Текст книги "Бочка счастья (сборник)"

Когда другие не могут…

…В другой раз для отпуска мы выбрали Прибалтику.

Это было давно, поэтому проблем еще не было: с визами и прочими шенгенами.

Тогда нас пригласили в пансионат от какого-то предприятия какие-то поклонники. Куда-то под Вильнюс. В лес.

– Там никто вас не потревожит. Еще не сезон. А мы вам создадим все условия. Тихо. Красиво. Баня. Ягоды. Одна красота. Будете в сказке.

Выехали втроем, уже с двенадцатилетней Танюшкой.

Красота действительно была. И баня в бревенчатом деревянном доме… И ягоды в свежезеленом лесу… Пахнут одуряюще… И Булгаков с «Мастером и Маргаритой», которого с упоением читала нам вслух наша Танюша. Свесившись с верхней кровати, как в поезде. Всеми вечерами читала. Постоянно.

И не было, да и не нужен был телевизор. С его новостями, известиями, да и концертами эстрадных артистов, которые мы и так уже знали наизусть.

Это было еще то благостное время, когда дочка ездила с нами в отпуска. Это было и то время, когда мы после сумасшедшей гастрольной жизни нуждались в уединенном отдыхе. Отдыхе от людей. Даже знакомых. Уж больно много сил и энергии мы тратили на наши дороги и выходы к нашим зрителям. На сцену и подготовку к ней.

А истопник, который через день топил нам баню, был в радость. Топил и молчал. Хороший истопник.

Время от времени мы ездили по узкой, шириной в один небольшой автомобиль, малопроезжей дороге в деревню. За изумительными молоком, маслом, творогом… Если повезет, то и за курицей.

И были в сказке.

Но, если б было все только так, как сейчас рассказано, не было бы этого рассказа.

После бани Танюша с папой любили поиграть с мячом и друг с другом. Что-то типа тенниса. Даже ракетки где-то надыбали мои «спортсмены».

И вот как-то после одной в полном смысле очень жаркой бани отец так сильно ударил по ракетке, что выбил плечевой сустав. Эта рука давно была проблемная. Боль была нестерпимая. Адская.

Мы в лесу одни. Стахан вести машину не может. Да и куда ехать?! В какую больницу и где она?!

И я сажусь за руль.

Я вообще-то машину уже пробовала водить. Но не одна. И не по таким дорогам. И не по неизвестным направлениям. А мужу плохо. И почему-то спину стало сводить…

Танюшу оставили в лесном пансионате. Одну! «Запрись, читай и ничего не бойся».

Сама – за руль. Стахан сзади. Лежит. Стонет. Корчится от боли.

Вырулила на какую-то дорожку. Потом – на дорогу. Потом на шоссе. В сторону Вильнюса. А куда же еще?! Ведь больница в городе нужна и врач нормальный…

Не помню, как почувствовала, в какую сторону надо.

А он уже почти кричит. А потом и вовсе:

– Останови, останови машину!

Резко торможу. Он выполз на землю. Катается по земле, криком кричит от боли…

Господи, как же быть? Что мне делать?!!

На дороге никого. Сердце сейчас вырвется или лопнет…

И вдруг – автобус!

Я – наперерез автобусу.

– Стойте! – кричу.

А дороги в Прибалтике прекрасные и скоростные… А автобус большой, тяжелый, пассажирами переполненный…

Как водитель увернулся?! Успел в сторону подать. На такой-то скорости!

Люди в автобусе, наверно, попадали. Выскочили на дорогу. Наверно, хотели убить меня.

Но… увидели бледную, дрожащую женщину… бьющегося на земле человека…

Я только и смогла:

– Помогите.

И еще:

– Где больница?! Скорей!!!

Люди на руках втащили его в нашу машину, кто-то – рядом со мной, дорогу показывать…

…В больнице кололи, обезболивали… уже и не помню, что еще.

…А там, в лесу, где «никого и красота», одна наша девочка. Ребенок. И начинает темнеть. А темнеет там мгновенно. Да так, что – ни зги.

