Текст книги "Обязана быть его"

Последние слова прозвучали особенно жёстко, и почему-то именно это заставило меня поднять взгляд. Жёсткими были не только слова: каждая черта лица, чернота зрачков, то, что таилось в глубине его глаз: всё говорило о том, что Эдуард перешёл дорогу не тому человеку.

Я снова задумалась. Что же знаю о нём?

Несколько лет назад, устроившись в компанию Терентьева, Эдуард обмолвился о том, что тот сам с нуля построил своё дело. Некогда небольшая компания, занимающаяся производством средств для ухода за кожей на основе трав и масел, благодаря мёртвой хватке Терентьева, его чутью и работе, со временем превратилась в корпорацию, занимающую крупную нишу не только на российском рынке, но и экспортирующую продукцию в другие страны, в том числе Европу и Северную Америку. Подарочные сертификаты для сотрудников, медицинское обслуживание, билеты на детские представления для детей работников…

Однажды я случайно увидела электронное письмо. Оставив ноутбук включённым, Эдуард вышел из комнаты, а мне что-то понадобилось на его столе. Текст письма был коротким: мужу, как сотруднику, проработавшему в компании три года, предлагалась путёвка на Черноморское побережье. Путёвка для нас с Соней. Эдуард вернулся как раз в тот момент, когда я, закончив читать, подняла голову. Стоило мне встретиться с ним взглядом, я поняла – никакого побережья. Ни для меня, ни для Сони. И словно бы в подтверждение этого муж захлопнул крышку ноутбука.

– Ты никуда не поедешь, – только и выговорил он прежде, чем, схватив меня за руку, вышвырнуть из комнаты.

– Нам пора, Дарина, – Демьян посмотрел на часы. – Одевайся и зови Софью. У меня ещё много работы.

– Спасибо за ужин, – сказала я Демьяну, когда машина остановилась возле моего дома, и мы вышли на улицу.

– И за чашку! – влезла Соня.

– Пожалуйста, – ответил ей Демьян.

Соня сжала в руках ручки пакета, куда администратор кафе убрала ту самую чашку с Винни-пухом, из которой Сонька пила какао.

Вдоволь наигравшаяся, на обратном пути она притихла и прижалась ко мне маленьким сладким клубочком. Я же поглаживала её плечико и, чуть пьяная от глинтвейна, чувствовала непонятную грусть. В детстве я так хотела, чтобы у меня был папа… Я так хотела, чтобы у моего ребёнка был папа… А что в итоге? Ничего.

– Несколько дней меня не будет в городе, – сказал Демьян уже мне. – Нужно решить некоторые вопросы.

– В Таиланде? – напряглась я.

Любая мысль об Эдуарде заставляла меня нервничать. Больше всего мне хотелось, чтобы всё это закончилось, чтобы он навсегда исчез из моей жизни.

Штамп в паспорте, его фамилия… В первый же выходной я собиралась подать на развод. Первая растерянность прошла, и я дала себе обещание – не сдамся. Не сдамся, чёрт подери, пусть даже годы, прожитые с Эдуардом, оставили во мне неизгладимый след.

– Нет, – Демьян, как обычно, смотрел на меня. – Это касается исключительно работы.

– Ты едешь в командировку? – пакет в руках Сони зашуршал, и она поставила его на землю, но тут же подняла, поняв, что асфальт сырой.

– Да, – тон его не изменился, и меня опять поразило, что он разговаривает с ней, как со взрослым, равным себе человеком. – Привезу тебе что-нибудь. Как насчёт куклы?

Соня засмущалась. Опустила взгляд, потом снова посмотрела на Демьяна и, кивнув, заулыбалась.

– Договорились, – в уголках губ Терентьева появился намёк на улыбку.

Всё ещё смущённая, Сонька отбежала к подъезду, я же резко выговорила:

– Никогда не давай ребёнку обещаний, которые всё равно не сдержишь, – внутри появилась горечь. Сколько раз она вот так улыбалась, сколько раз ждала… Ждала, а потом я шла в соседний магазин и покупала кукол, мишек… Только обмануть её всё равно не выходило, и все эти куклы, игрушки, лежали беспризорные и ненужные. Не зная, она чувствовала ложь. Потому что дети всё чувствуют, знают даже то, чего знать не могут.

