Текст книги "Поэты и прозаики земли Русской"

 
Люблю, когда песок волнует море,
Скрывая еле видные следы,
Рассветы и закаты цвета крови!
Живу, когда со мною рядом ты!
 
 
Люблю, когда костёр бросает искры,
И звёздные огни над головой,
И рук твоих прикосновения чистых,
И блеск в очах лазурно-голубой!
 
 
Ведь можно говорить порой часами,
Но не затронуть главного в душе.
Когда горит чарующее пламя —
Не нужно слов: всё сказано уже…
 
 
На острове построили из веток
Наш маленький и скромный уголок.
Любви друг к другу хватит на полвека,
И я тебе дарю её исток.
 
 
А буря если домик наш накроет —
Во мраке чёрной бездны не умрём!
Обнимемся покрепче мы с тобою,
С любовью нашей всё переживём!
 

23 января 2011 г.

 
Ты ушла, мне не сказав ни слова,
От обиды резко хлопнув дверь.
Это для меня, увы, не ново —
Я привык к разлукам, уж поверь.
 
 
Ты ушла, не молвив «до свидания»,
Ревностью задушена была.
Слёзы, крики, боль и расставание…
Как с таким гулящим прожила?!
 
 
Осознав, схватив пиджак со стула,
За тобой, любимая, сорвусь.
Пять минут… всего лишь пять минуло —
Одинокий тихо ворочусь.
 
 
И, в стекле оконном растворяясь,
Заклубится дым от сигарет.
Алым светом, нежно просыпаясь,
Тьму прогонит утренний рассвет.
 
 
Мы за эту ночь с тобой забыли
Все когда-то славные года,
Но желанный запах твой ванили —
Он со мной остался навсегда.
 

03 февраля 2011 г.

 
Мне сегодня ветер, не смолкая,
Песни о разлуке напевал.
Знаю, что теперь другой ласкает,
А когда-то я её ласкал…
 
 
Да, о нас я часто вспоминаю,
Но в пучине страсти не тону.
Милая, я больше не пылаю!
Милая, я больше не в плену!
 
 
Пой же, ветер, снова мне и снова —
Сердце не болит в который раз:
Нет её причудливого слова,
Нет улыбок, карих вешних глаз…
 
 
Но когда другую обнимая,
На постель в порыве отнесу —
Её имя нежное, желая,
Будто невзначай произнесу.
 
 
Ветер, пой, её я не ревную!
Только чаще снятся уж теперь
Розовых закатов поцелуи
И объятья голубых морей…
 

10 марта 2011 г.

 
Пусть помнят деревья седые
О том, как с задором в очах
Девчонки совсем молодые
С винтовками шли на плечах.
 
 
Ах, как они пели, ребята,
О счастье и первой любви,
О том, как фашистов проклятых
Погонят с родимой земли!
 
 
Очнитесь, опомнитесь, люди:
За мир, за родную страну
Сквозь грозные залпы орудий
Девчата идут на войну!
 
 
Их груди скрывали шинели,
Но длинных ресниц не отнять.
Они и пожить не успели,
И женское счастье познать…
 
 
Пусть помнят вовеки живые,
Как в сорок втором по весне
Девчонки совсем молодые
Остались на этой войне…
 

21 июня 2011 г.

 
Слепну я от полуденной пыли.
Завтра снова отправимся в бой.
Эй, ребята, сражение в силе!
Не заглох я ещё! Я живой!
 
 
На броне мои раны остыли,
Дорогой экипаж невредим.
Эй, танкисты, ну что приуныли?
Победим мы врага, победим!
 
 
Коль услышишь, вдали за рекою
Мой мотор поутру заревёт,
По команде «готовимся к бою» —
Это сердце стальное поёт.
 
 
Может быть, и погибну сегодня,
Если «Тигры» меня окружат.
Но другие под взором Господним
Дело жизни моей завершат!
 
 
Я кричу – подорвался на мине!
Умираю, но смерть не страшна!
Теперь небо мне кажется синим,
Значит, есть и у танка душа…
 

23 июля 2011 г.

 
По ночному Невскому гуляю,
Дышит стариною всё вокруг.
Шляпу я перед тобой снимаю:
Здравствуй, мой любимый Петербург!
 
