Текст книги "Вторая жизнь Мириэль Уэст"

Глава 17

В тот вечер Мириэль сидела на потертом, но удобном диване в гостиной восемнадцатого дома. Ее спина болела от многочасового таскания тазов с водой и сгорбленной позы над вонючими ногами. Таблетки чаульмугры, которые она приняла за ужином, урчали у нее в животе. Когда она рыгнула, на языке остался странный вкус шоколадной рыбы.

Она пыталась не думать о том, что ждет ее завтра в лазарете. Больше горшков, без сомнения. И звона колокольчиков. И капризные пациенты, которым необходимо поправлять подушку каждые пять минут. Она могла просто не появиться. Поспать и принять долгую горячую ванну, когда ее соседи по дому пойдут на обед. Но тогда сестра Верена получила бы удовлетворение от того, что оказалась права на ее счет. И Чарли тоже. Кроме того, Гектор сказал ей, что она хорошо справляется со своими обязанностями. Когда она развернула и вытерла его ноги, она ни разу не содрогнулась и не почувствовала рвотный позыв, как в первые дни работы в клинике.

Она потерла затекшую шею и постаралась не вспоминать о том, как это здорово держать в руке ледяной джин-физ[30]30
  Алкогольный коктейль на основе джина, лимонного сока, сахарного сиропа и газированной воды.


[Закрыть], и наслаждаться звучащим на заднем плане джазом. У Айрин был фонограф Victrola[31]31
  В сентябре 1906 года компания Victor представил новую линейку фонографов с усиливающим рупором, спрятанным внутри деревянного шкафа, при этом рупор был полностью невидим. Это внутренние рупорные машины, зарегистрированные под торговой маркой Victrola.


[Закрыть], и она поставила его в гостиной, чтобы им мог пользоваться любой желающий. Но кто-то – скорее всего, Жанна – сломал проигрыватель. Мистер Ли, китаец, который жил в доме тридцать и, по словам Айрин, мог починить все, что угодно, ждал запчастей, чтобы привести его в порядок. Поэтому, чтобы заполнить тишину, Мириэль оставалось слушать стрекот сверчков, доносившийся через открытое окно.

Она знала о людях, приезжающих в такие города, как Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес, и страдающих от нервного срыва из-за постоянного шума. Мириэль чувствовала прямо противоположное. Деревенская тишина действовала ей на нервы. Неудивительно, что целый дом в Карвилле был зарезервирован для тех, кто сошел с ума.

Она скинула туфли и поджала под себя ноги. Одна из соседок по дому оставила на боковом столике смятый журнал. Мириэль взяла его, чтобы чем-то заняться. С обложки на нее смотрела юная старлетка с блестящими черными волосами и медово-карими глазами. Они встречались однажды на вечеринке, не так ли? Мириэль толком не могла вспомнить. В Голливуде было слишком много девушек такого типа – молодых, хорошеньких, полных надежд. В их цепких взглядах сквозили неприкрытые амбиции. Они с Чарли посмеивались над этими особами. Над тем, как те заискивали перед ним и всеми остальными, кто, по их мнению, имел влияние в студии. Тогда они с Чарли были без ума друг от друга, и так близки, как только могут быть близки два человека. Теперь мысль о том, что он один на вечеринках, окруженный подобострастными инженю[32]32
  Актерское амплуа, наивная девушка.


[Закрыть], заставляла ее беспокойный желудок сжиматься еще сильнее.

Чем дольше она смотрела, тем более похожими на кинжалы становились глаза девушки с обложки. Мириэль натянула воротник блузки на пятно на шее и открыла журнал, чтобы избавиться от этих глаз. Первые несколько страниц заполняла реклама пишущих машинок и зубной пасты. Затем заголовок и анонс на весь разворот предстоящего выпуска Paramount Pictures – «Поцелуй Золушки». Ей не нужно было возвращаться к обложке или проверять страницу с содержанием, чтобы понять, что журнал устарел на несколько месяцев. Она вспомнила, что Чарли говорил о картине сразу после Рождества. Впрочем, это относилось ко всему в Карвилле, ужасно провинциальном и отстающем от современности на месяцы, если не годы.

