Текст книги "Мир современных медиа"

Взаимодействие между выдвигающими утверждения-требования и аудиторией опосредуется медийными институтами производства новостей. Задача исследователя в том, чтобы установить, как заинтересованные стороны в союзе с газетами и телевидением могут структурировать и представлять сообщения, стремясь привлечь внимание людей. Неплохим подспорьем здесь оказываются исследования речей политических деятелей, основанные на теории речевых актов Д. Остина и Дж. Серля. [Austin J. L., 1962; Searle J., 1969].

Те, кто выступают публично по роду деятельности (прежде всего политики), как правило, хорошо владеют приемами, позволяющими приковывать внимание аудитории и вызывать высоко оцениваемые коллективные реакции (например, аплодисменты). Mакс Аткинсон показывает, что наиболее эффективными оказываются сообщения, главные идеи которых представляются в виде перечня из трех пунктов (three part lists) и пар противоположностей, поскольку они позволяют аудитории согласовывать свое одобрение, аплодируя в унисон [Atkinson M., 1984]. Значение этих исследований не только в том, чтобы выявить структурные компоненты речи, вызывающей определенную реакцию у слушателей, но и в работе на перспективу. По утверждению группы исследователей, успешная коммуникация в пределах какой-либо аудитории имеет также важное значение для последующего освещения события СМИ в лучшее время. Это напрямую связано с технологией телевизионных информационных программ, создатели которых могут использовать только риторически отформатированные, т. е. готовые, фрагменты политических речей. Из этого с очевидностью следует, что понимание общественностью таких острых социальных проблем, как бедность, преступность, расизм, сексизм, война, напрямую зависит от средств массовой коммуникации. Сообщения последних в свою очередь повторяют (нередко буквально) политическую риторику публичных выступлений, предполагающих тесные, организованные (например, подбор слушателей) взаимоотношения между выступающими и их аудиториями. Так формируется один из компонентов создаваемой масс-медиа совместно с политиками повестки дня.

Второе обстоятельство, важное для представления социальных проблем в средствах массовой коммуникации, касается все большего использования интерактивных форматов (прежде всего интервью) для представления новостей. Авторы информационных программ показывают репортеров, неформально беседующих с политическими лидерами, или ведущих, задающих вопросы респонденту. Это открывает перед исследователями новые возможности: они могут анализировать структуру и содержание передаваемых СМИ новостей с точки зрения этих аудио– и визуально доступных взаимодействий. Поэтому изучение самого процесса интервью – того, как участники начинают беседу, развивают тему в дискуссии и заканчивают обсуждение в рамках информационных программ (news interview) – углубляет понимание того, как разговор и взаимодействия участников, вместо того чтобы отражать реальное содержание и причины появления обсуждаемых явлений (включая возникновение социальных проблем), придают этим событиям медиатизированный характер (см. критику телевизионных интервью Пьером Бурдье в заключении книги). Признанный гуру новых электронных медиа М. Маклюэн, которому принадлежат глубокие идеи о воздействии телевидения, к сожалению, до сих пор не оцененные по достоинству научным сообществом, писал в свое время, что телевидение – это не труба, через которую можно перегонять все что угодно, но все, что «перегоняется» с помощью телевидения, приобретает особый, телегеничный характер.

Как отмечает Стивен Клейман, новости как социальные конструкции сейчас не рассматриваются как что-то исключительное. Подлинным новшеством является представление о том, что форма и содержание сообщений, транслируемых медиа, определяются не столько внешними по отношению к этому процессу обстоятельствами (такими как политические идеологии и институциональная организация работы с новостями), сколько устоявшимися практиками интервью [Claymen S. E., 1987]. Исследователи фиксируют господствующую организацию очередности, при которой репортеры воздерживаются от высказывания мнений и задают вопросы интервьюируемым, которым при ответе на вопросы предоставляется возможность довольно долго сохранять за собой «очередь» в разговоре, с тем чтобы выразить свои взгляды. Значение этой системы очередности в интервью состоит в том, что с помощью своих вопросов репортер может устанавливать пункты повестки дня. Тем не менее интервьюируемый может изменять эту повестку, избегая тем, предлагаемых репортером, направляя разговор так, чтобы представить свои собственные интересы. Репортер может противодействовать таким попыткам, однако успешность такой стратегии напрямую зависит от того, какие приемы в ходе беседы использует интервьюируемый. Очевидным, но скрываемым обеими сторонами фактом является то, что они разговаривают для «подслушивающей» аудитории, которую надо заинтересовать и удержать (рейтинг!). Это обстоятельство, объединяющее репортера и интервьюируемого, ведет к серьезному и организованному плутовству (jockeying), поскольку каждая из сторон заинтересована в успехе и стремится подать себя с наиболее выгодной стороны. Результат этой игры в одни ворота и будет отражен в новостях об обсуждаемой проблеме.

