Текст книги "Бочка счастья (сборник)"

Старая статья

Все это было странно. И неожиданно. Стала искать в своих компьютерных записях свой старый рассказ. И вдруг наталкиваюсь на то, что я никогда не писала и даже никогда не читала!

Откуда это? Что?!

Статья.

Судя по всему, эта статья была написана давно. После новой тогда нашей концертной программы «Распахни свое сердце». Много-много лет назад. На премьере, как стало ясно из прочитанного, находилась известный музыковед и театральный критик Наталия Ильинична Смирнова.

И вот спустя многие годы в моем компьютере каким-то образом оказалось ЭТО. Кто-то скопировал и выложил мне этот «документ». Почти научное исследование песенного творчества вообще.

Но большая часть статьи – о нас.

Конечно, немного странно читать все это сейчас, но…

Статья называется «ДЕЛАТЬ ТАЛАНТЛИВЕЕ СЕРДЦА ЛЮДЕЙ».

«В последние годы все более отчетливо обнаруживает себя процесс театрализации песни. Складывается явление, уже обозначенное как «театр песни». С устойчивыми, почти неподвижными средствами выразительности. От строго зафиксированного «лица» – до постоянно ищущих, новаторских «театров», резко меняющих не только выраженье своих «лиц», но и сам характер взаимодействия со зрителем.

Таким и явился нам в последнем концертном сезоне дуэт солистов – «Театр» Аллы Иошпе и Стахана Рахимова.

Этот дуэт пришел на профессиональную сцену из самодеятельности. Молодые певцы пропагандировали молодых авторов. Агитбригады, целина, комсомольско-молодежные стройки, Братская ГЭС, Дивногорск… Они приезжали на стройки сразу же вслед за строителями. Они несли в своих песнях счастливую, окрыленную, романтически возвышенную радость строительства новой жизни. За это любили их не только в «палаточных», но и в больших городах – свежесть их голосов отлично сочеталась со свежестью их мироощущения.

Потом песни их стали глубже. Они осваивали методику, стилистику, гармонию народной песни: среднеазиатской – узбекской, туркменской, азербайджанской – и русской. Народная песня многому научила их. Игровому, многоплановому и многообразному выражению, исповедальной манере исполнения, чуду ее «внутреннего наполнения», умению выражать метафорический смысл, находить глубину подтекстов и широту ассоциаций. Они сделали ряд поразительных открытий. «Разложили», например, на голоса туркменскую песню, которая не знала иного, кроме унисонного выражения, не только сохранив ее интонационный склад, но и необычайно обогатив ее гармоническое начало.

Народная песня научила их работать и над песней современной. Артисты стали придирчивы к текстам (только поэзия, никаких «подтекстовок»), очень внимательны к музыке. Кажется, они по-новому, как собственное кредо, услышали завет Даргомыжского «не низводить музыку до забавы. Хочу, чтобы звук прямо выражал слово. Хочу правды».

Редкостно красивый по тембру голос С. Рахимова обрел способность выражать подлинный драматизм. Лирическое сопрано А. Иошпе оказалось в состоянии раскрывать накал и пронзительность звучания до трагедии. А постижение высот трагедийности (что, как мы знаем, является признаком зрелости любого театра) открыло и новые для них жанры: наряду с балладой, исповедью, родились песни-памфлеты, песни-зонги, дуэты остроконфликтного, драматического содержания.

Алла Иошпе и Стахан Рахимов работают со многими крупными композиторами – М. Фрадкин, Э. Колмановский, О. Фельцман, М. Таривердиев, Д. Тухманов… Им же принадлежит заслуга пропаганды песен молодых композиторов.

Режиссеры своих песен – они не просто «укладывают» свои прекрасные голоса в слова, ритм и мелодию, а широко, свободно, с даром драматических актеров раскрывают душевный мир своих героев, которые живут, волнуются, страдают.

