Текст книги "Альманах «Российский колокол» №1 2018"

Василий Поликарпов

«Родился в Горном Алтае в 1954 г., так весело и живу на родине по сию пору. Учился и работал, где Бог дал. Путешествовал, много. Сейчас пенсионер. Писал с детства. И сейчас тоже. С эмо-культурой не знаком и не интересуюсь. В пристрастиях неоригинален, нравится читать: В.В. Розанова, Э.М. Хемингуэя, В.М. Шукшина, А.П. Платонова и многих других авторов».

От автора

И тогда, в достославные времена, называли эти места медвежьим углом. Ныне взорвали скалы, засыпали болота, возвели мосты над бурными речушками, прикатали асфальт. И возникли дороги, коих и не было здесь никогда: с фонарями, тротуарами, туалетами-скворечниками – благолепия такого нет и на знаменитом, отмеченном в песнях и легендах тракте, что вьётся по противоположному, правому берегу не менее воспетой реки. Все живописные места вблизи сёл застроили, вырыли котлованы, напустили воды, поставили на вечные стоянки фрегаты с яркими парусами, медными пушками, торчащими жерлами из бортов. Подались и выше по реке, в труднодоступные места: в горы, тайгу, терема – влезли на скалы, заселили острова…

И подвели газ, ЛЭП-35. И назвали злачные заведения экзотическими, невиданными-неслыханными доселе именами. И возвели высотные отели, и поставили казино. И образовалась Зона… Игровая зона.

По шоссе неслись два внедорожника, блестя чёрными полированными боками. С вершины горы машины виделись шустро бегущими большими тараканами.

Таня заметила автомобили почему-то издалека, машины выскочили на простор поляны, притормозили пред поворотом к их усадьбе, и стало ясно – к ним. У помпезно-аляповатого парадного подъезда разноцветного двухэтажного дома, обставленного декоративными заборами-плетнями, медведями в дереве, камне, металле, гипсе повсюду, из машин вышли люди, несколько человек. Их уже ждали девчонки в форменной амуниции, с белыми фартучками.

«Как послушные школьницы», – Таня легко усмехнулась. Среди толкотни прибывших выделялся большой человек в чёрной просторной одежде – халате. Большой человек пошевелился, обернулся, мелькнула белая борода, и что-то просияло ниже, на животе. «Так это поп! Батюшка! – Таня улыбнулась. – Занятно, ещё их не было».

Таня смотрела на горную долину с рекой, противоположную, за рекой, покрытую густым лесом гору Синюху… В детстве они всегда ходили на весенних каникулах на гору. Гора тогда была почти голая, сейчас же она поросла лесом. Долго, трудно ползли на вершину, потом жгли костры, пекли картошку, палили на южном склоне траву. Катались на спине по твёрдому насту в логах, бесились… И всегда сильно хотелось пить.

– Ну-ка, Танюшка, сбегай на родник за водой, – это двоюродный брат Бориска.

Жара, припекает. Родник далеко под горой. И Таня бежит, приносит. Старшие братья пьют. И когда уже ничего не остаётся, родной братик замечает, что Таня не спускает глаз с бутылки:

– А ты сама-то пила?

– Нет.

Таня вздохнула, поднесла к лицу букет с большими красно-бордовыми яркими цветами, объёмно вдохнула: сочный терпкий запах ударил в ноздри, голову. Таня слегка пошатнулась, шагнула с горы, и её понесло вниз…

– Где ты шатаешься?! – Хозяин, раздражённо пыхтя, взглянул на цветы, дёрнул руками.

– Так обеденный перерыв, Виктор Палыч.

– Меньше разговаривай, иди помоги девчонкам, там приехали гости. Да, цветы…марьи– коренья? Ещё остались… Отнеси в гостиную.

И хозяин, прихрамывая, переваливаясь с боку на бок и откинув голову назад, бодро поковылял к выходу, на простор усадьбы.

Как-то однажды Виктор Павлович с добрыми намерениями подступил к Тане, но получил отказ, прямо-таки отпор. Выгнать Таню он не мог, обязан был матери Тани: Любовь Васильевна спасла его, можно сказать, от верной смерти: вовремя оказала первую медицинскую помощь – Виктор Павлович попал в жестокую аварию.

