Текст книги "Обязана быть его"

Возбуждённая, я понимала, что не продержусь долго, но хотела ещё и ещё. Ближе, ещё ближе… Бёдрами навстречу, жар по коже. Его взгляд…

– В первый раз в жизни я готов наплевать на командировку… – просипел он, вталкиваясь в меня. Наклонился и завладел ртом.

Я тут же приоткрыла губы, впуская его язык. Пошевелила руками, старясь высвободиться, а когда это не удалось, обхватила его бёдра ногами и приподнялась навстречу.

– М-м-м… – застонала, чувствуя укусы.

Наслаждение граничило с болью, каждая моя клеточка переполнилась удовольствием, терпеть которое было уже невыносимо. Тело пылало, натянутые мышцы ныли, а он продолжал…

– Так не езжай, – шепнула я, понимая, что именно этого хочу – чтобы он не уезжал.

– Не могу. – Поцелуй, ещё один, в скулу. – Не сейчас… Сейчас не могу, Дарина, – сипло. Выпустил одну мою ладонь, и я тут же обняла его.

Мы были одним целым – сплетённые, влажные. В комнате всё так же пахло фруктами, пряностями, где-то в отдалении звучала тихая музыка…

Не знаю, кто из нас был первым: мне казалось, что его достигшее предела напряжение перетекло в меня, моё – в него, его пульсация внутри меня стала продолжением моей собственной… Я цеплялась за его влажные плечи, ловила его выдохи, обессиленная, распластанная под ним на узорчатом ковре, и всё, что чувствовала – тяжесть его тела и наполняющую всю мою сущность блаженную негу.

– Демьян… – прошептала, тяжело дыша, и откинулась на ковёр. Губы пересохли, низ живота ещё сладко тянуло, кожа горела.

Покачав головой, он помог мне сесть и тут же обхватил за талию.

– Думаю, твой рабочий день на сегодня окончен, – голос всё так же звучал глухо, а пламя в глубине зрачков лишь немного поутихло, но по-прежнему обжигало меня.

Рвано выдохнув, я дотянулась до блузы и прикрылась. Облизнула пересохшие губы. Мысли возвращались медленно и неохотно.

Налив стакан гранатового сока, Демьян подал его мне, и я сделала пару жадных глотков.

– Давай всё же поужинаем, – сказал он, когда я, поставив стакан на столик, поправила бюстгальтер и надела блузку. Я потянулась за штанами.

Демьян привёл себя в порядок на удивление быстро, и уже застёгивал рубашку. Если бы я не знала, что только что было, никогда бы не сказала… Нет, глаза. Глаза выдавали его.

– Давай, – согласилась я, закончив с бельём. Надела шаровары и поправила их, а после коснулась его руки. Он уже разливал по бокалам вино и, почувствовав прикосновение, посмотрел на меня с вопросом.

– Спасибо за карандаши и краски для Сони. Она… Ей они очень понравились. Только…

Я ненадолго умолкла, Демьян же ждал. Вздохнув, я призналась:

– Я сама хотела купить их ей.

– Не смог удержаться, – он подал мне вилку и тарелку с овощами.  – Извини. Хотя вряд ли это так важно.

– Что именно?

– Кто купил для твоей дочери краски.

– А что важно?

– Что твоя дочь счастлива, – ответил он, глядя мне прямо в глаза. – Только это, Дарина. – Для меня важно, чтобы вы были счастливы – ты и твоя дочь.

Мне хотелось ответить, что для подобных слов ещё слишком рано, что прошло совсем немного времени, что… Ещё что-нибудь подобное, но я заставила себя промолчать. Потому что он был прав.

– Спасибо, – повторила я. – Я куплю ей ещё. Гуашь… И научу её рисовать цветы, – говорила, зная, что так оно и будет, так я и сделаю.  – А сейчас… давай поужинаем. Ночью у тебя самолёт. Франция…

– Франция, – он усмехнулся. – Будь она неладна.

22
Демьян

Поездка во Францию оказалась продолжительнее, чем я предполагал изначально. В бесконечных разъездах, переговорах и встречах прошло почти две недели, и теперь, стоя возле большого панорамного окна в зале ожидания парижского аэропорта, я понимал, что все мои желания сводятся к одному: провести несколько часов с женщиной, ставшей для меня чем-то вроде помешательства.

