Текст книги "Прометей № 1"

Рузанов Станислав Александрович,
старший преподаватель Кафедры истории и философии РЭУ им. Г. В. Плеханова
Слом советской государственности и социально-политический кризис в Российской Федерации 1992–1993 гг.

Аннотация. В статье рассматривается вопрос, связанный с истоками возникновения и периодизацией острого социально-политического кризиса в ходе реформ в Российской Федерации в 1992–1993 гг., известного как «конституционный кризис». Среди основных причин кризиса выделяются форсированный переход страны на рельсы либерально-рыночной экономической системы и отказ от исторически сложившейся советской системы народовластия, приведшие Российскую Федерацию на грань распада и междоусобных конфликтов.

Ключевые слова: РСФСР, Российская Федерация, советская демократия, социализм, командно-распределительная система, рыночные реформы, социально-экономический кризис, конституционный кризис в РФ.

Важным элементом, повлиявшим на развитие социального кризиса в обществе в 1992–1993 гг., стал кризис государственной и общественно-политической системы власти в Российской Федерации, вызванный распадом СССР, ликвидацией руководящей роли КПСС и последовательной эволюцией государственности советского типа в русло буржуазного парламентаризма (ликвидация Советов, введение института президентства, и проч.).

Одной из главных особенностей, которая проявилась, на наш взгляд, в ходе нарастания социального кризиса в обществе, стала борьба двух противоположных тенденций развития «российской государственности», которая отразилась на характере социального противостояния 1992–1993 гг. По нашему мнению, необходимо говорить об острой борьбе демократических и авторитарных тенденций развития общества и, как следствие, стоящих за ними общественно-политических сил.

Следует отметить, что многочисленные исследования, посвященные кризису государственной власти 1992–1993 гг. (и особенно противостоянию между исполнительной и законодательной ее ветвями), продолжают находиться в плоскости исключительно «конфликта интересов», а зачастую – даже и личностей. В частности, в своих воспоминаниях и Б. Ельцин и Р. Хасбулатов также говорят исключительно о конфликте «верхов». Президент Ельцин видит основные причины кризиса в «узаконенной анархии», т. е. в одновременно двух центрах высшей государственной власти, закрепленных Конституцией – Съезде народных депутатов и институте президентства. Всю проблему функционирования государственных механизмов президент сводит к простой формуле: «В конце-концов все должно подчиняться какому-то одному, четко обозначенному принципу, закону, установлению. Грубо говоря, кто-то в стране должен быть главным. Вот и все»[48]48
  Ельцин Б.Н. Записки президента. М., 1994. С. 14.


[Закрыть]. При этом вполне очевидно, что основную вину президент возлагает на Съезд народных депутатов, а в целом – на систему Советов, которую Россия унаследовала от эпохи социализма. «С одной стороны, – отмечает Ельцин, – президент, избранный народом, с другой – советы, составленные по партийным спискам… единой, непобедимой, могущественной КПСС»[49]49
  Ельцин Б.Н. Указ соч. С. 14.


[Закрыть].

Бывший председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов в книге «Великая российская трагедия», а также в своих многочисленных трудах, предлагает рассматривать проблему острого социально-политического кризиса 1992–1993 гг. через призму «эволюции» государства в СССР. Тем боле, что эта проблема неминуемо соприкасается с вопросом «о путях исторического развития России как естественном историческом процессе». Не поняв сущности этого процесса, по справедливому замечанию Хасбулатова, мы будем обречены стремиться «“загнать» этот процесс в некие субъективные суждения, причем взятые из собственной головы, намереваясь “выпрямить» это развитие, сообразно своим представлениям»[50]50
  Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. М., 1994. С. 134.


[Закрыть].