 
Как Нева взволнована, игрива!
Как в ансамбле развели мосты!
Это чудо Северной Пальмиры —
Мраморной, гранитной красоты!
 
 
Вот проснулся Летний сад от солнца,
Запах кофе нежно поманил.
Вот они – мои дворы-колодцы,
Я играть мальчишкой здесь любил…
 
 
Оживает купол золочёный —
Пробудить Исаакия спешит.
И взлетает в небо окрылённый
Ангел Петропавловской души…
 
 
Петербург – ты как бальзам для сердца!
Трёхсотлетний, вечно молодой!
Дай в твоих объятиях согреться,
Слушать этим утром шёпот твой.
 

25 сентября 2011 г.

 
Кто же ты, моя Россия?
Позабытые слова?
Или бурная стихия,
Горы, реки и листва?
 
 
Может быть, седое небо,
Что заплакало дождём?
Те края, где был и не был,
И берёзка под окном?
 
 
Ты – дуэли столкновенье,
Пушкин раненый в бреду!
И мятежные волненья
В восемнадцатом году!
 
 
Ты – печальный лик иконы,
Гибель, красная звезда!
И малиновые звоны,
Что не смолкнут никогда!
 
 
Ты – пророк, святой, мессия
И родные берега!
Я с тобою, Мать-Россия,
Вот тебе моя рука!
 

11 октября 2011 г.

 
Годы юные в сердце открыты,
А по сердцу – как будто ножом!
Позаброшенный мой, позабытый
Вспоминаю родительский дом.
 
 
Он – как листья зелёные летом
И сиренью пропахли дворы!
Это край мой, стихами воспетый,
Это детство и крик детворы!
 
 
Он мне снился. Узнал я всё сразу:
Эти улицы, сад и она —
Та девчонка из пятого класса
С поцелуями, словно весна.
 
 
Я приехал, вернулся как прежде,
Но друзей и подруг не видать…
Только осень листвою небрежно
Будет тихо лицо целовать.
 
 
И тоска на душе не сокрыта.
Навсегда годы юности в нём —
В позаброшенном и позабытом,
В том родительском доме моём.
 

05 ноября 2011 г.

Моему другу А. И. Муцалханову

 
Зеленеют под солнцем деревья,
Над горами седыми – туман.
Показалась родная деревня.
Здравствуй, мой золотой Дагестан!
 
 
Пахнет яблоком, грушей и сливой
Возле дома пленительный сад!
И разлаялся друг мой игривый.
– Дай же лапу! Я так тебе рад!
 
 
Не поверив, глаза протирая,
Зарыдала любимая мать.
Ты не плачь, я с тобой, дорогая,
Чтобы руки твои целовать!
 
 
На чужбине болит моя рана!
В серость будней ушёл с головой,
Но мечтал о горах Дагестана
И как встречусь сегодня с тобой…
 
 
Заучите, что в тяжкие годы
И когда на душе холодней,
При утрате, печали, невзгодах —
Рай ищите у ног матерей!
 

07 марта 2023 г.

Юрий Корчагин

Родился 3 апреля 1953 года в селе Старая Веду га Воронежской области. После службы в рядах Советской армии поступил на архитектурный факультет Воронежского инженерно-строительного института (специальность «архитектура»). По окончании института работал в различных организациях на разных должностях, связанных с проектированием и строительством.

После выхода на пенсию сочиняет стихи и шутки, отдавая дань увлечению молодости, когда он играл за команду КВН на Центральном телевидении. Размещает свои стихи в сети «ВКонтакте»(https://vk.com/id635874142).

В 2019 году в издательстве «Кварта» вышла из печати его первая книга стихов и шуток «ПОЭТ и ШУТ».

 
Прохладе с гор пора уже в долину
Магнолии туманом освежить
И южного курорта сердцевину
От Цензора небес на время скрыть.
 
 
И с вами я, оставшись без присмотра,
Под шёпот волн кувшинчик «Хванчкары»
Цежу глотками, солнечную бодрость,
Смакую юга щедрые дары.
 
 
От моря тянет золотистым йодом,
Магнолий белых тает аромат,
А ваши губы пахнут диким мёдом,
Их сладок вкус и чуть солоноват.
 