Дарина… Впервые я увидел её на вечере, посвящённом годовщине компании, и сразу решил, что она будет моей. Трудно сказать, что меня в ней привлекло. Одетая в доходящее до коленей красное платье, она стояла возле стола и сжимала в тонких пальцах бокал с шампанским. Волосы её были собраны в тугой, украшенный неброской заколкой пучок, и я ощутил почти непреодолимое желание освободить их. Что-то отличало её от остальных…

– Рейс задерживается, – сказал подошедший Егор. – День какой-то…

День в самом деле был не из лучших. То и дело непонятно откуда появлялись мелкие неурядицы, не способные повлиять на мои планы в целом, но так или иначе отнимающие время. Я посмотрел на часы, поджал губы.

– На сколько? – спросил, с досадой понимая, что, как ни крути, придётся ждать.

– Представитель компании сказал, что не больше, чем на полчаса.

Егор посмотрел на открывающийся перед нами вид. Так же, как и мне, задержка была ему не по нутру. Знающий его уже много лет, я понимал это и догадывался о причине. Достаточно было взглянуть на бумажный пакет с торчащим из него ухом Микки Мауса, что он так и не сдал в багаж.

– Для её сына? – спросил я, кивком указав на пакет.

Егор усмехнулся уголком губ. Я тоже невесело хмыкнул. Только вчера, отложив все дела, я сам провёл почти час в детском магазине, выбирая что-то дельное между бесконечностью медведей и зайцев. Чёрт возьми! Если бы ещё несколько месяцев назад кто-то сказал мне, что такое будет…

На том вечере я ещё представления не имел, кто она. Да и, честно говоря, мне было всё равно. Не знаю, что это было. Вспышка? Инстинкт? Чем дольше наблюдал за ней, тем яснее мне становилось, что она другая. Красота её не была ослепительной, слишком яркой. И всё же было в ней нечто особенное… Нечто, что мне хотелось раскрыть. Удивлён ли я был, когда Захаров, подойдя, по-хозяйски приобнял её за талию? Вряд ли. Изменило ли это что-нибудь для меня? Нет.

– О чём задумался? – спросил Егор.

Я качнул головой.

– Надо уже разобраться с Захаровым, – сказал жёстко. – Мало того, что он решил, будто может без последствий играть со мной в опасные игры, так ещё вздумал напомнить о себе. Подключи больше людей.

– Я уже сделал это. Чёрт подери… Голова у него работает отлично, – Егор едва заметно поморщился. – Хитрый, да ещё и удачливый.

– На долго его удачи не хватит, – решительно отрезал я.

С Захаровым в самом деле пора было заканчивать. Если со своими к нему вопросами повременить я ещё мог, его появление возле Дарины меня не устраивало. По мере того, как я открывал её для себя, как узнавал о ней, о её прошлом, свернуть гадёнышу шею мне хотелось всё сильнее. Кольцо же стало последним. Стоило увидеть Дарину в тот вечер, я сразу понял, что что-то не так. Бледная, растерянная, она была сама не своя.

Проклятый ублюдок…

– Я бы не отказался перекусить. Думаю, на сэндвич времени нам хватит, – подал голос Егор. – Что толку торчать тут попусту?

Вынырнув из вереницы собственных мыслей, я в последний раз посмотрел на отражение зала на фоне мелькающих за окном огоньков. Егор был прав: я бы и сам не отказался от крепкого чёрного кофе и пары круассанов. Тем более, в запасе у нас было ещё по меньшей мере минут двадцать, а понапрасну терять время было не в моих правилах.

– «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети…» – Услышал я в третий раз за сегодняшний день, набрав номер Дарины.

Телефон стукнулся о столешницу, и я, не скрывая напряжения, посмотрел на не сводящего с меня взгляда Егора.

И какого дьявола происходит? Не может быть это простой женской глупостью! Да чёрт возьми! Поначалу Дарина не брала трубку, теперь же её мобильный был вне зоны действия сети. Сказать, что это действовало мне на нервы, значило не сказать ничего.

– Дочери её пытался звонить? – спросил Егор.

– Сонин телефон тоже недоступен.

Из динамиков послышалось оповещение – вначале на французском, затем на английском.