И выручает, как всегда, основной тезис всей моей жизни – «Когда другие не могут, я должна». «Другие» в этот день – не могли.

Не помню, как я нашла, как добралась до того самого леса, до пансионата того самого… Как между огромными соснами пробралась к нашему домику, к самому крыльцу… Спокойно (как мне тогда казалось) разбудила уже заснувшую дочку, мы с ней быстро собрали вещи, покидали все кое-как в машину…

А машина-то стоит передом к домику, а значит, задом к тропинке, по которой я и передом-то еле-еле проползла! А тут – еще и темно…

Но – когда «другие не могут…», а поскольку «других»-то и не было, пришлось выделывать неописуемые балетные па на нашем «коне»… задом.

Как хорошо, что у нас еще не было, как у большинства артистов, модной в то время «Волги». Об этом я подумала уже позже.

Короче, я все-таки нашла обратную дорогу, город Вильнюс, ту больницу с моим больным мужем. Нам разрешили даже переночевать с Танюшкой в какой-то комнатке при больнице.

А назавтра надо было что-то решать. Мест в гостиницах нет – сезон. Мужу боль-то сняли, но надо еще лежать, что-то со спиной…

И надо в Москву.

Утром рванула на московский вокзал. С трудом купила два билета – едут не только сюда, но и отсюда. Сказала ж – сезон.

Забрала больного из больницы под расписку и посадила свою любимую парочку, мужа и дочку, на поезд Вильнюс – Москва.

Перед этим, еще в больнице, попросила разрешения сделать два звонка в Москву: нашим друзьям Кузьменкам – чтоб встретили моих с поезда. И приятелю Витальке, верному и безотказному инженеру-математику, которого я, на правах «опытного водителя», учила недавно водить приобретенное им авто. Сказала, чтоб срочно летел в Вильнюс. На выручку. Одна за рулем такую длинную дорогу Вильнюс – Москва я бы не преодолела.

Хотя, кто знает.

…Виталька прилетел в тот же день. Вернее, вечер. Я ждала его, как договорились, на стоянке в аэропорту.

Мы выехали домой. В Москву. Наконец-то.

Машину, конечно, веду я. Еще слишком рано сажать моего ученика за руль на такой дороге, неизвестной, дальней. А я – уже могу!

Дорога шла через Ленинград. Нормальные люди, которым надо в Москву, в город не заезжают. Едут напрямую.

Но не я. Я понимала, что надо разбить дорогу на две, хоть и не равные, части. Чтоб хоть как-то отдохнуть перед рывком на Москву.

…До города на Неве добрались под утро. Долго искали адрес Виталькиной тетки. Она очень удивилась, узнав во мне «известную, любимую» и так далее. Приняла тепло. Щебетала и все хотела кормить.

Но все-таки мне удалось поспать несколько часов. Виталька, зараза такая, выспавшийся в дороге, пока я была за рулем, трепался с родственниками.

…Мы долго плутали по Ленинграду. Где дорога на Москву?! И я все возмущалась: как это, на Москву! – и нет указателя?!

Останавливаясь и спрашивая случайных в такую рань прохожих, где Москва, я все-таки вынырнула на московское шоссе. И то – мне просто махнули рукой:

– Езжай туда, Москва там.

– Неуважение какое-то, – проворчала уже уставшая я. Уставшая от пережитых волнений, от постоянного поиска дорог… от всего.

Ехала я долго. Осторожно. Но быстро. Уставали руки – так вцепилась в руль. И спина. И глаза – так уставилась на дорогу. Все-таки впервые у меня такое. И дорога такая длинная, где я – одна за рулем. Виталька не в счет. И перед этим: спринт почти в 100 км в каждую сторону между городом и забытым где-то в лесу пансионатом. И это ощущение безысходности… напряжение и жуткий страх за самых близких… И необходимость срочно решать, решать одной…

Я не спала больше суток. Дорога от Ленинградского шоссе до моей Красной Пресни, этот последний рывок, показался мне вечностью.

Мои меня уже ждали. Но я тут же свалилась спать.