 
Ах, боже мой, красавица-весталка,
К чему сегодня, через столько лет,
Прикрыв глаза, я вспоминаю жаркий
(Он стал таким) тот вечер тет-а-тет?
 
 
Как беззаботно упустил я счастье,
Не удержав, не предложив руки.
Иль, может быть, не в нашей это власти?
Любовь приходит свыше – как стихи…
 
 
Заветный телефончик ваш утерян,
Лечу на юг, пусть там никто не ждёт.
Судьбы моей давно удел отмерен,
Но вдруг случайно, чудом повезёт?
 
 
Не засыпай, шофёр, держи баранку,
За поворотом есть морской вокзал…
А память крутит старую шарманку,
И волны сердца бьются о причал…
 

 
У бабушки в углу иконка,
Лампадка тлеет фитильком,
А за иконкой – похоронка.
А рядом с Богом – Дед с Отцом.
 
 
От них как будто больше света
В избушке с низким потолком,
И верит бабушка, что это
Всё предначертано Творцом.
 
 
Одной лампадкою согреты,
Все в мире братья на крови.
Прости ей, Боже, ересь эту,
Поскольку Суть Твоя – в Любви…
 

 
На стене порыжевший портрет:
Шалопай восемнадцати лет,
Чуб волною зачёсан назад,
Простодушный улыбчивый взгляд,
На рубашку нацеплен значок —
«Ворошиловский меткий стрелок».
 
 
Может, если б он выжил тогда,
И у них было б всё точно так:
Растерялась с годами любовь
И порядком друг другу бы кровь
Подыспортили к старости лет,
Только нет его, нет его, нет…
 
 
Сколько лет я гляжу на портрет,
В этом доме живу сколько лет,
Но тебя заменить ей не смог,
Ворошиловский меткий стрелок.
 
 
Рассудила нас с другом война,
Мне – награды, и жизнь, и жена,
А ему – неоконченный бой
Да бессмертная эта любовь.
 

 
Горы дремлют в когтях ледниковых объятий.
Взглянешь вниз – замирает душа.
Уплывает земля, как на майском параде
Лёгкий шарик из рук малыша.
 
 
Пять минут передышки. Отметка – пять двести.
Ветер снежный отрог закурил.
Эту гору с Серёгой мы сделаем вместе.
Хватит фарта, упрямства и сил.
 
 
Лишь бы только погода не срезала крылья
И лавины прошли стороной.
Осыпают нас горы алмазною пылью
И бинтуют следы за спиной.
 
 
Мы не горы штурмуем, сердца разрывая,
Облаков потревожив покой.
Из болот мы себя до вершин поднимаем,
Проверяя на вшивость горой.
 
 
Что нас в горы влечёт? Очумели от скуки?
Иль опасность уж так хороша?
Но слабеют при встрече от радости руки,
И поёт, распрямляясь, душа.
 

 
Я в чулане нашёл
Деревенского старого дома
Свой гербарий в тетрадке
За третий, наверное, класс.
Там кленовый листочек,
Как старый и добрый знакомый,
Словно с формы канадцев,
Лежал до поры про запас.
 
 
И подумалось вдруг,
Что и я согреваюсь надеждой
Сохраниться в Поэзии,
Хоть бы единой строкой,
Словно лист – настоящей
И так же как Парус – мятежной,
Что лишь в поисках бури
Для сердца находит покой.
 

 
Никогда ничего не пиши о войне,
Нет тех слов, чтоб серьёзно, без мата.
Не трепись, помолчи, дай остыть тишине,
Не мешай на привале ребятам…
 
 
Вон в две дырки сопит вологодский пацан,
Он из наших, из тех, кто в тельняшке,
Он, возможно, во сне у родного крыльца
Что-то шепчет на ушко Наташке.
 
 
Рядом с ним прикорнул возвратившийся в строй
(Повезло, что осколочный в мясо)
Дядя Фёдор. «Забой» у него позывной,
Он шахтёр – это хуже спецназа…
 
 
Есть и с орденом – Мишка, точней Моисей,
Он на голову точно контужен,
Всё ему нипочем, всё лишь «азохен вей»
(За карман малолеткой осужден).
 
 
Жаль, Серёга Ткаченко ушёл на покой,
На зелёные райские кущи,
Его конь над рекой, да и он молодой…
А над нами – осенние тучи.
 
