Текст книги "Папа не придёт"

Дамир

Почти всю ночь я провёл в невменяйке. Вместо того, чтобы отрубиться и выключить голову, лунатиком бродил по погружённой в тишину квартире. Если бы не Катюха, нажрался бы и дело с концом. В итоге отключился только под утро и с трудом поднял себя, чтобы сварить дочери какао.

Когда подошёл к её комнате, понял, что она уже с утра жужжит по телефону. Стучать по обыкновению не стал – сразу открыл дверь, но Катя на это даже не среагировала. Сидела, обёрнутая одеялом, и прижимала к уху телефон.

– То есть она совсем-совсем не приходила? – недовольно буркнула дочь. Вздохнула и нахмурилась. – А ты с няней сейчас? В сад не пойдёшь? – спросила Катя и, получив ответ, ещё больше нахохлилась. – Я тоже не пойду, наверное. Я заболела. А твоя мама приезжала к нам вчера. Только она почти сразу уехала. Кажется, они с папой опять поссорились…

До меня вдруг дошло, с кем она говорит. С дочерью Сашки. Да больше и не с кем. С раннего детства она сторонилась других детей, а после смерти матери стала совсем нелюдимой. Маша оказалась единственной, с кем она сошлась за считаные дни, да к тому же так тесно.

– Дай сюда. – Забрал у дочери мобильный. – Маша?

Девочка замолчала. Я слышал только её участившееся дыхание.

– Маша, это дядя Дамир. Слышишь меня?

– Д-да, дядя Дамир, – ответила она неуверенно.

И куда только подевалась вся бойкость?! В общем-то, плевать.

– Ты знаешь, где твоя мать? Она тебе говорила, куда поедет?

Девчонка долго молчала. Я ждал, едва сдерживая желание прикрикнуть на неё, чтобы соображала быстрее. Знал – не поможет. На постели передо мной сидела такая же стрекоза. Повысишь голос – растеряется ещё сильнее. Как бы там ни было, лучше минуту подождать. А что у меня от предчувствия недоброго внутренности скрутились – сугубо мои проблемы.

– Нет, – наконец ответила Машка. – Только… – Она снова замолчала, благо на несколько секунд. – Мама с дядей Макаром хотела встретиться. Я у бабушки была, а потом он приехал, и они поругались. Мама меня отправила играть, но я всё равно слышала, что они ругаются. Я никогда таким дядю Макара не…

Больше я её не слушал. Перед глазами повисла красная пелена, нервы натянулись стальными тросами. Сукин сын! Пусть только попробует её хоть пальцем тронуть. Пойдёт червей кормить. А перед этим…

– Па-а-ап, – потянула меня Катя. – Пап, я хочу шоколадку. И какао. Ты вчера обещал, что утром сваришь какао и будут блинчики. Па-а-ап…

На дочь посмотрел вскользь. Чёрт подери, я ведь и правда обещал.

– Завтра, – кинул резко.

Какое мне сейчас, на хрен, какао?! Сбросил вызов и набрал няньку. Сегодня с этим справится и она. Тем более за бабки, которые я ей плачу.

Зря сразу не тряхнул это сучье отродье за шкирку. Надо было доходчиво объяснить ему, чтобы не вздумал приближаться к Сашке! Если с её головы упадёт хоть волос…

– Сука… – процедил сквозь зубы.

Поймал недоумённый взгляд дочери, но оправдываться не стал. Потом. Позже. Когда найду Сашу и верну себе. Если хоть волос…

***

У дома брата затормозил так, что взвизгнули шины. Не факт, что он тут. Если потребуется, я весь город поставлю раком, но найду его. Всех подниму, каждый укурок искать будет. Позвонил в первую попавшуюся квартиру.

– Будьте добры, откройте. Это курьер, не могу дозвониться до ваших соседей.

Голос был сиплым. Я бы в жизни не поверил в собственные бредни. Но домофон запищал. Крыс лучше давить в их собственных норах, а отцовских ублюдков – и подавно.

