Текст книги "Обязана быть его"

11

– Спасибо, – коротко сказала я водителю, остановившемуся напротив подъезда.

Мне даже адрес ему называть не пришлось – он и без этого отлично знал дорогу. Всё время, что мы ехали, я судорожно сжимала ручки сумки и не знала, куда деть себя. Куда деть то волнение, то ощущение опасности, что будил во мне Демьян. Как справиться с дрожью в коленях и руках, что появлялась, стоило мне оказаться рядом с ним.

Как противостоять ему? Как?! Как ему вообще можно противостоять, если он способен подавить волю человека одним лишь взглядом?

Несмотря на позднее время, в кухне горел свет. Порой мне казалось, что времени, когда наша квартира погружается в тишину, не существует. Вот и сейчас до меня донеслись негромкие звуки голосов. Тихо заперев дверь, я быстро, мечтая только об одном – не столкнуться ни с кем в коридоре, прошла к нам в комнату, желая и одновременно не желая застать Светку спящей. Тусклый торшер, стоящий на тумбочке возле её узкой постели, служил маяком.

– Привет, – выдохнула я, поняв, что подруга не спит.

Отложив на тумбочку книгу в твёрдом переплёте, она вытянула длинные ноги. С самого детства занимающаяся танцами, Света всегда отличалась некой особенной грациозностью, которой я временами даже по-хорошему завидовала.

– И как всё прошло? – не вставая, поинтересовалась она, глядя на меня так, будто понимала, что с откровенностями будет туго.

– Мы перешли на «ты», – я размотала шарфик и сжала его пальцами.

В памяти сразу же всплыли воспоминания о том, как Демьян оборачивал его вокруг моей шеи, как поправлял, как касался лица. Если бы не едва разбавленный светом полумрак, подруга наверняка бы заметила, как вспыхнули мои щёки.

– В горизонтальной плоскости? – тон её не подразумевал насмешки.

Я промолчала. Врать не хотелось, но и рассказывать в деталях о случившемся, я была не готова. Давая себе отсрочку, принялась расстёгивать пальто. Света не торопила. Знала, что давить на меня не стоит, но молчание её было весьма красноречивым.

– Не совсем, – всё-таки призналась я и тут же добавила: – Но говорить об этом я не хочу. Правда, Свет. Прости.

Разувшись, я надела мягкие тапочки – дорогие, с вышитой кошечкой, никак не вписывающиеся в убранство нашей комнатёнки. С недавних пор вся моя жизнь превратилась в нечто контрастное, в сочетание несочетаемого.

Питерская коммуналка и элитная квартира мужчины, интерес которого ко мне был выше моего понимания, окна квартиры которого выходили на Финский залив. Работа в «Синем бархате» и вещи, что остались от моей прежней жизни с Эдуардом. Ощущение пустоты и нежность, что я испытывала при одном только взгляде на дочь.

– Как Соня? – поспешила я перевести тему. – Не капризничала?

Уголки губ Светы тронула лёгкая улыбка. Без сомнений, она поняла, чего я добиваюсь, но делать на этом акцент не стала.

– Порой мне кажется, что она ангел, – подруга вздохнула и поднялась. – Напоить тебя чаем? – не дождавшись моего ответа, включила чайник. – Ты помнишь, что я говорила тебе про выходные?

– Конечно, – я подошла к постели, где спала дочь, и поправила уголок одеяла.

И без того хорошенькая, во сне она и вовсе была похожа на куколку. Действительно, ангел. Сердце моё защемило от любви. Коснувшись падающих на её маленький лоб волос, я убрала их и провела по одеялу ладонью. Захотелось разбудить её, услышать тоненький голосок, прижать к себе и расцеловать.

Сложно сказать, что было бы, не выйди я замуж за Эдика, но одно точно – не было бы её. Всё пройденное, пережитое мной окупалось лишь ею – её объятиями, поцелуями, улыбками.

Вздохнув, я отошла от постели и устало улыбнулась наблюдающей за мной подругой.

– Спасибо, что уложила её. И прости, что я так долго.

– Смотрю, от всех своих прекрасных трусиков ты избавилась.

– Ничего не говори, – приподняла я руку и, выдвинув табуретку, села за стол. С трудом сдержала желание показать Светке лямочку бюстгальтера, что был на мне. Всё равно ведь увидит.