Но это лучше, чем слушать сверчков. Она как раз открыла первую статью и начала читать, когда скрип половиц привлек ее внимание. Подняв глаза и обнаружив Жанну, стоящую в дверях, она ощутила, как раздражение покалывает ее кожу. Как долго девчонка стояла там, тараща глаза? Что за пакость она замышляла?

Но та одарила Мириэль застенчивой улыбкой, и раздражение отступило. У ее дочери Эви были такая же россыпь веснушек на носу и такая же дурацкая привычка посасывать кончики своих косичек. Однако сейчас это казалось сущим пустяком, и у Мириэль перехватило горло при воспоминании обо всех тех случаях, когда она ругала Эви вместо того, чтобы оставить ее в покое.

– Тебе не обязательно стоять там, – обратилась Мириэль к девочке.

Жанна еще мгновение помялась в дверях, затем подскочила и запрыгнула на диван рядом с Мириэль. Подушка дивана застонала. Девочка указала на журнал.

– Просто желтая пресса, – заметила Мириэль. – Истории об актерах и актрисах. Обзоры последних фотографий. Ничего такого, что могло бы заинтересовать маленькую девочку.

Жанна покачала головой. Мириэль и сама понимала, что это не так. Она натыкалась на цветные карандаши и ржавые домкраты, которые Жанна оставляла валяться повсюду. Но она не могла винить девочку за то, что ей было скучно, когда весь ее мир состоял из переплетения больничных зданий и нескольких акров болота.

– Хорошо. Я почитаю вслух, чтобы ты могла послушать.

Первая статья была об актрисе, которая ушла с экрана после нервного срыва. В последнее время она не могла работать больше трех-четырех часов в день и много раз падала в обморок на съемочной площадке от явной слабости.

– Неудивительно, – прокомментировала Мириэль. – Эти студии выжимают своих актеров.

Она сделала паузу, вспомнив последний фильм Чарли, в котором он начал сниматься вскоре после трагедии. Он почти жил в студии. Он винил в этом настроение Мириэль, но она знала, что это происходит в том числе из-за крупных продюсеров.

Жанна подтолкнула ее локтем, и Мириэль продолжила читать. Врачи актрисы отправили ее на какой-то горный курорт для абсолютного отдыха и покоя. Здесь Мириэль снова сделала паузу и хихикнула. Если бы этот курорт было чем-то похож на Карвилл, вся эта тишина, вероятно, ухудшила бы ее состояние.

– «Крайне прискорбно видеть, как такая завораживающая женщина похудела и стала издерганной, – читала Мириэль комментарий одного из старых приятелей актрисы по экрану. – Ее некогда прекрасный цвет лица стал похож на цвет лица прока…» – Мириэль поперхнулась этим словом.

Она взглянула на Жанну, которая лежала, положив голову на противоположный подлокотник, болтая одной ногой в воздухе и посасывая кончик своей косички. Хотелось надеяться, что мычания Мириэль было достаточно, чтобы замаскировать это ненавистное слово. Она закрыла журнал и положила его себе на колени вниз обложкой.

– На сегодня хватит голливудских сплетен. Уверена, что тебе уже давно пора спать.

Жанна нахмурилась, но поднялась с дивана и поплелась в свою комнату. Когда она ушла, Мириэль вернулась к статье и вырвала страницу, скомкав ее в крошечный шарик, прежде чем выбросить в мусорное ведро.

Что бы подумали те же самые голливудские светские львицы, если бы узнали, что среди них был настоящий прокаженный? Какие ужасные вещи они бы тогда говорили? На мгновение во время чтения ей показалось, что она почти дома. Свежий, соленый воздух. Крики чайки. Блеск и восторг. Но это слово пронзило ее, как гигантский крюк, его шип зацепил ее плоть, и потянул обратно в душный воздух, верещащих сверчков и абсолютную серость Карвилла. Как долго Чарли сможет врать, что она навещает больную тетю, прежде чем друзья и репортеры заподозрят неладное?

Глава 18

Три дня спустя Мириэль сидела в аптеке, наполняя баночки ихтиоловой мазью, а та глупая статья все еще не выходила у нее из головы. Даже постоянное хлопанье резинкой сидящей рядом Айрин не могло до конца отвлечь ее.