Ныне, подчеркивал Ричард Геншель, средства массовой коммуникации стали играть исключительно важную роль в определении социальных проблем [Henshel R. L., 1990]. Причина, по его мнению, в том, что, определяя ситуации (в смысле, предлагаемом теоремой Томаса), общественность фиксирует не реальность как таковую, а свое восприятие реальности. В формировании же того образа реальности, на который реагируют люди, решающую роль играет именно массовая коммуникация, обеспечивая существование (в конструкционистском смысле – как то, что осознается обществом как проблема) реальных и потенциальных проблем, поскольку те, для кого определение социальных проблем является профессиональным занятием (политики, управленцы) или интеллектуальным (ученые), осуществляют эту функцию главным образом через масс-медиа. Когда проблема вышла на публичную арену, именно средства массовой коммуникации играют особую роль в придании проблеме статуса общественно значимой, т. е. признании ее легитимной, или в ее дискредитации как нелигитимной.

Своеобразный «пропуск» любой проблеме на публичные арены выдает относительно небольшое число «контролеров» (gate-keepers), отбирающих информацию в силу реальной ограниченности места (в прессе) и времени (на радио и телевидении), от которых, собственно, и зависит, что мы с вами прочтем и увидим. Это одна из характерных черт современных средств массовой коммуникации. Конечно, это не значит, что средства массовой коммуникации всесильны в «наклеивании ярлыка» важности или неважности социальной проблеме. Большинство исследователей уже давно отказались от упрощенного представления о пассивности аудитории СМИ, предпочитая рассматривать ее как совокупность интерпретаторов. Однако существование избирательного подхода, связанного с персональными ориентациями людей, принимающих решение в масс-медиа, таит множество опасностей, особенно когда речь идет о социальных проблемах. Одно из главных негативных последствий в том, что сдержанность (abstention) средств массовой коммуникации может препятствовать признанию действительно важной проблемы, выдвижение которой на передний план в повестке дня обеспечивает ей жизнь (а потенциально – если не разрешение, то, по крайней мере, смягчение остроты), а отход на задний план обрекает на забвение, что в определенном смысле равнозначно смерти («чего нет в прессе, того нет в жизни»). Поэтому значение «контролеров», устанавливающих пункты повестки дня (agenda-setting), вряд ли можно переоценить.

Вопрос о том, кто занимает ключевые посты в СМИ, каковы их происхождение и социальный статус – все это в последние годы вновь стало предметом тщательного изучения. К тому же концентрация собственности на средства массовой коммуникации в немногих руках, таких как газетные объединения, конгломераты телеграфных агентств (cable conglomerates), появление новых типов «олигополий новостей», объединяющих различные средства массовой коммуникации (радио, газеты, телевизионные станции и каналы и т. д.,), принадлежащие или контролируемые одним владельцем, обладающим абсолютным правом «вязать и решать» в глобальном масштабе, делает проблему еще более актуальной.

Как считает Геншель, основная опасность, возникающая при определении социальных проблем средствами массовой коммуникации, в том, что они способствует появлению лишь кратковременной и поверхностной общественной заинтересованности в решении проблемы. «Вследствие того характера, которые носит коммерциализованная массовая культура, социальные проблемы, освещаемые средствами массовой коммуникации, склонны становиться своего рода поветриями, преходящими увлечениями (fads). Они «продаются» публике, будучи «упакованными» в привлекательные сенсационные обертки» [Ibid. P. 60]. Так, периодически появляющиеся в газетах сообщения о волнах преступности так же стары, как и сами газеты, и имеют весьма отдаленное отношение к реальным колебаниям числа уголовных преступлений. Поскольку в условиях рынка средства массовой коммуникации являются предприятиями, ориентированными на прибыль и к тому весьма доходными, то устаревание какой-либо темы, не привлекающей больше такого количества зрителей или читателей, как раньше, неизбежно ведет к ее вытеснению и смене другой, более привлекательной. Новизна – вот бог и царь медиа. Когда проблема врывается в общественное сознание, она может быть предметом новостей каждый вечер в течение месяца и более. Но такое внимание редко бывает длительным; обычно через несколько недель это уже не новость, а факт. Средства массовой коммуникации больше не обращают на нее внимания, выводя за пределы информационного пространства; соответственно ведет себя и аудитория, которая теперь «тематизирует» о другом. Вопрос утратил актуальность, т. е.новизну, проблема забыта, а публике уже предложено нечто свеженькое. Акцент на новых или на более сенсационных проблемах может вытеснять уже признанные проблемы на второй план или даже за пределы того, что освещается СМИ.