Вывалить на неё всё… Нет, не сегодня. Не сегодня и не сейчас. Для начала мне нужно хотя бы немного побыть наедине с тем, что произошло этим вечером. Подумать обо всём или хотя бы просто успокоиться.

– Подойди ко мне, когда закончишь, – распорядился Надир.

– Что-то не так? – тон, которым он это сказал, заставил меня напрячься. После случившегося накануне я нервничала больше обычного, и это было не удивительно.

– Нет, – коротко ответил он и добавил: – Я жду тебя через десять минут.

До окончания моей смены оставалось меньше получаса, но мне ещё нужно было протереть и без того блестящие зеркала в так называемом предбаннике женского туалета.

Весь день я думала о предстоящем вечере с Демьяном. Отпроситься минут на пять-десять и уйти, не дожидаясь его? Первым моим порывом было именно так и поступить. Но чем больше я думала, тем бессмысленнее это казалось. Да, сейчас я уйду, но что дальше?

Пройдёт день – другой, и, если он того пожелает, мы снова встретимся. Как ни крути, возможностей у него куда больше, чем у меня.

Хотела ли я чувствовать себя жертвой? Слова его не шли у меня из головы. Нет, чёрт подери! Вот только проведённое в браке с Эдуардом время оставило свой отпечаток. Внезапно я поняла, что мне трудно принимать решения, трудно признаваться себе в своих же желаниях, ибо прежде ни на желания, ни на решения права у меня не было. Но бегать от проблем я не собиралась.

– Для тебя есть работа, – без предисловий заявил Надир, стоило мне, закончив с зеркалом, зайти к нему.

Кабинетом комнату назвать было трудно, скорее нечто среднее между комнатой отдыха и рабочим местом, где обсуждались текущие вопросы с персоналом.

Я снова напряглась. Только накануне он ясно дал понять, какая работа мне светит, если вдруг Терентьеву станет невмоготу.

Не спеша отвечать, я поджала губы и выжидающе посмотрела на администратора.

– Возможно, где-то через неделю наш ресторан будет обслуживать важный банкет, – не стал тянуть он. – Точной даты пока нет. Мы ждём подтверждения от клиента.

Я всё ещё не до конца понимала, что он хочет от меня. Чтобы я вместе с другими девочками готовила зал? Или убирала после? Так разве не существует для этого клининговых компаний?

– А от меня вы что хотите? – напрямую спросила я, устав гадать. Вначале Демьян, теперь это… Хватит с меня загадок.

– Ты будешь обслуживать гостей в качестве официантки, – не спрашивая моего согласия, проговорил Надир. – Поэтому будь готова. Завтра с тебя снимут мерки для пошива формы.

Он ненадолго умолк, разглядывая меня прямым, жёстким взглядом. Этот мужчина, как и Демьян, тоже не знал слова «нет», пусть даже порой ему приходилось мириться с отказами, ибо в отличие от Демьяна Надир не обладал ни такими деньгами, ни властью, ни даже столь безграничной харизмой и адским даром подавлять волю.

– Я не официантка, – спокойно отозвалась я.

– В прошлый раз ты справилась достаточно хорошо, – Надир подошёл ко мне на расстояние вытянутой руки. – К тому же, для тебя это хорошая возможность дополнительного заработка. Обслуживание таких банкетов очень хорошо оплачивается, Дарина. Поэтому отказываться я тебе не советую.

– А я могу отказаться? – зная, что он ответит, всё же спросила я.

– Не можешь, – напоследок посмотрев мне в лицо, сдержанно проговорил Надир и повторил: – Завтра с тебя снимут мерки для формы. Позже я объясню тебе некоторые детали и расскажу, что ты должна знать о меню. На сегодня всё. Можешь идти.

Достав из сумочки телефон, я посмотрела на время. Смена моя заканчивалась в половину седьмого, и я едва успевала забрать дочь из сада. Восемнадцать тридцать две… Машины тянулись вдоль улицы сплошным потоком, но внедорожника Демьяна среди них видно не было.