– Почему не сдержу? – очень серьёзно спросил Демьян.

– Потому что забудешь. Потому что не будет времени. Потому что найдутся другие дела, – прочеканила я. – Будет что-нибудь важнее, Демьян. Обязательно будет.

Он молчал. Некоторое время смотрел на Соню, потом в темноту питерского вечера и наконец очень жёстко проговорил, впившись взглядом в моё лицо:

– Я никогда не говорю просто так, – взял меня за шарф и потянул на себя. Отпустил и провёл пальцами по вороту пальто. – Запомни и это тоже, Дарина. Я никогда не даю пустых обещаний.

Его тёплое дыхание коснулось моей кожи, ладонь прошлась по боку и остановилась на талии. Тёмно-карие глаза манили таящимся в глубине зрачков пламенем, и я против воли сглотнула, понимая, что хочу прикоснуться к нему. Глинтвейн… Это просто глинтвейн: пряный, дурманящий. И ещё запах. Запах Демьяна…

– Я позвоню тебе, – сказал он, отпустив меня и, развернувшись, пошёл к ожидающей его машине.

– У тебя нет моего номера, – выкрикнула я, не в силах сделать даже шага назад.

Демьян обернулся.

– С чего ты взяла? – уголок его рта дрогнул в усмешке.

Я поняла, что не помню, чтобы он хоть раз усмехнулся или улыбнулся до этого вечера. Только сейчас: первый раз Соньке, теперь мне. – И не говори, что не будешь ждать, – ещё одна усмешка.

Открыв дверцу, он сел в машину. Пару секунд я так и стояла, чувствуя, как холодный ветер обдувает пылающее лицо, а после пошла к подъезду. Соня выглядела уставшей, но счастливой, и что-то подсказывало мне, что уснёт она, едва голова её коснётся подушки. Усну ли я сама? Вот это сказать было трудно.

Пакет был слишком длинным для Соньки, и она опять перехватила его.

– Может, всё-таки отдашь мне? – спросила я, хотя в машине она заявила, что понесёт свою чашку и безе, которые нам завернули с собой, сама.

Поколебавшись, Соня всё же сдалась, и я снова улыбнулась. Я взяла его и удивилась. Для одной чашки и нескольких горстей пирожных пакет был довольно тяжёлый. Открыв, я заглянула внутрь. Коробка… Та самая коробка с шарфом и перчатками, что я оставила в машине.

– Демьян… – выдохнула я, и дыхание моё повисло у губ облачком пара.

Разве стоило ожидать от него чего-то другого?! Вот же…

Лежащий в сумке телефон пикнул. Я поспешила достать его вместе со связкой ключей. Приложила магнит к домофону и открыла сообщение.

«Я позвоню» – стоило мне прочитать пришедшее с незнакомого номера сообщение, телефон снова пикнул. «Одевайся теплее, в Питере обещают похолодание. Те более, ты знаешь – отказов я не принимаю».

13

Спустя несколько дней мне пришлось признаться, что я действительно жду. Жду, чёрт подери, звонка от Терентьева. Вот только звонить он не спешил.

– Признайся, что он тебе нравится, – заметив, как я, вернувшись из ванной, посмотрела на дисплей телефона, бросила Светка и продолжила наглаживать одежду.

Я хорошенько вытерла волосы и повесила полотенце на спинку стула. В который раз изображать из себя идиотку и делать вид, будто я не понимаю, о чём она, мне не хотелось, но и ответить ей мне было нечего. В том, что Демьян вызывал во мне противоречивые, неоднозначные чувства, сомнений не было. Он внушал мне чувство опасности, волновал меня, сбивал с толку. Под его взглядом я терялась, становилась сама не своя, а стоило мне вдохнуть его запах…

– У меня нет на это времени, – отозвалась я довольно резко, сама не желая этого, и тут же добавила уже мягче: – В любом случае, он не для меня, Свет.

Дел у меня действительно хватало: работа в «Синем бархате» отнимала довольно много сил, к тому же, за эти дни Надир несколько раз отправлял меня в зал с подносом, чтобы я привыкла к этому и научилась держаться. Поначалу я пыталась возражать, но быстро усвоила – если я хочу работать тут и дальше, делать этого не стоит. Да и оставленные гостями чаевые были не лишними.