 
А над нами военною пахнет грозой,
Серафим шестикрылый за нами,
Нас с молитвами ждут и с победой домой.
Мы вернёмся, родные! Мы с вами!
 

 
Погибают в бою.
И в тылу, как в бою, погибают,
Не покинув рядов
И не дав ни на миг слабину…
 
 
Только ангелы скорби
Сейчас над Поэтом летают,
Только крик журавлиный
Тревожит небес вышину…
 
 
И пускай в его честь
Не назвали ни улиц, ни скверов,
Зато Слово его
Продолжает Отчизне служить,
Как и память о нём,
Не жалевшем ни сердце, ни нервы,
В сумасшествии дней
Путеводной Поэзии нить…
 

 
В такую ночь ворочаться в постели
приятней, чем стоять на пьедесталах…
 

И. Бродский «Памятник Пушкину»

 
Я Пушкина, как Бродский, пожалею,
зимой в крещенский холод и метели
он лучше поменял бы ту аллею
и пьедестал на место у постели,
 
 
что у окна бревенчатой избушки,
напротив печки, и трубы, и вьюшки,
у той постели, где в ногах с котом
лежу под домотканым я холстом
 
 
и томик Бродского пытаюсь перечесть.
…Дворец наместника увит омелой[1]1
  Строчка из стихотворения И. Бродского «Anno Domini».


[Закрыть]…
И мне, Поэт, порукой ваша честь,
хотя в стихах вы очень даже смелый.
 
 
Спускайтесь с пьедестала, я вас жду.
Я чаем вас с малиной отогрею,
и «сукиного сына» вам прочту,
и, может быть, по-бабьи пожалею.
 
 
Жалеть по-бабьи – больше, чем желать,
болеть душою, сердцем согревать,
робеть ещё, конечно, и стесняться,
читать, мечтать и вечно восхищаться…
 
 
Не нужно здесь высокопарных слов,
как с «нашим всем» бы я поговорила,
теплом согрела, чаем напоила,
и в печку подложила новых дров,
и даже пьедестал посторожила б,
чтоб вы поспали парочку часов…
 
 
(В плаще, с причёской, я почти точь-в-точь,
никто не отличит, к тому ж метёт всю ночь…)
 

 
Война,
мой милый мальчик,
есть война.
Она грязна —
убийственно грязна.
И холодна, когда
лежишь в шинели
под ледяным,
в три бога мать,
дождём!
А вместо каши —
котелок шрапнелью
пробит.
Да хрен с ним,
с этим котелком.
Вон перед нами
взвод лежит за бровкой,
уже и стоны
больше не слышны…
Их порцию
наркомовскую водки
потребуем поздней
у старшины.
И их помянем
этою же водкой,
холодную перловку доедим…
Коль доживём.
А если…
Завтра в сводках
о нас ни слова…
Что же мы хотим…
Заведено – вся слава
Генералам!
Зато нам водки
сразу полкило!
Чтоб запьянеть,
пожалуй, будет мало…
Ох, сколько ж гарных
хлопцев полегло…
Мы выпиваем, тело согревая
и заглушая голод, холод, страх.
Мы боль потерь
на ярость заменяем,
кто помоложе…
Старым – дело швах.
Они своё давно
отвоевали:
глаза не видят,
ноги не несут…
Они войне сынков
своих отдали
и скоро душу
Богу отдадут.
На фронте не сойдёшь
с ума едва ли,
не научившись
пить и забывать…
но как забыть,
как мы себя теряли —
как просто
оказалось
убивать…
 

 
Наш городок прифронтовой,
Совсем обыкновенный —
Лишь «сушек» гул над головой
И холод звёзд вселенной…
Потухли осени костры,
Надели шубки ели,
Но душу леденят посты —
Опять недоглядели!
Сказал бы Черномырдин: «Да…
Хотели ведь как лучше —
А получилось как всегда!» —
И непечатно тут же.
Чудим, печально, не впервой,
Но с Богом переможем.
И холод кончится весной,
И мир наступит всё же!
А Новый год уже в пути!
Готовьте угощенья!
Салютов гром и конфетти!
Подарки! Поздравленья!
 