Снова посмотрела на время. Восемнадцать тридцать четыре. Глянув в последний раз вдаль, я решительно зашагала по тротуару. Ждать и дальше я не собиралась. К мыслям о вчерашнем дне прибавились новые – о банкете, где мне предстояло работать. Слишком много всего…

До недавних пор жизнь моя напоминала застоявшееся болото без права сделать хоть шаг в сторону, сейчас же проблемы и события наваливались так стремительно, что я не поспевала за этим.

Не успела я сделать несколько шагов, рядом со мной затормозил чёрный Лексус. Задняя дверца открылась, ноздри щекотнул знакомый, едва ощутимый запах.

Взять и уйти.

За пять минут ожидания я уже успела пожалеть, что не сделала этого раньше. Взять и просто уйти.

Колеблясь, я посмотрела вперёд, на спешащих куда-то людей, на похожие на вереницу муравьёв машины. Секунда, ещё одна… Коснулась дверцы и, сделав шаг, юркнула на кожаное, цвета топлёного молока сиденье.

Не успела я закрыть дверцу, машина тронулась с места.

– Нет, – коротко проговорил Демьян.

С того самого момента, как машина остановилась, он разговаривал по телефону и на меня даже не взглянул, будто бы и не заметил моё присутствие.

Тонкий тёмно-серый свитер под горло, что был на нём, казался мягким даже наощупь, пуговицы шерстяного пиджака были небрежно расстёгнуты, на запястье часы с крупным циферблатом на кожаном ремешке. Ничего подчёркнуто дорогого, говорящего о достатке, что так любил Эдуард. Элегантная простота, но, Боже, мне даже представить было сложно, сколько стоит хотя бы один его пиджак.

Чуть хмурясь, Демьян повторил ещё жёстче:

– Я сказал нет. Не устраивает, можешь катиться ко всем чертям… Завтра меня не будет… Я сам назначу время… Значит, подождёшь.

– Мне нужно забрать дочь из сада, – обратилась я к водителю, и тут же почувствовала лёгкое, едва ощутимое касание к бедру.

В горле мигом пересохло, я вздрогнула, как застигнутая врасплох школьница и инстинктивно сдвинула ноги.

– У меня нет на это ни желания, ни времени, – выслушав сказанное, ответил Терентьев. Свободная рука его лежала на сиденье, ребро ладони соприкасалось с моим бедром.

Я сдвинула ноги ещё плотнее, чувствуя себя при этом глупо и в то же время понимая, что даже это почти неощутимое касание будит во мне нечто странное. То самое ощущение страха и волнения.

– Я всё сказал, – отрезал Демьян, и мне стало ясно – он действительно сказал тому, с кем разговаривал, всё, что считал нужным. Что бы тот ни ответил, что бы ни предложил – бессмысленно. – Разговор окончен. Я сам наберу тебе, когда посчитаю нужным.

Не знаю, о чём шла речь, но мне стало не по себе. Садясь в машину, я была намерена высказать Терентьеву, что не собираюсь терять из-за него ни минуты, что у меня тоже есть своя жизнь и свои дела, пусть даже для него это всё настолько незначительно, что не стоит внимания. Но сейчас решимость куда-то подевалась. Похоже, настроение его оставляло желать лучшего, и это заставило меня придержать язык. Я и так-то понятия не имела, что ждать от него, а сейчас и подавно.

– Тебе нужно забрать дочь до семи? – обратился Демьян ко мне совершенно спокойно, едва убрал телефон в карман пиджака.

Ничего в нём не напоминало о недавней жёсткости. Ни раздражённым, ни разгневанным он тоже не казался, и я, ожидающая именно этого, в который раз ощутила себя сбитой с толку. Ладонь его по-прежнему соприкасалась с моим бедром. Тепло, исходящее от его руки, было приятным, и я начала привыкать к нему.

– Да, – ответила я и сама удивилась тому, что голос прозвучал уверенно, довольно твёрдо.

Демьян посмотрел на наручные часы, на лице его отразилось недовольство.

– Сделай так, чтобы мы добрались до места как можно скорее, – приказал он водителю и тут же обратился ко мне: – Извини за задержку. Встреча заняла больше времени, чем я рассчитывал.

– Твои встречи меня не волнуют, Демьян, – сухо выговорила я, поражаясь собственным словам. Внутри меня потряхивало, но промолчать сейчас – значило снова поддаться ему. – Меня волнует моя дочь, волнует моя подруга и её сын, но не твои встречи.