Поместье сие создавалось долго, мучительно долго, многими усилиями: и партнёрство, и бюджетные деньги, и займы, и кредиты, и ещё чёрт знает что… Но! Вот стоит оно, раскинулось привольно в прозрачном сосновом бору на высоком скалистом берегу чистой, стремительно-холодной реки в лучшем месте земли, по качеству и толщине гумуса имеющей соответствие только в Канаде! Да что там! На родине! На своей родине!

Случилась и здесь оказия-неприятность: навернулся с утёса неадекватный товарищ, ночью. Когда летел, успел крикнуть «э-э-й» – и канул с концами. Верно, потащился любоваться восходящей над горой луной… Поставили на краю обрыва крепкую загородку, теперь люди отдыхающие любуются природой, опершись на перила. И смотрят в пропасть с бурно шумящей рекой.

На кухне уже готовились кушанья.

– Тебе велено барином, красна девица, подать гостям скоромное, – ехидно объявила Надька-тараторка. Надька стояла у окна с сигаретою в тонких прозрачных пальцах, дула в форточку.

– Хватит курить-то! – строго сказала Таня.

– Мне только это удовольствие и осталось, – прищурила по привычке серый глаз Надька, уклонив голову от тонкой змейки дыма, косясь на статную фигуру Тани. – Это ты вон у нас… всегда востребована.

– Что ещё? Может, ты скажешь?

– Это потом…

Таня взглянула на женщин, они хмуро занимались своими делами.

– …А поп-то важный, – болтала дальше Надька, – знатный, с шестёрками, видно, какой-то иерарх. С крестом во всю пузу. Идё-о-от. – Надька выскочила на кафельную сцену, выпятила тощий живот, изобразила походку – нараскоряку – попа.

– Побойся Бога, Надежда.

– А что, я Бога, тётя Маша, не трогаю. Этот поп, он же посредник.

– Никакой он не средний, а главный какой-то батюшка. Вот услышут, как ты тут изгаляисся, тогда узнашь.

– Может, епископ. Откуда они приехали? – задумчиво, печально произнесла в пространство Надька и стихла.

Челяди было объявлено, что обращаться к служителям церкви, если возникнет необходимость, – батюшка, или отец, а к большому попу помимо того и ещё – отец Никодим. Однако всё видящие бабы услышали, что один из свиты назвал большого попа владыкою.

* * *

Таня, чистенькая, румяная, вошла в комнату с подносом, полным всевозможных яств. Следом прошествовала и Надежда, она была привлечена для услужения в последний момент, кое-как успела наложить румяна и ресницы, по протоколу, как учили.

Какое разнообразие блюд, чего только там не было! Там было всё, чтобы хорошо выпить, закусить и поесть. Владыка восседал на почётном месте, в кресле во главе стола. По правую руку его – хозяин, Виктор Павлович; по левую – помощник, некто Петрович, и ещё кто-то, много – все остальные.

Владыка долго отговаривался кушать в Троицыну неделю неугодную Господу пищу (владыка сидел на диете), но его уговорили выпить наливки местного замесу Виктору Павловичу и не пришлось выступать в роли очень радушного хозяина. А потом уж владыка напоролся, т. е. нажрался… Чего он только не вкушал! И гуся жареного, и цыплёнка пареного, и балычок, и хариуса в сметане, и нельму в ухе, и вяленого тайменя, и селёдку с зелёным лучком, и местные сыры (на что просили обратить особое внимание), и всевозможные салаты, и фрукты, и даже черпанул ложкой хренодёр, и ещё чего-то… Впрочем, на наливку не налегал. Утирал и поглаживал свою бороду и поправлял крест, всё время сползавший на сторону.

Вызвали и музыкантов. Мужики-балалаечники, гармонисты-баянисты с лентами-тесёмками на голове: все в плисовых ярко-цветных блескучих рубахах с измочаленными поясками, таких же скользких штанах и хромовых с виду сапожишках. Заливались трелью струнные, ухали и дули мехами клавишные. Кто-то вроде даже и выл, девица выла. «…Если вой этот песней зовётся…» Её быстро выпроводили… И длился этот концерт долго, и музыкантов уже никто не слушал.