Прокаженный. Разве люди не понимают, какое это ужасное слово? Неужели им все равно? Тем утром она провела в ду́ше почти час и извела половину куска мыла, пытаясь смыть ощущение унижения, которым ее окатила эта статья, это слово.

Не помогало и то, что теперь от ужасной мази ее руки были в фиолетовых пятнах и пахли тухлыми яйцами. Она попыталась вытереть ладони о фартук, повязанный поверх юбки, но пятна не прошли. Карвилл буквально проник в нее, коварный, как сама болезнь, когда все, чего она хотела, – это освободиться от них обоих.

Айрин, которая каким-то образом умудрилась не заляпать руки, покачала головой.

– Ты выглядишь ужасно. Ты зря потратила столько воды этим утром, тебе, похоже, придется снова принять душ.

Мириэль зачерпнула немного мази из миксера и размазала ее по подбородку Айрин и по передней части ее белой униформы. Глаза той расширились до размеров серебряных долларов. Она перестала хихикать, и они обе уставились на цветную полосу на ее блузке.

Прежде чем Мириэль успела извиниться – что, черт возьми, на нее нашло?! – Айрин сунула руку в миксер и бросила в Мириэль фиолетовый комок, попав чуть ниже воротника, забрызгав шею и блузку. Та мгновение пялилась на это безобразие, затем они одновременно устремились к чану с мазью. Ткнув Айрин своими липкими, вонючими пальцами, Мириэль безудержно расхохоталась. Запретных зон не было: ни волосы, ни юбки, ни рукава рубашек, ни мочки ушей. Испачканная ладонь Айрин шмякнула по ее лицу, и Мириэль почувствовала резкий привкус серы на губах и языке. Но даже это ее не остановило. С того дня, как умер Феликс, она ни разу так не смеялась. Такого беспорядка она не устраивала с тех пор, как в пять лет добралась до румян своей бабушки.

Громкий топот наконец прекратил этот хаос.

– Иисус, Мария, Иосиф! – воскликнула сестра Верена. – Что здесь происходит?

Обе женщины опустили руки по швам и замерли. Сестра Верена появилась неожиданно, как всегда.

– Простите, сестра, – пробормотала Айрин. – Мы… э-э… все немного вышло из-под контроля.

– Я хочу заметить, что это аптека, а не детская площадка.

Мириэль знала, что ей следует помалкивать. Сестра Верена выглядела так, словно проглотила пчелу и хотела на ком-то применить ее жало. Но смех, который Мириэль поспешно подавила, все еще клокотал у основания ее горла, медленно поднимаясь вверх, поэтому она заговорила:

– Это моя вина. Я начала это. Я подумала, – что-то среднее между икотой и хихиканьем вырвалось у нее изо рта, – я просто подумала, что униформе Айрин не помешал бы какой-нибудь цвет.

Вырвалось еще несколько смешков, прежде чем Мириэль смогла заставить себя успокоиться. Айрин искоса взглянула на нее, ее плотно сжатые губы с трудом удерживались от улыбки.

– Мы все уберем, – заверила Мириэль.

– Разумеется, вы это сделаете. И поскольку вы взяли на себя ответственность, миссис Марвин, я вычту стоимость потраченной мази и новой униформы из вашей зарплаты.

– Да, сестра, – произнесла Мириэль писклявым голосом, грозящим снова сорваться на смех.

– И я хотела бы увидеть вас в своем кабинете, как только этот беспорядок будет убран, и вы, – ее прищуренные глаза прошлись по пятнам на униформе Мириэль, – снова будете выглядеть презентабельно.

Прежде чем Мириэль смогла обрести дар речи, сестра Верена повернулась и ушла. Айрин схватила ведро с мыльной водой, и они вместе соскребли сгустки мази, заляпавшие комнату.

* * *

Даже после усердного намыливания и протирания спиртом кожа Мириэль оставалась покрытой бледными красновато-фиолетовыми пятнами. Пудра для лица помогла лишь слегка замаскировать их. Она сняла запачканную униформу и надела свой самый простой наряд – костюм-двойку из сиреневого шерстяного крепа. На нем не было ни бисера, ни лент, ни оборок, а юбка была значительно ниже колен. Сегодня она сделала достаточно, чтобы спровоцировать сестру Верену; она не хотела оспаривать ее определение «презентабельного».

