовать свой проект. Она повторила свою речь столько раз, что Малькольм принялся заканчивать предложения за нее, а затем, примерно в час ночи, швырнул в нее нектарином, умоляя пойти практиковаться в собственной комнате. Что она и делала до трех ночи.

Затем утром она поняла, что ее обычный лабораторный наряд: легинсы, линялая футболка с пятикилометрового марафона, а еще очень, очень небрежный пучок на голове, скорее всего, не презентуют ее доктору Бентону как ценного будущего сотрудника. Поэтому Оливия довольно много времени потратила на то, чтобы выглядеть более или менее прилично. Встречают по одежке, и все такое.

Наконец, ей пришло в голову, что она понятия не имеет, как выглядит доктор Бентон. А ведь, возможно, сейчас это был самый важный человек в ее жизни – и да, она понимала, как печально это звучит, но решила не зацикливаться на этом. Она нашла его фото в интернете и обнаружила, что ему где-то под сорок, он блондин с голубыми глазами и у него очень ровные, очень белые зубы. Заходя в «Старбакс», она шептала его портрету на сайте Гарварда: «Прошу, возьми меня поработать в свою лабораторию». Потом увидела Адама.

Это был удивительно пасмурный день для конца августа – казалось, будто на дворе уже поздняя осень. Оливия взглянула на Карлсена и сразу поняла, что он в отвратительном настроении. Она вспомнила слухи о том, что он мог швырнуть чашку Петри об стену из-за неудавшегося эксперимента, сломанного микроскопа или какой-нибудь еще незначительной неприятности. Оливии захотелось нырнуть под стол.

«Все в порядке, – сказала она себе. – Оно того стоит». Ситуация с Ань наладилась. Даже более того. Они с Джереми официально встречались, и в прошлые выходные Ань пришла на вечер пива и зефирок в легинсах и слишком широком для нее свитере с символикой Массачусетского технологического университета, который она явно позаимствовала у своего нового бойфренда. Обедая с ними двумя на днях, Оливия даже не чувствовала особой неловкости. Плюс аспиранты первого, второго и даже третьего года слишком боялись «девушку» Адама Карлсена, чтобы красть ее пипетки, а это значило, что ей больше не приходилось прятать их в рюкзак и забирать на выходные домой. К тому же на свиданиях ее кормили первоклассной едой. Она сможет справиться с Адамом Карлсеном… да, даже с Адамом Карлсеном в мрачном настроении. По крайней мере, десять минут в неделю.

– Привет. – Она улыбнулась. Он ответил взглядом, полным уныния и экзистенциальной боли. Оливия сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Как дела?

– Хорошо. – Его тон был резким, выражение лица – более напряженным, чем обычно. На нем была красная клетчатая рубашка и джинсы, и он больше походил на лесоруба, чем на ученого, который хочет постичь тайны вычислительной биологии. Оливия снова невольно обратила внимание на мускулы под рубашкой и снова задалась вопросом, не шьет ли он себе одежду на заказ. Его волосы все еще были немного длинноваты, но короче, чем на прошлой неделе. Какой-то сюр: ее с Адамом Карлсеном отношения достигли той точки, когда она замечает и его настроение, и его стрижку.

– Ну что, выпьем кофе? – прощебетала она.

Он рассеянно кивнул, едва взглянув на нее. За столом в задней части кафе на них смотрел аспирант пятого года, притворяющийся, будто чистит экран своего ноута.

– Извините, что опоздала. Я просто…

– Все хорошо.

– Хорошая была неделя?

– Хорошая.

Ладно.

– Занимались чем-нибудь интересным на выходных?

– Работал.

Они встали в очередь, и только это помогло Оливии сдержать вздох.

– Хорошая погода, да? Не слишком жарко.

Он промычал что-то в ответ.

Это уже было слишком. Есть предел тому, на что Оливия готова пойти ради этого фейкового романа… или даже ради бесплатного манго-фраппучино. Она вздохнула.

– Это из-за стрижки?

Вопрос привлек его внимание. Адам посмотрел на нее сверху вниз, между бровей у него залегла глубокая вертикальная складка.

– Что?

– Настроение. Это из-за стрижки?

– Какое настроение?

Оливия обвела его широким жестом.

– Это. Вы в плохом настроении.

– Я не в плохом настроении.

Она фыркнула. Хотя это было не совсем точное слово. Звук вышел слишком громким и ехидным, больше похожим на смешок. Фыршок.

– Что? – Он нахмурился, не оценив ее фыршок.

– Да ладно.

– Что?

– Вы источаете уныние.

– Нет. – В его голосе звучало возмущение, и это показалось ей странно трогательным.

– Еще как. Я поняла это, как только увидела ваше выражение лица.

– Нет.

– Да. Поняла. Но все в порядке, пребывать не в духе не возбраняется.

