Текст книги "Прометей № 4"

Кононова Ольга Алексеевна,
историк, политолог, участник Клуба левых историков и обществоведов
Девочка русской революции: детские годы Софьи Перовской

Аннотация. В настоящем материале подробно раскрываются исторические аспекты биографии Софьи Львовны Перовской – русской революционерки, члена Исполнительного комитета революционной организации «Народная воля», принимавшей непосредственное участие с «исполнением смертного приговора», вынесенного императору Александру II революционерами. В статье подробно раскрывается характер атмосферы в семье С. Л. Перовской, ее взаимоотношения с отцом и мотивы, приведшие ее в революцию.

Ключевые слова: С. Л. Перовская, «Народная воля», народовольцы, убийство Александра II, первомартовцы, индивидуальный террор, революционный террор, Музей-усадьба семьи Перовских.

 
Когда в политике погоду
Определял еще герой,
Когда чудесная свобода
Что день меняла облик свой,
Являясь – то юнцом безусым,
Неверной дерзостью горя,
То девочкою русой-русой,
Розовокудрой как заря…
 

В. Эрлих. Софья Перовская⁴

В поселке Любимовка под Севастополем есть Музей-усадьба семьи Перовских. Когда-то поместье носило название Приморское и славилось своими виноградниками. Впоследствии владельцем хозяйства стал виноторговец Ф. О. Шталь. А после революции здесь был создан совхоз-завод, получивший в 1927 г. имя С. Л. Перовской. Благодаря местным энтузиастам в 1970-е гг. в усадьбе появился музей этой легендарной женщины, задуманный первоначально, как музей истории совхоза, но поиски артефактов, связанных с жизнью Перовской, оказались настолько успешны, что находки, со временем, составили полноценную экспозицию.

Софья Львовна Перовская. Фотография

Важна ли тема виноделия, когда речь идет об имени человека, столь ярко и драматично вписавшего себя в историю борьбы за свободу в России? Мне кажется, что нет. Но время берет свое и теперь сразу после посещения домика Перовских (к слову, очень скромного), современным туристам предлагают проследовать в дегустационный зал – акцент на винную тематику, является главным «манком» для экскурсантов. В прилегающем парке сохранился памятник Софье Львовне, выполненный с большим уважением и нежностью к героине скульптором Е. Слюсарь и архитектором В. Артюховым в 1964 г. Недавно отреставрированный, он, вселяет надежду в то, что не только изысканные вины способны заинтересовать нас сегодня. Урок, преподанный «Народной волей», безмерно важен как для власть придержащих (и прежде всего для них), так и для всех, кто хотя бы пытается задумываться над тем, почему история, все-таки, не знает сослагательного наклонения.

Софья Львовна Перовская родилась 1 (13) сентября 1853 г. в знатной дворянской семье. Перовские приходились прямыми потомками К. Г. Разумовскому, родному брату Алексея Разумовского, ближайшего фаворита императрицы Елизаветы. Эта фамилия была дана десяти узаконенным внебрачным детям Кириллы Григорьевича. Удивительным образом переплетаются судьбы в российской истории. Среди близких родственников Софьи Львовны – писатель Антоний Погорельский (А. А. Перовский), ее двоюродный дед⁵. А его племянник Алеша (для которого и была написана сказка «Черная курица, или подземные жители»), также ставший писателем – знаменитый Алексей Константинович Толстой.

Кроме младшей Сони в семье были старшие дети – Мария, Николай и Василий. Отношения родителей были далеки от идиллических. «Семейная жизнь была полна раздора и тяжелых сцен», – свидетельствует в биографическом очерке, посвященном Перовской, хорошо знавший ее Л.А. Тихомиров (член Исполнительного комитета «Народной воли», впоследствии ренегат и монархист)⁶. Причина «сцен» крылась в разнице интересов отца и матери. Лев Николаевич отдавал все свои физические и эмоциональные силы, продвижению по карьерной лестнице, стремлению занять «достойное» место в высшем свете. Мать, Варвара Степановна, происходила из семьи мелкопоместных провинциальных дворян, была человеком скромным, неамбициозным. Н. А. Троицкий, автор наиболее полной биографии Софьи Львовны отмечает, что Варвара Степановна была начитана (она получила образование в частном французском пансионе в Петербурге) и придерживалась передовых взглядов⁷. Так или иначе, но жизнь ее сложилась вполне традиционно, всю себя она отдавала детям. А младшая дочь была ее любимицей, которая отвечала матери взаимными нежными чувствами.

