Текст книги "10 баллов с острова Наварон"

По несчастному лицу Гроувса было видно, что у него и в мыслях такого не было.

– Что же нам делать?

– Быть бдительными.

Ярдах в пятидесяти впереди них Миллер прокашлялся и тихо сказал, обращаясь к Меллори:

– Похоже, что Рейнольдс не доверяет вам, как прежде, сэр.

Меллори сухо ответил:

– Ничего удивительного. Ведь он считает, что я убил Саундерса.

На этот раз переглянулись Миллер и Андреа. Их обычно непроницаемые лица выражали крайнюю степень недоумения.

Глава 7
Пятница. 10.00-12.00

В полумиле от лагеря Нойфельда их встретили четники с капитаном Дрошным во главе. Нельзя сказать, чтобы Дрошный был рад их видеть, но поддерживать холодный нейтралитет ему удавалось, хотя, наверное, не без усилий.

– Значит, все-таки вернулись?

– Как видите, – ответил Меллори. Дрошный перевел взгляд на лошадей.

– Путешествуем с комфортом.

– Подарок нашего приятеля – майора Брозника. – Меллори усмехнулся. – Он считает, что мы так быстрее доберемся до Конжича.

Похоже, что Дрошному было наплевать на то, что считает майор Брозник. Он кивнул головой, пришпорил коня и рысцой двинулся к лагерю.

Не успели они спешиться, как Дрошный повел Меллори в резиденцию Нойфельда. Прием Нойфельда тоже нельзя было назвать радушным. Правда, в отличие от Дрошного, ему удалось изобразить на лице подобие улыбки. Он не скрывал своего удивления.

– Откровенно говоря, капитан, я не надеялся больше вас увидеть. Слишком уж много было, скажем так… отягчающих обстоятельств. Тем не менее я рад нашей встрече. Ведь вы без информации не вернулись бы, верно? А теперь перейдем к делу, капитан Меллори.

Меллори неодобрительно посмотрел на Нойфельда.

– Вы не производите на меня впечатление надежного делового партнера, к сожалению.

– Вот как? – вежливо переспросил Нойфельд. – В каком смысле?

– Деловые партнеры друг друга не обманывают. Вы сказали, что войска Вукаловича приведены в боевую готовность. Так оно и есть. Но не для того, чтобы прорвать окружение, как вы утверждали, а для того, чтобы отразить решающее наступление немцев. Наступление, цель которого – стереть их с лица земли раз и навсегда. Партизаны уверены, что оно начнется в самое ближайшее время.

– Видите ли, не мог же я выдавать вам наши военные секреты, которые вы могли бы, я повторяю, могли бы передать врагу. В то время у меня не было оснований безоговорочно доверять вам, – резонно заметил Нойфельд. – Вы же не настолько наивны, чтобы не понять этого. Откуда вы узнали о готовящемся наступлении? Кто снабдил вас информацией?

– Майор Брозник. – Меллори улыбнулся. – Он был очень откровенен со мной.

Нойфельд подался вперед, лицо его застыло от напряжения.

Пристально глядя в глаза Меллори, он произнес:

– Они не говорили вам, откуда ожидается наступление?

– Я запомнил только одно: мост через Неретву. Нойфельд с облегчением опустился на стул, глубоко вздохнул и, чтобы смягчить впечатление от дальнейшего, широко улыбнулся:

– Друг мой, не будь вы англичанином, дезертиром, изменником и спекулянтом наркотиками, то могли бы претендовать на Железный Крест. Кстати, – заметил он вскользь, – по сообщениям из Падуи, ваша версия о побеге из-под стражи подтвердилась. Значит, говорите, мост через Неретву? Вы уверены? Меллори был заметно раздражен:

– Если вы мне не доверяете…

– Ну что вы, что вы. Так просто, к слову пришлось. – Нойфельд сделал паузу, затем тихо произнес:

– Мост через Неретву. – В его устах это прозвучало словно заклинание.

Дрошный тихо добавил:

– Мы так и подозревали.