Что ж, опасения Хасбулатова вполне оправданы, особенно если учесть, что сам Руслан Имранович, постоянно пытается, как он сам говорит, «загнать» объективный процесс развития советского, а затем и российского общества в рамки собственных субъективных суждений. Именно поэтому Хасбулатов прибегает к собственной, не всегда оправданной с теоретической точки зрения терминологии с целью обеления в глазах общественности «демократического» периода развития России с Верховным Советом во главе (с августа 1991 г. до сентября 1993 г.) в противовес периоду «авторитарному» (переход к открытой, без Верховного Совета, системе президентского правления). При таком подходе, «демократический» Верховный Совет России (а заодно и его председатель) превращается в центральный субъект бурного общественно-политического процесса в российском государстве. При этом основную причину конфронтации бывший спикер видит исключительно в фигуре самого Ельцина. «Конфронтация, – пишет Р. Хасбулатов, – не была никак связана с Парламентом и его лидерами – она однозначно навязывалась Ельциным», который «приказал армии стереть с лица земли прекрасный дворец вместе с демократическим Парламентом»[51]51
  Хасбулатов Р.И. Указ соч. С. 135.


[Закрыть]. Естественно, что такой подход не отвечает реальному положению вещей.

По нашему мнению, необходимо говорить об особенностях эволюции, а точнее – трансформации общественно-политических институтов в СССР, а затем и России, и ее влиянии на перманентный (непрерывный) процесс развития системы реального народовластия в нашей стране. Это обстоятельство тем более важно, что Российская Федерация, в том виде, в каком она существовала на момент провозглашения своего суверенитета (июнь 1990 г.), а затем и ликвидации СССР (декабрь 1991 г.), и в области государственных, и в области национальных отношений продолжала сохранять основные зримые черты государства советского типа.

Не секрет, что при всех исторических натяжках, дата 12 июня 1990 г. никак не может считаться днем создания «новой России», а уж тем более рождения «российской государственности». Исторически, Российская Федерация (термин «Российская Федерация», прежде использовавшийся как сокращенное наименование Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, был закреплен за РСФСР в качестве официального названия государства президентским указом в апреле 1992 г.) в том виде, в каком она существует по сей день, была учреждена сразу после Октябрьской социалистической революции 1917 г. в соответствии с ленинскими «Декларацией народов России», а также «Декларацией прав трудящегося и эксплуатируемого народа» (1918 г.). Последняя учреждала РСФСР как республику Советов, вся полнота власти которым принадлежит в центре и на местах. Основой национально-государственного устройства провозглашалась социалистическая федерация «свободного союза свободных наций». Советское государство, как государство нового типа, по мысли его основателя В. И. Ленина, должно было стать «по-новому демократическим (для пролетариев и неимущих вообще) и по-новому диктаторским (против буржуазии)»[52]52
  Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т.33, с.35.


[Закрыть]. Пролетарская диктатура в форме Советской республики была призвана обеспечить скорейшее «водворение бесклассового социалистического общества» вплоть до отмирания государства как такового.

Вместе с тем, в отличие от стран Восточной Европы, где провозглашение режимов «народной демократии» государственной формой диктатуры пролетариата (по аналогии с СССР) зачастую носило преждевременный, декларативный характер, что, фактически, обеспечило молниеносный успех т. н. «бархатный революций» конца 80-х гг. XX века, система общественных отношений в СССР имела глубокие исторические корни. Государственные и общественные институты советского типа, при всей своей новизне, являлись закономерным развитием лучших традиций общинной, вечевой демократии, вызревавшей на протяжении тысячелетней истории России «снизу». Они вполне соответствовали коллективистскому характеру народов России. На этот существенный факт указывали в свое время даже открытые политические оппоненты большевизма. Бывший член Временного правительства России В. Н. Львов, объясняя происхождение новой власти в России, прямо говорил: «Совет есть осколок общинного управления и поэтому понятен народу…», «Советская власть есть национальная революционная власть, созданная самим русским народом». «Днем гибели России, – предупреждал Львов, – будет крушение Советской власти, так как никакая власть не в состоянии заменить ее. Россия будет ввержена в анархию»[53]53
  Цит. по: Кукушкин Ю.С., Тимофеев Н.С. Самоуправление крестьян в России (XIX– начало XXI в.). М., 2004. С.47.


[Закрыть].