 
Наш городок прифронтовой,
Совсем обыкновенный.
Снежок кружится над землёй,
Ложится звёздной пеной…
 

 
Никогда так радостно не пелось,
Время не летело под откос,
Никогда так в жизни не хотелось —
Жить всерьёз!
 
 
Наслаждаться жизнью без остатка
И ходить с тобой в осенний лес,
Тратить время попусту и сладко,
Ждать чудес!
 
 
Никогда так близко не страшила
Мрачная конечность бытия…
Что ж меня так поздно полюбила
Жизнь моя…
 
 
Я уйду, ничто не потревожив,
Наподобье лёгкого листка.
А любовь, она ещё, быть может…
Всем – пока!
 

 
Старая Ведуга,
Ведуга старая —
Дом у реки,
Окна с завалинкой,
Печки да валенки,
И… старики.
 
 
В детство далёкое,
В небо высокое,
Как заглянуть?
Вот подъезжаем —
И сердце сжимается,
Не продохнуть…
 
 
Слева лощина,
По прадеду —
«Радкина».
Эти поля —
До революции,
До контрибуции,
Наша земля.
 
 
За керосинкою,
Свежей холстинкою
Печь застеля,
Дед мне про Сивку,
Про Бурку рассказывал,
Дратву смоля.
 
 
Я под рассказ
Засыпаю на печке,
День был длинён…
Тихо стрекочут
Сверчки и кузнечики,
Сладок мой сон.
 
 
Летняя ночь
Изумрудами капает
Звёздных огней.
Снится мне Родина,
Самая-самая,
Нету родней…
 
 
В детство далёкое,
В небо высокое
Как заглянуть?
Вот подъезжаем —
И сердце сжимается,
Не продохнуть…
 

 
Звёздочка искоркой,
Сгустком желания
Гаснет в ночи.
Тают мгновения
В миг расставания.
Что ж ты молчишь?
 
 
Помнишь, наверное,
Сосны янтарные,
Склоны Хибин,
Лысые сопки,
Отроги коварные
В сходах лавин.
 
 
Пылью морозною
Солнца окутанный
Жёлтый цветок,
А в котелочке —
Заваренный круто
Зверь-кипяток.
 
 
Как топором
Разминали «вибрамы» мы,
Лишь бы надеть,
Как с рюкзаком
Сорокакилограммовым
Шли сквозь метель.
 
 
Звёздочка гаснет,
Но всё же желание
Я загадал —
Чтоб не кончалась
Дорога та дальняя,
Шла сквозь года.
 
 
Чтоб согревать
На привале за пазухой
Руки твои.
Чтобы молчать,
Расставаясь ненадолго,
Вновь о любви…
 

Прозаики земли Русской

Сергей Гошев

Член Союза писателей России с 2015 года. Прозаик, детский писатель, публицист. Родился в г. Котласе в 1957 году. Выполнял спецзадания в Афганистане, Таджикистане, Чечне, Сирии. С 1998 года живёт в г. Советске (Калининградская область).

Издано 11 книг: сказки, повести, роман и сборники рассказов. Соавтор нескольких альманахов и коллективных сборников, имеет публикации в литературных журналах и СМИ.

Занимается патриотическим и духовно-нравственным воспитанием молодёжи, выступает в школах, библиотеках, санаториях, на городских и региональных площадках от Советска до Камчатки. Имеет государственные, литературные и общественные награды.

Любопытству мальчишек нет предела. Ну интересно же, почему всегда встаёт неваляшка (ванька-встанька), почему машина движется, почему мотоцикл рычит, как работает калейдоскоп. Что-то ломаем, что-то чиним, при этом остаются лишние детали. Но именно так, докапываясь до истины, мы становимся настоящими мужчинами, которые умеют всё.

В далёких шестидесятых машин во дворах было мало. У нас, например, между многоэтажками был всего один гараж, где стояла «инвалидка». Иногда приезжала белая «Волга». Мы стайкой кружили возле неё. Уж очень хотелось погладить блестящего оленя на капоте. Он застыл в прыжке и как будто говорил нам: «Не каждый может меня догнать, а тем более быть хозяином такой машины!»

«Тах-тах-тах!» – затарахтит машина у гаража дяди Вани на всю жилую «коробку». Мы, не раздумывая, как вспорхнувшие воробьи, несёмся туда. Ведь там сейчас можно увидеть много чего интересного. Прибежали, обступили трясущийся зелёный автомобильчик, пытаемся отдышаться.