Владимир Васильевич хотел разбудить. Его обычное «что лежишь, как в Мавзолее» прервал муж:

– Не трогай ее. Пусть спит. Она очень устала.

Когда другие не могут…

Привет от Анны Герман

Если есть на свете святые люди, так это она. Анечка. И голос у нее небесный. И характер удивительный: спокойный, выдержанный, деликатный…

И вид ангельский. Чистый.

Скажете – не бывает такого?

Бывает.

Это ощущение возникло у меня сразу, как только я услышала ее святую песню «Эвридики». По старому телевизору КВН. И это осталось на всю жизнь.

Позднее мы познакомились. В Польше. На знаменитом музыкальном фестивале «Зелена Гура».

Фестивальный конкурс проходил в большом открытом зале. Конкурсантов много. И есть артисты, приглашенные, как и мы, в качестве почетных гостей фестиваля.

Мы – представители от СССР.

Все гримировались и переодевались в специальных костюмерных, легких, летних, почти палатках.

Анна Герман увидела нас за кулисами. Мы поздоровались как старые знакомые, и она сразу же пригласила нас в свою палатку. Она знала, что мы из России. Потому, наверно, и пригласила.

У нее были особые отношения с нашей страной. Она, русская немка, очень любила Россию. Это была вторая, а может, и первая ее родина. Но мама Ани ни за что не хотела жить в Союзе. Там когда-то был арестован и расстрелян ее муж. Отец Анечки.

Но именно в России был самый преданный и многочисленный зритель Анны Герман. И еще – в России была ее лучшая подруга. Тоже Анна. Музыкальный редактор фирмы грамзаписи «Мелодия» Анна Николаевна Качалина.

Анна Николаевна помогла многим певцам реализоваться. Пластинки, выпускаемые этой фирмой, быстро делали многих из нас популярными. Как сейчас сказали бы, «звездами».

Анна Качалина обладала удивительным музыкальным вкусом. Она никогда не ошибалась. Выбор артиста и песни был всегда в десятку.

Впервые Анна Николаевна Качалина подошла к нам за кулисами Театра эстрады, после нашего выступления на конкурсе артистов эстрады. Она сразу же предложила нам записать на пластинку песню, которую мы там спели. Это была «Журавлиная песня» Володи Борисова. А вскоре вышла на «Мелодии» и наша целая пластинка. Первая.

…Две Анны подружились сразу. И на всю жизнь. Они даже были похожи. Обе очень высокие, очень приветливые, каждая по-своему талантлива…

Анна Герман стала часто приезжать к Анне Качалиной на запись новых песен. И просто – в гости.

…Недавно, спустя много-много лет после того как Анечки не стало на этой земле, Анна Качалина передала нам ее письмо. Оно было адресовано Анне Николаевне. И было написано сразу после нашего посещения семьи Анны Герман в Варшаве. Тогда мы прилетели в Варшаву на телевизионную съемку, и Анечка пригласила нас к себе в гости.

Нас тогда удивило ее скромное жилье. Крошечная «двушка», но как там было тепло и уютно! Спал малыш, Збышек-младший. Збышек-старший хлопотал на кухне… Казалось, мы всегда дружили, а не впервые пришли в гости в этот дом.

И вот – письмо, которое попало к нам в руки спустя многие-многие годы.

«5 марта 1976 года. Варшава

Дорогая Анечка!

Только попрощалась с Аллой и Стаханом. Мы посидели, поговорили, как будто мы всю жизнь были друзьями. Во всем мы поняли друг друга. И даже Збышек все понял. Если не слова, то сердцем. Очень было хорошо – так легко и тепло. А мне казалось, что я побывала в Москве и вот-вот ты постучишь в дверь и войдешь к нам. И только наш Воробушек подкачал. Взял и не проснулся. Алла и Стахан посмотрели на него, только как он спал, и потом нас поругали, что ребенок голодный, – он, когда спит, делает вид, как будто кушает что-то вкусное.