Егор задумчиво промолчал. Несмотря на объявленное наконец начало посадки, ни он, ни я не торопились. Тяжёлые, острые мысли вонзались в разум, вызывая скребущее чувство тревоги. В тот вечер, когда она пришла ко мне домой, я заметил синяки на её руках и шее. Потом это кольцо… Надпись. Сам того не замечая, я снова взял телефон и набрал номер Дарины. И снова ничего. Во рту чувствовался горький привкус только что выпитого кофе.

– Позвони её подруге, – приказал я Егору.

Ни о чём не спрашивая, Егор набрал Светлане. Над столиком воцарилось гнетущее молчание. Взгляд Егора стал тёмным, беспокойным.

– Не берёт, – коротко сказал он. Набрал снова и опять ничего.

Проклятая командировка!

Тревога усилилась. За прошедшие дни мы с Дариной разговаривали всего два раза. Отлично знавший её расписание, я старался не звонить ей в то время, когда она была занята на работе, в оставшееся же, как правило, возможности говорить не было у меня. Сегодня же она была выходная. Выходная, чтоб его, и мы договорились созвониться! Вчера утром, мать его, договорились! Если бы что-то было не так, я бы почувствовал, потому что читал её, как открытую книгу. Её чувства, эмоции, желания: всё было доступно мне, понятно для меня.

– Выясни, что происходит, – резко выговорил я. Если это Захаров… Уничтожу! Раздавлю! –  Мне это не нравится. Что-то тут не так, Егор. К тому моменту, как мы, чёрт подери, приземлимся, я должен знать, что именно. Где она и с кем, тебе понятно? Понятно, чёрт тебя подери? – ещё резче, не услышав ответа.

Да, – Егор уже набирал кому-то. Твёрдо посмотрел мне в глаза и проговорил: – Мои ребята найдут её.

– Продолжайте, – раздражённо отозвался Егор, отходя в сторону. – Да… У меня вторая линия. Чтобы через десять минут…

Дальше слушать я не стал. Услышанного было достаточно, чтобы понять – ничего. Ничего, чёрт подери!

Пакет с купленным для дочери Дарины Гуфи стукнулся о ногу, и я стиснул зубы. Всё время, что мы болтались в воздухе, я раздумывал о том, где и что мог упустить. Говорить Дарине, что в случае появления Захарова ей следует немедленно поставить меня в известность, было не нужно, но я всё же попросил её об этом. Но она не звонила. Означать это могло всё, что угодно, и я хорошо понимал, что нагнетать прежде времени не стоит. Но… Эта порой импульсивная, порой застенчивая женщина стала мне слишком дорога, чтобы я мог спокойно ждать.

Не успел я подумать об этом, телефон в кармане пальто коротко завибрировал. Едва достал его, на дисплее высветился входящий. Дарина.

– Да! – поспешно ответил я, чувствуя, как усилилось напряжение. Стоило мне услышать голос Дарины, нервы натянулись до предела. Предчувствие не подвело меня.  – Дарина…

Нескольких её слов мне хватило, чтобы расставить всё по своим местам. Шумно выдохнув через нос, я потёр переносицу. Говорить, что всё будет хорошо, не было смысла.

– Мои соболезнования, – негромко сказал я, понимая, что вряд ли эти слова способны хоть чем-то помочь.

– Я знаю, где Дарина, – сказал Егор, подойдя ко мне через пару минут.

Я стоял, отстранённо наблюдая за идущими мимо нас людьми, и сжимал в руке ручки бумажного пакета.

– Я тоже, – ответил, посмотрев на Егора.

Он молчал. Мне сразу стало ясно, что ему всё известно. Слова были лишними. Если бы я вернулся вчера… Но что толку от «если бы»? Да и изменилось бы что-нибудь? Нет. Есть вещи, повлиять на которые выше человеческих возможностей.

– Поедешь к ней? – спросил Егор, не сводя с меня взгляда.

Я помедлил с ответом, хотя прекрасно знал, каким он будет. Егору не стоило бы спрашивать этого.

– Да, – коротко ответил я. – Поеду.

– Предупредить водителя?

– Нет. Я поеду на своей. Но вначале я хочу увидеть Соню.

– Простите, – повторила вышедшая ко мне воспитательница. – Без разрешения матери Сони это невозможно.

– Так позвоните матери Сони и получите её разрешение, – жёстко выговорил я, глядя на стоящую передо мной женщину.