Кабинет сестры Верены располагался в комнате размером со шкаф между крыльями двух больших зданий, служивших мужским лазаретом. В то время как большинство других побеленных дверей по всей колонии были потертыми и грязными от использования, дверь сестры Верены сияла так, как будто Мириэль была первой, кто постучал в нее.

– Войдите, – послышалось изнутри.

Мириэль разгладила свой костюм и открыла дверь.

– А, миссис Марвин. – Сестра Верена указала на стул с прямой спинкой перед своим столом.

Мириэль вдруг почувствовала себя так же, как в школе, когда директриса поймала ее с пачкой сигарет. Она хранила их для подруги, и сама не собиралась курить. Все знали, что от сигарет желтеют зубы и они делают дыхание отвратительным для поцелуев. Но, тем не менее, она была наказана. Двенадцать ударов паддлом[33]33
  Инструмент, применяемый для телесных наказаний в школах США. Представляет собой вытянутую ударную пластину с рукоятью; рукоять, как правило, плоская и составляет одно целое с пластиной.


[Закрыть] директрисы. Теперь она сидела на стуле с прямой спинкой и старалась не ерзать, почти ожидая, что сестра Верена вытащит паддл из-под своего стола.

Но женщина сидела, сложив руки домиком и барабанила пальцами, ее серые глаза остановились на Мириэль. Несколько мгновений тишину наполнял только этот размеренный, ровный звук. Затем она заговорила:

– Несмотря на сегодняшний инцидент, вы справились со своей работой в больнице лучше, чем я ожидала.

Мириэль склонила голову набок.

– Справилась?

– М-м-м, – промычала сестра Верена в ответ. – У некоторых людей не хватает для этого силы духа. Нам даже приходилось перенаправлять Сестер, не сумевших справиться с ежедневными ужасами здесь, в другие места, для другого предназначения. – Она откинулась на спинку стула и сцепила пальцы. – Я не говорю, что вы быстры или опытны, но в вас, похоже, есть определенная… выдержка.

В жизни Мириэль хвалили за множество вещей – ее милую улыбку и шелковистые волосы, ее стильную одежду и яркие драгоценности, ее великолепный дом и вышколенный персонал, но никто никогда не предполагал, что у нее есть какие-либо достоинства, кроме умения подать себя.

Выдержка? Это было некрасивое слово. Гортанное и резкое. Но когда она услышала его снова, ей очень понравился этот звук. У законников была выдержка. У альпинистов и пилотов самолетов. Она выпрямилась в кресле.

– Благодарю.

– Однако все это не имеет значения, поскольку вы, похоже, по-прежнему не беспокоитесь ни о ком, кроме себя.

Эта фраза разрушили фантазию о покорении гор.

– Но я беспокоюсь! Беспокоюсь об Айрин и… и Гекторе. Да ведь несколько дней назад я читала Жанне сказку на ночь!

Сестра Верена недоверчиво посмотрела на нее, словно она откуда-то знала, что «сказка на ночь» на самом деле была статьей из раздела сплетен в Picture-Play.

– А как насчет сегодняшнего дня? Подумайте о тех пациентах, которые будут страдать, когда у нас закончится мазь. Женщины в лазарете терпеть не могут звонить в колокольчик в вашу смену, потому что, когда вы подходите, у вас нет для них ни доброго слова, ни хотя бы улыбки. Или те, кто видит в перевязочной, как вы уносите их полотенца двумя пальцами, будто они кишат вшами.

– Некоторые из них пахнут так, будто никогда раньше не видели мыла, – попыталась оправдаться Мириэль, надеясь, что сестра Верена улыбнется. Вместо этого она только сильнее нахмурилась.

– Я просто не понимаю, как вы можете принимать такую позицию, когда…

Стук в дверь спас Мириэль от слов, которых она боялась еще в аптеке. Без этой работы она вряд ли смогла бы доказать Чарли, что изменилась. Без этой работы она не могла бы помочь найти лекарство.