– Ну, сорванцы! Пришли поговорить или помочь? – Из темноты гаража раздаётся сначала бархатный голос, а потом появляется на костылях пожилой мужчина. Он и есть хозяин «инвалидки». Перед маленькой машиной с ручным управлением, опершись на костыли, он раскуривает папиросу, окидывает нас добрым взглядом. Хитро прищуренные глаза искрятся внимательным любопытством.

– И то, и другое, дядя Ваня! У нас времени много. Каникулы! – отвечает за всех нас рослый Петька Петухов. Он учился с нами в пятом классе. Дважды оставался на второй год. На голову выше нас, никогда никого не обижал. Почему ему не давалась учёба? Был ведь любознательным. Мы всегда держались вместе и многому учились у него.

– Это всё с тобой, Петя?

– Да, дядя Ваня! – говорит наш вожак. – Можно они тоже будут помогать? – Петька расплылся в улыбке.

– Отчего ж нельзя? Заходите, мастера! Только чур, без разрешения никуда не лезть. Если что, спросите Петра, он теперь не меньше моего в технике разбирается. И лудить, и паять, и утюг чинить умеет. Он, наверное, и в школе из-за этого слабо учится. Ему проще коляску детскую починить, велосипед мальцу наладить.

Лицо друга омрачилось, когда заговорили о школе. Дядя Ваня похлопал его по плечу:

– Ничего, Петро, пристроим тебя в ФЗУ (фабрично-заводское училище). Погодь немного. Я тут с кем надо переговорил. Я ведь, ребята, с его отцом в одном танке воевал… – Помолчал. – Живым вот остался благодаря мужеству батьки твоего, Петя. Подумаешь, ноги нет. Так другая же есть. Вот хожу, танцевать даже могу! – Он, опираясь на костыли, притопнул здоровой ногой. – А Валерий-то к постели прикован. Вот такая петрушка, братцы, получилась. Значит, мы, однополчане твоего папки, тебе помогать должны! – подвёл итог ветеран.

У меня от услышанного пробежал колючий холодок по спине. Набравшись храбрости, я спросил:

– Дядя Ваня, а страшно на войне?

– Конечно, страшно, сынок. Но если рядом надёжный товарищ и друг, который в любую минуту готов подставить плечо, то страх сам от нас убегает. Таким дружным экипажем мы и били коварного врага.

– Дядя Ваня, что-то «чижик» чихает. – Все замолчали, прислушались. Петька продолжил: – Наверное, опять бензонасос засорился. Можно я его прочищу? Это ведь быстро, и ребята поучатся.

– Ну ладно, уговорил. Показывай своё мастерство, а я пока соберу вещи для бани.

Не прошло и получаса, как двигатель у «чижика» застучал ритмично. А довольный Петька горделиво вытирал чумазое лицо и руки тряпкой.

Мне тоже хотелось что-то сделать для этого хорошего человека. Я посмотрел на обляпанные нашими руками стёкла и капот машины, спросил:

– Можно машину помыть? Вы собираетесь на ней ехать, мы быстро всё до блеска вычистим.

Не дожидаясь ответа, схватив тряпки, мы уже мчались к бочке. Она стояла на углу гаража, в неё с крыши по желобу стекала дождевая вода. Какое счастье для нас тогда было – помыть машину! Но автомобиль был маленький, к нашему огорчению, мы быстро справились с работой. Мокрые, будто сами искупались в этой бочке, но довольные и счастливые стояли вокруг чистенького «чижика».

– Спасибо! Вот уважили! Теперь у меня есть целый свободный час до встречи с друзьями в клубе настоящих мужчин. Пойду-ка посижу, отдохну.

Дядя Ваня пошёл в гараж.

Мы осторожно двинулись следом. Сели тихонько на скамейку у верстака. А хозяин, прислонив к стене костыли, тяжело опустился на старое автомобильное кресло, которое стояло рядом.

– Чего притихли, помощники? Поработали, теперь и поговорить о жизни можно.

Я опять набрался смелости и спросил:

– А что это за клуб настоящих мужчин?