Соня была необычной девочкой. При всей внешней хрупкости, сила характера и какая-то врожденная смелость сразу обращали на себя внимание. Брат Василий вспоминал, что младшая сестра никогда ничего не боялась⁸. Она не любила игру в куклы, но всегда поддерживала забавы мальчиков, например, битву с «разбойником»-крапивой на деревянных мечах. Однажды мать застала такую сцену – Вася кидал целенаправленно и со всей силы в сестру мяч, девочка старалась отбивать его. Варвара Степановна возмутилась, но дети объяснили, что это тренировка – если на Соню нападут бандиты, она всегда сможет за себя постоять. Ни бешеная собака, ни пальба брата из пушки в имении деда не могли вывести Соню из равновесия, заставить паниковать. (Более того, в артиллерийских «учениях» она принимала непосредственное участие – прикладывала фитиль к затравке). А как-то раз они с Васей отправились поздно вечером в овсяное поле смотреть на медведицу с медвежатами.

Трудно подумать, глядя на миниатюрный образ Перовской, что она с детства отличалась отменным здоровьем и выносливостью. В 1872 г., будучи 19-летней девушкой, Софья занималась прививанием оспы у крестьян Ставрополья, «пешком исходила все окрестные села, останавливаясь на несколько дней в каждом для прививания оспы. Ночевала и столовалась она в первой попавшейся избе вместе с хозяевами и ничуть не тяготилась полным отсутствием удобств, к которым привыкла с детства»⁹. Среди «удобств» были только подушка с соломой и каша с молоком. При этом знавшие ее в этот период люди свидетельствуют о пышущем здоровьем румяном лице, бодрости (тогда еще не было замкнутости в характере – она появится позже с началом подпольной деятельности) и невероятной работоспособности. Отдыхая от трудов, она любила отправиться на другой берег на лодке и грести сама. (Соня невероятно преуспела в гребле, как-то ей с подругой удалось обогнать на лодке двух братьев, что произвело неизгладимое впечатление на друзей, наблюдавших за состязанием)¹⁰. Вода – была ее стихия, в которой она чувствовала себя уверено с детских лет, проведенных в Крыму. «Плавать и нырять мы все изрядно подучились, и Соня тоже, а в более зрелом возрасте она стала выдающимся пловцом», – вспоминал брат Василий¹¹. Даже сильный шторм заставший Варвару Степановну с детьми в Черном море испугал всех, кроме Сони и Васи, которые отважно наблюдали за ним с палубы корабля.

Пристрастие к водным приключениям, действительно, было у Софьи, как говорится, в крови. В 1956 г. Лев Николаевич был направлен на должность вице-губернатора в Псков. Сад вокруг дома Перовских вплотную прилегал к владениям непосредственного начальства – губернатора В.Н. Муравьева. Его сын Коля часто играл с детьми новых соседей. В губернаторском саду имелся большой пруд, по которому даже передвигался маленький паром. Однажды, во время игры в разбойников Коля упал с парома в воду и Перовские, не растерявшись, общими усилиями сумели его спасти. Снова трудно не обратить внимания на удивительные исторические пересечения. Впоследствии Коля, Николай Валерьянович Муравьев, исполняющий обязанности прокурора при Особом Присутствии Правительствующего Сената, будет обвинителем по делу 1 марта, требующим смертного приговора всем подсудимым (в т. ч. двум женщинам и несовершеннолетнему Николаю Рысакову)¹². С большим пафосом аргументировал он необходимость высшей меры наказания: «Безнадежно суровы и тяжки эти последствия, определяющие ту высшую кару, которая отнимает у преступника самое дорогое из человеческих благ – жизнь; но она законна, необходима, она должна поразить преступников цареубийства. …. Крамола могла тайным ударом пресечь преходящее течение хрупкой человеческой жизни, хотя бы по Божьей воле то была жизнь великого Государя России, но крамола была и всегда будет бессильна поколебать вековую русскую преданность Престолу и существующему государственному порядку»¹³. Так разглагольствовал Муравьев – один из крупнейших взяточников своего времени. Арестованной Вере Фигнер он лично рассказывал о детской дружбе с Софьей Перовской, находя, видимо, этот эпизод забавным в сложившихся обстоятельствах. И еще один небольшой штрих к портрету повзрослевшего Коли – в распрях с родным отцом, касавшихся вопросов наследства, он проявил невероятную жестокость, доведя родителя до могилы¹⁴.