Макар открыл спустя несколько звонков. Как с иголочки. Я схватил его за грудки и с ходу прижал к стене.

– Где она?! – прорычал зверем. – Где Сашка?! Отвечай, мать твою за ногу! – Приложил как следует. – Говори!

– Остынь!

Он отшвырнул меня к противоположной стене. Глянул хищным зверем.

– Ты меня спрашиваешь, где Сашка?! Ты, хороший мальчик, меня чёрт тебя подери, спрашиваешь?! Да я тебе… – Мгновение, и уже он хотел прижать меня.

Хрен тебе! Я размахнулся и заехал ему в рожу. Мы сцепились, как два уличных пса. Боли я не чувствовал, всё спуталось, осталось одно – Сашка. Пока он не отдаст её, я отсюда не уйду. Нужно будет – на клочья его разорву. Достаточно Алины. Но если он считает, что я смирился и отпустил – ошибается.

Изловчившись, всадил кулак ему в скулу и отбросил вглубь коридора. Вытер кровь с уголка рта.

– Где Саша? – просипел глухо. – Если ты что-то с ней сделал…

– Я? – Он криво и холодно усмехнулся. Прошёлся по мне взглядом. – Да я не видел её уже несколько дней. Ты, гнида, всё сделал, чтобы влезть между нами. Но ты знаешь… мне есть что терять. И я сделаю всё, чтобы вернуть её.

Я тоже усмехнулся. Само собой ему есть, что терять. Это не считая его желания подобраться ко мне. Так что дело совсем не в Сашке. Она-то тут как раз в хвосте паровоза.

– А она в курсе? – поинтересовался вкрадчиво, подходя к нему.

– Не твоё дело, – процедил он сквозь зубы.

– Это как раз моё дело. И всегда будет моим. Или ты думал сперва ей колечко сунуть на пальчик, а потом во всех грешках признаться?

Макар напрягся и промолчал. Я цинично хмыкнул. А Сашка как была наивной дурой, так и осталась. Верит в святую любовь.

– Где она? – повторил, остановившись в шаге. – Куда ты её увёз?

– Да никуда я её не увозил! – рявкнул в ответ братец.

Его мать – та ещё шлюха. Красивая шлюха. Знала, что у моего папаши семья. Хрен это удержало её от того, чтобы раздвинуть ноги. Он был и рад стараться. А потом ещё протащил своего левого сыночка в политику наравне со мной. Равные возможности, будь они неладны!

– Хорошо. Только не думай, что я поверил тебе. К вечеру я…

Меня прервал звонок мобильного. Но на дисплее высвечивался незнакомый номер. И стало совсем не по себе, словно бы вентиль недоброго предчувствия вывернули до предела. В памяти нарисовался день, когда я узнал о смерти Алины. Звонок с незнакомого номера, а потом… Пустота и взгляд дочери, ещё не понимающей, что такое «мама не придёт».

– Слушаю, – ответил я коротко и неожиданно сипло.

– Дамир Белозёров? – Голос тоже был незнакомый. Женский и незнакомый.

– Да.

– Я звоню вам из больницы. Рано утром к нам доставили женщину с черепно-мозговой травмой. Вы знакомы с Александрой Сергеевной Третьяковой?

– Да. Это моя жена. Что с ней? Она…

– Состояние тяжёлое, но стабильное. Она в палате интенсивной терапии. Больница номер…

Я слушал, не сводя взгляда с единокровного брата. Уничтожу. Сотру в порошок. И подыхать он будет медленно. Я об этом позабочусь, но вначале…

– Я буду через полчаса, – отрезал и оборвал вызов. Прищурился. – На этот раз ты сядешь, Макар. И я сделаю всё, чтобы за решёткой ты и сдох.

– Что с Сашей? – Он попробовал схватить меня за плечо.