Смеем утверждать, что демократия советского типа со всеми ее государственными институтами (и зачастую даже партийными), в большей степени отражала вековые чаяния народов России, а затем и СССР, нежели парламентарные институты государственной власти западного образца. Если придерживаться терминологии сторонников концепции «легитимации власти»[54]54
  См. Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. Книга 2.; Сафронов В.В. Потенциал протеста и демократическая перспектива // Журнал социологии и социальной антропологии. Т.1. 1998.; Ачкасов В.А., Елисеев С.М., Лапцов С.А. Легитимация власти в постсоциалистическом российском обществе. М., 1995.


[Закрыть], то можно говорить о том, что слепень легитимности государственной системы власти в СССР была достаточно высокой. Это, кстати, распространяется также и на Коммунистическую партии Советского Союза, являвшуюся в соответствии с Конституцией 1977 г. «руководящей и направляющей силой советского общества»[55]55
  Конституция (основной закон) Союза Советских Социалистических Республик. М., 1978. С. 7.


[Закрыть]. В подтверждении этого, можно привести интересный факт, к которому обращается политолог С. Кара-Муза. Одной из причин слабости оппозиции Горбачеву в Верховном Совете СССР, автор книги «Советская цивилизация» видит психологической неготовности депутатов встать в оппозицию партии: «Воспитанные в советской системе люди не могли перейти психологический барьер и открыто выступить против руководства КПСС»[56]56
  Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. Книга 2.


[Закрыть].

Делегаты первого Съезда народных депутатов СССР. На переднем плане в центре снимка – А. Лукьянов, М. Горбачев, Н. Рыжков. Май 1989 г.

К эпохе «перестройки» советское общество пришло с противоречивыми результатами. И следует признать, что новое политическое руководство во главе с М. Горбачевым уловило настроение масс, объявив курс на обновление общественно-политической системы в СССР под флагом социализма. На словах, в декларативном плане, «перестройка» вернула в широкий политический оборот такие термины, как «власть Советов», «самоуправление трудящихся», «ленинский социализм». Однако вся суть «конституционной реформы» в СССР по Горбачеву свелась фактически к последовательной ликвидации демократии советского типа (и без того деформированной в предшествующий период) и насаждению политических и государственных институтов западного парламентского образца.

Первым шагом на этом пути стало учреждение высшего законодательного орган страны – «Съезда народных депутатов». По форме, Съезд представлял широкий представительный форум, напоминавший знаменитые ленинские Съезды Советов. Это дало даже основание некоторым исследователям провозгласить Съезд народных депутатов при Горбачеве высшим этапом развития советской демократии. На деле – учреждение этого органа, который справедливо именуют первым советским парламентом, означало фактический переход советской системы управления на позиции буржуазного парламентаризма. Это обстоятельство отражал даже принцип формирования Съезда. Конституция СССР с поправками 1988 г. и новый избирательный закон были гораздо менее демократическими по сравнению с конституциями 1936 и 1977 гг., а выборы народных депутатов не были вполне равными и прямыми. Впервые в истории советской государственности за рамками высшего органа власти страны, избранного в марте 1989 г., оказался «титульный класс» СССР – рабочие и крестьяне. Подавляющее большинство членов «обновленного» Верховного Совета составили «ученые, журналисты и работники управления»[57]57
  История государства и права России. М., 2001. С.498.


[Закрыть].

Естественно, что при такой системе формирования, Съезд, довольно быстро превратился в дискуссионный клуб. Учрежденный следом за союзным парламентом – парламент РСФСР еще более напоминал «клуб по интересам» и походил, по определению народного депутата Сергея Бабурина, на «сборище нереализовавшихся доцентов». За жаркими дискуссиями со съезда следила вся страна. Однако очень скоро, стало очевидно, что Съезд, как, впрочем, и любой парламент, фактически ничего не решает. Общество устало от бесконечной «говорильни» народных депутатов потеряло к Съезду всякий интерес. И это вполне объяснимо. Дело в том, что между органами советской власти (система Советов) и системой буржуазного парламентаризма существовал непреодолимый барьер. Исторически Советы способствовали сближению государственного аппарата с многочисленными общественными объединениями, уничтожая тем самым «всякое подобие барьера между государственным аппаратом и населением». Именно поэтому, даже в годы стагнации общественно-политической системы в СССР в начале 80-х гг., массы населения, чувствовали свою сопричастность к политике государства и способность влиять на развитие общества посредством приобщения к деятельности советских общественных организаций (в том числе, через партию).