Весит он уже 9 кг, сегодня ему 101 день пошел. У меня уже мускулы на руках растут – ведь я его ношу, поднимаю, одеваю, мою и т. д.

Пока здоров и весел – ест, разговаривает со мной по утрам и очень приятно смеется.

Анечка, большое тебе, огромное спасибо за пластинки. Збышек-старший сразу же спрятал пластинку со «Стенькой» и сказал, что никому не даст! Вот как.

После сегодняшнего вечера с Аллой и Стаханом я опять в хорошем «рабочем» настроении. Что значит встреча с хорошими людьми!

…Сегодня уже завтра. На ногах я с четырех ночи. В пять после обеда бегу на муки к зубному, а потом передам нашим друзьям Алле и Стахану маленький сувенир для тебя.

Целую крепко и очень жду весну и тебя.

Твои я и Збышки».

В этом письме – вся Анечка Герман. Ее теплота, доброта, внимание и нежность.

…И вот спустя годы происходит нечто удивительное и очень странное.

У нас – сольный вечер в Москве, в одном из домов офицеров. Зал полон военных курсантов.

Вначале спел Стахан. Потом выхожу я и начинаю петь одну простенькую песенку. Я ее почти никогда не пою, но тут…

В песенке – припев: «Любит – не любит, любит – не любит, любит – не любит, придет – не придет…» И, как только я начинаю петь это «Любит – не любит…», перед моим лицом что-то мелькает. Какая-то тень… И опять… и опять… Что-то кружится вокруг лица! Мне показалось, что это что-то вроде птички.

Припев я продолжаю, крутя головой, отмахиваясь от этого «что-то»…

Зал притих.

Припев кончился. Бабочка, а это оказалась огромная бабочка, улетает наверх, куда-то под потолок. Исчезает.

Я продолжаю петь. Во время запева, где, естественно, совсем другая мелодия и слова, чем в припеве, – все нормально. Никто не летает. Никто вокруг меня не кружит.

И я успокаиваюсь.

НО… как только снова начинаю припев – «Любит – не любит…»…

Летит! Опять летит! Кружит!!! Опять эта бабочка – кружит вокруг моего лица!!!

Зал уже хмыкает. Вот уж и смехом давится…

Я останавливаюсь.

Бабочка улетает.

Что делать?! Как выйти из ситуации?!

И я говорю:

– Раз бабочке так понравилась эта песенка, давайте начнем ее еще раз.

В надежде, что ничего не произойдет, начинаю песню снова.

Пою запев – все нормально. Нет бабочки, слава богу.

Начинаю припев: «Любит – не любит, любит – не любит…»

О господи! Летит!!! Опять летит, опять кружит!!!

Вот тут уж зал гогочет в голос. У меня течет тушь с ресниц, я уже не в состоянии петь…

А тут, в довершение ко всему, конферансье Алик Писаренков, сволочь такая, начинает кружиться в такт музыке и бабочке, вертится вокруг меня… Вместе с бабочкой размахивает руками, как крыльями… летает!!!

Короче. Что тут началось…

В зале истерика, музыканты умирают от хохота… я в слезах и туши…

Занавес закрывается.

Подбегает дама, директор Дома офицеров:

– Это невероятно! У нас такое только однажды произошло!! Тоже зимой, когда на сцене пела Анна Герман! Какая-то фантастика!!!

И добавляет, что «какие-то обертона ваших голосов схожи, наверно, вот они и будят уснувшую на зиму бабочку».

Анны Герман тогда уже не было на этой земле.

Все это было очень, очень странно.

Но это – было в действительности.

Почему я об этом вспомнила?

Потому что странности не закончились.

Не так давно нас приглашает Первый канал ТВ на программу «Достояние республики». На этот раз программа посвящена Анне Герман. Незадолго до этого на канале прошел многосерийный фильм об этой необыкновенной певице и замечательном человеке. И на передачу были приглашены создатели и артисты этого фильма.

А также те, кто при жизни был хорошо знаком с Анечкой.