Нет, братец, играть в «найди идиота» мы не будем.

Я отшвырнул его и бросился к лифту. Она жива. Жива! Это сейчас самое главное.

Глава 22
Дамир

Кто утверждает, что сила не в деньгах, элементарно не готов признать, что у него их нет. Соответственно, нет и силы. Да, круглая сумма на счёте не залог счастья, но несколько банкнот крупного достоинства открывают любые двери. Даже двери палаты интенсивной терапии, входить в которые положено исключительно медперсоналу.

Сидя рядом с кушеткой, я рассматривал лицо и выглядывающее из-под тонкого одеяла плечо Саши.

Красивая. Бледная, с тёмными кругами под глазами, она напоминала сорванную и брошенную на асфальт белую розу. Поморщился от собственных мыслей.

Ранним утром её нашёл на обочине простой водила. Выходец из дружественной ближневосточной страны, едва говорящий на русском. Нашёл и сам привёз в больницу. Надо же, не побоялся, хоть после этого и провёл три часа в ментовке. До выяснения обстоятельств. Какие, на хрен, обстоятельства?! Как мне объяснил врач – если бы не он, Сашки, возможно, уже не было бы в живых.

Только я хотел дотронуться до её руки, Саша тихо застонала. Губы приоткрылись, дрогнули ресницы. У меня ёкнуло в груди. Сердце сперва пропустило удар, а потом перешло на бешеный галоп.

– Саша, – позвал я и не узнал собственный голос.

Она вздохнула, приоткрыла глаза. Но меня словно бы не видела. Веки опустились почти сразу. Я накрыл её ладонь раньше, чем успел отдать отчёт тому, что делаю.

– Саша, – повторил, аккуратно сжимая её холодные пальцы. – Ты меня слышишь?

Она кивнула. Её движение было почти неуловимым. И снова вздохнула – это для меня её движение было неуловимым, а самой ей, чёрт подери, похоже, пришлось для него собрать все силы. Сдавил её руку сильнее. Как раз в этом случае деньги помочь могли только отчасти.

Давай, девочка. Ты сильная. Что бы я там ни говорил и ни думал – ты сильнее, чем те важные и воротящие нос от грязи мужики, с которыми я каждый день сталкиваюсь. И куда сильнее своей матери, хоть пока не понимаешь этого.

Дотронулся до её лица, погладил по щеке.

– Я разберусь с ним, – пообещал я, твёрдо зная, что теперь не остановлюсь ни перед чем. – Я его уничтожу, Саша. Клянусь.

– Кого? – просипела она, не открывая глаз.

– Макара. Он за всё…

– Макара? – Она всё же приоткрыла глаза. Сфокусировала на мне взгляд. – Почему… – Поглубже вдохнула. – Почему Макара? Из-за… – Облизнула сухие губы. – Потому что я хотела выйти…

Не договорив, она замолчала. Медленно опустила веки и подняла снова только через несколько секунд.

Почему? Она что, не помнит?! Врач сказал, что чудом череп у неё остался целым. После удара осталась рваная рана, из-за которой весь затылок был в буквальном смысле в крови. Но сама кость осталась целой. Если бы не это, вряд ли она дотянула бы до момента, когда простой работяга увидел её и, не задумываясь о последствиях и крови в салоне, помчался в ближайшую больницу.

– Разве ты не помнишь? Он же…

– Арина, – выдавила она чуть слышно.

– Арина?

– Да, – она снова облизала губы. – Мать Кати жива, Мир. Я… Пить. П-пожалуйста.

Я хотел было дать ей воды, но вспомнил, что врач категорически запретил поить её. Да он и не ожидал, что она придёт в себя. Но если придёт…

Смочил вату водой и промокнул губы Сашки. Выдавил несколько капель.

– Больше пока нельзя. Только после того, как разрешит доктор.

Спорить она не стала. Элементарно не было сил.

– Арина, – повторила она. – Она жива. Мама Кати.