«Заседание особого присутствия правительствующего Сената по делу о государственном преступлении 1-го марта». На скамье подсудимых, слева направо: Н. И. Рысаков (стоит), А. Д. Михайлов, Г. М. Гельфман, Н. И. Кибальчич, С. Л. Перовская и А. И. Желябов

Среди физических увлечений Софьи была, также, верховая езда. Время, проведенное в Крыму, дарило детям настоящую радость и здоровье – море, солнце, фрукты. После вступления в наследование крымскими имениями в 1859 г. Лев Николаевич выхлопотал себе место Таврического вице-губернатора. Поместье деда, Кильбурун, навсегда останется нежно любимым Соней, она проведет здесь с матерью и сестрой 1867—69 гг., сбежав из ненавистного Петербурга. Верховая езда будет одним из ее основных удовольствий: «В Кильбуруне были татарские лошади, хорошо ходившие под седлами, и было одно женское седло; сестры часто ездили верхом с большим увлечением; особенно Соня пристрастилась к верховой езде; она бесстрашно любила пускать лошадь вскачь и часто ездила на мужском седле»¹⁵. Кильбурун будет продан за долги, но останется Приморское, которое с 1872 г. станет любимым местом пребывания Варвары Степановны. Софья посетит его трижды: в 1874, 1878 и последний раз нелегально в 1879 гг.

Столичная жизнь, конечно, не могла не противоречить свободолюбивому нраву Перовской. Когда отец получил долгожданную должность вице-губернатора Петербурга в 1861 г. (а в 1865 – губернатора) Соне пришлось принимать участие в светских вечерах, которые устраивались дома. Как и полагается благовоспитанной барышне, она, конечно же, обучалась танцам, музыке, но не любила эти занятия. Да и музыкального слуха у нее не было. Манерность, принятая в великосветских кругах, вызывала у Сони и Васи лишь насмешки. Василий Львович вспоминает: «… на журфиксах мы с ней (Соней – мое прим.) прохаживались между публикой, или, большей частью, сидя в стороне, язвительно критиковали расфранченных и декольтированных барышень»¹⁶. Зато брат с сестрой очень любили коньки и каждое воскресенье отправлялись на каток.

Достаточно соблазнительно объяснить радикализацию сознания Софьи тяжелыми отношениями с отцом и вынужденным, в связи с этим, ее уходом из дома в 17-летнем возрасте. Но отношения отца и дочери портились постепенно из-за разницы характеров и мировосприятия в целом. Тяжелыми изначально, как пишут в некоторых источниках, они не были¹⁷. Лев Николаевич целыми дням был занят на службе, с детьми общался мало. Но в свободные минуты мог даже поиграть с ними в мяч или почитать романы Гюго. Утверждения, что Соня «терпеть не могла отца», «презирала, и не могла ему простить его поведения с матерью, которую он всячески угнетал» – имеют под собой основание¹⁸. С той лишь оговоркой, что капризное и хамское поведение Льва Николаевича в отношении жены не было чем-то из ряда вон выходящим и вполне укладывалось в рамки морали того времени. Ее-то и презирала Софья Перовская. Любопытно, что при всей «традиционности», Лев Николаевич не был религиозным человеком: «Веяния времени отразились и на семье Перовских, и Соня проводила годы без всякого религиозного воспитания и влияния. Соня прожила без уроков по закону божьему, не ходила в церковь и вообще получила, в сущности, атеистическое воспитание, хотя отец и был религиозным человеком, но, конечно, по-чиновничьи религиозным»¹⁹.

Если говорить о событиях, которые могли повлиять на мировоззрение Софьи, то, прежде всего, надо вспомнить ее посещение Швейцарии в двенадцатилетнем возрасте, где она познакомилась с декабристом А.В. Поджио и его дочерью Варей. Любимый дядя Петр Николаевич (любимый детьми и Варварой Степановной) будучи генеральным консулом в Генуе, тяжело заболел, уехал на лечение в Швейцарию. Соня с матерью срочно выехали в Женеву для ухода за прикованным к постели родственником. Там-то и состоялось знакомство Сони с отцом и дочерью Поджио, которые соседствовали с Петром Николаевичем. Варя была на год моложе Сони, у девочек быстро завязалась дружба. Сохранилась их совместная фотография (1865 г.). Отношения Вари с ее отцом совсем не походили на отношения Сони с Львом Николаевичем. Это была настоящая дружба, общение на равных, взаимное уважение и доверие, круг вопросов, обсуждаемых отцом и дочерью Поджио, был безграничен и, конечно же, в него входила политика. В Женеве декабрист не однократно встречался с А. И. Герценом, он «общался с ним у себя дома и в отеле, вел с ним долгие разговоры на политические темы»²⁰. Трудно представить, чтобы Александр Викторович не рассказывал дочери об этих встречах, а та, в свою очередь, не делилась мыслями со своей новой интересной знакомой из России. В Женеве Соня увидела совершенно иной стиль взаимоотношений, иную систему ценностей, ее пытливый разум не мог не впитать все это.