Немного поколебавшись, она достала телефон и набрала Дарине. Та ответила быстро, сам разговор тоже много времени не занял.

– Да… – заканчивая, сказала воспитательница. – Да, Дарина Сергеевна. Конечно. Не беспокойтесь. – Положив трубку, она снова посмотрела на меня. – Всё в порядке. Дети как раз только что позавтракали. Я позову Сонечку.

– Спасибо, – сдержанно кивнул я и отвернулся к окну.

На улице уже рассвело, но чувство было такое, словно город всё ещё погружен в предрассветную темноту. За прошедшую ночь глаз я так и не сомкнул, и теперь чувствовал лёгкий озноб. Наверное, следовало прислушаться к совету Егора и прилечь хотя бы на час, но время терять не хотелось. Домой я заехал лишь затем, чтобы сменить брюки на джинсы и взять кое-что из необходимого. Со сном можно было повременить. По крайней мере до тех пор, пока я не буду уверен, что у Дарины есть всё необходимое.

Глядя на промёрзшую тёмную землю, я невольно думал о том, как резко может крутануться ось жизни. Раз… Два…

– И ещё какао… – услышал я тоненький детский голосок, и тут же обернулся.

Идущая рядом с воспитательницей Соня замерла, увидев меня. Одетая в мягкий флисовый костюм бледно-сиреневого цвета, она была похожа на нежную фиалку. Маленькая копия своей матери: большие тёмные глаза, пушистые каштановые волосы, появившаяся на губах застенчивая улыбка.

– Я же говорила, что к тебе пришли, – воспитательница коснулась плеча Сони. – Что ты застыла?

Малышка встрепенулась. Застенчивая, она нерешительно сделала шаг ко мне.

– Привет, – я пошёл ей навстречу.

– Привет, – отозвалась, рассматривая меня.

В глазах её читался неприкрытый интерес, а мне вдруг подумалось, что пройдёт всего несколько лет, и за ней начнут увиваться мальчишки. Мысль эта вызвала во мне нечто вроде раздражения и желания оградить её от… От чего именно, сказать было сложно. Но желание заведомо надрать зад каждому посмевшему глянуть на неё пацану было однозначным.

Предупредив, что вернётся минут через пять, воспитательница ушла, и мы с Софьей остались вдвоём.

– Мама уехала, – горестно вздохнула Соня. – Мама уехала, тебя не было… Никого не было. Только Света.

– Мама скоро вернётся.

Я поставил пакет с игрушкой на низенькую скамейку. Соня тут же обратила на него внимание и, переборов смущение, подошла поближе. Остановилась и вздохнула.

– Когда скоро? – она опять смотрела на меня.

– Точно этого я тебе сказать не могу, – ответил я честно. Врать, глядя ей в глаза, мне не хотелось, пусть даже ответ мой её не порадовал.

– И Света… Света тоже не может сказать, – отозвалась она и замолчала. Внимание её снова привлёк пакет, но спросить, что в нём, она не решалась.

– Тут кое-что для тебя, – достал игрушку и посадил на скамью.

Соня приоткрыла рот, громко вдохнула. Зачарованная, она несколько секунд смотрела на задорного черноухого пса и только потом подошла к нему.

– Это же Гуфи! – восторженно выпалила она.

Погладила пса по морде и улыбнулась детской, непосредственной улыбкой. От горести, что ещё недавно слышалась в её голоске, не осталась и следа, и я ощутил внезапный прилив сил. Как будто её улыбка помогла мне самому отогнать усталость и собраться.

– Гуфи, – подтвердил я и, присев на скамейку рядом с игрушкой, почесал его за ушком. Соня сделала то же самое. – Нравится?

– Да, – снова почесала. – Он такой… такой красивый. – Убрав руку, она застенчиво глянула на меня из-под ресниц. Губки её шевельнулись. – Спасибо, – скромно сказала она. – Он правда очень-очень красивый и очень-очень мне нравится.

– Это хорошо, – сказал я серьёзно. Соня снова улыбнулась, погладила пса по лапе. – Потому что он специально приехал к тебе, чтобы ты не грустила, пока мамы нет. Обещаешь, что не будешь грустить?

Она ненадолго задумалась. Тяжело вздохнула, но всё-таки согласно кивнула.