– При чём тут Арина? – Я провёл по её руке от локтя до запястья, опять накрыл ладонь. – Мать Кати звали Алиной. И… Саш, я лично стоял у её гроба.

Саша смотрела на меня из-под тяжелеющих век и молчала. Постепенно глаза закрылись. Но только я подумал, что она уснула, Саша повторила:

– Арина. Это была Арина.

Последние буквы прозвучали чуть слышно. Не прошло и нескольких секунд, как Саша действительно уснула.

Я всё так же сидел, накрыв её ладонь своей, и всматривался в ставшее совсем бледным лицо. Из неё ушли все силы. Идиот! Надо было оставить всё на потом. Втянул носом воздух. Что за бред?! Либо она не отдаёт себе отчёт, что несёт, либо я ни черта не соображаю. Алина, Арина… Арина-Алина… А я вообще говорил ей, как звали мою жену? Как ни пытался, вспомнить не мог.

Перевёл взгляд на монитор у постели, но понять ничего не смог. Ни в линиях и цифрах, ни в кривой кардиограмме, ни в словах Сашки. Арина жива? Да плевать на эту стерву. Хоть бы и в ящик сыграла – дела до неё мне нет и никогда не было.

***

Дверь Сашиной квартиры открыла пожилая женщина в домашнем костюме.

– Добрый вечер. – Она пристально осмотрела меня. – Вы к Сашеньке? Её нет.

– Я знаю, что нет. Мне нужн…

– Дядя Дамир! – с криком вылетела в прихожую Машка. Задрала голову. – Дядя Дамир, а мамы нет. Её уже со вчера нет!

– Я знаю, Солнышко. – Перевёл взгляд на няньку. – Соберите, пожалуйста, ей вещи на несколько дней. Она поедет со мной.

– Саша ничего не говорила про это. Я не могу отпустить девочку без разрешения, сами понимаете. Я должна позвонить и…

– Вы можете ей звонить сколько угодно, – строго пресёк я разволновавшуюся старуху, – она вам не ответит. Иди собери игрушки, ко мне поедешь, – улыбнулся Маше.

Та вдохнула с восторгом. Открыла рот, чтобы что-то спросить. Передумала и бросилась к себе. Я снова впился взглядом в пожилую женщину.

– Саша в больнице. В реанимации, ей не до разговоров. Меня зовут Дамир. – Я подал ей руку. – Маша – лучшая подруга моей дочери. Поэтому лучше всего будет, если она поедет к нам в гости. Так что соберите её вещи. У меня мало времени.

***

Чего Сашкина малявка умудрилась напихать, я не понял. Когда поднял, так и дался диву – небольшой на взгляд рюкзак весил килограмма четыре. Видимо, это у всех баб в крови – впихнуть с свою сумку столько барахла, что уму непостижимо. Алинка тоже вечно умудрялась набить хлама.

Посмотрел на дочь. Какой бы была её жизнь, если бы моя бывшая жена выкарабкалась? Катю она любила беззаветно, только, к сожалению, очень недолго. Выкарабкаться шансов у неё не было. Ирония – она умерла без помощи чуть ли не в сердце города, а Сашу спас гастарбайтер в лесу. Надо найти его и отблагодарить. Или предложить работу. Да, именно так.

Задумавшись о нестыковках в нашем с Сашей разговоре, о брате и Алине, я помешивал в кастрюльке закипающий молочный шоколад.

– Пап, скоро уже? – заныла сидящая за столом Катя.

Шоколадная душа. Если за день – ни одной конфеты или хотя бы чашки какао, можно сказать, день прожит зря.

– У тебя подруга в гостях, а ты всё о сладостях, – хмыкнул я.

– Маша занята.

– Чем она таким важным занята? – Я обернулся и бросил взгляд на Машу.

Она сидела по другую сторону стола и, опустив голову, что-то рассматривала. На слова Кати никак не отреагировала. Меня заинтересовало, что у неё такого важного, если ради этого она прекратила возню с Катькой.