Отдельно стоит сказать про книги в жизни Софьи Перовской. Дома было принято читать И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, но какой-то системы в чтении не было: «… четырнадцатилетняя Соня пополняла свое образование чтением книг: их библиотека, кроме массы романов, (которыми занимался отец), содержала много серьезных книг по истории, естествоведению и т. п.»²¹. Переломным моментом явился приезд Василия в Кильбурун по окончании гимназии с сочинениями Д. И. Писарева, которые произвели на него сильнейшее впечатление. (Также были захвачены модные то время у молодежи Дж. Г. Льюис, Я. Молешотт и Дж. У. Дрейпер²²). Конечно же, он не мог не поделиться этими книгами с любимой сестрой. Соне тогда уже было 16 лет, и она начинает, буквально, зачитываться Писаревым. Возможно, когда Лев Николаевич упрекал Василия в дурном влиянии на Соню, пристрастие к чтению «сомнительной» литературы он имел в виду, прежде всего²³.

Соня невероятно тянулась к знаниям. После продажи отцом Кильбуруна, она принимает решение о поступление на только что открывшиеся Аларчинские курсы в Петербурге – одни из первых курсов, доступных для женщин. Их основной целью была подготовка к обучению по программам университета. Важно отметить, что «мать пошла навстречу этому желанию Сони. Она выделила ей и сестре часть денег от продажи имения, чтобы девушки могли не зависеть от отца, который никогда не дал бы согласия…»²⁴. Учеба на курсах принесла Соне не только новые знания, но и новые знакомства.

Лето 1870 года выдалось для Софьи летом свободы. Родители и старшая сестра Маша уехали заграницу в Ахен, для лечения Льва Николаевича. Между тем, четыре курсистки (Перовская, А. Корнилова, С. Лешерн и А. Вильберг) сняли дачу в Лесном, под Петербургом, где они общались, гуляли, очень много читали и посещали находящуюся неподалеку химическую лабораторию профессора земельного института А. Н. Энгельгардта²⁵. Соня, в отличие от ее менее спортивных подруг, еще и активно занималась верховой ездой. Она попросила у брата рубашку в русском стиле и шаровары, в такой одежде семнадцатилетняя девушка «смахивала на мальчугана».

Осенью 1870 г. вернулись родители. Отношения с отцом начали серьезно обостряться. Роковую роль сыграл запрет на общение с близкой подругой Анной Вильберг. Лев Николаевич со свойственной ему бесцеремонностью и в оскорбительной форме выразил свое нежелание видеть Анну у себя дома: «Он грозил сделать Вильберг скандал, если еще хоть раз увидит ее в доме»²⁶. Наверное, именно в этот момент для Софьи Перовской закончилось детство. Она принимает первое очень серьезное и абсолютно самостоятельное решение – покинуть родительский дом и перебраться жить к подругам. Это решение не было легким – Соня понимала, что горячо любимая Варвара Степановна будет бесконечно переживать ее уход и окончательный разрыв с отцом.

Отец рассвирепел, даже обратился лично к градоначальнику Ф.Ф. Трепову с просьбой ускорить поиск дочери²⁷. Но к тому времени Софья уже успела укрыться у друзей в Киеве. Закончилась эта эпопея тем, что Василию с помощью семейного доктора Оккеля удалось убедить Льва Николаевича выдать Софье отдельный вид на жительство. В ход пошли психологические приемы – якобы, такая нервная девушка может наложить на себя руки, если пытаться влиять на нее силой. Но, отпустив Соню, отец так и не простил ее, навсегда закрыл для нее двери своего дома и на свидания к матери она приходила через черный ход.