В отличие от Советов, парламенты – суть представительные учреждения, являются звеном бюрократической машины. «Парламент и законодательство, как правило, подчинены государственной власти. Они организуют отношение между народом и правительством и блокируют свободное проявление интересов, политической воли и разума граждан. Поэтому любое представительное учреждение – это политический театр, режиссером которого является бюрократия, а актерами и публикой – народ. В таком театре политические дискуссии становятся разновидностью богословских споров»[58]58
  Макаренко В.П. Бюрократия и сталинизм. М., 1989. С.21.


[Закрыть]. Более того, парламентарная модель управления фактически отсекает миллионные массы граждан от участия в деятельности государства и общества. Создается иллюзия, что «только служащие аппарата управления могут быть носителями политического и правового сознания»[59]59
  Макаренко В.П. Указ. соч. С. 21.


[Закрыть]. Отсюда факт чрезвычайно низкого количество представителей трудящихся среди депутатов Верховного Совета образца 1989 г. В последующем, и особенно в нынешней Государственной думе России, представительство трудящихся вообще сойдет на «нет».

Следующим важным шагом на пути демонтажа системы советской демократии стало введение института президентской власти в СССР в марте 1990 г. Как известно вопрос об учреждении «единоличного главы государства» поднимался в истории нашей страны и прежде. Так, еще во время обсуждения проекта Сталинской 1936 г. Конституции Союза ССР (предпосылки формирования парламентской системы проявились уже тогда), прозвучало предложение избирать Председателя Президиума Верховного Совета не Верховным Советом, а всем населением страны. Тогда делегатов Чрезвычайного VII Всесоюзного съезда Советов, рассматривавшего проект конституции, от исторической ошибки предостерег сам И. В. Сталин. В своем докладе «О проекте Конституции Союза ССР», он подчеркнул: «По системе нашей Конституции в СССР не должно быть единоличного президентства, избираемого всем населением наравне с Верховным Советом и могущего противопоставлять себя Верховному Совету. Президент в СССР коллегиальный – это Президиум Верховного Совета. Опыт истории показывает, что такое построение верховных органов является наиболее демократическим, гарантирующим страну от нежелательных случайностей»[60]60
  Сталин И. Вопросы ленинизма. М., 1939. С. 531.


[Закрыть]. Перед фактом каких «нежелательных случайностей» окажется общество в результате формирования института президентской власти в СССР (а затем и в России), наглядно продемонстрируют последующие события.

Введение института президентства в СССР мотивировалось его инициаторами (в первую очередь, председателем президиума Верховного Совета А. И. Лукьяновым) необходимостью «единоличной ответственности и единоличного распорядительства»[61]61
  «Советская Россия», 13 марта 1990.


[Закрыть] в принятии решений и осуществлении руководства. Ссылки на угрозу авторитаризма разработчиками и вдохновителями проекта всячески отвергались. Однако в реальности, созданный уже за пределами советского правового поля, институт президента в СССР обозначил окончательный разрыв со всякой коллегиальностью и подотчетностью в руководстве. Все руководящие функции перетекали в президентские структуры. Так, в соответствии с законом «Об учреждении поста Президента СССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию СССР» (март 1990 г.), президент становился Верховным Главнокомандующим Вооруженными силами СССР, в его компетенцию входило назначение и смещение военного командования, он представлял Верховному Совету и Съезду народных депутатов на утверждение и освобождение от должности председателя правительства СССР, Верховного суда, Генерального прокурора, председателя Высшего арбитражного суда СССР и персональный состав Комитета конституционного надзора СССР… Вокруг президента формировались дополнительные, подчинявшиеся только ему структуры: президентский совет и совет безопасности.