Он не ответил, смотрел на меня, словно взвешивал, оценивал мои слова, и в какой-то момент я стала сомневаться, стоило ли говорить это. Не позволила ли я себе лишнего? Эдуард не выносил, если я говорила ему что-то подобное. Нескольких раз сразу после рождения Сони хватило, чтобы я усвоила урок. Захотелось коснуться шеи, рук, так отчётливо помнящих впивающиеся в них пальцы мужа, но я сдержала это желание.

Машина свернула на более узкую улицу, поток здесь был меньше, и мы поехали быстрее.

– Я извинился, Дарина, – Демьян сунул руку в карман и вытащил небольшую квадратную коробочку, напоминающую те, что он присылал мне до этого. – Не думаю, что сегодня ты заберёшь Соню позже обычного. Но я действительно задержался. Надеюсь, что извинения мои будут приняты, – он взял мою руку и попытался вложить коробочку, но я поспешно отдёрнула ладонь.

– Что это? – полоснула его взглядом.

– Открой, – коробочка всё же коснулась моих пальцев.

Я медлила. Знала, что должна вернуть коробку обратно, что бы там ни было, но знала – он настоит.

Только никаких подарков принимать я не собиралась. Хватило и вчерашнего белья. Вначале дорогие подарки, а потом… Какой бы дурой я ни была, ввязываться в это не собиралась. И в зависимость от этого мужчины вступать я тоже не собиралась, хотя противостоять ему и было невозможно.

Всё же сняв крышечку, я развернула шуршащую бумагу. В коробочке лежал тонкий шёлковый шарф. Коричневый, с ненавязчивым цветочным узором, и мягкие кожаные перчатки ему в тон.

– Ты решил сменить направление? – вернув крышку на место, осведомилась я.

Положила коробочку на сиденье между нами.

– Тебе не понравилось? – он смотрел на меня всё так же – внимательно, изучающее.

Я немного помолчала, потом ответила честно:

– Понравилось, Демьян.

И шарф, и перчатки в самом деле были великолепными. Такими же великолепными, как и эта машина, как и всё принадлежащее Терентьеву. Как и сам он, черт возьми!

– Но это ни к чему. Что ты от меня хочешь? Скажи, Демьян. Чего тебе от меня нужно?

На этот раз с ответом не торопился он. Так мы и ехали в тишине с полминуты, пока Лексус не остановился у калитки. Я тут же выглянула в окно. Воспитательница в окружении уже одетых детишек стояла на улице и ждала припозднившихся родителей.

Пару раз случалось, что Соню я забирала самой последней, но сейчас помимо неё во дворе было ещё несколько ребят.

Пальцы мои легли на ручку, и я уже собиралась выйти из машины, но прежде, чем сделать это, снова посмотрела на Демьяна и повторила вопрос:

– Так зачем я тебе? Чтобы потрахаться или ради интереса? Что тебе от меня нужно? Секс?! Или что-то ещё?! Что, Демьян?!

– Я ещё сам не решил, – мы смотрели друг другу в глаза. Голос его звучал размеренно, спокойно. – Как сделаю это, ты узнаешь.

Я почувствовала раздражение и какой-то странный, неприятный укол внутри. Слова его вызвали горький осадок и раздражение.

– А ты уверен, что я захочу тебя слушать? – я снова попыталась открыть дверцу, но она оказалась заблокированной. – Открой.

– Тебе придётся, – он протянул руку и, коснувшись моего подбородка, провёл пальцем по губе. – Выбора у тебя нет.

– Открой дверь, – процедила я, резко отдёрнув голову.

Демьян слегка кивнул водителю, и дверь тут же разблокировалась. Я поспешила отворить её, однако Демьян снова меня удержал.

– Когда решишь, тогда и будем разговаривать, – бросила я, пытаясь высвободить руку.

– Я решу тогда, когда пойму, что ты из себя представляешь, – сдержанно и холодно произнёс он, сжав моё запястье сильнее. – Пока представления о тебе у меня весьма противоречивые. Но запомни, Дарина, я тебе уже сказал – вранья я не переношу. Не пытайся притворяться и играть. Я всё равно пойму это.