Все рассказывали о съемках, об артистах, об Анечкиной героине…

Мы же – о нашем знакомстве, о встрече в их доме в Варшаве… А потом – и об этой удивительной истории с бабочкой на нашем концерте много лет назад.

Все слушали с большим вниманием и интересом. Но – казалось, никто не поверил. И телевизионная программа пошла своим ходом. Все продолжали рассказывать про кино, про встречи…

И вдруг вскрикивает молодая актриса, та самая, которая в кино сыграла Анну Герман.

– Смотрите, смотрите!!! Что это?! – кричит.

А на плече ее – огромная бабочка! Так похожая на ту, на «мою»!!! Много-много лет тому назад проснувшуюся в самый мороз, во время моей песни…

Все были в шоке.

Хорошо, актриса успела сфотографировать бабочку на своем плече на мобильный телефон. Для доказательства.

Вот так.

Как это понять? Откуда?! Здесь?! В студии?! Зимой?! Бабочка?!! Опять?!!

Правда, перед этим, по просьбе зала, эта молодая актриса, сыгравшая роль Анны Герман, спела ее песню.

А судьи кто?

Для всякого важного решения надо иметь, как говорят зарубежные друзья, second opinion. Второе мнение, значит.

А то и третье. А то и…

В зависимости от важности вопроса.

Да и в старой поговорке – недаром: «семь раз отмерь…». А я бы сказала – семь раз проверь. А то ведь и промахнуться можно! Ошибиться. И как потом разобраться, почему и кто виноват?!

Вы скажете, чего умничать?! Позаканчивали свои университеты, позащищали своих кандидатских диссертаций – и рассуждаете!

Это – про меня.

Ну да ладно. Обо всем об этом – потом. Как любит говорить писатель Антон Чиж.

А сейчас – про другое.

Звонит дочь. Она – в шоке. Хоть и не звезда.

– Мам, кому могла прийти в голову эта идиотская мысль?

– Что за мысль?

– Да запретить детям лучший мультик двадцатого и всех столетий! «Ну, погоди!» теперь нельзя будет смотреть до 18 лет!

– Не может быть, – отвечаю. – Это шутка, наверно, какая-то.

– Не шутка, – говорит дочь.

– Ну и кто же до этого додумался?

– Думовцы додумались.

– С ума посходили?! Чем мотивируют?

А тем мотивируют, что в фильме этом волк курит! А бандиты – пьют!!! Говорят, плохие примеры. С купюрами, если вырезать курящего и пьющего волка, тогда смотрите, дети! А без купюр – только взрослые. Поэтому – после 11 часов вечера!

Так это же хорошо, что показывают, как плохие звери и очень плохие дяди курят и пьют! Ведь не хорошие же мальчики и девочки, и не хорошие собачки!

А как же большинство фильмов с такими «дурными примерами»?! А наши излюбленные детективы на ТВ?! Где ВСЕ пьют-курят. Да с таким восторгом и удовольствием употребляют!

Дети – что, этого не смотрят и этого не видят?!

А как же в любимом фильме про белозубого следователя?

Значит, взрослым – можно, а детям нельзя даже на это посмотреть?! А ведь дети – умней нас. И если б они росли в нормальном обществе и имели бы возможность выбора, они, может, и расценили, что – хорошо, а что – не очень.

Правда, если – в нормальном обществе.

Спросили бы лучше у народа, о чем душа и ноет, и болит. Так ведь точно же не о курящем волке!

Тогда – зачем! Других проблем нет у Думы и думовцев?!

И вообще – а судьи кто?

…Как только мы начали встречаться с моим будущим мужем и уже было понятно, что это всерьез, вокруг пошли разговоры. Прежде всего, говорили, что мы не пара. Ну – не пара, и все!

Ему твердили – зачем тебе?! Она не узбечка совсем даже, московская девчонка, избалованная!

На что мой будущий отвечал, что он тоже избалованный…

И мне говорили, что он не тот, кто мне нужен в жизни. И вообще…

– Алла, ты не обижайся, сидела бы ты со своим Володькой! Он любит тебя с детства, знает все твои заморочки… Да и вообще, этот – чистый узбек!