Отныне Горбачев становился неподконтролен даже правящей партии. КПСС, вследствие ликвидации ее руководящей роли, отказом от принципов демократического централизма и переходом к «политическому плюрализму» и свободе мнений, оказалась фактически выведенной из игры. Введение президентства (как на союзном, так и на республиканском уровне) окончательно расшатало политический баланс сил и привело к обрушению всей политической системы в стране. Путь к открытому авторитаризму был расчищен. Местные политические и национальные элиты, окрепшие в эпоху «застоя», поспешили обзавестись собственными президентами, чтобы включиться в дележ «союзного пирога». Это обстоятельство окончательно развязало руки силам регионального сепаратизма в лице национальных элит. «Парад суверенитетов», приведший к распаду единого государства, стал необратимым. За спиной советских народов, высказавшихся за сохранение Союза ССР, президенты России, Украины и Белоруссии довершили ликвидацию союзного государства.

«Роспуск» СССР привел к дестабилизации ситуации и в самой России, еще вчера являвшейся «государствообразующей» союзной республикой и сохранившей в основах своего устройства государственные института советского типа. Ликвидировав СССР под лозунгом лишения союзного «центра» властных полномочий и передачи всей полноты власти «на местах» региональным элитам, активно включившимся в дележ общесоюзной собственности, Ельцин «переключился» на Россию, сделав упор на предоставлении федеративных прав автономиям РСФСР под девизом «берите суверенитета, сколько проглотите!». Национальные образования в составе России – Татария, Башкирия, Калмыкия, Чечня… обзавелись собственным суверенитетом со всеми присущими атрибутами, и объявили о своей самостоятельной политике по отношению к руководящему центру. «Парад суверенитетов» с территории СССР грозил перекинуться и на Россию, угрожая бывшей советской федерации распадом. Непопулярные экономические и политические мероприятия «центра» только отдаляли от него регионы, усиливая тем самым процесс дальнейшей регионализации страны.

Однако имелась еще одно крайне важное обстоятельство, создававшее серьезную угрозу для осуществления политического и экономического курса, провозглашенного «центральным» российским президентом. Об этом говорит Лилия Шевцова: «самым серьезным источником будущих столкновений, которые вскоре начали расшатывать российскую власть изнутри, стало противоречие между коллегиальностью и персонификацией власти, между митинговым, вечевым характером советов, с одной стороны, и административно-авторитарным содержанием исполнительной власти – с другой. Сочетание президентства с советами, как показал уже горбачевский период, представляло собой смесь несовместимого…»[62]62
  Шевцова Л. Режим Бориса Ельцина. М., 1999.


[Закрыть]

Как справедливо отмечает Шевцова, сочетание советов (даже после «конституционной реформы» 1989 г.) с президентством оказалось несовместимым. Конечно, у спикера российского парламента Хасбулатова были все основания считать российскую республику от августа 1991 г. до сентября 1993 г. (т. е. до разгона съезда народных депутатов), периодом «чистой» буржуазной демократии. Верховный Совет образца 1989 г. обладал широкими полномочиями, доставшимися от советской системы народовластия, и, не в пример сегодняшнему парламенту России, вполне мог строить свои независимые отношения с президентом страны. Напомним, что действия президента были подотчетны Съезду народных депутатов, который имел реальные возможности для отрешения главы государства от должности. Правительственные министры не могли быть утверждены в должности без одобрения Верховного Совета, который также обладал реальными механизмами их отстранения, вплоть до возбуждения судебного разбирательства.

Имелось еще несколько важных обстоятельств, которые сделали противостояние между президентом и съездом народных депутатов, необратимым.

О первом чрезвычайно важном обстоятельстве говорит Дмитрий Рогозин: «Верховный Совет мог воспрепятствовать плану изъятия государственной собственности в пользу нарождавшейся олигархии… и устранить его можно было, только прибегнув к грубой физической силе». Что имеет в виду Рогозин? Дело в том, что парламент России стал неизбежным препятствием для президента в ходе развернувшейся в 1992–1993 гг. кампании по перераспределению общественной собственности. В этой капании президент и парламент отражали позиции противоположных интересов, а потому конфликт был неизбежен.