– Ваши подозрения меня не интересуют, – грубо перебил его Меллори. – Поговорим о нас, если вы не против. Мы неплохо поработали, так вы сказали? Мы выполнили вашу просьбу и добыли необходимую информацию, верно? – Нойфельд кивнул. – Тогда помогите нам отсюда выбраться. И поскорее. Отправьте нас подальше за линию фронта. В Австрию или Германию, если угодно.

Чем дальше отсюда, тем лучше. Вы понимаете, что будет с нами, если мы опять попадем к англичанам или югославам?

– Нетрудно догадаться, – почти весело заметил Нойфельд. – Но вы нас недооцениваете, мой друг. Безопасное место для вас уже готово. Шеф военной разведки в Северной Италии жаждет с вами познакомиться. Он считает, что вы могли бы оказаться ему весьма полезны.

Меллори понимающе кивнул.

Генерал Вукалович рассматривал в бинокль ущелье Зеницы узкую, густо поросшую лесом полоску земли, с двух сторон зажатую крутыми скалистыми склонами высоких гор.

Между сосен легко угадывались силуэты танков 11-го армейского корпуса вермахта. Немцы даже не попытались замаскировать или спрятать их поглубже в лесу. Типично немецкая самоуверенность, горько усмехнулся Вукалович. Они не сомневаются в исходе готовящегося наступления. Он ясно видел фигурки солдат, суетящихся вокруг танков. Судя по непрекращающемуся гулу моторов, доносящемуся из леса, остальные танки маневрировали, выходя на вторые позиции для грядущей атаки. Мощные моторы «тигров» натужно ревели.

Вукалович опустил бинокль, сделал несколько пометок карандашом на листке бумаги и углубился в арифметические подсчеты. Со вздохом отложил листок и повернулся к полковнику Янци, погруженному в аналогичные вычисления. Устало произнес:

– Принесите мои извинения своим штабистам, полковник. Они умеют считать ничуть не хуже меня.

Обычные пиратская удаль и самонадеянная ухмылка капитана Дженсена куда-то исчезли. Невозможно было предположить, что столь благородные черты лица способна так исказить усталость.

Нахмуренные брови и сосредоточенный взгляд покрасневших от бессонницы глаз выдавали напряженную работу мысли. Заложив руки за спину, он размеренно ходил из угла в угол комнаты оперативного штаба армии в Термоли.

Он вышагивал не в одиночестве. Рядом с ним, бок о бок, прохаживался крепко сбитый, седой человек в форме генерал-лейтенанта британских вооруженных сил. Так же, как и Дженсен, генерал был погружен в размышления. Когда они в очередной раз дошли до дальнего угла комнаты, генерал остановился и вопросительно посмотрел на сержанта, склонившегося в наушниках над большим армейским передатчиком фирмы Ар-Си-Эй. Сержант медленно покачал головой из стороны в сторону. Хождение возобновилось. Генерал резко сказал:

– Время уходит. Надеюсь, вы понимаете, Дженсен, что, начав крупную военную акцию, пойти на попятную совершенно невозможно?

– Я это понимаю, – тяжело произнес Дженсен. – Что доносит разведка?

– В донесениях недостатка нет, но только Богу известно, что нам с ними делать, – в голосе генерала звучала горечь. – На всей линии Густава неспокойно. Туда подтянуты, насколько нам известно, две танковые дивизии, одна немецкая пехотная дивизия, дивизия австрийцев и два батальона знаменитых альпийских стрелков. Наступление они не готовят, это совершенно ясно, их дислокация делает наступление невозможным в данный момент.

Кроме того, если бы они вдруг решились на наступление, то наверняка постарались бы проводить переброску сил тайно.

– Как объяснить, в таком случае, их активность? Генерал вздохнул.

– Наши «компетентные источники» утверждают, что гитлеровцы готовят неожиданный отход на новые позиции.

Компетентные источники! Меня больше всего беспокоит, что эти проклятые дивизии в данный момент находятся на линии Густава.

Дженсен, что случилось, в конце концов?

Дженсен беспомощно пожал плечами.

– Мы договорились о выходе на связь каждые два часа после четырех часов утра…

– И до сих пор ничего?

Дженсен промолчал.