– Но ведь чистый же! – смеялась я.

И не слушала никого. Старалась не слушать.

Другие – совсем наоборот говорили:

– И как же хорош этот твой узбек! Потянешь такого? Смотри, у него девок, небось, туча тучная! Справишься?!

Я опять смеюсь. И пою:

– А я любую тучу руками разведу.

Что и кто говорил ЕМУ, я не знала.

Но спустя много-много лет выяснилось, что одна моя родственница, близкая, очень даже, хотела испугать моего будущего супруга. Делала все, чтоб мы сразу же расстались:

– Она же больная девочка! Тебе это надо? Ты сможешь когда-нибудь полностью посвятить себя больной женщине?!

Представляете, каково было ему слышать это?!

Я не знала про этот разговор. А он не рассказывал. Я вообще узнала про это спустя много лет. Когда расставаться было уже поздно.

Значит, не испугался.

Здоровая – не здоровая… потянешь – не потянешь…

Если любишь, какое это все имеет значение?!

А что касается моего здоровья, то, как говорили те, кто хорошо знал меня:

– Да она любого здорового за пояс заткнет, догонит и тут же перегонит! Столько энергии, такая работоспособность! За ней вообще не угонишься!

Много позже муж рассказал: к нему на улице подошел незнакомый человек. С претензией подошел:

– Как же так получается?! У вас такая красавица жена, глаз не оторвать! А вы… – разочарованно протянул он.

И добавил:

– А она столько лет смотрит на вас влюбленными глазами!

А «она» так смотрит на него всю жизнь. И для «нее» он – самый молодой, талантливый и самый красивый.

Так почему – так? Так по-разному?! И ведь каждый убежден в своей правоте!

Почему?!

Все дело во вкусе, скажете?

Нет.

Не знаю.

Наверно, люди не только по-разному видят, но и чувствуют по-разному.

…Две зрительницы на концерте обсуждают одну и ту же совсем молоденькую певицу.

Доброжелательная:

– Смотри, какая девочка! Худенькая, трогательная… Руки, как крылья, бабочка просто! Голос хрустальный, чистый! Смотри, даже на цыпочки встает, чтоб голос к небу… Молодчина!

Недоброжелательная:

– Смотри, какая тощая! Не волосы – лохмы. И платья почти нет! Почти голая! А локоточки-то острые, а ручки… дрыгает ими туда-сюда, не понимает ничего ни в песне, ни в музыке. Смотри, смотри, на цыпочки встает, чтоб ее задние ряды видели… Бедная.

Добрая:

– Хорошая песня! Мелодия новая, необычная, а красивая! Нежная песенка.

Злая:

– И ты это называешь песней?! Это нытье какое-то! Ужас, что с эстрадой сделали!

Так и в жизни. Одному – так, другому – наоборот.

И от чего же все зависит?!

Все зависит от того, кто ОЦЕНИВАЕТ! От его вкуса, настроения, а главное – от его характера зависит. И прежде всего от того, что собой представляет сам оценщик: оптимист он или пессимист.

Пессимисту – и солнце не так светит: слишком ярко, слепит глаза, режет…

Оптимисту же – солнце в радость, оно настроение улучшает… Одна красота!

Пессимисту жара – это духота, дышать нечем.

Оптимисту же – тепло, уютно, ветра нет… Нет ветра – суставы не болят!

Вот так во всем.

Может, как-то сделать, чтобы все оптимистами стали?!

Никак не сделаешь. На это жизнь не запланирована. Она, жизнь, говорит, как оптимист: поживем – увидим.

На что пессимист обязательно ответит, что может и не дожить.

А действительно, чтоб увидеть, пожить надо. А уж там и посмотрим, кто из нас оптимистом будет!

А кто – так. Как-нибудь.

Хоть и стара присказка, что для пессимиста стакан наполовину пуст, а для оптимиста – наполовину полон, но точна.

Оптимист – про пессимиста:

– Он-то хороший человек, только жизнь не проста.

А пессимист – про оптимиста:

– Дурак дураком!