Хозяин гаража не успел ответить. Повернулся на громкий голос Петьки, который заканчивал натирать стекло:

– У моего отца, как и у вас, много медалей. Есть и орден Славы третьей степени. Прошу его рассказать, за что такая высокая награда, а он молчит. Смотрит на меня немигающим взглядом, а иногда слеза по щеке катится. Вы же вместе воевали, значит, можете рассказать. Я должен знать, как сражался мой батя!

– Твой отец – герой, Петя. Тяжело ему вспоминать тот бой…

Дядя Ваня задумался. Провёл несколько раз ладонью по волосам, как будто причёсывался или укладывал мысли в нужном порядке, и заговорил:

– В июле сорок третьего года наш танковый батальон после марша остановился в лесистой местности у станции Прохоровка. Командир танка сержант Николай Борисович пришёл от комбата хмурый и очень встревоженный. За ужином сообщил, что утром наступление, возможна встреча с новейшими тяжёлыми танками противника «Тигр», броню которых в лоб наша пушка не берёт. Приказано максимально использовать преимущество наших танков – скорость и маневренность.

– Эти монстры будут безнаказанно топтать мою землю, а я и пробить его из пушки не смогу! – возмутился я.

– Сможешь, Вань, – успокоил меня командир. – Есть и у этого монстра уязвимые точки. Сейчас и обсудим, как самим уцелеть под огнём его мощной пушки и врага уничтожить.

Долго мы разбирали все плюсы и минусы хвалёного и якобы непобедимого фашистского танка, который здесь и сейчас должен был изменить ход войны. Покумекали и решили устроить фашистам настоящую русскую баню.

Соседние экипажи тоже готовили своих стальных коней к бою. Выносили из танка всё, что могло гореть.

Всю оставшуюся часть ночи я ворочался. Сырость залезала под комбинезон, отнимая тепло и сон. Светало. Окончательно проснулся от скрежета металла по металлу. Подошёл к открытому люку механика-водителя. Заглянул… На меня смотрели улыбающиеся глаза Виталика, твоего бати, Петька. Лицо всё измазано, в одной руке кисточка, а в другой – банка с солидолом.

– Ты чего встал?

– А ты что? – ответил я вопросом на вопрос.

– Да что-то не спится.

– Вот и мне тоже. – Я потянулся и полез к себе в башню.

Покрутил холодные механизмы и прильнул к прицелу. Погода была пасмурная, но видимость отличная. Хорошо просматривалась пойма реки и дальний лесок за глубоким оврагом. Утренняя живописная тишина, ласковая прохлада навевали мысли о доме, родителях, речке… Природа была в утренней неге. Все ещё отдыхали и не верили, что через несколько часов на этом холмистом зелёном поле будет гореть и поливаться кровью ЗЕМЛЯ…

Кто-то постучал по броне. Мы вылезли из танка.

– Что – самые работящие? Пошли есть, пока каша не остыла! – позвал нас пулемётчик Сашка.

Ели медленно. Поглядывали на хмурое небо. Ковыряли в котелке. Предчувствие жаркого боя сверлило виски. Волнение и тревога были заметны на лицах. Но всё как-то разом исчезло, когда прозвучала привычная слуху команда:

– По машина-а-ам!

Рёв моторов, гарь заполнили уютный берёзовый лес. Соблюдая боевой порядок, стальные кони с красными звёздами вышли из лесного укрытия. Изрезанная оврагами и заросшая высоким кустарником местность затрудняла видимость и вынуждала механика постоянно маневрировать. Впереди длинный пологий спуск, а за ним крутой подъём.

– Виталька! – сказал Николай Борисович. – Давай включи пониженную и уйди левее. Иначе мы из-за этих кутов ничего не увидим.

Впереди идущий танк влез на вершину холма. Но что это? Дрогнул, его охватило пламя, и он разгорающимся факелом стал беспомощно сползать на нас.

– Механик! Вправо! – прозвучала команда. Но наша машина дёрнулась и встала.

Я прильнул к прицелу. «Неужели всё?» – пронеслась мысль. Огненный шар полз на нас, увеличиваясь в размерах.

– Спокойно, Виталий Петрович, запускай двигатель и правый рычаг на себя. – Голос командира звучал тихо, но звук, как стальной нож, резал воздух.