Сестра Верена проворчала что-то себе под нос, прежде чем сказать:

– Войдите.

Дверь открылась, и появился Фрэнк. Он выглядел так, словно только что вышел из столовой – рукава рубашки закатаны, волосы взъерошены, через плечо перекинуто грязное кухонное полотенце.

– Извините, что вмешиваюсь в ваш разговор. – Он улыбнулся обеим, затем протянул сестре Верене коробку размером с книгу. – Это пришло для вас с сегодняшней поставкой.

Коробка загремела, когда она взяла ее, и кислое выражение ее лица испарилось.

– Я не ожидала этого раньше следующей недели.

– Думаю, вы рады этому.

Сестра Верена сорвала оберточную коричневую бумагу и подняла крышку. Внутри оказалось сотни разноцветных конфетных сердечек. Она надела очки, которые висели у нее на шее на цепочке, и принялась рыться в конфетах, читая надписи, выбитые в центре, прежде чем, наконец, выбрать одну и положить ее на язык. Она закрыла глаза и восхищенно выдохнула.

Губы Мириэль тронула улыбка. Она искоса взглянула на Фрэнка, который, казалось, не находил ничего смешного или странного в детском удовольствии, получаемом женщиной от леденцов, раздаваемых на танцах в день Святого Валентина и детских вечеринках.

Сестра Верена положила в рот еще один, прежде чем протянуть коробку Фрэнку.

– Не откажусь. – Он использовал свои скрюченные пальцы, как клещи, и вытащил из коробки желтое сердечко, подбросил его в воздух и поймал на язык.

Сестра Верена хихикнула и, словно спохватившись, протянула коробку Мириэль.

Та взяла конфету и повертела ее в ладони. «Будь моей» было выбито в центре. Феликс любил их в детстве. С удовольствием читал вслух надпись на каждой, прежде чем съесть. Она почти слышала, как он щебечет: «Попроси папу», «Милая болтовня», «Я люблю тебя». Она быстро прожевала маленькую конфету, чуть не подавившись, когда глотала.

– Mais, я оставлю вас наедине с этим. – Фрэнк вышел, но обернулся, прежде чем закрыть дверь. – Скажите, миссис Марвин, вы придете в понедельник на собрание клуба поддержки?

Какой еще клуб? Что за южную тарабарщину он нес? Потом она вспомнила, как он болтал о каком-то благотворительном социальном клубе в первый день ее приезда. Она взглянула на сестру Верену, затем снова на Фрэнка.

– Почему нет? Я с нетерпением жду этого момента. Ты знаешь, как сильно я забочусь о… э-э… распространении радости.

Его ярко-голубые глаза подозрительно сузились.

– Рад это слышать. Значит, я могу рассчитывать на твою помощь в организации празднования Четвертого июля?

– Я в твоем распоряжении. – Она встала и повернулась к сестре Верене. – Спасибо за беседу, сестра. Мне неприятно отрывать вас от этих конфет. Вы можете быть уверены: я приняла все, что вы сказали, близко к сердцу. – Она сверкнула своей самой невинной улыбкой. – Увидимся в понедельник в лазарете?

Лицо сестры Верены снова стало серьезным, губы вновь поджались. Она смахнула конфетную крошку с белого нагрудника своего облачения.

– Я буду ждать вас ровно в семь, а не в девять или девять тридцать, как вы привыкли приходить. Поскольку вы уйдете пораньше, чтобы присутствовать на собрании клуба мистера Гаррета.

Губы Мириэль дрогнули, но ей удалось сдержать улыбку.

– Значит, в семь.

Глава 19

Весь следующий день в лазарете сестра Верена загружала ее работой. Не успевала Мириэль ответить на звонок или записать температуру пациента, как она требовала заточить иглы, свернуть бинты или заправить пустые кровати. Если бинты были свернуты недостаточно плотно, или углы постельного белья не были заправлены с военной точностью, сестра Верена заставляла все переделывать. К часу дня, когда ее наконец отпустили, Мириэль, действительно, с нетерпением ждала встречи в клубе поддержки. По крайней мере, это дало бы ей возможность присесть.