Обычные домашние дела, сад… Вечера же я старалась проводить с Соней. Нарисованный дочерью кот занял своё место в рамке у меня над кроватью и, каждый раз глядя на него, я напоминала себе, что когда-то у меня были мечты. Что у моей дочери тоже есть и будут мечты, которые я обязательно помогу воплотить ей в жизнь.

– Разве? – Светка отставила утюг на подставку и с лёгким раздражением посмотрела на меня. – Кто тебе это сказал? Сама придумала?

– Свет… – выдохнула я, не желая продолжать, но останавливаться Светка не собиралась.

– Что?! – раздражение её стало заметнее. – Если твой Эдуард долбанный мудак, это ещё не значит, что все мужики такие! Что не так?! Что?!

– Всё не так! – я снова схватила полотенце и, отвернувшись, принялась вытирать волосы.

Родители Светы на несколько дней уехали за город и забрали с собой внука. У меня же был выходной. Утром я подала документы на развод и теперь была сама не своя. Казалось бы, стоило облегчённо вздохнуть, а меня только что не трясло.

Соня… Что, если Эдик вопреки здравому смыслу появится на судебном заседании? Понимая, что с его стороны это было бы верхом безумия, я всё равно не могла отделаться от этой мысли и знала, что облегчённо выдохнуть смогу только тогда, когда официально перестану быть его женой и получу все права на дочь.

– Я видела твой синий комплект. – Решила сменить подход Светка. – Ни один мужик не станет так заморачиваться, если женщина для него ничего не значит. А твой Демьян…

– Можешь забрать его себе, – я бросила полотенце на постель.

– Комплект или Демьяна? – в голосе Светки зазвучал сарказм.

Я обернулась к ней. Раздражения в её взгляде уже не было, скорее осуждение, с которым она в последнее время смотрела на меня довольно часто.

– И то, и другое, – сорвалось у меня с языка, но я вдруг поняла, что это только слова. Что-то внутри отозвалось протестом.

– Знаешь, Дарин, – Светка вернулась к гладильной доске, – другая бы на моём месте так и сделала, – она аккуратно сложила отглаженную водолазку сына и сложила её к остальным вещам. – Только что-то мне подсказывает, что Терентьев из тех мужчин, которые точно знают, что им нужно. Так что…

– Я на развод подала, – перебила я её.

Светка порывисто обернулась на меня, посмотрела в глаза.

– Сегодня отнесла документы, – добавила тихо. – И… мне страшно. Что, если он захочет отобрать Соню? Что…

– Успокойся, – подруга подошла и взяла меня за руку. Сжала. – Ты всё сделала правильно. У тебя есть работа, есть жильё. Если будет нужно, я пропишу тебя и Соню в этой квартире. И… у тебя есть твой великолепный мужчина.

– Он не мой, – тут же возразила я.

– Хорошо, – подруга выпустила мою руку. – Не твой, но может стать твоим, если ты этого захочешь.

Я лишь качнула головой и, достав из тумбочки фен, принялась сушить волосы. Страх, казалось, стал только сильнее, слова Светки были только словами. Сегодня я интересна Демьяну, а завтра… Завтра он может найти кого-то другого. Может просто решить, что получил от меня всё, что ему было нужно, что я не стою его внимания. И что тогда? Лежащий на столе телефон коротко пикнул, мигнул экраном. Я выключила фен.

«Не строй планов на вечер» – только и было в коротком сообщении. Отправитель: Демьян Терентьев.

– И что я говорила? – подала голос Светка.

Подняв голову, я наткнулась на её изучающий взгляд и положила телефон экраном вниз.

На улице действительно похолодало, да так, что, идя за Соней, я укуталась в шарф до самого носа. Планов на вечер у меня не было, но Демьяну я об этом не сказала. Я вообще не ответила ему. Забрать дочь, вернуться домой, налить нам по чашке какао или горячего шоколада… Вот всё, чего мне хотелось. Нет…

Натянув шарф выше, я поймала себя на том, что это не совсем так. Планы на вечер… Значит, он уже вернулся или, может быть, возвращается сегодня. Может быть, в этот самый момент он получает багаж или…

До сада оставалось всего-ничего, и я ускорила шаг. Открыла калитку и посмотрела на резвящихся во дворе ребятишек, пытаясь отыскать среди них Соньку.