Разлив шоколад по трём большим чашкам, я подсел к девочке.

– А мне покажешь? – кивнул на альбом в её руках.

Что это именно фотоальбом, понял не сразу – обложка была явно сделана на заказ. В бледных пастельных тонах с деревянными вставками, она делала его похожим на старинную книгу.

Маша поколебалась.

– Это наш с мамой альбом, – ответила Маша спустя долгую паузу и оценивающе посмотрела на меня. Словно хотела убедиться, что мне можно показать нечто сокровенное. Подсела ближе и, не выпуская альбом из рук, провела по обложке.

– Мама говорит, что тут мы с самого начала. Она мне его на прошлый день рождения подарила.

– Так показывай.

Маша снова подняла глаза.

– Я скучаю по маме, – сказала она тихо. – Почему она не звонит?

– Я же говорил – мама болеет. Так бывает. А что не звонит… Из больниц не звонят.

– Неправда, – сразу же возразила Маша. – Я лежала в больнице, когда у меня намокли ноги, и я сильно заболела. И маме звонила каждый день.

– Это ты. А маму ругают. Ладно, спросишь сама, когда поедем к ней.

– А когда мы поедем? – тут же встрепенулась Сашкина дочь. – Завтра? Или когда?

– Посмотрим.

Пожалел, что сболтнул лишнего. Теперь будет ходить по пятам и заглядывать в глаза. Терпеть этого не могу! Выше моих сил говорить «нет» в ответ на такие детские взгляды.

– Давай, показывай, – кивнул на альбом. – Я вам с Катей шоколад сделал, а ты мне даже альбом показать не хочешь.

– Я хочу. – Она пододвинула альбом ко мне, и сама придвинулась так близко, что наши бёдра соприкоснулись. Откинула первую страницу и ткнула в снимок. – Вот. Тут я ещё у мамы в животике.

Я смотрел на снимок, ни черта не понимая. Вернее, наконец-то поняв, что Саша развела меня, как лоха. А я и рад был стараться. Сейчас же смотрел на неё и поверить не мог. Простое чёрное платье плотно облегало небольшой круглый животик, а сама Саша улыбалась неизвестному фотографу. Я сглотнул и перевернул страницу.

– А это Новый год, – пояснила Маша, словно я был совсем дебилом и не замечал украшенную ёлку.

Хотя её комментарий лишним не был – судя по тому, что я не замечал собственную дочь, мог не заметить и ёлку.

– Меня ещё не было, – с сожалением добавила Маша, – но в животике я уже выросла. Ой, подожди…

Она ловко забрала альбом и перевернула лист обратно. Открыла кармашек, который я не заметил.

– А вот тут только я. Это животик мамы изнутри. Правда, тут всё непонятно, но это всё равно я.

Я забрал у неё снимки УЗИ и врачебные выписки. Буквы расплывались, а снимки жгли руки. Посмотрел на Машу. Она кусала губы, словно ждала оценку. Но выдавить я ничего не смог. Перевёл взгляд на стоящую рядом Катьку. На девочках были одинаковые, отличающиеся только оттенком, пижамы. На одной – нежно-розовая, с кроликом, на другой на тон темнее – с пандой. Перевернул ещё несколько листов – Саша, положившая руки на совсем округлившийся живот, Саша с розовым кульком на руках. Саша и крохотная Маша, первые шаги, первая прогулка и первая коляска.

– Здорово. – Я закрыл альбом.

Голос хрипел, язык прилипал к нёбу. Я сделал глоток шоколада, чтобы смочить глотку. Ни вкуса, ни запаха не почувствовал.

– Ты не досмотрел, – обиженно надула Маша губы.

– Я тоже хочу. – Катя потянулась к чашке.