И в репертуаре лирическом, и в песнях героических, гражданских, их герои – люди неизменно интеллигентные, обладающие особой душевной грацией, а нередко и изысканной духовностью, тем редкостным сплавом сердечного темперамента и деликатности, который делает их чрезвычайно интересными для слушателя собеседниками: умными, внимательными, неназойливыми.

Нередко случается так, что ОНА начинает песню первым голосом, ОН – вторым, потом они «меняются» – ОН ведет основную «партию». ЕЕ голос звучит то низко, почти меццо-сопрано, а потом «забирается» вверх – и уже звучит нежный, лиричный, особого обаяния высокий голос, а ОН «ведет» вниз, и лирический тенор обретает баритонные обертоны.

Но не унисон и не «партии» голосов поражают воображение зрителя. А удивительный унисон сердечных эмоций. Наверное, это и рождает такую ответность зрительного зала. Они приходят на эстраду не только (и меньше всего) знакомить со своими талантами. Кажется, главная их задача в концерте – делать талантливее сердца своих зрителей.

Алла Иошпе и Стахан Рахимов – судя по прошедшему сезону – стали большими, зрелыми мастерами. Недаром их так любит зритель. Недаром сразу же разошлась их пластинка-гигант, названная так же, как и их новая программа – «Распахни свое сердце».

Недаром они, выступив во многих странах четырех континентов мира, по праву стали пропагандистами советской музыкальной культуры, образа советского человека.

Доктор наук, театральный критик Н. Смирнова».

Позднее Наталия Ильинична подготовила к изданию серьезный сборник о творчестве советских певцов. Каждому из них была посвящена целая глава. Нам – три: А. Иошпе, С. Рахимову и отдельно – дуэту. Этому, по ее мнению, «особому явлению в музыкальной культуре».

Мы виноваты перед этим человеком.

А может быть, и не мы.

В 1979 году мы решили уехать из СССР и сразу же предупредили об этом Наталию Ильиничну. Оказалось, уже находилась в печати ее книга, этот сборник статей о творчестве «звезд» советского искусства. И естественно, три главы о нас были изъяты и уничтожены моментально.

В связи с этим издание книги было задержано. Потом, правда, книга вышла. Но – уже без нас. «Пропагандистов советского музыкального искусства и образа советского человека».

Ничего не поделаешь.

В такое время, в такой стране мы жили.

Сто писем… в никуда

Нас не выпустили. Ни в какую эмиграцию. Ни на какое лечение.

И мы попытались, наивные безумцы, бороться.

С кем?!

С советской властью?!!

Как?!

Мы обратились в прессу. Нашу. Советскую. Родную.

И не только нашу.

Мы написали сто писем. СТО.

Письмо, конечно, было одно. Но было распечатано в ста экземплярах.

Это было письмо-заявление, попытка достучаться до официальных и неофициальных органов. Рассказать о нашей ситуации, о «попрании прав человека и семьи…». Потому что выехать разрешили только мне с дочкой и с родителями, но без Стахана (?!!).

Причиной якобы являлась связанная с государственными секретами работа его сводного брата, с которым он ни родственными (родители с 1952 года имеют разные семьи), ни дружескими узами не был связан.

Конечно, мы с родителями не уехали без моего мужа никуда. «Так я вам его и оставила одного на растерзание», – сказала я.

И написали эти сто писем. В которых говорили о нашем положении, о том, что мы уже несколько лет лишены работы и средств к существованию, о том, что наша дочь исключена из комсомола и из МГУ… и т. д. И о том, что в результате травли и угроз «неизвестными лицами», после очередного сердечного приступа умерла мать Стахана.

Эти письма мы разослали в редакции газет и журналов, на радио и телевидение.

На что мы рассчитывали?! Я не знаю. Но надо было что-то делать, и мы делали. Конечно же этот крик о помощи испуганные редакции тут же спрятали под сукно – не дай бог кое-кто увидит! И конечно же никаких ответов на это не последовало.

Это были письма в никуда.

Через полгода мы опять получили отказ на выезд. Опять!

И тут настала очередь других писем.