– Добрый вечер, – подойдя к воспитательнице, я, уже немного встревоженная, в который раз осмотрела двор.

Сегодня я пришла за дочерью раньше обычного, и ребятишек, дожидающихся своих мам и пап, было ещё много. Только как я ни вглядывалась, как ни пыталась приметить Сонькин нежно-голубой пуховик, сделать этого у меня не получалось.

– Вы за Соней? – Воспитательница выглядела немного озадаченной, и это заставило меня встревожится сильнее.

– Да. – Розовые, чёрные, серые курточки… Я перевела взгляд с детей на Марию, и та, заметив мою встревоженность, забеспокоилась.

– Так её папа забрал. Эдуард. Он не сказал вам?

– Эдуард? – одними губами переспросила я. Меня бросило в жар, потом заколотило от холода. Пальцы перестали слушаться, в голове зазвенело. – Её забрал Эдуард? – опять переспросила, надеясь, что мне послышалось, что я поняла что-то не так или не поняла совсем. – Давно?

– Около получаса назад, – Мария встревожилась ещё сильнее. – Дарина, всё в порядке?

– Д-да, – в голове было пусто, виски сдавило. Я попятилась. – Да… – сжала кончики шарфа. – Вы… Вы простите, я пойду. Мне… Мне нужно…

Не закончив, я едва ли не побежала к калитке. Вытащила мобильный и, дрожащими пальцами, не попадая по сенсорным кнопкам, набрала Соне.

– «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

– Боже… – всхлипнула я, едва сдерживая рвущиеся из горла рыдания. – Боже мой!..

14

Руки дрожали так, что я едва не выронила телефон. Набрала ещё раз, оглядываясь по сторонам. Что делать, если я не найду её? Что, если Эдуард решил увезти… увезти мою дочь, мою девочку?!

Обезумевшая от страха, я стояла посреди тротуара. Мимо меня, поздоровавшись, прошла мама девочки из группы Сони. Не обратив на неё внимания, я метнулась вдоль дороги, остановилась и опять осмотрела. Демьян… Что, если…

Тишина, длившаяся несколько секунд, сменилась длинными, перебивающимися помехами гудками. Я затаила дыхание.

– Соня! – истошно закричала, услышав голос дочери. – Соня? Ты где? Сонечка… – дыхание вырывалось со всхлипами. Я слышала, как там, где была Соня, дует ветер, слышала, как она хлюпает носом. Замёрзла… – Да… Что ты видишь, детка? Я… Я приду за тобой. Сейчас… Подожди несколько минут, хорошо?

До сквера, расположенного неподалёку от садика, я бежала. Встречный ветер бил меня по лицу, мокрые листья липли к мыскам сапог. Пробежав мимо куцых деревьев, я оказалась на главной аллее. Огляделась. Дорожка тянулась вперёд, по обеим сторонам от неё стояли деревянные лавочки с кованными спинками.

– Соня! – заметив вдалеке голубую курточку, я снова бросилась вперёд. Расстояние казалось огромным, хотя на самом деле пробежала я его за секунды. – Соня! – подлетела к дочери.

Та сидела на краю скамьи, держа в руках какую-то бумажку. Нос её покраснел, да и вся она напоминала маленькую замёрзшую синичку.

– Господи, Соня…

Я крепко прижала её к себе, провела по мягкой шапке ладонью и прикрыла глаза. Облегчение, что я испытала, увидев её, было не сравнимо ни с чем на свете.

– Ты совсем замёрзла…

Я заставила себя выпустить её.

– Папа приходил, – голосок Сони слегка дрожал. Сильно испугаться она не успела, но я чувствовала, что ей не по себе. – Он сказал, что мы пойдём гулять и… – она замолчала.

Вытерла мокрый нос кулачком. Бумажка, которую она держала, оказалась обёрткой от мороженого.

Гнев, что я испытала, забирая её из маленьких пальчиков, был таким сильным, что ещё не успевшая пройти дрожь, стала сильнее. Зачем он увёл её?! Зачем?! Что это за игры? Как… Как он мог бросить её здесь совсем одну? На холоде, с мороженым… Бросив бумажку в урну, я стянула с Сони перчатки и принялась растирать ледяные ладошки.