Возможно, считает Геншель, мы привыкли к тому, что кто-то другой думает за нас и определяет ситуации посредством массовой коммуникации. Когда масс-медиа переключаются на что-то другое, мы склонны вычеркивать из нашего сознания то, что больше не появляется на экране. Это происходит в точном соответствии с механизмом вытеснения, зафиксированным в старой пословице «С глаз долой – из сердца вон», а «мы настолько глупы, что верим в исчезновение проблемы только потому, что больше ее не видим» [Ibid.]. Наши представления о социальных проблемах сами становятся поветриями (fads), временно раздражающими и беспокоящими нас, но вскоре предаются забвению.

Роль элит и средств массовой коммуникации в распространении идей и фактов и формирующегося на этой основе общественного мнения часто является решающей в силу того, что бо́льшая часть социальных проблем не касается подавляющего большинства населения. Поскольку в отношении информации общественность полагается на масс-медиа, то значение проблемы может быть истолковано неверно. В качестве примера такой ошибочной интерпретации Геншель анализирует проблему преступности, неадекватные оценки которой в общественном сознании, порожденные отсутствием реальных знаний и непониманием природы преступности и уголовного законодательства, приобрели, по его мнению, характер эпидемии. Свою лепту в это ставшее хронической болезнью общества состояние вносят медиа, по крайней мере, в двух отношениях: во-первых, колебания в освещении преступности в них слабо связаны с изменениями peального числа совершенных преступлений (здесь работает механизм латания дыр: если нет важных новостей, то криминальная тема всегда привлечет внимание); во-вторых, наиболее часто упоминаемые в медиа преступления отнюдь не являются столь же часто совершаемыми в действительности; на самом деле, как обнаружил один из исследователей, «относительная частота, с которой сообщается о тех или иных преступлениях не имеет никакого отношения к их доле в криминальной статистике» [Ibid. P. 62].

Так на что же ориентируются люди в своем определении ситуации – на реальный уровень преступности и его колебания или на освещение преступности средствами массовой коммуникации? Скорее на второе. Одна из наиболее частых причин заблуждений относительно явлений и фактов, не наблюдаемых человеком лично, заключается в большей доступности некоторых событий в памяти людей благодаря их периодически повторяющимся описаниям в масс-медиа. Кражи со взломом (burglaries) получают намного большее освещение в прессе по сравнению с «беловоротничковыми» или санкционированными правительством политическими преступлениями (незаконной слежкой, прослушиванием телефона и подобными ущемлениями гражданских прав), несмотря на то, что последние могут стоить гражданам гораздо дороже, чем ущерб, нанесенный кражами.

Педалированиие средствами массовой коммуникации одних проблем (например, вопросы, связанные с озоновой дырой, которые интенсивно обсуждали еще несколько лет назад, сменились теперь проблемой потепления климата, которые связывают с солнечной активностью) и сознательное затушевывание других путем недопущения их на публичные арены (серьезный кризис мегаполисов) делает общество и граждан слепыми в отношении подобных вытесненных ситуаций, что может иметь весьма серьезные последствия. Конечно, налицо реальная манипулятивная мощь медиа, которую хорошо иллюстрирует пример с освещением преступности.

Опросы Института Гэллапа, проводимые с 1935 г. до конца 1970-х гг., показали существование определенных образцов в общественных определениях проблем и обеспокоенности в различные периоды времени. Подобные реакции, как выясняется, в значительной степени продиктованы текущими поветриями (fads) в средствах массовой коммуникации, в свою очередь определяемыми центрами власти.

Что же делает происходящее заслуживающим освещения в качестве новостей (newsworthy), по крайней мере с точки зрения «контролера» (gate-keeper)? Мы уже касались самого аспекта «контроля» и предполагаемой потребности в актуальности или частой смене тем. Еще одним моментом является представление о скорости, которая необходима событию для того, чтобы стать новостью. Любым событиям, чтобы произойти, необходим определенный промежуток времени: чем меньше скорость события соответствует обычной частоте или скорости событий, о которых сообщают те или иные средства массовой коммуникации, тем меньше вероятность того, что это событие станет новостью, передаваемой этими средствами. Информационные агентства, как правило, сосредоточиваются на относительно динамичных, быстроразвивающихся событиях. Медленное, постепенное возникновение проблем препятствует их представлению в качестве новостей, и хотя они реально могут быть проблемами чрезвычайной важности, о них редко сообщается.

В качестве иллюстрации Геншель приводит демографический взрыв как событие, определяющее судьбу целых наций и влияющим на качество жизни каждого живущего на планете. Тем не менее это не новость в обычном понимании, поскольку это явление слишком медленно развивается. Каждый день (речь идет о 1990 г.) население Земли увеличивалось примерно на 250 тыс. человек.