…Все это было, как из пушки по воробью. Вернее, как воробышком по пушке.

Но как эти письма попали сейчас в мой компьютер? Кто их переслал нам?! Спустя столько лет!

Значит, кому-то хотелось сохранить их для нас! Значит, кто-то знал, что люди помнят об этом времени и о нашей судьбе!

Во всяком случае, мы уж точно помним и не забудем.

Спасибо тебе, этот «кто-то»!

…Прошли годы. Долгие и нелегкие годы нашего выживания. Когда мы пытались как-то восстанавливаться. В жизни… на сцене… в профессии…

Сейчас мы уже – народные артисты России и других стран. Уже вручены нам высокие награды, ордена… Уже самые первые лица страны поздравляют нас с юбилеями…

И даже молодежь «охотится» за нашими песнями и издает многочисленные CD… А в Интернете больше 800 наших песен – прослушивают. И просматривают наши клипы. Многие из которых на наши песни кто-то сам и делает. Да и на центральных каналах ТВ нас часто видят в престижных передачах…

То есть интерес к нашим личностям не иссякает. Даже наоборот.

И я уже – член Союза писателей России. Издаются мои книги, и их прекрасно иллюстрирует сам Стахан Рахимов.

Уж е.

И Золотой юбилей наш прошел с должным успехом…

Что нам ЕЩЕ надо?!

Да ничего.

Но я читаю эти горькие старые письма, и мне стыдно. И больно.

Стыдно за то время. И больно за многих тех, кто не смог распорядиться своей и так короткой жизнью, как считал нужным. Кто должен был унижаться по любому вопросу и поводу. Всегда и во всем. От покупки в магазине мяса до выезда на лечение.

И чем больше нас «любили» сильные мира сего, тем сильнее и стыднее было наше унижение. Этим вершителям судеб было интересно видеть, как плачут перед ними известные народные любимцы! Совсем недавно независимые, уважаемые и гордые. Которые могли позволить себе даже отказаться от выступлений за ресторанными столиками начальника КГБ и других властей предержащих и которые посмели послать к их матерям всю выстроенную для них самих такую сильную и такую гнилую систему.

Без подписи

И вот – снова находка. Снова – привет из прошлого. Муж разбирает архив нечасто. Но каждый раз что-то уникальное находит.

На этот раз – как бы телеграмма. Написана от руки.

«В связи с двадцатилетием совместной жизни и творческой деятельности, а также по случаю трехлетней годовщины со дня поступления от юбиляров первого заявления в ОВИР о выезде, коллектив УВИР УВД МОСГОРИСПОЛКОМА поздравляет ИОШПЕ АЛЛУ ЯКОВЛЕВНУ и РАХИМОВА СТАХАНА МАМАДЖАНОВИЧА и присваивает им звание заслуженных отказников РСФСР и Узбекской Республики соответственно.

Юбиляры награждаются очередным ОТКАЗОМ, в красочном подарочном исполнении, и памятным подарком – таким, чтоб всю жизнь помнили. А также – пожизненным правом посещения ОВИРа без очереди.

Коллектив РосМосОблКонцерта присоединяется к поздравлению и посвящает юбилярам исполнение популярных русских романсов: Рахимову С. М. – «Не уезжай ты, мой голубчик!» и Иошпе А. Я. – «Вернись, я все прощу!».

За заслуги в деле развития советского эстрадного искусства заслуженную артистку РСФСР Аллу Иошпе наградить памятной гастрольной поездкой в город КЫЗЫЛ-КУРГАН-на-АМУРЕ, на постоянное место жительства.

Учитывая особый вклад Рахимова С. М. в развитие национальных культур больших и малых народов Средней Азии и Ближнего Востока, предлагается переименовать РАХМАНОВСКИЙ переулок в г. Москве – в РАХИМОВСКИЙ. За находящимся там же рестораном закрепить и впредь название «Узбекистан». И организовать в нем проведение декады узбекско-еврейской кухни.