– Сейчас домой пойдём, чай будем пить горячий, – прошептала, чувствуя, как на меня опять накатывает истерика. – Вот так… – Пальчики стали чуть теплее, и я, поднеся её руку к губам, поцеловала. Надела перчатку.

– Пойдём, – помогла ей встать и поправила шарфик. – Нужно домой идти.

Не успели мы пройти и пары десятков метров, Соня остановилась. Потянулась к карману и вытащила маленький бархатный мешочек.

– Это что? – я почувствовала, как грудь сдавило, как к горлу подступила тошнота, а голова загудела.

– Папа попросил тебе отдать, – дочь протянула мешочек мне, а я так и стояла, не находя в себе сил взять его. Знала, что нужно это сделать, но не могла.

– Мам, – Соня требовательно потянула меня за пуховик, и я всё-таки протянула руку.

Развязала ленточки и достала из мешочка кольцо. Моё обручальное кольцо… Несколько секунд я стояла, не в силах ни двигаться, ни дышать, а после выдавила:

– Папа что-нибудь сказал, когда отдал тебе это?

– Нет, – отозвалась Соня. Немного подумала и добавила: Только что там… – Она опять замолчала. – Что ты что-то забыла, но он написал. Чтобы больше не забывала.

Написал? В мешочке не было ни открытки, ни записки. Я снова посмотрела на кольцо и заметила надпись. Надпись, выгравированную на внутренней стороне: «Навсегда моя».

Тошнота усилилась, холод пробрал до самых костей. Чувство было такое, что меня ударили в солнечное сплетение.

В кармане пуховика зазвонил телефон, и это заставило меня немного прийти в себя. Огляделась по сторонам, боясь увидеть мужа, но аллея была пуста.

– Мам, телефон, – Соня потянула меня за рукав, привлекая внимание.

– Да, солнышко, – я достала мобильный и посмотрела на дисплей. Демьян…

Сбросила вызов и, отключив звук, убрала обратно. Положила мешочек с кольцом в другой карман. «Навсегда моя». Нет! Нет, чёрт возьми! Никогда больше я не буду его!

– Пойдём домой, – выдохнула, взяла дочь за руку и повела прочь.

Домой. Какао, плед, завывающий за окном ветер. Всё, больше мне сейчас ничего не нужно.

Тёплый плед, какао и дочь, прижимающаяся ко мне, моя девочка, моя малышка.

15

– Не хочу. – Сонная и уставшая после холода, Соня капризничала.

Я присела на соседний с ней табурет и, ласково погладив дочь по голове, попросила:

– Пожалуйста.

Это была уже вторая чашка горячего молока. Первую она выпила без лишних уговоров, едва мы вернулись, и я надеялась, что это поможет нам избежать последствий. Но не прошло и трёх часов, как Сонька начала покашливать.

Бархатный мешочек с кольцом лежал в кармане моей домашней кофты, не давая мне ни на миг забыть о том, что случилось. Кольцо это будто бы сомкнулась вокруг моих запястий, лодыжек, шеи, и медленно сжималось, отбирая силы, сковывая, лишая возможности сделать глубокий вдох. Едва мне представилась возможность остаться одной, я снова вытряхнула кольцо на ладонь и, стоя в разбитой ванной, смотрела на него, чувствуя, как начинают неметь пальцы.

– Я уже пила, – заныла дочь и тут же закашлялась. Её маленькие плечики затряслись, кашель был неглубоким, но я боялась, что к утру она совсем разболеется.

– Я бы этого… – зашипела только-только успокоившаяся Светка. Не договорив, она замолчала, но большого ума, чтобы понять, что она хотела сказать, не требовалось.

Стоило мне вкратце рассказать ей о том, что случилось, она в нескольких ёмких фразах высказала всё, что думает об Эдуарде и где ему место. Цедя слова так, чтобы не услышала Соня, она сжимала в пальцах длинные уши мягкого игрушечного кролика, и тот болтался туда-сюда, задевая лапами пол. Я чувствовала её желание поддержать меня, помочь мне так же хорошо, как и её бессилие.

– Сонь, выпей молоко, – с усталым вздохом попросила я уже требовательнее. Потёрла висок.