– Только всё равно пусть мамочка побыстрее приезжает, – добавила, отвлёкшись от игрушки.

– Обещаю, что через несколько дней привезу её тебе, – не сдержавшись, я дотронулся до её головы. Провёл по пушистым волосам.

– Обещаешь? – переспросила она и подошла ближе. Ещё немного смущённая, похожая на котёнка. Я снова погладил её – вначале по головке, потом по щёчке.

– Обещаю, – сказал уверенно, не сомневаясь, что сдержу слово.

23
Демьян

– Демьян! – Дарина бросилась ко мне, едва открыв дверь.

Остановилась, прикрыла рот рукой и всхлипнула. Подняла взгляд. Заплаканная, растерянная, она казалась совсем девчонкой.

Порывисто притянув к себе, я обнял её. Погладил по спине и почувствовал, как задрожали её плечи.

– Мне жаль, Дарина.

Прикоснулся губами к макушке.

– Мне тоже, – судорожно выдохнула она. – Мы… в последнее время мы почти не разговаривали. И я… – не договорив, она снова заплакала. – Я всё хотела приехать. А теперь её нет. Мамы нет, Демьян.

Что я мог сказать ей? Что вообще тут можно было сказать? Не ответив, я провёл Дарину по узкому коридору в крохотную кухню. Ни о чём не спрашивая, она доверилась мне, как будто до этого ещё хоть как-то держалась, а сейчас наконец позволила себе быть слабой. Скорее всего, именно так оно и было.

– Ты приехал… – прошептала она едва слышно, глядя на меня.

Ресницы её были мокрыми от слёз, голос сдавленным, дрожащим.

– Прости, что не смог раньше, – посмотрел в окно. На улице уже стемнело, часы показывали начало восьмого. – Ближайший аэропорт в Курске…

– В Брянске, – поправила она и замолчала. – В Брянске… – повторила, но я понимал – зачем, она не понимает сама. – Прости, – качнула головой.

Расположенный в Орле аэропорт не функционировал вот уже порядка десяти лет. Ближайший действительно был в Брянске, но прямого рейса пришлось бы ждать на три часа дольше.

По прилёту я сразу же арендовал машину, рассчитывая добраться до посёлка часа за полтора, но на мокрых, грязных и, к тому же, зачастую разбитых дорогах разогнаться больше шестидесяти было сложно, и путь занял почти три.

– Это не важно, – поставив чайник, я подошёл к ней со спины и, положив руки на плечи, принялся потихоньку разминать.

Она снова выдохнула. Отклонилась назад и упёрлась в меня затылком. Сглотнула.

– Здесь мало места, – голос её был почти не слышен из-за издаваемого чайником шума. – И кровать в комнате одна. Старая.

– Ничего страшного, – надавил чуть сильнее, и Дарина тихо застонала.

– Я так давно не была здесь, Демьян…

Чайник шумел всё громче, Дарина молчала.

Продолжая разминать её плечи, спину, я окинул кухню взглядом. Квадратов шесть, не больше. Квартира была чистой, но это не могло скрыть бросающуюся в глаза бедноту обстановки: старая, местами кое-как подлатанная мебель, линялые обои, вытертые полы. Посуда, плита: всё было старым, пусть и вполне пригодным.

– Что сказали врачи?

– Врачи… – Чайник закипал и щёлкнул, кухня погрузилась в тишину, внезапную и от того странно-непривычную. – Остановка сердца. Но… Там какие-то сложности.

– Будет экспертиза? – я нахмурился.

По телефону Дарина толком ничего не объяснила. Сказала только, что посреди ночи ей позвонили из областной больницы и сообщили о смерти матери. А дальше поезд, вокзал…

– Я не знаю, – она порывисто развернулась ко мне.  Ладонь её легла на спинку стула.  – Не знаю, Демьян. Тут так сложно чего-то добиться…

– Мы с этим разберёмся, – пытаясь успокоить, я накрыл её кисть своей. Посмотрел в глаза и повторил твёрдо: – Я разберусь. Сегодня мы всё равно сделать ничего не сможем.

Она кивнула. Снова охватившее её было напряжение лопнуло, и она, сложив руки на спинке, опустила на них голову. Я коснулся её затылка. Провёл по волосам так же, как до этого по волосам её дочери.

– Как Соня? – будто почувствовав, что я подумал о малышке, спросила Дарина.