Дежурные блюда:

Суп-шурпа-хоменташ

Печень больная по-стахановски

Котлеты отбивные по-овировски

Среди отказников г. Москвы и Харьковской области объявить месячник СТАХАНОВСКОГО движения.

Так как в момент юбилея работники ОВИРа отсутствовали (в силу производственной необходимости, а также в связи с наступлением лыжного сезона), телеграмму подписал то ли Иванов, то ли Петров, по телефону.

Подпись неразборчива».

Да. Находка эта заставила вспомнить многое. И «нацию» отказников, и наше многолетнее молчание, запрет на нашу сцену…

Понятия не имеем, кто написал эту так называемую телеграмму. И понятно, что «подпись неразборчива». Кто рискнул бы подписаться под такой «телеграммой»?! Тогда?! Разве что – «самоубивец».

Ясно одно: автор хорошо знал нас и нашу ситуацию. И грамотный был человек, в теме. И спустя многие годы он решил напомнить нам о том смрадном времени. И сделал это с присущим еврею юмором.

Спасибо тебе, «то ли Иванов, то ли Петров»!

Нет добра без худа

Наше вынужденное молчание длилось долго. Мы изолированы, одиноки… Не знаем, чего ждем и что будет с нами дальше.

Мы – изгои.

Конечно, изгои. Не каждый в то время мог позволить себе объявить государству, что не хочет, вернее, больше не может жить с государством этим. И что есть причины, по которым человек хочет или должен уехать из этой страны.

Мы же «позволили» себе объявить это нашему государству.

И объявили.

А страна – наоборот, не желает с тобой расставаться. Оказывается, любит тебя страна очень. Любит! Выпустить – не выпускает, а жить не дает. Жить, как ты хочешь, не дает. Жить, как ты считаешь нужным, не дает. И работать не дает!!!

Ничего не дает.

Но любит.

И опасно с такими, как мы, не только дружить, но и просто общаться.

И многие боятся. Их можно понять.

И мы понимаем.

Но страшно не всем.

…Вечер. Мы сидим на нашей Конюшковской. В доме, который впритык к американскому посольству. Мы там живем. В доме этом. К удовольствию КГБ. Легче следить за нами. Там все равно все под наблюдением: и посольство США, и мы рядышком. Экономия.

В этот вечер у нас гости, вернее, гостья. Галина Борисовна Волчек. Замечательная артистка. Известный, талантливый режиссер любимого театра «Современник».

Для нас она – Галочка. Интересный, умный, добрый человек. Друг. Она-то уж точно ничего не боится!

Мы ходим на ее спектакли в театр. Поем ей наши песни дома – вернее, показываем наши записи. Концерты наши запрещены.

У Галины тоже времена не лучшие. Личные, семейные проблемы. Она грустная. Но вместе нам хорошо. Спокойно. Тепло, уютно.

Стахан плов сделал к ее приходу.

Вдруг Галине что-то понадобилось в своей машине. Машину, говорит, с трудом пристроила в маленьком закутке.

Она спускается вниз «на минутку» и тут же бросается обратно – «Машина! Угнали!!!».

Действительно, нет машины Галины Борисовны Волчек в этом закоулке! Надо срочно бежать в милицию, писать заявление!

Но не тут-то было.

Галина звонит другу – Володе Высоцкому.

– Володя, дорогой, приходи. У меня машину украли. Я у Аллы и Стахана. Ты их знаешь.

Володя приехал. Запыхавшийся. Встревоженный. Чем помочь?! – спрашивает.

– Да ладно. Вот – гитара. Спой лучше, Володичка!

– Только после плова, – возражает Стахан.

Сидели до глубокой ночи. Слушали песни, которые пел этот маленький хриплый человек. Ничего не существовало вокруг. Все исчезло. Нет семейных проблем. Ни запретов. Ни угроз. Ни КГБ… Ни пропавшей машины. Только стихи, музыка, напряженный ритм, голос… Удивительное внутреннее единение всех нас.