Как я ни пыталась в точности воспроизвести в памяти минуты, начиная с момента, как я отворила калитку детского сада и до того, как увидела сидящую на лавочке Соню, выходило плохо. Какие-то пятна – блёклые и невыносимо яркие, перемешавшиеся, не последовательные. Обёртка от мороженого, удивление воспитательницы, детские голоса…

– Можно я не буду? – жалобно спросила Соня, посмотрев на чашку, а потом на меня. Кашлянула ещё раз.

– Нельзя, – взяв молоко, я подала ей, но брать его она не спешила. – Сонь…

– Я из этой не хочу, – она отодвинулась на самый край табуретки. – Можно из другой чашки?

– Из другой?

Небольшая керамическая чашка с зевающим бегемотом была её самой любимой, и я специально налила молоко именно в неё. Но Сонька кивнула с самым серьёзным видом. Я сделала глоток, понимая, что молоко всё равно придётся греть заново. Что-то подсказывало мне, что ответ на вопрос из какой именно, я знаю.

– Ты хочешь, чтобы я налила тебе молоко в чашку с Винни-Пухом? – всё же спросила я, и дочь снова кивнула.

Кашлянула, и сердце моё сжалось от любви, нежности и страха за нас обеих, за наше будущее.

– Ты обещаешь? – дотронулась до лба дочери.

Температуры не было, но успокоения я от этого не чувствовала. Банкет, который мне предстояло обслуживать, был назначен на завтра – днём Надир позвонил и сообщил об этом. Но если Сонька разболеется…

В кармане кофты завибрировал стоящий на беззвучном режиме мобильный. Весь вечер напряжённая до предела, я вздрогнула, будто звук этот хлыстом прошёлся по нервам.

Стараясь не обращать внимания на негромкое жужжание телефона, я провела кончиком пальца по бровкам дочери.

– Так обещаешь? Только учти, всё до последней капли.

– Обещаю, мам, – дочь подтянула к себе лежащий на столе альбом, но открывать не стала. Телефон затих.

– Хорошо, – я отпила ещё немного молока и, зайдя за Сонину спину, перелистнула страницу.

На первом же рисунке был мишка. Винни-Пух, до невозможности напоминающий того самого, с чашки. Я склонилась ниже и, касаясь Сонькиного плечика, перевернула следующий лист. Красивая машина, а рядом – нарисованный рукой пятилетнего ребёнка мужчина в расстёгнутом пиджаке.

– Тебе понравился Демьян? – осторожно спросила я.

Всего лишь рисунки… Но почему-то пальцы перестали слушаться, а внутри всё на миг замерло.

Соня какое-то время молчала. Взяла карандаш и покатала его по столу, вывела на листе завитушку, напоминающую листик и, наконец, кивнула.

– Мам, а когда папа приедет? – внезапно обернулась она ко мне.

Выдох, что почти вырвался у меня, застыл на губах. Соня ждала ответа, но что сказать, я не знала.

– Не знаю, солнышко, – ответила честно, с трудом сдерживая желание сказать «никогда». Никогда. Как бы мне этого хотелось… – А ты хочешь, чтобы он приехал?

Сонька снова замолчала. К первой завитушке прибавилась ещё одна, а потом ещё. Я наблюдала, как она выводит на листе узоры. Сжимала мешочек с кольцом, чувствуя, как оно жжёт ладонь, как оставляет в месте прикосновения чёрный обугленный след.

– Не очень, – вздохнула Соня и посмотрела на рисунок.

Нарисовала на пиджаке мужчины несколько пуговиц. Я взяла у неё карандаш и добавила воротник, несколько черт лица, свитер под горло.

– Вот так, – шепнула и поцеловала дочь в затылок. – Я согрею тебе молока и налью в другую кружку, да?

Дочь закашлялась, и в этот момент прочно смешанная со страхом ненависть к человеку, за которого я когда-то вышла замуж, стала такой сильной, что я готова была броситься на него, пусть даже силы наши были не равны, и это бы всё равно ни к чему не привело. Прижала дочь спиной к своей груди, желая забрать себе её болезни, все возможные несчастья и страхи.

Налив в кастрюльку молоко, я включила газ и достала из кармана мобильный. Пропущенный от Демьяна. Ещё и он…

Я думала, Соня уже позабыла о вечере в кафе, но нет. Посмотрела на стоящую рядом на столике чашку. Большая, молочного цвета снаружи с имитированными медовыми подтеками по краям. Внутри она была всё того же тёплого, медового цвета.