Подошла их очередь, так что они сделали шаг вперед и улыбнулись кассиру.

– Доброе утро. Я буду тыквенный латте. И вон тот дэниш с кремом. Да, вот этот, спасибо. А он, – Оливия указала на Адама большим пальцем, – будет ромашковый чай. Без сахара, – радостно добавила она. И тут же сделала несколько шагов в сторону, надеясь остаться невредимой, если Адам решит швырнуть в нее чашкой Петри. Она удивилась, когда он спокойно протянул парню за прилавком кредитную карту. На самом деле он был не так плох, как о нем рассказывали.

– Ненавижу чай, – сказал он. – И ромашку.

Оливия просияла в ответ.

– Прискорбно.

– Очень смешно.

Он пристально смотрел прямо перед собой, но она была почти уверена, что он вот-вот улыбнется. О нем много чего можно было сказать, но нельзя было обвинить в отсутствии чувства юмора.

– Итак… дело не в стрижке?

– М-м? А, нет. Длина была странная. Волосы лезли в глаза во время пробежек.

Вот как. Значит, он бегает. Как Оливия.

– Ладно. Круто. Потому что выглядит неплохо.

Выглядит хорошо. То есть даже очень хорошо. Ты, наверное, один из самых красивых мужчин, с которыми я разговаривала за эту неделю, но теперь ты выглядишь еще лучше. Не то чтобы меня это заботило. Вовсе нет. Я редко обращаю внимание на парней, и я не знаю, почему обращаю внимание на тебя, или на твои волосы, или на твою одежду, или на то, какой ты высокий и большой. Я правда не понимаю. Мне все равно. Обычно. Блин.

– Я… – На секунду показалось, что она застала Адама врасплох, его губы беззвучно шевелились, пока он искал подходящий ответ. Затем ни с того ни с сего сказал: – Сегодня утром я говорил с завкафедрой. Он все еще отказывается размораживать мое финансирование.

– О. – Оливия склонила голову набок. – Я думала, решение примут только в конце сентября.

– Так и есть. Это была неофициальная встреча, но разговор зашел об этом. Он сказал, что все еще оценивает ситуацию.

– Понятно. – Она ждала продолжения. Когда стало ясно, что продолжения не будет, она спросила: – Оценивает… каким образом?

– Непонятно. – Он стиснул зубы.

– Сочувствую. – Она правда ему сочувствовала. По-настоящему. Она как никто другой понимала, что значит прервать исследование из-за нехватки ресурсов. – То есть вы не сможете продолжать работу?

– У меня есть другие гранты.

– Значит, проблема в том, чтобы начать новые исследования?

– Нет. Пришлось перераспределить яйца в корзинах, но с новыми исследованиями проблем не будет.

Что, блин?

– Понятно. – Она кашлянула. – Итак, позвольте резюмировать. Похоже, Стэнфорд заморозил ваши фонды на основании каких-то слухов, и это, я согласна, дерьмовое поведение. Но все-таки пока вы можете позволить себе делать то, что запланировали, так что это не конец света?

Адам бросил на нее оскорбленный взгляд, став внезапно еще более сердитым.

О боже.

– Не поймите меня неправильно, я понимаю, что это вопрос принципа, я бы тоже злилась. Но сколько у вас там еще грантов? Нет, не говорите. Не уверена, что хочу это знать.

Может, у него их было пятнадцать. А также пожизненное место в университете и десятки публикаций, и все эти заслуги, перечисленные на его странице. Не говоря уже об одном патенте, про который она прочитала в его резюме. А Оливия мучилась с дешевыми поддельными реагентами и старыми пипетками, которые у нее регулярно воровали. Она старалась не зацикливаться на том, насколько дальше нее Адам продвинулся в своей карьере, но забыть, как хорош он в своем деле, не представлялось возможным. Так хорош, что это начинало бесить.

– Я хочу сказать, что эта проблема преодолима. И мы активно работаем над этим. Это наше общее дело, мы демонстрируем всем, что вы остаетесь тут навсегда ради своей потрясающей девушки.

Оливия указала на себя размашистым жестом, и его взгляд скользнул по ее руке. Очевидно, он не был поклонником рационализации и работы с собственными эмоциями.

– Или вы можете продолжать злиться, и мы пойдем в вашу лабораторию, покидаемся пробирками с токсичными реагентами, пока боль от ожогов третьей степени не заставит вас забыть о плохом настроении. Весело, а?

Он отвернулся, закатив глаза, но по линии его щеки она поняла, что он развеселился. Скорее всего, против собственной воли.

– Много вы понимаете.

– Может быть, немного, но это не я фыркнула в ответ на вопрос «Как прошла неделя?».

– Я не фыркал. И вы заказали мне ромашковый чай.