– Считаешь, мне это нужно? – я всё-таки открыла дверцу. – Ты забыл, что сам лезешь ко мне в жизнь? Сам пытаешься… – я повысила голос, но предложение не закончила, ибо не знала толком, что конкретно он пытается. Вместо этого выскользнула из машины.

– Только после того, как ты влезла в мою, – он вышел следом за мной.

В расстёгнутом пиджаке, свитере, стоял возле машины, положив руку на верх дверцы.

– Поэтому прекрати истерику. Тебе это не идёт. Ты слишком красива для безобразных сцен. Иди за дочерью. – Посмотрел в сторону двора, потом на меня. – Я жду тебя тут.

12

Отбежав вперёд на несколько метров, Соня нетерпеливо оглянулась на меня.

– Спасибо, – поспешно поблагодарила я воспитательницу, аккуратно держа полученный от неё только что рисунок дочери.

– Не оставляйте это просто так, – улыбнулась она и плотнее укуталась в пуховик.

К вечеру похолодало, от ветра кончик носа у неё покраснел, но говорила она без усталости и раздражения. Всегда доброжелательная и внимательная, она и сейчас проявляла живое участие, хотя знала Соню всего-ничего.

– У вашей дочери талант, Дарина.

– Да…

Я даже немного смутилась. Наша прошлая воспитательница из частного детского сада пару раз говорила мне о том, что Соня для своего возраста достаточно хорошо рисует, но никогда не уделяла этому такого внимания. Поначалу я вставляла принесённые ею из сада картинки в рамочки, но Эдуарду это не нравилось, и мне пришлось снять их.

Калитка открылась, и на территорию зашла ещё одна мамочка. Попрощавшись с воспитательницей, я взяла дочь за руку. Маленькая ладошка тут же потонула в моей, и я сжала пальчики, спрятанные в перчатку.

– Тебе нравится рисовать? – будто невзначай спросила я, когда мы шли по дорожке.

Соня как будто задумалась. Я заметила, как она хмурит крошечные бровки, почувствовала, как шевельнулись её пальчики.

– Нравится, – наконец ответила она и сама потянулась к ручке калитки, чтобы помочь мне открыть её.

Когда-то я тоже любила рисовать, но со временем это забылось, потерялось. Какое там рисование в нашей никудышной школе, где порой и учителей по основным предметам не было по несколько месяцев? Вдруг мне вспомнилось, что, когда я училась в пятом или шестом классе, у нас открыли Изостудию, и я, совсем ещё девчушка, с восторгом рассказывала об этом маме.

– Ты бы лучше читала больше, – ответила тогда она строго. – У тебя с биологией проблемы, про математику я даже говорить не хочу. Садись делать уроки.

Изостудию закрыли буквально через месяц, но на несколько занятий сходить я всё-таки успела, даже несмотря на то, что мама не одобряла этого. Работавшая в той самой школе учителем географии, она знала всё о моих достижениях и промашках. Как бы много она мне ни дала, как бы тяжело ей ни было одной поднимать меня, порой это было невыносимо. Постоянный контроль, маленький посёлок, однокомнатная квартира, где всё, что было у меня личного: кровать и тумбочка, отгороженные ширмой.

Не успели мы выйти за территорию сада, я увидела Демьяна. Стоя возле машины, он говорил с кем-то по телефону и смотрел на нас. Я замедлила шаг. Не знала, стоит ли подходить к нему, стоит ли разговаривать с ним и садиться в его машину.

Ветер, холодный, злой, швырнул под ноги шуршащие листья, клубящееся тяжёлыми набухшими тучами небо висело так низко, что казалось, вот-вот обрушится. Закончив разговор, Демьян убрал телефон и пошёл нам навстречу.

Соня сильнее сжала мою руку, и я, мельком глянув на неё, ободряюще улыбнулась.

– Кто это? – спросила она громким шёпотом.

Гости у нас с Эдуардом бывали крайне редко. Тем более, мужчины. Не знаю, были ли у мужа друзья – мне он об этом не рассказывал, а сама я не спрашивала. Пару раз он  приходил с «нужными людьми», но делалось это скорее для того, чтобы невзначай показать, насколько хорошо устроена наша семья. В эти моменты я выступала в роли милой гостеприимной хозяйки, подающей чай, но дела до меня никому не было, до Сони и подавно. И если привыкшая к воспитателям, к Светке, с женщинами она вела себя более или менее свободно, при мужчинах становилась совсем стеснительной.