На 250 тыс. человек больше, чем вчера, нуждаются в еде, одежде, крове, школах и больницах. Последствия в конечном счете являются катастрофическими, но основной принцип, определяющий, насколько происходящее заслуживает освещения в качестве новостей, заключается в ключевых словах каждый день: поскольку это происходит каждый день, день за днем, это не является новостью. Так же и постепенно наносимый кислотными дождями ущерб озерам, постепенная эрозия почвенного покрова и постепенное обезлесение планеты не составляют новостей в какой-либо данный день и пропадают. Долгосрочный эффект такой странной и даже порочной по своим последствиям ситуации с новостями заключается, очевидно, в крайне искаженном понимании общественностью основных сил, действующих в мире, и непонимании социальных проблем.

Ликвидации этого ненормального положения может, по мысли Геншеля, помочь изучение осуществляемой журналистами в процессе производства (manufacture) новостей трансформации повседневного мира в публикуемом или передаваемом по телевидению или радио материале. Внедрение в общественное сознание представления о том, что жизнь не мозаика, состоящая из набора отдельных событий, которые просто могут быть отражены репортерами или – шире – журналистами, но единый процесс, все части и акторы которого прямо или опосредованно связаны друг с другом, и разрыв этих связей с целью подогнать явления под нужный формат чреват утратой смысла. В процессе создания новости производятся, но это результат не только описывающей реальность деятельности, но и формирующей реальность в соответствии с технологическими требованиями производства информационного продукта.

С производством новостей Геншель связывает и новое понятие бюрократической пропаганды, противостоящее традиционному представлению о пропаганде как манипулятивном воздействии, используемом, как правило, национальными правительствами (в этом случае оно сродни психологической войне), политическими партиями или конфессиональными объединениями в целях религиозного обращению в «истинную» веру (с последним связано происхождение этого термина). Д. Алтхейд и Д. Джонсон [Altheid D. L., Jonson J. M., 1980] предложили расширенную трактовку термина «пропаганда», охватывающую деятельность промышленных корпораций и целых индустрий, а также государственную бюрократию. «Бюрократическая пропаганда – это гигантские усилия, которые мы все наблюдаем в тот или иной период времени, совершаемые с тем, чтобы заставить аудиторию принять точку зрения определенной бюрократии. Она включает в себя институциональную рекламу, в рамках которой нефтяные компании, например, скорее пытаются вызвать доверие или показать, что их доходы оправданны, нежели продать бензин марки X. Бюрократической пропагандой являются также все виды саморекламы со стороны правительственных органов, показывающей, какую огромную работу они проделали (сотни тысяч рассмотренных дел) или, напротив, какая громадная задача перед ними стоит (растущая преступность, захлестнувшая улицы городов)» [Henshel R., 1990. P. 60]. В ходе бюрократической пропаганды мощь основных институтов современного общества используется для того, чтобы манипулировать вниманием масс-медиа или, по крайней мере, направлять его в желаемую сторону.

В заключение кратко охарактеризую взаимодействие политики и масс-медиа, как оно понимается западными коммуникативистами, учитывая все, что говорилось выше.

Политика и масс-медиа теснейшим образом переплетены друг с другом, и эта связь существует с первых печатных изданий, в которых освещение политической деятельности всегда занимало весьма важное место. И сегодня политика продолжает оставаться одной из самых важных тем для всех СМИ, кроме, пожалуй, чисто развлекательных.

В современном обществе политические представления большинства людей являются продуктом деятельности масс-медиа в силу удаленности мира политики от мира повседневности. Поэтому не будет сильным преувеличением говорить о создании ими политического мира как основы представлений большинства людей о политике и соответствующего поведения в этой сфере общественной жизни. Именно в последние десятилетия исследователи все чаще говорят о «медиатизации политики», подчеркивая роль СМИ в этой сфере (подробнее см. раздел V.). Особая роль в этом процессе, безусловно, принадлежит телевидению, внесшему наиболее серьезные изменения в характер взаимоотношений основных акторов на этом поле. Наиболее четко суть этих изменений выразил в 1985 г. американец Джосайя Мейрович в признанной современной классикой работе «Нет места смыслу: Воздействие электронных медиа на социальное поведение». Телевизионные репортажи навсегда изменили политику, сократив дистанцию между политиком и избирателем [Meyrowitz J., 1985].

И несмотря на все усиливающееся значение Интернета, роль телевидения вряд ли существенно уменьшится. «Вместе с техническим прогрессом менялась как отправка, так и получение политической информации, менялись и наши представления о политических событиях. Для нас политическую реальность составляет не влияние одного политического события, а его интепретация (и часто его трансформация) в масс-медиа, в особенности на телевидении» [Kraus S., 1988. P. 8].