– В порядке, – провёл ещё раз и, открыв шкаф для посуды, достал две чашки. – Я обещал, что привезу ей тебя.

Она попыталась выдавить улыбку, но уголки губ лишь едва заметно дрогнули. В который раз она тяжело вздохнула и, заставив себя встать, вытащила из деревянной тумбочки упаковку зефира.

– Я купила… – опять замолчала, не договорив. – В холодильнике есть творог и… и йогурт. Если хочешь. И ещё… Ещё, кажется, что-то из закруток. У мамы всегда есть домашние… были домашние закрутки. Клубничное варенье… я его так любила в детстве, – как и в коридоре, она всхлипнула, прижав ладонь к губам.

Присела. Я услышал, как друг о друга стукнулись банки. Одна появилась в её руках.

– Ты сама ела что-нибудь? – спросил я, и она отрицательно мотнула головой.

– Не хочу. Ничего не хочу, Демьян. Ничего…

Поставив на стол чашки с чаем, я забрал банку из её рук. Достал творог. Дарина отстранённо наблюдала за мной. Ничего не сказала она и когда я, вытащив две пиалы, разложил по ним творог. Послушно взяла протянутую ложку и зажала её меж ладоней. Подняла на меня взгляд.

– Соня тоже любит… клубничное, – прошептала. – Я всего один раз её сюда привозила. А потом… Эдуард не разрешал.

– Ешь, – приказал я. Положил ей в творог несколько ароматных ягод и повторил: – Тебе нужно поесть, Дарина. Поесть и выспаться. Завтра будет тяжёлый день. Тебе нужны силы.

Кивнув, она вяло принялась за еду. Пила горячий чай и молча заталкивала в себя творог. Одна за другой из уголков её глаз скатились две слезинки, но она и не подумала вытереть их. Ложка, ещё одна…

Тишину нарушил короткий сигнал о вошедшем сообщении. Дарина посмотрела на телефон, но брать его не спешила.

– Я зарядку забыла дома, – она собрала остатки творога ложкой. Не доев, положила в тарелку. Потом взяла и всё же облизала. – Телефон разрядился и… – посмотрела на меня. Пришлось купить новую. Как смогла зарядить, сразу тебе набрала.

Взяла телефон. И без того бледная, тут же побледнела ещё больше.

– Это от… от Эдуарда, – подняла взгляд на меня. Перечитала сообщение и отдала телефон мне.

Я быстро прочитал короткий текст: «Мои соболезнования. Твоя мать всегда была сукой». Отправитель: Эдуард.

Резко перевёл взгляд на Дарину.

– Откуда? – нервно спросила она чуть сиплым от волнения голосом. – Откуда он узнал, Демьян?!Откуда он может знать?!

Не говоря ни слова, я набрал номер Захарова, но тот оказался недоступен. Попробовал снова – ничего.

– Чёртов сукин сын, – не сдержавшись, процедил я сквозь зубы.

Дарина смотрела на меня, не скрывая охватившего её испуга.

Мне и самому было не по себе. Сказать, чего именно добивается Захаров, было сложно, но в присланном им сообщении читалась плохо скрываемая угроза. Вернее, намёк на неё.

На игры это было уже не похоже. Одно было ясно: либо Захаров следит за Дариной, либо ему чёрт знает каким способом удалось узнать о смерти её матери, либо… Последний вариант переходил все возможные границы, но отмести его было нельзя. Либо муж Дарины причастен к случившемуся.

– Соня… – голос Дарины стал ещё более сиплым. – Демьян, Соня в Питере со Светой. Если он…

Слова её стали отражением моих мыслей. Стоило мне подумать о застенчивой кареглазой кнопке, утренняя встреча с которой хоть немного раскрасила этот день светлыми тонами, главным стала её безопасность.

– Я приставлю к ним Егора, – ответил спокойно, уже набирая номер со своего телефона. Дарина нервно потёрла пальцы, я же старался не выдать тревоги, чтобы не раздёргать её ещё сильнее.

Долго ждать ответа не пришлось. Объяснив Егору, что от него требуется, я дал ещё некоторые распоряжения. Дарина молчала, однако я знал, что она вслушивается буквально в каждое моё слово.

– Да, Егор, – заканчивая, сказал я. – Не отходи от них. И никакого сада до нашего возвращения.