Она улыбнулась.

– Всегда пожалуйста.

Они помолчали несколько секунд, пока она жевала кусок своего дэниша. Проглотив, она сказала:

– Сочувствую, что все так сложилось с вашим финансированием.

Он покачал головой.

– А вы извините за мое настроение.

Ух ты.

– Все в порядке. Вы знамениты своим настроением.

– Правда?

– Ага. Это типа ваша фишка.

– Неужели?

– Угу.

Губы у него дрогнули.

– Может, я хотел вас от этого избавить.

Оливия улыбнулась, потому что это было мило. В принципе, Адам был не очень милый, но к ней относился с добротой… можно сказать, всегда. Он почти улыбался в ответ, глядя на нее сверху вниз взглядом, значение которого она не вполне понимала, но который наводил ее на странные мысли. Бариста поставил их напитки на стойку, и внезапно он посмотрел так, будто его вот-вот стошнит.

– Адам? Вы в порядке?

Он уставился на ее стакан и сделал шаг назад.

– Этот запах.

Оливия глубоко вдохнула. Блаженство.

– Не любите тыквенный латте?

Он сморщил нос, отодвигаясь еще дальше.

– Отвратительно.

– Как его можно не любить? Лучшее, что было придумано в этой стране за последние сто лет.

– Пожалуйста, отойдите. Воняет.

– Эй. Если мне придется выбирать между вами и тыквенным латте, нам, возможно, стоит пересмотреть наше соглашение.

Он смотрел на ее стаканчик так, будто там хранились радиоактивные отходы.

– Может, стоит.

Когда они выходили из кофейни, он придержал для нее дверь, стараясь держаться подальше от тыквенного латте. Снаружи начинал моросить дождь. Студенты поспешно собирали со столов внутреннего дворика свои ноутбуки и блокноты, чтобы отправиться на занятия или переместиться в библиотеку. Оливия любила дождь, сколько себя помнила. Она глубоко вдохнула и наполнила легкие запахом сырой земли, остановившись с Адамом под навесом. Он сделал глоток своего ромашкового чая, и это заставило ее улыбнуться.

– Эй, – сказала она. – У меня есть идея. Вы собираетесь на осенний пикник биофака?

Он кивнул.

– Придется. Я член комитета по общественной жизни и нетворкингу.

Она расхохоталась.

– Не может быть.

– Ага.

– Сами вызвались?

– Это часть моих обязанностей. Я вынужден был вступить.

– А. Веселитесь там, наверное. – Она сочувственно поморщилась, едва не расхохотавшись опять над выражением отвращения на его лице. – Ну, я тоже иду. Доктор Аслан велела всем быть, говорит, это способствует сближению с коллегами по лаборатории. А вы заставляете своих аспирантов туда идти?

– Нет. У меня есть другие, более продуктивные способы сделать их несчастными.

Оливия хихикнула. У него было чувство юмора, странное и мрачноватое, но было.

– Не сомневаюсь. Так вот, у меня такая идея: на пикнике мы должны тусить вместе. На глазах у завкафедрой… раз уж он «оценивает». Я буду строить вам глазки, он увидит, что мы практически в шаге от свадьбы. Затем сделает быстрый телефонный звонок, подъедет грузовик и выгрузит ваше финансирование наличкой прямо перед…

– Привет, дружище!

К Адаму подошел светловолосый мужчина. Оливия замолчала, когда Адам повернулся, улыбнулся ему и обменялся рукопожатием – очень дружеским рукопожатием. Она моргнула, думая, не мерещится ли ей это, и отпила глоток своего латте.

– Я думал, ты сперва отоспишься, – сказал Адам.

– Разница во времени сбила мне режим. Я подумал, что с тем же успехом могу пойти на кампус и приступить к работе. Заодно поем. У тебя дома нет еды, чувак.

– На кухне есть яблоки.

– Вот и я говорю. Нет еды.

Оливия сделала шаг назад, собираясь распрощаться и уйти, когда блондин обратил внимание на нее. Он казался странно знакомым, хотя она была уверена, что никогда не встречалась с ним раньше.

– А это кто? – спросил он с любопытством. Глаза у него были светло-голубые, почти прозрачные.

– Это Оливия, – ответил Адам. После ее имени повисла пауза. Здесь он, видимо, должен был уточнить, кто такая Оливия. Он не сделал этого, и она не могла упрекнуть его в том, что он не хотел вешать на уши кому-то, кто, очевидно, был его добрым другом, лапшу об их фейковом романе. Она просто продолжала улыбаться и позволила Адаму закончить. – Оливия, это мой коллега…

– Чувак. – Блондин притворился оскорбленным. – Представь уж как друга.

Адам закатил глаза с явным удовольствием.

– Оливия, это мой друг и коллега – доктор Том Бентон.