Генерал задумчиво посмотрел на него.

– Самые лучшие люди во всей Южной Европе, вы говорите?

– Да, именно так.

Сомнения генерала в правильности подбора Дженсеном людей для операции «Десять баллов» существенно возросли бы, окажись он в этот момент среди них, в лагере гауптмана Нойфельда, в Боснии. Не было и речи о гармонии, взаимопонимании и безусловном доверии друг к другу, столь естественных для отряда специально отобранных диверсантов, считающихся лучшими в своем деле. Напротив, в их отношениях отчетливо ощущались напряженность, подозрительность и недоверие. Рейнольдс, обращаясь к Меллори, с большим трудом сдерживал распиравшее его негодование.

– Я хочу знать сейчас! – Голос Рейнольдса срывался на крик.

– Говорите тише, – резко прервал его Андреа.

– Я хочу знать сейчас, – повторил Рейнольдс. На этот раз почти шепотом, но тем не менее настойчиво и требовательно.

– Вам скажут, когда придет время. – Голос Меллори звучал, как всегда, спокойно и бесстрастно. – Но не раньше. Чем меньше вы знаете, тем меньше можете разболтать.

Рейнольдс угрожающе сжал кулаки и двинулся на Меллори.

– Не хотите ли вы сказать, что я, черт бы вас побрал, собираюсь…

– Я ничего не хочу сказать, – сдержанно заметил Меллори. – Я был прав тогда, в Термоли, сержант. Вы самая настоящая мина замедленного действия, с взведенным часовым механизмом.

– Может быть, – ярость Рейнольдса уже перехлестнула через край. – Во всяком случае, бомба – штука честная. Мне нечего скрывать в отличие от некоторых!

– Повтори, что ты сказал, – спокойно произнес Андреа.

– Что?

– Повтори.

– Послушай, Андреа…

– Не Андреа, а полковник Ставрос, сыпок.

– Да, сэр.

– Повтори свои слова, и я гарантирую тебе минимум пять лет тюрьмы за неуважение к командиру в боевых условиях.

– Так точно, сэр, – попытка держать себя в руках стоила Рейнольдсу героических усилий. Это было очевидно. – Но почему он ни слова не сказал нам о своих планах на сегодняшнее утро и в то же время сообщил, что вечером мы улетаем с какого-то непонятного аэродрома на плато Ивеничи?

– Потому что немцы могут вмешаться в наши планы, – терпеливо пояснил Андреа. – Если им удастся их узнать.

Например, выпытав у кого-нибудь из нас. Информация об Ивеничи им ничего не даст. Эта местность контролируется партизанами.

Миллер благоразумно переменил тему. Он обратился к Меллори:

– Две тысячи метров над уровнем моря, ты говоришь? Там же снега должно быть по пояс. Каким образом его можно расчистить, хотелось бы знать?

– Не знаю, – пожал плечами Меллори. – Кто-нибудь об этом позаботится, я полагаю. Придумают способ.

Плато Ивеничи, на высоте двух тысяч метров, действительно было покрыто толстым снежным ковром, но тот, кто должен был об этом позаботиться, уже кое-что придумал.

Плато представляло собой мрачную, белую, холодную пустыню, совершенно несовместимую с присутствием человека. С запада его окаймляла двухсотметровая каменная гряда с почти отвесными стенами, испещренная многочисленными ледопадами, и кое-где островками чудом прилепившихся корнями к остаткам земли сосен, покрытыми заледеневшим слоем снега. С востока плато круто обрывалось вниз к долине.

Ровная, как стол, поверхность плато, покрытая снежной скатертью, в лучах яркого горного солнца отливала неестественной белизной, от которой глазам становилось больно.

В длину плато простиралось, вероятно, на полмили. В ширину нигде не превышало сотни ярдов. Южная оконечность плавно переходила в относительно пологий горный склон.

Здесь, на окраине плато, стояли две белые палатки: одна – маленькая, другая – большая, шатровая. Рядом с маленькой разговаривали двое мужчин. Один из них, повыше и постарше, в серой шинели и темных очках, полковник Вис, командующий сараевской партизанской бригадой. Другой, помоложе и постройней, его адъютант, капитан Вланович. Оба внимательно осматривали плато.