Сама не зная зачем, я вытащила кольцо и зажала его в кулаке. Посмотрела на тёмный дисплей телефона и оперлась ладонью о столешницу.

– Он снова тебе звонил? – услышала я голос Светки позади себя и обернулась.

Пройдя на кухню, подруга присела на край стола. В руках её была пустая кружка и я, не спрашивая, вылила в кастрюльку остатки молока из пакета. Светкина кружка, стукнувшись о стол донышком, опустилась рядом с той, что я приготовила для Сони, пальцы её коснулись моего плеча.

– Это сейчас не важно, – тихо сказала я, незаметно убрав кольцо обратно.

– Сейчас – нет, – неожиданно согласилась Светка. – А вообще?

– Не знаю, – после нескольких секунд молчания шепнула я. – Я уже ничего не знаю.

– А должна, – Света провела по моему плечу и убрала руку.

Сидя возле Сонькиной постели, я прислушивалась к её дыханию. Светка тоже спала, книга, которую она читала перед сном, лежала на краю постели раскрытыми страницами вниз. Ветер, завывающий за окном, напоминал мне старого бродячего пса: неприкаянного, никому ненужного, озлобленного.

– Спи дитя моё усни… – потихоньку затянула я колыбельную, услышанную когда-то очень давно.

Соня вздохнула, пошевелилась, а я так и продолжала петь, убаюкивая скорее не её, а саму себя. Знала, что даже если лягу, уснуть не смогу. Зажатое между ладоней кольцо не давало покоя и, чем больше я пыталась не думать о нём, тем чаще оно оказывалось у меня в руках.

Куплет колыбельной закончился, и в комнате воцарилась тишина. Только бьющийся в окна ветер, только едва слышное дыхание Сони…

Неожиданно телефон снова завибрировал, но теперь отрывисто, резко. Ещё раз посмотрев на спящую дочь, я достала его и открыла сообщение.

«Жду тебя около подъезда. У тебя пять минут. Если не выйдешь, поднимусь сам». Отправитель: Демьян Терентьев.

Демьяна я увидела, едва открыла дверь подъезда. На улице было совсем темно, мрак разбавлял тусклый светильник над козырьком и бьющий вдаль свет фар чёрного внедорожника.

Высокий, в небрежно распахнутом пальто, он стоял на его фоне и смотрел на меня. Сделав пару шагов, я остановилась, дожидаясь, пока он подойдёт. Ветер, что бился в окна, заиграл с моими волосами, пробрался под наспех накинутое пальто.

– Зачем ты приехал? – резко спросила я, когда Демьян остановился на расстоянии вытянутой руки.

– Разве я не говорил тебе, чтобы ты не строила планов на вечер? – очень тихо заговорил он, глядя на меня.

Ветер швырнул волосы мне в лицо, и я поспешно убрала их. Поёжилась, пожалев, что не захватила ни шапку, ни перчаток, но задерживаться я не собиралась. Падающая на лицо Демьяна тень придавала чертам нечто опасное. Хотя… вряд ли дело было в темени. Она лишь подчёркивала то, что хоть как-то сглаживалось при свете.

– Ты можешь говорить всё, что угодно, – резко ответила я. – Только это меня не касается.

– Если то, что я говорю, предназначено тебе, то тебя это касается, Дарина, – проговорил он ещё тише.

Если бы не отрезвляющий холод, я бы, наверное, снова почувствовала волнение, что охватывало меня, едва мы оказывались рядом. Звук его голоса, запах… Внезапно мне захотелось уткнуться в ворот его пальто. Секундная слабость, которую я поспешно отогнала.

– Если уж на то пошло, ты мне ничего не говорил, Демьян, – заговорила я уже спокойнее. На сегодня с меня было достаточно. Ни спорить с ним, ни противостоять ему, у меня просто не осталось сил.  – Ты мне написал.

– Значит, ты всё-таки ждала, что я позвоню, – уголки его губ дёрнули в чуть заметной улыбке. – Пойдём в машину.

Он обернулся к внедорожнику. На лицо мне упало несколько маленьких мокрых снежинок. Первый снег в этом году… Поняв, что сама сдала себя, я промолчала на его слова. Ждала. Ждала, чтоб его, хотя даже подумать не могла, что так будет.