– Знакомый, – ответила я.

Другого ответа у меня не было. Друг? Мужчина, волнующий меня, не дающий мне возможности опомниться? Кто?! Начальник Эдуарда, под которого тот заставил меня лечь? Мужчина, с которым я впервые за свою жизнь получила удовольствие от секса?

– Добрый вечер, – подойдя, обратился Демьян не ко мне – к моей дочери. Причём на лице его не было даже намёка на улыбку, а голос был серьёзным.  – Ты Софья, верно?

Соня напряглась. Несколько секунд она внимательно разглядывала Терентьева и только после медленно кивнула.

– Меня зовут Демьян, – он тоже рассматривал её. Не так, как когда-то меня – совсем иначе, но столь же пристально.

Ветер погнал листья по земле. Один – золотисто-рыжий, кленовый, ударился о ботинок Терентьева и закружился дальше. Демьян глянул вдаль, после на меня.

– Пойдём в машину. Боюсь, без дождя не обойдётся.

– У меня есть зонт, – я не спешила.

Мы стояли, глядя друг на друга: он – уверенно, зная, что в конечном итоге всё будет так, как скажет он, я – пытаясь понять, готова ли я хотя бы мельком позволить ему коснуться жизни собственного ребёнка. Чувствовала пальчики Сони, её тепло, мягкую шерсть её пушистой перчатки и не находила ответа.

– Пойдём в машину, – он снял с моего плеча сумку и пошёл к Лексусу.

Я судорожно выдохнула и последовала за ним.

– Мам, – стоило нам отъехать на пару сотен метров, Соня заёрзала.

Я рассматривала рисунок: большой кот, свернувшийся на подоконнике. Детский рисунок, но, Боже… Как же права была воспитательница. Незримые штрихи, что уловила моя дочь, будто вдыхали в него жизнь. И ведь когда-то я тоже могла…

– Что, солнышко?

– Я есть хочу, – помедлив, смущённо призналась Соня всё так же шёпотом.

Альбомный лист выскользнул из моих пальцев, и я, обернувшись, увидела его в руках Демьяна.

– И кто в этом виноват? – в машине было тепло, я сняла с Сони шапочку. – Почему ты не стала ужинать? Мария Сергеевна сказала, что ты вообще ни к чему не притронулась.

– Там были макароны, – едва не скривившись, выпалила Сонька. – Серые и слипшиеся, а не такие, как у тебя. Я попробовала! Но они такие… – дочь поморщилась, мне же оставалось только покачать головой.

Коснувшись мягких волос, я погладила её по голове. И как объяснить ей, что наша жизнь уже не будет такой, как раньше? Может быть, дорогие итальянские макароны позволить мы себе и сможем, но вот остальное…

– Ты любишь блинчики? – неожиданно спросил Демьян, вновь обращаясь не ко мне, а к Соньке. – Или, может быть, сырники?

Дочь смущённо замялась. Вскинула голову и уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Я же посмотрела на Демьяна с предупреждением. Не знаю, что я испытывала в этот момент. Не страх и не гнев, скорее… Настороженность. Приоткрыв рот, я хотела было сказать, что мы поужинаем дома, что нам ничего не нужно, но опять… опять, чёрт подери, встретилась с ним взглядом. И теперь дело было даже не в том, что он пытался подавить меня. Нет.

– Ты же не против, если мы поужинаем втроём? – спросил Демьян и протянул мне нарисованного кота. – Твоя дочь великолепно рисует. На твоём месте я бы повесил этот рисунок в рамку.

Я приоткрыла губы, дыхание так и застряло где-то внутри.

– Так что насчёт ужина? – он посмотрел на меня, потом на Соню.

– Я… – я всё-таки заставила себя выдохнуть. – Я не против.

– И я, – неожиданно подала голос Соня. – Я сырники люблю. С клубникой и сметаной.

– Соня! – Выхватив из стоящей на краю подставки ярко-жёлтую салфетку, я принялась вытирать вымазанные вареньем пальцы дочери. – Ты с ума сошла?