Когда она прибыла в зал отдыха, собрание шло полным ходом. Тяжелая дверь с грохотом закрылась за ней. Фрэнк, сидевший на низкой платформе перед несколькими рядами стульев, замолчал, и все присутствующие вытянули шеи, глядя на нее.

Мириэль улыбнулась и махнула рукой, чтобы они продолжали, но стук ее каблуков по сосновому полу разносился вокруг почти так же громко, как звук захлопнувшейся двери. Фрэнк молчал, пока она пробиралась вперед, мимо пустых стульев, к месту рядом с Айрин.

– Вы готовы, вам удобно, миссис Марвин? – спросил он.

– Да, вполне. Спасибо.

Фрэнк возобновил чтение протоколов за прошлый месяц, и Мириэль огляделась. Игроки, которые обычно толпились в дальнем углу зала, перекидываясь в карты и стуча игральными костями, ушли. Казалось, лишь немногие решили остаться на собрание. Окна по обе стороны зала были открыты, легкий ветерок уносил сигаретный дым и запах арахиса, задержавшийся после вчерашнего фильма. Несмотря на это, воздух был горячим и липким, и она пожалела, что не захватила с собой веер.

Айрин наклонилась ко ней.

– Приятный сюрприз – увидеть тебя здесь.

– Сюрприз? Разве я не похожа на благотворителя? – прошептала она в ответ.

– Детка, ты много на кого похожа, но благотворитель не входит в их число.

– Я хочу, чтобы ты знала… – Позади них послышалось ворчание, и Мириэль поняла, что она уже не шепчет. Она понизила голос и продолжила: – Я лично доставила чек в клуб «Голосуйте за женщин», когда мне было шестнадцать.

– Выворачивать свой карман на бархатной подкладке и маршировать по улицам – это не то же самое. – Айрин вытащила из сумки веер из пальмовых листьев и обмахнулась. – Сестра Верена заставила тебя прийти?

– Нет. Я пришла по собственной воле. Большое спасибо. – С этими словами она выхватила у Айрин веер и принялась обмахиваться. – Но мне действительно нужно что-то предпринять, чтобы она отцепилась.

– Вы обе хотите чем-то поделиться? – произнес Фрэнк, глядя прямо на них.

Мириэль покачала головой. Айрин повернулась к нему и улыбнулась.

– Почему бы нет? Полли только что рассказывала мне, как ей не терпится помочь.

Мириэль ткнула Айрин локтем. Та, продолжая улыбаться, выдернула веер.

– Рад, что вы готовы внести свой вклад, но не могли бы вы любезно…

– Ты можешь помочь, прекратив свою болтовню, – крикнул кто-то позади них, прервав Фрэнка.

– Почему бы Полли не помочь, перестав время от времени задирать нос, – сказал другой мужчина в толпе.

Айрин резко обернулась.

– Кто это сказал? У меня есть два кулака, которые прямо сейчас могут кое-что показать твоему носу.

– Что, маленькая мисс Задавака не может постоять за себя? Слишком боится, что сломает ноготь?

– Почему бы нам не устроить распродажу выпечки? Полли может принести примирительный пирог.

Айрин начала перелезать через свой стул, сверкая своими красными подвязками. Мириэль схватила ее за руку. Она слышала гораздо худшие вещи, когда о ней шептались в чайных комнатах Лос-Анджелеса и клубах кабаре.

– Не обращай внимания. Они просто завидуют.

– Я бы скорее позавидовал свинье, – сказал кто-то.

– Ты и выглядишь как свинья, так что ничего удивительного, – раздался голос из дальнего конца.

Мириэль сидела прямо, задрав подбородок, и смотрела вперед, пока сыпались новые оскорбления, адресованные ей и другим присутствующим. Но внутри она ощущала боль от этих слов.

Фрэнк постучал тыльной стороной ладони по маленькому столику перед собой. Когда это не помогло успокоить группу, он взял кока-колу и стукнул бутылкой по полу.

– Довольно! Этот клуб – не место для издевательств и оскорблений. Mais! Разве мы недостаточно получаем от остального мира?

Крики и ворчание прекратились. Айрин раздраженно оглядывалась, размахивая перед собой веером.