Конечно, между Соней, сбежавшей из дома и народоволкой Софьей Перовской, руководителем покушения на императора – огромный «путь». В то время среди молодежи еще не было того радикализма, порожденного безысходностью, который придет позже: «В конце 60-х и начале 70-х гг. русская молодежь уже именовала себя „революционерами“. И это были действительно революционеры, в том смысле, что желали радикального социального и политического переворота на началах социализма. Но в то же время в своих средствах это были мирнейшие из мирных людей»²⁸. Власть сделала все, чтобы уничтожить этот романтизм.

Суть характера Софьи Перовской, вероятно, наиболее точно уловила Вера Фигнер: «Вообще в ее натуре была и женственная мягкость, и мужская суровость»²⁹. Поразительная «детская» внешность, кажущаяся хрупкость сочетались с серьезностью, ответственностью, величайшей работоспособностью и абсолютным бесстрашием. И это создавало обворожительный женский образ.

Казнь народовольцев, участников убийства императора Александра II. 3 апреля 1881 года. Рисунок из иностранного журнала

Очень нежно пишет о Перовской С.М. Степняк-Кравчинский: «Она была хороша собой, хотя наружность ее принадлежала к тем, которые не ослепляют с первого взгляда, но тем больше нравятся, чем больше в них всматриваешься. Белокурая головка с парой голубых глаз, серьезных и проницательных, под широким, выпуклым лбом; мелкие, тонкие черты лица: розовые, полные губы, обнаруживавшие, когда она улыбалась, два ряда прелестных белых зубов; необыкновенно чистая и нежная линия подбородка. … Было что-то резвое, бойкое и вместе с тем наивное в ее кругленьком личике. Это была олицетворенная юность. … Маленькая фигурка, стройная и грациозная, и свежий, звонкий, как колокольчик, голос увеличивали эту иллюзию, становившуюся почти непреодолимой, когда она начинала смеяться, что случалось очень часто. Она была очень смешлива и смеялась с таким увлечением, с такой беззаветной и неудержимой веселостью, что в эти минуты ее можно было принять за пятнадцатилетнюю девочку-хохотушку»³⁰.

Из аннотации к монтажной записи кинофильма «Софья Перовская», снятому на киностудии «Мосфильм» в 1967 г.: «Софья Перовская, которую верноподданные царя именовали „чудовищем“, „воплощением безнравственности и разврата“, а единомышленники позднее, как икону густо покрывали сусальной позолотой, оживет на экране обыкновенной женщиной, милой и отзывчивой. И совсем земной. Ничто человеческое ей не чуждо. Она любит и ненавидит, верит и колеблется, надеется и отчаивается. В ней сочетается сила и слабость. Ее сила – в глубоком сознании своего долга перед униженными и оскорбленными, перед бесправным народом. Слабость – в незнании, недопонимании истинных способов служения народу»³¹.

Конечно, Софья Перовская не была «обыкновенной женщиной» и эпизоды из ее детской биографии красноречиво свидетельствуют об этом. Не была она и какой-то случайной роковой ошибкой истории, своротившей Россию с конституционного курса. Наоборот – Софья являет собой и причину, и следствие всей логики развития Российской Империи на протяжении 19 века. Причина – родовитая дворянская семья и все подобные ей семьи, где отцы, поддерживаемые властной идеологией, продолжали жить верой в незыблемость их мироустройства, а дети, особенно, талантливые, умные, одаренные дети, не могли не видеть порочности, изжитости, внушаемых им ценностей. Следствие – крайняя степень радикализации борьбы с властью, категорически не желающей идти на компромиссы с объективными, обусловленными исторической логикой развития общественными запросами. Вера Фигнер дала очень точное объяснение событиям, непосредственной участницей которых она была плечо к плечу с Софьей: «Условия детства заронили в душу Перовской никогда не потухавшие лучи человечности и чувства чести. В поколении, отцы которого пользовались крепостным правом, крепостнические нравы, с их неуважением к человеческой личности, вносимые в семейные отношения, нередко развивали в детях в противовес отцам протест и отвращение к деспотизму»³².

Наверное, не виноделие должно быть заглавной темой музейной работы в Любимовке. По крайней мере, создатели экспозиции при ее формировании думали о другом: «Достав из папки два листа, исписанных торопливой рукой Николай Николаевич положил передо мной предсмертное письмо Софьи Львовны к матери. Даже зная содержание письма ранее, с волнением читала я эти, дошедшие до нас через 100 лет, подлинные строки. Сразу подумалось о том, как велико было бы впечатление от него на посетителей музея, как оно может влиять на воспитание людей в духе преданности долгу, народу, Родине, в духе благородства, любви матери» ³³.