Далее. Верховный Совет становился серьезным препятствием на пути осуществления политики «радикальных» рыночных реформ, начатых командой президента Ельцина. Как точно замечает экономист А. Бузгалин, для продолжения политики «шока без терапии» президенту и его команде была необходима жесткая авторитарная власть, которая бы обеспечила правящей группе проведение политики реформ без сучка и задоринки[63]63
  Бузгалин А. В. Колганов А.И. Кровавый октябрь в Москве. Хроника, свидетельства, анализ событий. М., 1994. С. 24–30.


[Закрыть].

Надо признать, что идея «твердой руки» для проведения рыночных реформ, появилась у «демократов» задолго до 1991 г. и разрабатывалась параллельно с «борьбой за демократизацию» советской системы и «общечеловеческие ценности».

Так, уже в 1989 г. в «Литературной газете» была опубликована дискуссия между Андраником Миграняном и Игорем Клямкиным под заголовком «Нужна ли «железная рука»?» Дискуссия вызвала общественный резонанс. В ней обосновывался вывод о том, что «сразу перепрыгнуть из тоталитаризма в демократию невозможно» и что «необходим переходный период в виде авторитаризма», в ходе которого можно будет решить «проблемы экономической реформы». Особо подчеркивалось, что целью демонтажа советской системы «должно быть не развитие демократии, а усиление власти лидера-реформатора». Тем более что демократизация общества, делали вывод авторы, «вовсе не способствует реформам»[64]64
  Литературная газета. 16.08.1987.


[Закрыть]. «Вот, допустим, реформатор выступает за введение рынка. Можно ли это сделать, опираясь на массы? Нет, конечно» – говорилось в статье. Вместе с тем, авторы статьи допускали демократию и в условиях «твердой руки», в том виде, в каком будет необходимо выпускать пар недовольства у населения: «Авторитарный режим, хотя и концентрирует власть в одних руках, допускает размежевание и даже поляризацию сил и интересов. При этом не исключаются определенные элементы демократии – выборы, парламентская борьба. Правда, все это строго регламентируется[65]65
  Литературная газета. 16.08.1987.


[Закрыть]». Думается, излишне комментировать, что после расстрела Верховного Совета в октябре 1993 г. именно эта модель будет реализована в ельцинской России.

Председатель Верховного совета РСФСР Б. Ельцин со своими сторонниками в зале заседаний Съезда народных депутатов России. 1990 г.

В роли признанных апологетов идеи «твердой руки» и «просвещенной авторитарной власти» в России выступят также известный политолог и обозреватель «Российской газеты» Леонид Радзиховский (активно выступающий за авторитарную модель и сегодня) и идеолог «демократов» первой волны Гавриил Попов. Последний сразу же после окончательной «десоветизации» общества и перехода к экономике «цивилизованного» свободного рынка предлагал воздержаться от «суеты» с парламентом свободой прессой и многопартийностью (под этим знаменем шли к власти «демократы первой волны»), и приступить к поиску «какого-то особого типа политического устройства» в виде «жесткого административного контроля сверху» и даже называл конкретные примеры: Греции, Чили, Южной Кореи[66]66
  Известия. 3.10.1991.


[Закрыть]…

Надо ли говорить, что в этих условиях Верховный Совет и Съезд народных депутатов (который во главе со своим председателем Русланом Хасбулатовым выступал, как мы знаем, за вариант более «мягких», «социально ориентированных» реформ) превращался в мощный индикатор растущего в обществе недовольства. В этом плане, эволюция позиции большинства депутатов ВС РФ, произошедшая по отношению к президенту и правительству в 1992–1993 гг. вполне показательна и закономерна.