– Дамир…

– Папа…

Виски трещали. Чувство было, что голову сжимали железными тисками. У меня есть ещё одна дочь. Наша с Сашей дочь. Как такое вообще могло случиться? Она же не может иметь детей! Я видел все грёбаные справки, был на консультации вместе с ней. Врачи в один голос повторяли – нет. Но только что я своими глазами видел, что всё она может.

– К тебе когда-нибудь приезжал твой папа? – задал один из, должно быть, наиглупейших вопросов за всю свою жизнь. Один из наиглупейших и самых важных.

Маша сдвинула брови, меня опять как под дых ударили.

– Пап, а ты похож на Машу, – внезапно заявила Катя. – Все говорят, что я похожа на тебя, но ты на Машу – больше. У тебя даже волосы такого же цвета.

– Не приезжал ко мне папа, – буркнула Машка и отвернулась. – Мама говорит, что его у меня нет. Что он никогда не придёт. – Она покосилась на альбом. – Его и тут нет. А я так хочу, чтобы он был. Тогда бы этот альбом был бы самым-самым лучшим.

– Да. Тогда бы он был самым-самым лучшим, – согласился я и, не сводя глаз с девочек, подал обеим чашки.

Скоро он будет самый лучший. Но сперва я должен окончательно убедиться. Нет, не я. Она.

***

– Пап, я сказку хочу, – потребовала Катя, усевшись в постели.

Сказку ей. У самой глаза слипаются, но всё равно подавай сказку.

Сегодня она была сама не своя. То ли из-за простуды, то ли задалась целью продемонстрировать меня подруге во всей красе.

Пока я искал любимую книгу дочери, Маша тоже уселась. Укуталась в одеяло и стала предельно внимательно наблюдать за мной.

– И какую сказку ты хочешь? – спросил я, взяв с полки толстенную, раза в три больше любой советской энциклопедии «Сокровищницу сказок».

Катя пожала плечами.

– Ты какую хочешь? – спросила у Маши.

– Мне всё равно, – вяло отозвалась она. – Я маме позвонить хочу. Или чтобы она позвонила.

Я стиснул зубы. И здесь тоже деньги значимости не имели – попроси Маша модное платье или роскошную куклу, доставили бы уже утром. Что там, я бы мог за несколько минут купить ей домик на море. Но для элементарного звонка здесь и сейчас количество нулей не имело значения. Сколько бы их ни было.

Присев на край постели, я наугад открыл книгу примерно на середине. Если девочкам всё равно, мне и подавно. Вспомнил вдруг нашу с Алиной первую встречу. Тогда я уже твёрдо решил, что с Сашей нам не по пути. Смысл держать её возле себя, если дать то, что хочу, она всё равно не может? Именно так тогда я думал. Правильно она сказала – я ничем не лучше отца, и при взгляде на улёгшуюся Машу мысли об этом ржавчиной проникали всё глубже и глубже.

Алину я встретил на масштабном банкете. Начинающий журналист, она явно чувствовала себя неловко, но изо всех сил старалась не показывать этого. Худенькая, с кукольным лицом и живой мимикой, она казалась единственным ярким пятном на собрании пресытившихся всем и вся политиков, их жён и прочих «акул». Тем же вечером она оказалась в моей постели. Это была первая измена Саше за все годы брака. Первая, чёрт подери, и, как выяснилось, судьбоносная. Помню, как вернулся тогда домой, как взял Сашку, отчётливо понимая, что больше прикоснуться к ней не смогу. Нет, всё-таки при всей схожести с отцом, сделан я по-другому. Если в моей жизни есть женщина, то только одна.

– …Так злая колдунья лишилась своих сил, – прочитал я и посмотрел на девочек.

Маша спала, свернувшись клубочком, словно бездомный котёнок, неожиданно оказавшийся в тепле и безопасности. А Катя не сводила с меня взгляда.