В кафе, куда привёл нас Демьян, готовили очень вкусно. Принесённый мне греческий салат оказался выше всяких похвал, да и Соня ела с удовольствием. Забывшись, я не сразу заметила, что она, закончив с сырниками, принялась собирать с тарелки остатки варенья, и ладно бы лежащей рядом ложкой – пальцем!

– Разве так можно?

Я вытащила из сумки влажные салфетки и начисто вытерла её ладошки. Чувствовала, что Демьян смотрит на нас и едва не горела со стыда.

Стоило мне выпустить её руку, она потянулась к чашке с какао и сделала несколько больших глотков.

– Можно я пойду? – голосок её звучал тоненько.

Она посмотрела в сторону детской игровой зоны, находящейся в нескольких метрах от нас, потом снова на меня. Ругать её не было ни сил, ни желания. Смена детского сада, побег Эдуарда, переезд к Светке… За последнее время обе мы пережили очень много. И пусть она, в силу возраста, легче принимала перемены, я понимала, ей тоже трудно.

– В следующий раз пользуйся, пожалуйста, ложкой, – как можно строже попросила я. – Договорились?

Соня заёрзала на стуле. Опять посмотрела на детский городок, и я, сдавшись, отпустила её. Не прошло и минуты, как она, юркнув за дверку, уже взбиралась на маленькую горку.

– Извини, – обратилась я к Демьяну. – Обычно она так себя не ведёт.

– Она ведёт себя, как и положено вести себя пятилетнему ребёнку, – ответил Демьян, глядя на меня. – Вряд ли стоит её за это упрекать.

Всё то время, что мы находились рядом, я чувствовала неловкость. Воспоминания о вчерашнем вечере и о том, что случилось между нами раньше, заставляли нервничать, не давали покоя, и теперь, стоило нам остаться наедине, неловкость усилилась.

– Не пытайся подобраться ко мне через дочь, – переборов себя, ответила я ему прямым взглядом.

– Разве я пытаюсь?

– А что ты сейчас делаешь? – от его взгляда мне было не по себе.

Я чувствовала, как меня охватывает волнение, как кровь становится теплее, быстрее бежит по венам, как внутри просыпается что-то, что будить получалось только у этого мужчины. Но Соня… Она была моим самым слабым, самым уязвимым местом и при этом она же делала меня сильной. Она была моим стержнем, моим огоньком, заставляющим держаться даже тогда, когда было совсем плохо, ведущей меня за собой путеводной звездой.

– Сейчас мы ужинаем, Дарина, – спокойно проговорил он и, заметив официанта, кивком попросил подойти его. Опять посмотрел на меня. – Софья хотела есть, разве не так? Здесь прекрасное детское меню, к тому же есть место для игр, чтобы она могла хорошо провести время, пока мы ужинаем. – Подошедший официант остановился возле столика, и Демьян, едва посмотрев на него, проговорил: – Двойной чёрный кофе со сливками и домашний глинтвейн для моей спутницы. Ещё, пожалуйста, безе от шеф-повара.

– Я не буду пить, – стоило официанту отойти, воспротивилась я.

– Тебе нужно расслабиться, Дарина. Ты слишком напряжена. – Протянув руку, он неожиданно накрыл ею мою, лежащую на краю стола, и я вздрогнула.

Демьян погладил по тыльной стороне ладони пальцами. Сердце моё встревожено забилось, тепло, что я чувствовала, устремилось вниз живота, к бёдрам, поднялось к груди.

Он держал меня взглядом, касался моей руки, а мне казалось, что он без стеснения раздевает меня, что дотрагивается так, будто я принадлежу ему, будто он имеет на меня право.

– О чём я и говорю, – погладив в последний раз, убрал руку, и я наконец смогла выдохнуть. – Твоей дочери здесь понравилось. – Он обернулся к городку. Я как-то само собой проследила за его взглядом.

Соня играла с другой девочкой примерно одного с ней возраста. Внезапно до нас донёсся её звонкий смех, и я увидела, как дочь улыбается. Вторая девочка тоже засмеялась, и они, обгоняя друг друга, побежали к детскому лабиринту.