Капитан Вланович вздохнул:

– Должны же быть какие-то другие, более простые способы.

– Назови их, Борис, мой мальчик, и я тут же с тобой соглашусь. – Полковник Вис производил впечатление спокойного, уверенного в себе человека. – Я согласен, бульдозеры или снегоочистители пришлись бы как нельзя к месту. Но ты должен согласиться со мной, что преодолеть почти вертикальные каменистые склоны не под силу даже самому искусному водителю.

Кроме того, зачем нужна армия, если не для того, чтобы маршировать, верно?

– Так точно, – уверенности в голосе Влановича не чувствовалось.

Оба взглянули на север, пытаясь охватить взглядом плато на всем его протяжении.

Дальше открывалась величественная картина остроконечных горных вершин, покрытых снежными шапками. Они ярко искрились на солнце, оттеняя прозрачную голубизну безоблачного неба. Зрелище было необычным.

Не менее впечатляющим было то, что происходило на самом плато. Солидная колонна из тысячи солдат, половина которых была одета в серую форму югославской армии, а остальные – в пестрых одеждах непонятной принадлежности, медленно продвигалась по глубокому снегу.

Колонна представляла собой двадцать шеренг по пятьдесят человек в каждой. Взявшись за руки и наклонившись, люди мелкими шажками продвигались вперед. Они шли очень медленно, что было неудивительно, ибо первая шеренга увязала в снегу по пояс. На лицах людей появились первые признаки усталости. Это была убийственно тяжелая работа, от которой на такой высоте бешено билось сердце и каждый вдох давался с трудом, а налитые свинцом ноги отказывались повиноваться и отзывались болью в суставах при попытке сдвинуть их с места.

Не только на долю мужчин выпало это суровое испытание.

Первые пять рядов состояли исключительно из солдат, в оставшейся же части колонны женщин было приблизительно столько же, сколько и мужчин. Но различить их было трудно, так как они с головы до ног закутались в самые немыслимые одежды, спасаясь от лютого холода и пронизывающего ветра. Две последних шеренги целиком состояли из партизанок, бредущих по колено в снегу.

Зрелище было фантастическим, хотя и нередким для Югославии во время войны. Практически все аэродромы внизу контролировались подразделениями вермахта и были недоступны для югославов. Поэтому партизанам приходилось подобными методами создавать импровизированные взлетно-посадочные полосы высоко в горах. При такой глубине снежного покрова и в местах, совершенно недоступных для техники, – у них не было другого выхода.

Полковник Вис посмотрел на работающих и повернулся к капитану Влановичу.

– Борис, мой мальчик, надеюсь, вы понимаете, что мы здесь не на прогулке? Организуйте доставку продовольствия и позаботьтесь о том, чтобы приготовили горячий суп. За сегодняшний день придется израсходовать недельную норму продуктов. – Слушаюсь, – Вланович кивнул головой и сдвинул набок ушанку, чтобы лучше слышать зазвучавшую с севера канонаду. – Это что еще за чертовщина? Вис сказал задумчиво:

– Звук далеко разносится в чистом горном воздухе. Не правда ли, капитан?

– Простите, полковник…

– Это значит, мой мальчик, – проговорил Вис с явным удовлетворением, – что базе «мессершмиттов» в Ново-Дервенте в данный момент хорошо достается.

– Я не совсем понимаю… Вис терпеливо вздохнул.

– Когда-нибудь я сделаю из тебя настоящего солдата, мой мальчик. «Мессершмитты», Борис, – это истребители, вооруженные всевозможными мерзкими пушками и пулеметами. А что сейчас представляется идеальной мишенью для истребителей здесь, в Югославии?

– Идеальная мишень… – Вланович осекся и посмотрел на колонну. – Боже мой!

– Вот именно. Британские ВВС оттянули с итальянского фронта шесть эскадрилий своих лучших тяжелых бомбардировщиков – «ланкастеров» только для того, чтобы уважить наших друзей в Ново-Дервенте. – Он тоже сдвинул фуражку набок, чтобы лучше слышать. – Прилежно работают, верно? После того, как закончат, ни один «мессер» не сможет взлететь оттуда как минимум неделю.