Это была наша первая встреча с Владимиром Высоцким в нашем доме. Перед этим, когда мы еще не были «изгоями», мы встречались в общих концертах, ездили под Москву на его концерты, приходили на его спектакли на Таганку…

Но эта встреча была совсем другой.

Нет худа без добра! Вернее – добра без худа.

Если б не пропала машина, тогда Галина Борисовна не позвонила бы Володе Высоцкому и… Не было бы такого потрясающего вечера, этой незабываемой встречи, немного успокоившей наши встревоженные души…

А машина нашлась. Оказалось, Галина Волчек совсем в другом месте ее припарковала.

Этот вечер запомнился навсегда.

Отпуск

Не сидится нам на одном месте. То ли – привычка к постоянным дорогам гастрольным, то ли – наши характеры?

Наверно, и то и другое.

Поэтому и в отпуск – куда-то обязательно на природу. Не в санаторий какой-нибудь, где все «инклюдит», все включено бесплатно, то есть – на халяву. Просто нам обязательно надо, чтоб спешилось, ехало, и с неожиданностями, и на колесах желательно. Тем более что и «мотор» уже недавно появился. Наконец-то и у нас автомобиль. Настоящий! Первая в жизни машина!!! Новый красавец «запорожец».

– Надо его срочно объезжать, – заявляет Стахан.

– Он что – конь? – спрашиваю.

– Конь. Даже много коней.

И гордо объявляет число лошадиных сил этого «гиганта».

«Конь» рвался в дорогу.

И мы отправляемся в свой первый автопробег.

Вернее, автообъезд.

Выехали в Сочи.

Нас четверо. Мы с мужем, дочка и Владимир Васильевич. Танюшка маленькая. Пять лет.

Владимир Васильевич – потрясающий друг, потрясающий главный травматолог СССР, потрясающий… Всеобщий любимец.

– Еду с вами. Вас нельзя отпускать одних. Вам веры нет.

Инна Михайловна, «мадам», жена его, осталась «в лавке». «Гнездо сторожить». А «этот» – с нами.

Ехали целый день. Перекусывали на завалинках: у нас с собой было.

На второй день решили «пилить» до упора, чтоб назавтра пораньше приехать. Куда именно? Где остановимся? Точно еще не знали.

– Разберемся, – сказал гениальный хирург, молодой доктор наук, профессор Владимир Васильевич Кузьменко.

Но пришлось заночевать на дороге. Не доезжая до места назначения. Поздно вечером выбрали место для ночевки. На пригорке. На лужку. Сеном пахнет и еще чем-то… Природа, в общем.

– Итак, начинаем отпуск, – торжественно объявляет В. В.

И – у нас с собой было. У Владимира Васильевича, вернее. У него всегда с собой было.

Устроились на ночлег.

Мы с Танюшкой – на раскладушках. С собой в багажнике две маленькие привезли. Стахан – в машине. В. В. тоже.

Дочка уснула.

Я пытаюсь.

Мужики курят. И не только. «Запасы» Владимира Васильевича уничтожают. Решают жизненные проблемы мирового значения. Философствуют на природе.

…Рассвет наступил неожиданно. Я проснулась – ничего понять не могу. Вместо нежного зеленого лужка, на котором мы заснули, что-то черно-серое, шевелящееся и блеющее…

Господи! Стадо! Козы! А мы – в самом центре их! В середине – мы с Танюшкой, ребята – чуть сбоку.

Козы медленно перемещаются. Травку жуют.

Мы козам не мешаем.

– Мамочка! Что это?! Кто это?! – раздается испуганный голос дочери.

– Доченька, не бойся, это козочки пасутся. Мы на их месте устроились.

Козочки живут своей жизнью.

– Мам!!! Смотри, смотри! Дерутся! Одна даже на другую залезла, кусается!

Боже! Какое счастье для Владимира Васильевича!

– Они не дерутся, – со знанием вопроса серьезно объявляет профессионал.

Я вжимаюсь в раскладушку.