Неожиданно к горлу подкатил ком, уголки глаз защипало. Как же просто подарить ей немного счастья. Дурацкие сырники с клубничным вареньем, большая чашка какао с нарисованным на ней Винни-пухом, детская горка…

– Об Эдуарде ничего не слышно? – от греха подальше я убрала руку со стола. Вопрос прозвучал глухо, но я надеялась, что Демьян не заметил предательской дрожи.

– Пока нет, – ответил он чуть резче, чем говорил прежде. – Но это дело времени.

– Понятно, – выдохнула я и замолчала, ибо сказать было нечего.

– Пока мне известно только, что он вылетел из страны. Таиланд.

Я поджала губы. На это сказать мне тоже было нечего. Таиланд… Солнце, океан, мелкий песок. Нам же он не оставил ничего. Ничего, что могло помочь продержаться хотя бы пару месяцев.

Неожиданно я подумала, что было бы, если бы Терентьев решил потребовать украденные им деньги с меня. После того, как я пришла к нему тем вечером, когда Эдик сбежал, это было бы не удивительно. Хотя… Денег у меня всё равно нет и никогда не было, и Демьян это, скорее всего, знал.

– А дальше что? – я снова положила ладонь на край стола. Поняла это, только когда пальцы мои коснулись скатерти, но убирать руку не стала. – Ты обратился в полицию?

Около нашего столика вновь появился официант. На столике перед нами появилась вазочка, доверху наполненная крохотными, присыпанными орешками безе.

– Ваш кофе, – обратился он к Демьяну, а после ко мне: – Домашний глинтвейн. Приятного вечера.

Демьян отпил кофе. Вопрос мой так и остался без ответа. Я хотела спросить снова, но после небольшой паузы он заговорил:

– Нет. – Его пристальный взгляд вновь заставил меня задержать дыхание. Запах крепкого кофе смешивался с пряным ароматом глинтвейна. Корица, апельсин, кориандр… – У меня свои методы, Дарина.

Взяв одно безе, он надавил на него пальцами. Взбитый белок хрустнул, Демьян же продолжал смотреть на меня. Сделал глоток кофе, положил раздавленное безе в рот и, взяв ещё одно, подал мне.

– Свои методы?

Я и не заметила, как сделала глоток глинтвейна. От его слов руки мои покрылись мурашками. Вино согрело горло, теплом растеклось по телу. Боже! Кто он? Что я вообще знаю о нём?

Я взяла протянутое мне безе. Невесомое, точно такое же, как только что хрустнуло в его руках. Может ли он так же легко сломать человека? Его жизнь? Может, конечно же может. Станет ли? Вот на этот вопрос ответа у меня не было, и я понятия не имела, хочу ли знать. Хочу ли вообще знать что-либо об этом мужчине.

– Да, – взяв чашку в руки, Терентьев откинулся на спинку стула. – Дарина, я привык доверять людям, с которыми имею дело. У каждого человека есть свои принципы, – он сделал небольшой глоток кофе и поставил чашку на стол. Я тоже отпила глинтвейн. – По крайней мере, должны быть. Человек без принципов – тварь, способная на что угодно. У меня есть принципы, Дарина. Как я уже сказал – я привык доверять людям, которые находятся рядом. Но если кто-то предаёт моё доверие…

Он замолчал. Я же посмотрела на безе в своих пальцах и медленно надавила. Взбитый белок хрустнул, и я, глядя на Демьяна, положила пирожное в рот. Почувствовала нежный вкус, по языку растеклась приятная сладость, смешавшаяся с терпкостью глинтвейна. Демьян, ничего не сказав, взял ещё одно безе и протянул мне. Я послушно взяла его. Глинтвейн был вкусным, и я, перестав корить себя, сделала большой глоток. Немного помолчала, а после негромко проговорила, покрутив безе в пальцах.

– Я не знала, что он уедет. В тот вечер… – говорить было сложно. Я вообще не собиралась заговаривать об этом, но сейчас чувствовала, что должна сделать это. Хотя бы потому, что, пусть и неосознанно, сыграла в побеге Эдуарда значимую роль.

– Я знаю, – коротко сказал Демьян, когда я опять замолчала, не находя в себе сил продолжить. – Твой муж предал не только моё доверие. Тебя он тоже предал. Тебя и свою собственную дочь.