Если, конечно, останется кому взлетать.

– Разрешите сказать, полковник?

– Разумеется, капитан.

– Есть и другие базы истребителей.

– Верно. – Вис запрокинул голову. – Видите что-нибудь?

Вланович посмотрел вверх, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, и покачал головой.

– Я тоже не вижу, – согласился Вис. – Но на высоте семь тысяч метров до наступления темноты будут дежурить истребители-перехватчики.

– Кто же он такой, полковник? Кто этот человек, ради которого работают наши солдаты, взлетают эскадрильи бомбардировщиков и истребителей?

– Некий капитан Меллори, насколько мне известно.

– Капитан? Как и я?

– Капитан. Но думаю, не совсем, как вы, Борис, – мягко заметил Вис. – Дело не в звании, а в имени. Это Меллори.

– Никогда о нем не слышал.

– Все впереди, мой мальчик.

– Но зачем все это нужно этому самому Меллори?

– Спросишь у него сам сегодня вечером.

– Он будет вечером здесь?

– Будет. Если, – добавил он мрачно, – доживет.

Нойфельд решительной походкой вошел в радиорубку, помещавшуюся в ветхом бараке. Дрошный следовал за ним. В комнате не было ничего, кроме стола, двух стульев и портативного передатчика. Сидящий за ним капрал вопросительно обернулся на вошедших.

– Соедините меня со штабом седьмого корпуса у Неретвинского моста, – распорядился Нойфельд. Он был в прекрасном расположении духа. – Я хочу говорить лично с генералом Циммерманом.

Капрал кивнул и отстучал позывные. Ответ не заставил себя долго ждать. Капрал взглянул на Нойфельда. – Генерал сейчас подойдет, герр гауптман.

Нойфельд взял наушники и указал капралу на дверь. Тот поднялся и вышел из комнаты. Нойфельд занял его место и надел наушники. Через несколько секунд, услышав хриплый голос генерала, он машинально выпрямился.

– Говорит гауптман Нойфельд, герр генерал. Англичане вернулись. Согласно их информации, партизанская дивизия в Клети Зеницы ожидает наступления со стороны моста через Неретву, с юга.

– Вот как? – генерал Циммерман, удобно устроившись в кресле передвижной радиостанции, дислоцированной на опушке леса к югу от моста через Неретву, не скрывал удовлетворения.

Брезентовый полог кузова был поднят, и генерал снял фуражку, наслаждаясь лучами нежного весеннего солнца. – Интересно, очень интересно. Что еще?

Голос Нойфельда, искаженный помехами, приобрел металлический оттенок:

– Они попросили переправить их в надежное место. Подальше за линию фронта, даже в Германию. Им здесь несколько не по себе.

– Ну-ну. Чувствуют себя не в своей тарелке? – Циммерман помолчал, задумался, потом продолжил:

– Вы полностью информированы о сложившейся ситуации, гауптман Нойфельд? Вы понимаете, насколько важны все мельчайшие детали в этой игре?

– Да, герр генерал.

– В таком случае мне надо немного подумать. Ждите.

Циммерман обдумывал решение, поворачиваясь из стороны в сторону в своем кресле. Он задумчиво посмотрел на север и в который раз увидел луга, подходящие к южному берегу Неретвы, стальной мост, перекинутый через реку, северный берег, взбегающий к каменистой гряде – линии обороны партизан под командованием полковника Ласло. На восток, к ущелью, уходила бело-зеленая лента реки. Он повернулся направо. К югу простирался глухой сосновый бор, который на первый взгляд казался безобидно пустынным, пока привыкшие к темноте глаза не различили угловатые силуэты, тщательно замаскированные от любопытных глаз брезентом и сосновыми ветками. Вид этих скрытых в лесу танков, авангарда двух бронетанковых дивизий помог Циммерману принять окончательное решение. Он взял в руки микрофон.