– И ходила она по свету, прося милостыню. Люди словно чувствовали, сколько бед она принесла, и проходили мимо. Так и осталась она в одиночестве, никому не нужная. А Мартин и Эмма, пройдя все испытания, полюбили друг друга ещё сильнее. У них родилось три сына и три дочери, и до самого конца жизни они были вместе. Конец.

Я отложил книгу. Катя вздохнула, но ничего не сказала. Я тоже молчал, смотря на неё и на спящую старшую дочь.

– Пап, – позвала Катя, – а тётя Саша точно придёт?

– Странные вопросы задаёшь.

– Просто… Я так хотела, чтобы она стала моей мамой. А что, если она тоже умрёт? И не придёт?

– Прекрати так говорить, – оборвал я резче, чем хотел. Присмотрелся к Маше. Слава богу, она спала и ничего не слышала.

– С Сашей всё будет хорошо, – сказал я твёрдо. – Она не умрёт.

Подвинулся ближе и пощупал лоб дочери. Да как женщины делают это?! Подал градусник.

– А что, если она заболела, потому что я очень сильно хотела, чтобы она стала моей мамой? Может быть, это проклятье злой ведьмы, как в сказке? Может быть, мне нельзя маму, потому что любая мама умрёт?

– Это плохая сказка, – с досадой отрезал я. – Больше сказки мы читать не будем. Ты большая, Маша тоже. Будем читать серьёзные книги, а не эту ерунду. Понятно?

Она кивнула, но, судя по всему, осталась при своём мнении.

Градусник запищал. Температура почти тридцать восемь. Я вдохнул поглубже. Перед сном у Маши была такая же.

– Катя, – я укрыл дочь и погладил по голове, – ты не виновата в смерти мамы. И в том, что Саша заболела, тоже. Посмотри на меня.

Дочь послушно распахнула глаза. В темноте они блестели, как отражающие лунные свет глубокие озёра. Погладил её снова.

– Просто так иногда бывает. В этом никто не виноват.

Дочь тяжело вздохнула и потянулась ко мне. Я обнял её, поцеловал в щёку.

– Ты колючий, – поморщилась она. И тут же улыбнулась.

Я тоже улыбнулся. Если бы не моя малышка, в жизни вообще не было бы смысла. Хрен знает, как бы я протянул эти годы.

Снова поправил одеяло и посмотрел на Машу. Будить её не хотелось, и всё-таки я провёл по её волосам. Золотистые, словно окрашенные самим солнцем. Сперва я думал, что Катя ляжет в детской, а она – в гостевой. Но обе воспротивились. В итоге пришлось отдать гостевую в их распоряжение. Теперь по всей комнате были раскиданы игрушки, а на тумбочке со стороны Маши лежал фотоальбом.

Маша причмокнула во сне губами и повернулась на другой бок, ближе к Кате. За пару минут, прошедших в тишине, она успела умиротворённо засопеть, как и Маша, свернувшись клубочком.

Я переложил альбом к себе на колени и открыл, уже зная, что увижу. Вспыхнувшие поначалу злость и чувство, что Сашка сделала из меня дурака, улеглись. Осталась досада на самого себя и горечь. Да и те постепенно припорашивало виной. Достал снимки УЗИ и присмотрелся. Крошечная ножка, ручка… Я ведь мог видеть всё это ещё шесть с половиной лет назад. Но тогда бы я, скорее всего, не увидел таких же снимков Кати.

Вперёд выступила горечь. Уронив руку на колени, я смотрел на своих девочек и не мог найти ответа, как оно – правильно. Только ощущение вины перед Сашей не пропадало, напротив, становилось крепче. Вспомнилось вдруг, как она вошла в мой кабинет. Непривычно оживлённая, стремительная.

Отогнав уже совсем ненужные мысли, я просмотрел альбом до конца. Последний снимок был сделан на Машином дне рождении. На одном – она с Машей, на другом – Саша с Машей и Катей.

Нет, чёрт подери! Не последний это снимок – крайний. И на следующем вместе со своими женщинами обязательно буду я.