Застолье незаметно перетекло в поздний ужин, и закончилось всё затемно. Да, ещё во время трапезы владыка плавным жестом наклонил голову с ухом Петровича и что-то вдул в неё. При словах этих Петрович как-то странно встрепенулся, мельком взглянул на Виктора Павловича, кивнул и уставился всё так же подобострастно – прямо вперёд.

* * *

– Татьяна, стой, там отец Никодим в десятом ждёт тебя… для беседы. – Хозяин поднял голову. – Иди! – И резко мотнул ею в сторону и вверх. Таня опустила руки в оторопи.

– Что встала-то, первый раз замужем, что ли?!

– Да он же…

– Татьяна, смотри, ты меня знаешь!

Таня, бледнея, постучала в гулкую дверь и сразу вошла. Владыка, с головою, свободной от своей высокой шапки, простоволосый, тяжело поднялся с кресла:

– Проходи, дочь моя, присаживайся.

Таня взяла стул.

– Откуда ты? – Владыка опустился, вперил внимательный взгляд в лицо Тани. «Да этот жеребец ещё и не совсем рухлядь».

– Местная, работаю здесь три года.

– Замужем?

– Нет, разведена.

– Где муж бывший?

– Здесь, в деревне, спился. Сидит, паразит, на камне на Росстани весь день, – затараторила вдруг Таня.

Владыка слушал:

– Отроки есть?

– Что?

– Дети есть?

– Есть. Дочка, семь лет. Так это, батюшка… отец Никодим, раздеваться или как?

– Погоди, дочь моя… Образование, какое имеешь? Хотя… Ладно, раздевайся. – Таня потянула с себя платье. – Сначала выключи свет, – попросил владыка мягко.

Таня поспешно сняла с себя одежду и теперь стояла пред владыкою безоружная, скрестив руки на груди. И снова промелькнуло в сознании… Стоит она, бесстыдная, пред судом людей. За окном, сквозь листву берёз, пробивался свет фонаря. Светлые кругляшки пятен печально метались по матово-белому телу Тани.

– Опусти руки-то, милая, – вновь попросил владыка. – Ложись, дочь моя, в позу роженицы, как подобает… – «истинной христианке», – отстучало в голове Тани. – Да прими меня не похоти ради, а во благо.

Владыка выждал несколько, встал, подошёл к Тане, мелко перекрестился, что-то быстро, скороговоркой непродолжительно пошептал, укрепился и приподнял подол рясы. Таня закрыла глаза… И как он тащил к пупу оба своих подола, она уже не видела.

… Владыка, мотнув хвостиком волос, давнул на исходе, со стоном животом своим, круглое лицо его подалось вниз вместе с метлою бороды, вмиг удлинившись, одномоментно приняв лик какого-то святого: Николая-Угодника, Луки ли – побагровело, перекосилось, он дёрнулся, согнулся, насколько это было возможно… и низверг из уст своих всю эту непотребную… на лицо, грудь Тани и свою сутану[6]6
  Сутана – в саркастическом смысле. Это не говорит о том, что мы не различаем православную и католическую одежды священников.


[Закрыть].

«Не помог Бог. Бог, он всё видит». Таня, перемогая себя, отвернулась, поднялась боком, попутно сгребая с себя всё то, что принесла не так давно руками своими. Смыла под душем всю эту мерзость, оделась, прибрала в номере, замыла батюшкину одёжку. Остановилась у выхода из комнаты. Батюшка белел на стуле, свесив живот промеж расшеперенных ног. Задумчиво смотрел в окно. Креста на нём всё так же не было.

– Матушка, вон там, в тумбочке… Возьми сколько Богу угодно.

Таня прошла в угол комнаты, присела, открыла дверцу, на полочке темнела кучка. Подтолкнула пальцами деньги в стопку, крепко взяла, извернувшись, сунула в карман. Встала и, не поднимая головы и не глядя по сторонам, вышла.

2014

Марк Северов

Родился и проживает в деревне Шевлягино Раменского района, окончил Гжельский художественно-промышленный институт.