– Я напишу воспитательнице, – судорожно выдохнула Дарина, стоило мне положить трубку.

Уже немного взявшая себя в руки и собравшаяся с мыслями, она приоткрыла рот, чтобы сказать что-то ещё, но лишь покачала головой и устало посмотрела на меня. – Спасибо.

Я кивнул и накрыл её лежащую на столе ладонь. Легко сжал. Пальцы у неё были совсем холодные, словно она с минуту держала их под ледяной водой, и без того заметные круги под глазами за эти минуты стали ещё более отчётливыми.

– Я знаю Егора уже много лет, – глядя ей в глаза, негромко проговорил я. Знал, что это немного успокоит её: тон, уверенность, что я вкладывал в слова. – Он – единственный человек, которому я бы доверил Соню, будь она моей родной дочерью. Твою дочь я бы тоже не доверил никому, кроме него, – сжал ладонь сильнее.

Несколько секунд Дарина смотрела на меня, а потом неуверенно кивнула.

– Света будет рада, – попыталась выдавить она нечто похожее на улыбку. Та едва тронула уголки её губ. – Кажется они… – тут же вздохнула, опять неровно, нервно, – нашли общий язык.

– Думаю, да.

Встав, я помог подняться и ей. Она покорно прижалась, стоило мне приобнять её.

– Я получила развод, – очень тихо сказала Дарина. – Не ожидала, что так быстро. Хотела сказать тебе, когда ты вернёшься, но…

Она умолкла. Застыла, прижавшись ко мне. В повисшей тишине было слышно, как ударяются о дно раковины капли воды, падающие из крана. Я размеренно погладил её по спине, чувствуя удовлетворение. Пальцами прошёлся вдоль её позвоночника, задел шелковистые волосы.

– Это ведь не без твоей помощи? – спросила она, когда молчание затянулось.

– Скажем так, у меня есть кое-какие знакомые, – помедлив немного, ответил я. – Но не думаю, что без их вмешательства ждать пришлось бы сильно дольше. Многое тут зависит от человеческого фактора. Любой нормальный судья, рассматривающий твоё дело, выдал бы положительное постановление.

– Спасибо, – не обратив внимания на мои слова, только и ответила она. – Спасибо тебе, Демьян, – подняла взгляд.

Я снова погладил её по голове, глядя в бледное лицо. Убрал волосы за скулы, очертил её брови, провёл по линии носа и кивнул.

– Пойдём спать. Завтра, как я тебе уже говорил, будет тяжёлый день.

– Да, – согласилась она, потихоньку шмыгнув носом. В глазах стояли внезапно навернувшиеся слёзы.

Стоило одной из них покатиться по щеке, я вытер её пальцами, понимая, что теперь она целиком и полностью моя. Без каких-либо условностей.

Пришедшая Дарине СМС всё меньше походила на случайность: развод, смерть её матери, сообщение… Совпадение ли? В этом мне ещё предстояло разобраться. Но не сегодня.

Обведя губы Дарины, я отступил. Мягко подтолкнул её к прихожей, и она, уставшая, но всё равно очаровательно, по-настоящему красивая, пошла вперёд по небольшому коридору материнской квартиры. Квартиры, где прошло её детство и юность.

– Я тебе говорила, – услышал я голос Дарины.

Обернулся. Она стояла, оперевшись рукой о деревянную спинку стула. Поймав мой взгляд, осмотрела комнату и прошла к застеленной старым, советских времён пледом постели. Та жалобно скрипнула, но Дарине этого показалось мало, и она качнулась на ней. Кровать снова заскрипела.

– Видишь? – подняла голову. – Это совсем не то, к чему ты привык.

– Не уверен, что ты знаешь, к чему я привык, – возразил я. – Но пусть так. – Подошёл к письменному столу.

На самом его уголке аккуратно сложенной стопкой лежали учебники, в стороне от них на подносе стоял наполненный на четверть графин с водой.

– Разве это что-то изменит? – опять посмотрел на Дарину. Та наблюдала за мной.

Сложив руки на коленях, она качнула головой, и волосы шелохнулись в такт этому движению. Ладонью она провела по пледу, обрисовала пальцами несколько клеток узора, тронула бахрому.