– Соня приболела, Демьян. – Посмотрев на чернеющий в ночи внедорожник, ответила я. Выхваченные светом фар снежинки таяли, касаясь асфальта, влажный капот блестел, салон манил теплом. – Да и у меня завтра много работы. Нужно выспаться.

– С ней всё в порядке? – Демьян внимательно посмотрел на меня, и я заметила в его взгляде беспокойство. Будто… Будто ему действительно было не всё равно.

– Да. Кашель. Просто… Просто замёрзла немного и…

Я замолчала, поймав себя на том, что говорю слишком быстро, а голос начал звенеть истеричными нотками. Не знаю, заметил ли это Демьян.  Крохотная снежинка упала мне на нос, на щёку, пальцы замёрзли. Я плотнее запахнула пуховик, прячась от холода.

– Пойдём в машину, – снова сказал Демьян и, поняв, что я собираюсь возразить, добавил: – Полчаса. Через полчаса ты будешь дома.

Я замешкалась. Не знаю, что заставило меня помедлить с отказом: то ли его взгляд, ожидающий, держащий меня, то ли та твёрдость, что звучала в голосе, хотя говорил он всё так же тихо.

Оставлять Соню мне не хотелось, пусть я и знала, что она, скорее всего, не проснётся. Сама не зная зачем, я обернулась к подъезду, снова посмотрела на машину, на танцующие снежинки.

– Полчаса, – сдалась наконец. Не больше. И… я в домашнем.

– Это не имеет значения, – Демьян взял меня за руку. Я почувствовала тепло его пальцев несмотря на то, что перчаток на нём, как и на мне не было.

По телу пробежали мурашки, прикосновение его отдалось внутри одновременно волнением и спокойствием, и я пошла за ним, хотя ещё несколько минут назад была уверена, что не  сделаю этого.

Не прошло и нескольких минут, как внедорожник свернул и остановился возле окошка ресторана быстрого питания. Очереди не было, и он сразу же сделал заказ.

– Ты пьёшь кофе из Макдональдса? – не удержалась я.

– А разве не должен? – он посмотрел на меня, и я вдруг почувствовала себя неловко.

В самом деле, почему нет? Эдуард всегда отзывался о подобных местах с пренебрежением, если не сказать с презрительностью. Даже не знаю, что могло бы заставить его купить эспрессо в Макавто…

– Не знаю, – я подставила всё ещё холодные руки под струю согретого климат-контролем воздуха.  – Не знаю, Демьян…

Сегодня ни водителя, ни охраны с ним не было, и это тоже казалось мне немного странным. Весь этот день, вечер, ночь: всё было странным, безумным.

– Что случилось? – спросил он очень серьёзно. – Ты сама не своя.

Я покачала головой. Кольцо так и лежало в кармане кофты, но как сказать об этом ему, я не знала, хоть и понимала, что должна сделать это. Сзади нас остановилась ещё одна машина, Демьян, поблагодарив, забрал бумажный пакет и отдал мне. Я поставила его на колени.

В салоне воцарилась тишина, и я неловко спросила, чтобы разбавить её:

– Как съездил?

– Тебе это действительно интересно?

Я на несколько секунд задумалась, проводила взглядом мелькнувшие за окном низкие круглые фонари и честно призналась:

– Нет.

Демьян опять улыбнулся уголками губ, а я почувствовала себя глупой девчонкой. Наверное, именно ею я и была, раз снова поддалась ему, раз вместо того, чтобы вернуться домой и лечь спать, сидела в его машине и сжимала в руках край бумажного пакета.

Снег прекратился, но тёмная лента дороги блестела, будто присыпанная серебром. По сонной, пустой улице время от времени проносились запоздалые машины.

Демьян свернул к обочине и остановился. Я посмотрела в окно, но не увидела ничего кроме всё той же питерской ночи.

– Зачем мы сюда приехали? – спросила я, когда он, отстегнувшись, открыл дверцу со своей стороны.

Не ответив, он закрыл машину. Пару секунд я сидела одна, а потом дверца распахнулась уже с моей стороны.

– Затем, Дарина, чтобы ты рассказала мне, какого чёрта происходит, – сказал он совершенно спокойно. Я приоткрыла рот, он же забрал у меня пакет. – Пойдём. Времени у нас не так много.