«Литературой увлекаюсь с детства, пишу очерки, эссе, фантастические рассказы. Пишу под псевдонимом Марк Северов. Помогаю бездомным животным. Переживаю за экологию родного края. Очищаю от мусора леса и окружающую территорию».

От автора

Ребенок сказал: «Что такое трава?» -

принёс мне полные горсти травы,

Что мог я ответить ребенку?

Я знаю не больше его, что такое трава.

Уолт Уитмен

Немного странно, но в последнее время всё чаще начинаешь задумываться, что жизнь – очень каверзная штука… На такую мысль меня натолкнул случай, когда после учебного дня я вытанцовывал чечётку на остановке в морозный вечер, прослушивая аудиокнигу через наушники.

В этот момент будничный мир со всеми своими проблемами, изъянами и прочими пакостями для меня не существовал до тех самых пор, пока в поле зрения не появилась странная женщина, от которой упорно пыталась удрать блондиночка, тихонько повизгивая.

Любопытство к происходящему мигом взяло вверх, и я вынул затычки из ушей в надежде услышать какие-нибудь интересные нотации или что-то в этом роде.

Но, увы! Ситуация приняла внезапный оборот. Наверное, подобным образом люди попадают в секты. Женщина действовала быстро, чётко, не давая опомниться, и не оставляла шанса высказать хоть мало-мальское недовольство. Я даже не понял, откуда в руках у меня оказалась газета, и совершенно не понял, для чего мне её всучили.

«Там тебе зачтется!» – восклицала та женщина, пока я искренне недоумевал, поглядывая на девушку, прикрывавшую рот, и странно улыбающуюся тётку в возрасте рядом. – Негоже, она на дороге лежит, а по ней все ездят.

Как потом оказалось, эта женщина была действительно немного религиозна, и её возмутило то, что на дороге лежала почившая под колесами автомобиля собака. Естественно, одна бы она её не смогла убрать, поэтому обратилась за помощью. Причём по иронии судьбы выбор её пал первым делом на ту самую блондинку, внешность которой явно не внушала особого доверия. Такие, как правило, любят фотографироваться в туалетах, и замарать руки для них – дело неблагородное.

Ну сам я, по правде говоря, тоже никогда в таких ситуациях не бывал, боясь руки замарать. Брезгливый слишком, но всё-таки смог призадуматься над собой и даже провести небольшую аналогию с жизнью человека. Может, весьма глупую, решать не мне. Ведь, по сути, жизнь человека в обществе слишком схожа с братьями нашими меньшими, как бы это сейчас ни прозвучало двусмысленно.

Так вышло, что в двадцать первом веке почему-то общество нередко построено, скажем, на чертах зверей далеко не благородного происхождения. И если тебе выпало судьбой рухнуть на своём жизненном пути, то поток людей по тебе обязательно пройдется, и очень важно, чтобы в этот момент оказался рядом человек, который сможет протянуть тебе руку до того момента, как жизнь покинет тело. Иначе всё произойдёт примерно так же, как с бедным песиком.

Ольга Соколова

Родилась в селе Артамонове Ярковского района Тюменской области. Окончила Челябинскую государственную академию культуры и искусств, присуждена квалификация «библиотекарь-библиограф» по специальности «Библиотековедение и библиография»

Проживает в городе Пласт.

28 лет возглавляла библиотеку в Пластовской МКУК МЦБС с ф№ 1 – Борисовка.

Министерством культуры Челябинской области награждена дипломом за лучшую постановку библиотечного обслуживания, присваивается звание «Библиотека отличной работы -1989».

Библиотека среди первых трёх в Челябинской области получила почётное звание «Модельная библиотека»

Дипломант регионального конкурса творческих работ библиотекарей муниципальных библиотек Челябинской области «Увлечённые Пушкиным-2001».

Библиотекарь, литературный краевед, поэтесса. Первые стихи написала и прочитала в 10 лет на общешкольном родительском собрании.

Печаталась в сборниках: «Каждому городу нужен поэт», «Пласт-земля золотая», «О Пласте поэтическим пером», «Уральские рассветы», «Разнотравье» и в литературно – художественном и публицистическом альманахе «Новый век».