– Когда я тут жила, – наконец проговорила она и сжала ладошку в кулак, – моя кровать стояла вон там, – взглядом указала на угол у окна. – Ещё ширма была. Что-то вроде попытки создать личное пространство. Знаешь… – Дарина задумчиво помолчала, глядя на кресло и небольшую тумбу с торшером, занявшие теперь место её постели. – Теперь я понимаю маму. Вернее…  Понимаю, что её категоричность, её строгость… Это был страх. Раньше мне казалось, что она пытается ограничить мою свободу, пытается во всём контролировать меня.

– А сейчас так не кажется? – внимательно смотря на неё, спросил я.

На мгновение Дарина поджала губы, снова коснулась пледа.

– Сейчас я понимаю, почему она делала это, – ответила она после паузы. – Теперь, когда у меня есть Соня… Для своих детей мы хотим лучшей жизни, чем для себя, Демьян. – Наши взгляды встретились. – Хотим уберечь их от ошибок. Думаю, больше всего на свете мама боялась, что я повторю её судьбу. Забеременею от какого-нибудь… – она на пару мгновений умолкла. – И что бы меня ждало? Ты сам видишь, что тут нет ничего: ни перспектив, ни надежды на лучшее. Мама всё время боялась что-то упустить. Я много думала об этом, хотела ей сказать… Хотела, Демьян, – голос дрогнул. – Собиралась с духом. Но… – дрожь усилилась, появившиеся сдавленные нотки выдали подступившие слёзы. – Так и не сказала. А теперь уже поздно.

Она как будто договорила, но я понимал – это ещё не всё. Я выдвинул верхний ящик стола. Ручки, карандаши, линейки лежали в нём настолько аккуратно, словно ими никогда не пользовались. Только надломленный кончик грифеля одного из карандашей говорил об обратном.

Несмотря на то, что я никогда не видел мать Дарины, можно было точно сказать, что женщиной она была педантичной. Привычка держать всё в своих руках безусловно наложила отпечаток на её характер, и я понимал, что жить с таким человеком в крохотной квартирке Дарине было сложно. Особенно с её эмоциональностью и импульсивностью.

– Мы обе были не правы, – заговорила Дарина, собравшись. – Но обе так и не попросили друг у друга прощения. А теперь уже слишком поздно.

Поднявшись, она приблизилась ко мне, провела кончиками пальцев по столешнице.

– Мама хотела, чтобы у меня было будущее. Чтобы я выучилась, чтобы… – она умолкла. –Чтобы в моей жизни всё сложилось лучше, чем у неё, – сказала совсем тихо, голос её снова задрожал. – И чтобы ребёнку своему я могла дать что-то большее, что-то лучшее, чем могла дать мне она. Она отдавала мне всё, Демьян, всё, что у неё было, но… Всё, что она могла: поставить в комнате ширму, – по щекам Дарины покатились крупные слёзы, а она всё продолжала говорить: – Потому что больше она ничего не могла. Мой папаша исчез с горизонта, как только узнал, что сделал ей ребёнка, а ей пришлось жить с тем, что есть. Мама всегда говорила, что я должна выучиться. Выучиться и найти своё место. Потому что у каждого человека в этой жизни, под этим чёртовым солнце должно быть место. А я уехала в город, забеременела, бросила институт… Она хотела уберечь меня, хотела, чтобы я человеком стала…

– У тебя ещё может всё получиться, – твёрдо сказал я, взяв её за плечо. Развернул к себе. Лицо её было мокрым от слёз, глаза влажно блестели, подбородок дрожал. – У тебя всё получится, если ты этого захочешь.  – Глядя ей прямо в глаза, не давая возможности отвернуться.

– А если нет? – шёпотом спросила она.

– Значит, твоя мама зря верила в тебя, – проговорил я ещё жёстче. – Значит, зря в тебя верю я. Зря, Дарина?

– Не зря, – отозвалась она едва слышно, одними губами и повторила по-прежнему беззвучно, чуть медленнее: – Не зря.

Я погладил её по плечам и отпустил. Хотел задвинуть ящик стола, но ладонь её опустилась на мою. Раскрыв его сильнее, она коснулась карандашей, ластиков, лежащих аккуратной стопкой тетрадей. Взяла тот карандаш, грифель которого был сломан, и провела по нему. Вернула на место, и он, выбившись из ровного строя, внёс небольшую сумятицу в безупречный порядок.