Двигатель взревел. Ушли! Буквально в паре метров от нас сползла подбитая тридцатьчетвёрка. Беда миновала. Наш танк влез в густые кусты и поднялся. То, что мешало, стало нашей защитой. Слева, справа, опять слева! Один за другим разрывались снаряды, звонко осыпая броню осколками. Кустарник перед нами был срезан огненной косой. Он больше не заслонял обзор и не укрывал нашу боевую машину.

– Вот они, хвалёные «Тигры»! – услышали мы голос командира в наушниках.

По холмистому полю стеной ползли пятнистые монстры. Они изрыгали пламя из дальнобойных пушек с увесистым дульным тормозом. Несколько наших танков горело на холме.

– Вперёд! Вперёд! Слышишь меня, Виталька, вперёд!

– Есть вперёд, товарищ сержант!

Мы неслись навстречу врагу, оставляя за собой большие столбы пыли. Наша скорость не давала возможности фрицам прицельно бить по нам. Маневрируя на ходу, наш батальон, как нож в масло, вошёл в боевые порядки немцев. «Тигры» лишились преимущества – мощности пушек и непробиваемой лобовой брони. Мы же получили возможность бить с близкого расстояния в уязвимые места тяжело бронированных монстров: в борт, по ходовой части, в двигатель.

– Стоп, машина! Слева по борту враг! Ваня, бронебойным! – скомандовал мне командир.

Я развернул башню и с близкого расстояния влепил почти в центр немецкого креста. Немец остановился, и его ствол стал разворачиваться в нашу сторону.

– Ваня, ещё один!

Рядом появилось второе отверстие, и у танка фрица дым повалил из всех щелей.

– Молодец, Ванюша! Вперёд, ребята! Не стоять на месте! – подбадривал нас Николай Борисович.

Только мы сдвинулись с места, как сильный рикошет ударил нам в башню. Я оглох, почувствовал, как из ушей пошла кровь, слипаясь в наушниках шлемофона. Командир хлопнул меня по плечу и рукой показал направление стрельбы. Что есть силы вращаю ручку поворотного механизма башни. Танк остановился. Я прильнул к прицелу и увидел, как «Тигр» почти развернулся в нашу сторону лобовой бронёй. Вокруг нас шёл ожесточённый бой: взрывались снаряды, надрывно ревели десятки моторов. Голова гудела. По хлопку в правое плечо понял, что надо стрелять по правой гусенице немца. Я с ювелирной точностью успел выстрелить первым. И уже через пару секунд она, как червяк, сползла с катков, обездвижив танк. Добивать не пришлось. Открыв люк, как ошпаренные, фрицы стали выскакивать. Наш пулемёт свинцом поливал их. Мы так и не дали им даже коснуться ногой нашей земли, оставив их лежать на броне своего танка. Развернулись и двинулись дальше в гущу боя. На наших глазах от выстрелов в упор сворачивало башни, гнулись стволы пушек, разрывало мощную броню, как картон. Дым, гарь, огонь и нестерпимый грохот стоял на поле боя. Экипажи подбитых танков вели бой, переходящий в рукопашные схватки. Мы помогали им, поливая фрицев из пулемётов и давя гусеницами…

Сразу три снаряда ударили по нашей броне. Танк замер. Башня мгновенно заполнилась едким дымом. В наушниках еле расслышал хриплый голос командира:

– Покинуть машину!

С трудом, помогая друг другу, мы вылезли из люка и вместе с командиром полетели вниз на землю. Поднялись. Танк горел, а вместе с ним горели и наши ребята. Механик с пулемётчиком катались по земле, пытаясь сбить пламя со своих комбинезонов. Мы кинулись к ним, помогли справиться с огнём. Вдруг острая боль в ноге, а потом и в плече обожгла меня. В метре от меня повалился и раненный в голову командир. Мы залегли рядом со своим танком в небольшую воронку. «Тигр» стоял буквально в ста шагах от нас. Он развернул башню в нашу сторону и теперь расстреливал нас из пулемёта. Фонтанчики пыли от пуль поднимались дорожками вокруг нас. Мы огляделись: потные, грязные от копоти, в обгорелых комбинезонах. Командир был в бреду. Его окровавленную голову перевязал пулемётчик Сашка. Я перевязал себя сам.