Печатается в альманахе «Российский колокол» с 2017 года. Принимает участие в различных литературных конкурсах и фестивалях.

Кандидат Интернационального Союза писателей с 2017 года.

Обыкновенный августовский летний день. Всё было как всегда: обыкновенная столовая в уральском санатории, с высоким потолком и хрустальными люстрами, пол выложен мраморной плиткой, на окнах до самого пола темно-зелёные шёлковые шторы с ламбрекенами. На стене две большие картины местных художников в позолоченных рамах. В холле столовой зеркало от потолка до пола, гардероб, рядом с гардеробом на стенке бумажная афиша, написанная от руки красками: числа и названия мероприятий, которые будут проходить в течение недели на территории санатория. В трёх шагах от гардероба в открытую настежь дверь можно было разглядеть большой концертный зал. Красная персидская дорожка от гардероба вела в бар, и если кто спрашивал из новичков, как найти бар, то так и говорили: иди прямо по дорожке, там рядом и биллиардная. Столовая находилась в здании клуба, или клуб находился в здании столовой, но была одна парадная красивая дверь. На мраморном высоком крыльце, если так можно было назвать – «крыльцо», стояли вылитые из чугуна скамейки, куда всегда к обеду собирались бездомные кошки разных мастей и возрастов. Отдыхающие их жалели и всегда подкармливали. Под скамейками, около входной двери, лежала и каша, и котлеты, и колбаса, и всякая съедобная всячина. Каждый раз в столовой проводились беседы с отдыхающими насчёт этого безобразия, но всё было бесполезно. Вот и сейчас, когда почти все отдыхающие заняли в столовой свои места, вышла молодая девушка в белом фартучке, вежливо попросила не прикармливать кошек на крыльце клуба, а пожалеть уборщицу, которая каждый день моет это крыльцо. Глаша сидела за своим столиком и задумалась о своём, она тоже прикармливала кошек, как и все. Три очень красивые пушистые кошки всегда сидели и, как по расписанию, ждали Глашу под окном её номера, когда она возвращалась из столовой. Потом, отобедав, исчезали куда-то до следующего обеда. В руки они Глашеньке не давались, отходили в сторону и шипели. Глаша друг вздрогнула, когда к столу неожиданно подошла официантка, поставила со стуком пятый стул, отрапортовала:

– С вами будет сидеть вот этот господин, – показала своим указательным пальчиком на мужчину лет семидесяти, который стоял рядом с ней.

Мужчина со всеми, кто сидел за столиком, вежливо поздоровался и назвал своё имя – очень тихо, так, что никто ничего не расслышал. Все четверо за столом уставились на человека, которого подсадили. По всему видно было: человек интеллигентный, воспитанный, большие затемнённые квадратные очки скрывали пол-лица.

– Извините, а почему это вас к нам подсадили, когда столько пустых столиков? – нарушила молчание Глаша.

Человек в квадратных очках и в чёрном строгом костюме не разговаривал, или не хотел разговаривать, или не слышал. Съел котлету с гарниром, потом борщ. Чай и салат не тронул. Молча встал из-за стола и ушёл. Незадвинутый стул. Остывающий чай в кружке и стул словно ждали возвращения человека в чёрном костюме и квадратных очках. Всем показался этот человек странным, тихим, словно невидимка или привидение в чёрном. Глаша жила в пятиэтажном корпусе санатория на первом этаже, в стандартном номере одна. Покупала свежую газету «Комсомольскую правду» в киоске напротив столовой, брала читать книги в крохотной библиотечке санатория.

Глаша сидела напротив окна за столом читала свежую газету свежий ветерок с озера доносил прохладу. Газета не читалась, и не лень читать, ей просто было некомфортно почему-то. Она ощутила на себе чей-то взгляд, будто кто-то за ней подсматривал. Глаша раздвинула тюль, села на подоконник. Странно показалось ей. Никого не было. Лавочка напротив окна пустая. Толстые деревья, словно великаны, окружали пустую лавочку.