– Гауптман Нойфельд? Я разработал план действий. Прошу вас беспрекословно выполнять следующие инструкции…

Дрошный снял с головы параллельно включенные наушники и неуверенно спросил у Нойфельда:

– По-моему, генерал слишком многого от нас хочет. Вам не кажется?

Нойфельд отрицательно покачал головой.

– Генерал Циммерман всегда знает, что делает. Таких людей, как Меллори, ему ничего не стоит раскусить.

– Хотелось бы верить, – неуверенно произнес Дрошный.

Они вышли на улицу. Нойфельд сказал, обращаясь к радисту:

– Капитана Меллори ко мне. И сержанта Баера тоже.

Когда Меллори вошел к Нойфельду, Дрошный и Баер уже были там. Нойфельд был деловит и краток.

– Вас заберет самолет на лыжах. Только такой самолет способен приземлиться в этих чертовых горах. У вас есть несколько часов для сна. Мы отправимся не раньше четырех.

Вопросы есть?

– Где находится аэродром?

– На поляне, в километре отсюда. Что еще?

– Вопросов больше нет. Только если можно, поскорее. Вот и все.

– Вам не надо беспокоиться, Меллори, – прочувственно произнес Нойфельд. – Я сам мечтаю поскорее вас отправить. Вы для меня, честно говоря, как бельмо на глазу. И чем скорее вас здесь не будет, тем лучше.

Меллори понимающе кивнул и вышел. Нойфельд повернулся к Баеру:

– У меня к вам небольшое поручение, сержант. Небольшое, но очень ответственное…

Меллори медленно шел по территории лагеря, погрузившись в свои мысли. Когда он подходил к своему временному пристанищу, дверь барака открылась и оттуда появился Андреа, окутанный сигарным дымом. Не произнеся .ни слова и сердито нахмурившись, он прошел мимо Меллори. Из комнаты слышались звуки гитары.

Петар, как обычно, наигрывал югославскую версию «Покинутой любви». Видимо, это была его любимая песня. Когда Меллори вошел, Мария, Рейнольдс и Гроувс тихо сидели рядом, Миллер лежал в спальном мешке с неизменным томиком стихов в руках.

Меллори кивнул головой в сторону двери.

– Что-то расстроило нашего друга. Миллер усмехнулся и, в свою очередь, кивнул на Петара.

– Он опять играет любимую мелодию Андреа. Меллори усмехнулся и повернулся к Марии.

– Попросите его прекратить пение. Сегодня днем мы улетаем, и нам необходимо выспаться.

– Можем поспать в самолете, – хмуро сказал Рейнольдс. – Или когда прибудем в конечный пункт своего назначения, где бы он ни был.

– Нет, спите сейчас.

– Почему именно сейчас?

– Почему сейчас? – Меллори рассеянно посмотрел куда-то вдаль и тихо произнес:

– Потому, что другого случая может и не быть.

Рейнольдс удивленно взглянул на него. Впервые в его взгляде не было враждебности и недоверия. Только любопытство и что-то похожее на понимание.

На плато Ивеничи колонна продолжала неумолимо двигаться вперед, но назвать ее колонной солдат язык не поворачивался.

Они вообще не походили на человеческие существа. Доведенные до крайнего истощения, с перекошенными от напряжения лицами, они медленно продвигались, автоматически переставляя затекшие непослушные ноги, словно зомби – вставшие из могил мертвецы.

То тут, то там кто-нибудь спотыкался и падал, чтобы уже не подняться больше. Его оттаскивали в сторону, к остальным бедолагам, которых заботливые партизанки пытались привести в чувство. Они растирали отмороженные конечности и вливали в горло ослабших товарищей щедрые порции горячего супа и крепкой ракии.

Капитан Вланович повернулся к полковнику Вису. Лицо его исказило страдание, голос был хриплый и глухой.

– Это безумие, полковник, безумие! Вы сами видите, что это невозможно. Нам никогда не успеть. Взгляните – за первые два часа выбыли из строя двести пятьдесят человек. Кислородное голодание, холод, колоссальные физические нагрузки… Это безумие.

– Сама война – безумие, – спокойно заметил Вис. – Дайте радиограмму. Нам потребуется еще пятьсот человек.