Таким образом, имелось решающее обстоятельство, толкавшее президентскую власть к силовому разгону советов всех уровней на территории России. Об этом точно говорят авторы монографии, посвященной судьбам местного самоуправления в России, Ю. С. Кукушкин и Н. С. Тимофеев. Они подчеркивают, что советы всех уровней (особенно местные) «своим демократическим потенциалом, коллегиальностью принятия решений, массовостью, широким участием граждан в их деятельности» представляли существенное препятствие для реализации политики центра и становились помехой на пути «поспешных революционных преобразований» начала 90-х. Фактически, отмечают авторы монографии, «концепция (идея) советского варианта самоуправления» не могла вписаться и вступила в противоречие в «реализуемую политику утверждения концепций, в основе которых – отчуждение граждан от всех форм участия в социально-экономических преобразованиях», и, прежде всего, от реального участия в деле управления государством[67]67
  Кукушкин Ю.С., Тимофеев Н.С. Самоуправление крестьян в России (XIX – начало XXI в.). М., 2004. С.100.


[Закрыть]. Прямым результатом такой политики стали кровавые события сентября-октября 1993 г., спровоцированные силовой акцией группы президента Б. Ельцина по отмене действовавшей Конституции и расстрелу законно избранного парламента страны вместе с его безоружными защитниками. Действия последних отражали ярко выраженную демократическую тенденцию общество, а само московское восстание носило демократический характер.

В этой связи более чем несправедливыми и ошибочными выглядят оценки, данные произошедшим событиям в Москве, председателем расстрелянного парламента Р. Хасбулатовым. Последний представляет события 1992–1993 гг., апогеем которых стало народное восстание в Москве, как «схватку богов на государственном Олимпе»[68]68
  Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. М., 1994. С.135.


[Закрыть]. Он прямо заявляет о том, «раскололось не общество, на две части распалось государство, не гражданин пошел на гражданина, а власть одного русского государства объявила войну власти другого[69]69
  Там же.


[Закрыть]». Отсюда – явное стремление бывшего спикера очистить конфликт «внутри системы» от примеси «пугачевщины» и «русского бунта» и низвести подлинных защитников Конституции и закона, павших во время кровопролития в Москве, до категории «снующих среди вооруженных людей любопытствующих гражданских лиц, которые попали под обстрел у «Останкино»» и в «Белом доме»[70]70
  Там же.


[Закрыть].

Вполне закономерно, что именно события сентября-октября 1993 г., завершившиеся победой группы президента Ельцина, привели к формированию в России президентской республики. Причем становление и развитие «президентской вертикали» происходило за счет существенного умаления демократических тенденций в обществе, способствовало усилению авторитарных начал государства, и даже по запоздалому признанию апологетов либеральных реформ начала 90-х, возвращало Россию «назад, к нравам досоветского патримониализма»[71]71
  Шевцова Л. Режим Бориса Ельцина. М., 1999.


[Закрыть].

Двадцатилетие ликвидации СССР и опыта построения его бывшими республиками собственной суверенной государственности вновь поднимают перед Россией (равно как и перед всеми народами постсоветского пространства), вопрос о путях и способах интеграции бывших советских республик в современных условиях. Особую значимость приобретает вопрос о роли и месте в этих процессах Российской Федерации. Способна ли Россия предложить действенную идею интеграции, привлекательную для всех народов бывшего СССР, а главное, способную уберечь саму Россию от дальнейшей «балканизации»[72]72
  Полторанин М.Н. Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса. М., 2011. С.107.


[Закрыть]?

Однозначного и сиюминутного ответа на этот вопрос мы сегодня явно не получим. Интеграция во всемирный рынок и сотрудничество с республиками «ближнего зарубежья» на «конкурентной основе», на которое то и дело ссылаются представители российского истеблишмента, в этой ситуации явно не спасут. Впору вспомнить слова известного апологета западного мира Людвига фон Мизеса. Он прямо говорил о том, что между двумя общественно-политическими системами, сложившимися в мире после второй мировой войны, «не может быть никакого компромисса». «Граждане, – говорил Мизес, – должны сделать выбор между капитализмом и социализмом или, как говорят многие американцы, между “американским” и “русским” образом жизни»[73]73
  Мизес Людвиг фон. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность. М., 1993. С. 15–16.


[Закрыть]. Очевидно одно: сохранить целостность самой Российской Федерации – значит, как минимум извлечь уроки из трагического опыта гибели СССР и его общественно-политической системы, вследствие навязывания обществу ложных «социальных проектов» извне без учета социального опыта и национальных традиций собственного народа.