Прыгали по веткам деревьев белки, чирикали неугомонные птички. Слышался где-то рядом глухой стук дятла. Глаша закрыла окно. На стене часики показывали 3 часа дня не московского времени. Как здесь хорошо! Как хорошо отдыхается! Путёвку дали в санаторий от работы бесплатно. Десять дней пролетели быстро! Глаша была не замужем, сначала закончила педучилище, потом заочно пединститут, потом работа, диссертация. О женихах особо не задумывалась, да и с парнями не везло. Знакомились с ней то пьющие парни, то женатые. Глаша была спокойным, уравновешенным человеком, с детства мечтала стать учительницей – и стала. Дети её любят, в коллективе сработалась, целыми днями напролёт в школе.

– Глаша, Глаша! Мы пошли купаться, догоняй нас! – постучали в окно подружки, через простое стеклянные окно хорошо слышны были их голоса. Глаша совсем забыла, она же первая и пригласила соседок по столу пойти на озеро, это её идея. Женщины жили этажом выше. Августовские дни оказались жаркими, хотя и конец лета. Глаша выскочила из корпуса санатория на тротуар.

«Быстрые какие, могли бы и подождать», – подумала она про себя Глаша, смотрела себе под ноги, в сланцах не совсем удобно было идти по тротуару, попадались мелкие камушки. Девушка свернула на лесную тропинку к озеру. Через редкие толстые сосны виднелось синее озеро, слышно было голоса ребятишек, играющих на берегу озера. Вдруг она увидела человека в чёрном, он шёл навстречу по лесной тропинке, в чёрном плаще, с тросточкой, в чёрной шляпе, в затемнённых квадратных очках. Мужчина остановился, худая высокая фигура и длинный, до пола плащ напоминали большой гвоздь со шляпкой. Глаша пробежала мимо, делая вид, что незнакома, да она и правда незнакома. До пирса осталось совсем немного, она слышала весёлые голоса отдыхающих на берегу озера.

– Ну вот и всё, дошли наконец-то, – поравнялся с ней «гвоздь».

– Как вас зовут, девушка? – хриплым голосом спросил «гвоздь».

– Глаша, – робко ответила Глаша.

– А меня – Антон Антонович Брагин, – Антон Антонович вдруг свернул на другую тропинку, и фигура в плаще исчезла за деревьями.

Почему-то неприятное ощущение страха при виде этого человека испытывала Глаша. На песчаном берегу было много народа, но никто не купался. Одни ловили рыбу спиннингом, другие кормили диких уток и чаек или просто гуляли по берегу, ребятишки играли в песок и просто бегали. Озеро было довольно большое, с противоположного берега лес казался со спичечный коробок. На самой середине озера стояла белая яхта.

Глаша не раздумывая, решила искупаться.

– Девушка, простынете, вода ледяная!

– Да я привыкшая, – ответила Даша пожилой женщине.

Она прыгнула с деревянного пирса в воду. Холодная, словно родниковая вода обожгла тело. Следом за ней прыгнули в воду ещё две женщины.

– Нет, я больше не могу, – Глаша не заметила, как эти слова вырвались у неё вслух. Она стала подниматься по лестнице на деревянный пирс и вдруг окаменела. Ей протягивал руку помощи мужчина, тот, в чёрном плаще, в чёрной шляпе, с тросточкой, которого она видела недавно. Сейчас он стоял перед ней в купальных плавках. Белая, незагорелая фигура напоминала юношескую, видно, этот человек был спортсменом и всегда занимался спортом. Его седая голова с лысиной и глубокими морщинами без очков не подходила, не сочеталась с его фигурой, с его телом, и это было страшно некрасиво.

– Да где же мои подруги? – Глаша всматривалась в людей на берегу озера и не находила их.

– Вы кого-то потеряли, Глаша? – прохрипел Антон Антонович и надел свои большие квадратные очки. – Не бойтесь меня! Я вам ничего плохого не желаю!

– Я и не боюсь, – ответила Глаша.

– Глаша! Глаша! – словно бальзам на душу: услышала голоса своих подружек.

– Вы где были-то?

– По пути в часовенку зашли случайно. Там служба шла. Думали – и ты зайдёшь, догадаешься.

Солнце скрылось за тучкой, прохладный ветер подул с озера. Берег опустел, и только белая яхта, стояла посередине озера, на одном месте, словно заколдованная.