– Они детей делают, – объясняет со знанием дела В. В.

– А-а-а, – задумчиво тянет Танюшка.

К счастью, к нашим раскладушкам направляется молодой любопытный козел. Смотрит на Танюшу. Она – на него. Тоже с любопытством.

Вопрос о «кусающих» козлах отложен.

Но это я так думаю.

– Дядя Володя, – обращается Танюшка к компетентному дяде Володе, – а когда у них появятся маленькие детки?

– Скоро.

– Дядя Володя, а вы тоже кусаете свою тетю Инну?

– А то как же, – важно ответствует невозмутимый дядя Володя, нарезая колбаску для завтрака.

– И вообще, вырастешь, заходи. Объясню все подробно, – пообещал он.

Стахан говорит козлам «фу». Это относится и к Владимиру Васильевичу. Козлы недовольно отходят от наших раскладушек. Смотрят искоса и со стороны.

Я раскладываю на салфетке оставшуюся провизию.

«Завтрак на траве». С козлами.

Позавтракали.

Складываем манатки.

Поехали.

Танюша все оглядывается назад.

…До Сочи добрались только к вечеру. Где остановимся – неизвестно.

– Не волнуйтесь. Все беру на себя. Устрою все наилучшим образом, – уверенно заявляет профессор Кузьменко. – Будете довольны.

И добавляет гордо:

– У меня везде пациенты. Кого я только не резал!

Решили подъехать к автовокзалу. Наверно, там предлагают жилье на отпуск.

В. В. подходит к какой-то местной женщине. Выбрал посимпатичней. Пошептал ей что-то на ухо…

И – «все устроил».

Мы попали в крошечную каморку из одной кровати, с кривой тумбочкой – на втором этаже. Крутая лестница из полусломанных деревянных ступенек… Прямо под крышей. Что-то типа голубятни.

Но без голубей.

– Красота, правда?! Танюшку – на раскладушку, – заговорил Владимир стихами.

– А вам двоим – места хватит в углу. Завтра переселю в люкс, – пообещал он.

Где ночевал он, нам неизвестно.

Но наутро любопытная Танюша поинтересовалась:

– Дядя Володя, а вы где спали?

Дядя Володя показывает рукой в сторону хозяйкиного домика. Там.

– Дядя Володя, а там же тетя спит!

– А я – над тетей, – отвечает он между делом, пытаясь раскурить на морском ветру сигаретку.

– Вы тоже детей делали? – обрадовалась Танюшка.

– Не успел, – не моргнув глазом честно признался дядя Володя.

Завтракали прямо на пляже. Потом – в море! Первое купание. С ожесточением смывали с себя дорожную и московскую грязь.

И – первый за год загар.

Нежились.

Ночью, уложив Танюшку и убедившись, что ребенок крепко уснул, опять спустились к морю. Благо оно тут же. Под ногами.

Никого. Торжественно тихо. Только о чем-то, по секрету, шепчутся волны. Лунная дорожка серебром режет море… песок горячий…

Боже, какая красота! И умиротворение!

Так не бывает.

Но так было.

– Надо отметить, – нарушил тишину профессор.

И удивил. С собой у него было: бумажная скатерка, три маленькие хрустальные рюмочки (откуда?!), блюдце и огурец. Молча, торжественно, он все раскладывает на «столе». Хирургическим скальпелем аккуратно разрезает на дольки огурчик. Наполняет откуда-то взявшимся «божественным напитком хирургов» хрустальные рюмочки… Блаженно вздыхает и провозглашает:

– Вот теперь – начали! Все! За отпуск!

Мы купались, загорали… Я, естественно, обгорела… И лечилась по рецепту известного профессора В. В. – «завяжи и лежи». А когда я действительно лежала, вопреки аллопатам обмазанная сметаной, и тихо постанывала, его «что лежишь, как в Мавзолее?» почему-то облегчало страдания.

…В этой голубятне мы прожили весь наш отпуск. Все запланированные двадцать дней.