– Вот так-то лучше, – проговорил Фрэнк. – А теперь, я полагаю, самое время принести извинения.

– Извините, – сказал голос позади нее.

– Извини, Полли, – произнес другой.

Фрэнк перевел взгляд на нее.

– Извинения приняты, – проговорила она. Однако он не отвел взгляда. Более того, он стал еще более колким. Она взялась за свое ожерелье и накрутила бусины на палец. Тишина в комнате была такой же удушающей, как и жара. – Ну, хорошо. – Она повернулась и оглядела остальных членов клуба. Она встречала их всех на дорожках или в обеденном зале. Многие из них приходили на перевязку или инъекции масла чаульмугры во время ее смен. Но она не потрудилась узнать их имена или откуда они родом.

– Простите, если я показалась вам немного… отчужденной.

– Немного?! – усмехнулся мужчина в заднем ряду.

Фрэнк снова грохнул бутылкой об пол, и мужчина опустился на свое место.

– Ну, может быть, больше, чем немного. Но я здесь новенькая, и все это… – ее горло сжалось, – …немного ошеломляет… и совсем не то, к чему я привыкла.

– Что ж, – проговорил мужчина, сидевший несколькими рядами дальше. – Я слышал, что сам дьявол останавливался в Карвилле, но сбежал уже на следующий день, предпочтя Ад этой дыре.

Снова послышался стук бутылки Френка, хотя Мириэль уловила, как он хихикнул вместе с остальными членами клуба. Напряжение в комнате, всего несколько мгновений назад густое, как патока, исчезло. Мириэль развернулась обратно. Айрин сжала ее руку. Мириэль не осознавала, что ее трясло, пока не почувствовала ладонь подруги.

Совещание продолжилось отчетом о доходах и расходах столовой. Она не знала, что магазин находится в ведении пациентов или что из вырученных средств финансируют клубные мероприятия, такие, как предстоящее празднование Четвертого июля, а также выделяют небольшую стипендию для слепых пациентов.

Когда Фрэнк сообщил программу мероприятия – специальная церемония поднятия флага перед административным зданием, за которой пациенты смогут наблюдать из-за живой изгороди, и ужин на пикнике под дубами, – Мириэль подняла руку.

– Это все? – уточнила она. – Какое же это празднование?

Фрэнк допил свою колу и выразительно посмотрел на нее.

– Если у тебя есть другие идеи, непременно поделись ими.

– Для начала понадобятся декорации. Скатерти, украшения, возможно, что-то вроде растяжек. И музыка. И если будет музыка, то должны быть и танцы. Фейерверки, если мы сможем их достать. Игры для детей. О, а как насчет фонтана с пуншем в центре двора?

– Ты вызываешься все это устроить? – спросил он, не пытаясь скрыть смех.

– Ну, нет. Я больше по придумкам. Но я с радостью оценю выбор цвета и ткани.

– Это звучит очень мило, миссис Марвин, но боюсь, что у клуба нет ни денег, ни рабочей силы для подобной вечеринки.

– А как насчет того, чтобы пригласить поиграть Hot Rocks? – спросила женщина, сидевшая через два места от Мириэль.

– Ага, – согласилась другая.

Фрэнк подался вперед.

– Знаешь, это неплохая идея. Лето – напряженное время для столовой. Держу пари, мы могли бы даже немного отблагодарить их за беспокойство.

– Кто такие Hot Rocks? – прошептала Мириэль Айрин, представляя себе какую-нибудь недавно прославившуюся джазовую группу из Нового Орлеана или Батон-Ружа.

– Пара парней из колонии, у которых есть музыкальные инструменты, и они иногда собираются вместе, чтобы поиграть. Они хороши.

У Мириэль были сомнения на сей счет. Но даже плохая музыка – лучше, чем ничего.

– Мы могли бы спросить на складе, есть ли у них какие-нибудь старые простыни, которые можно было бы покрасить и использовать для оформления, – предложила другая женщина.

– Отличная идея, Норма. Я собираюсь поручить это тебе, – сказал Фрэнк, затем, взглянув на Мириэль, продолжил: – Я уверен, что некоторые другие дамы из клуба будут рады помочь.

– Я не умею шить. Одна из тех вещей, на которые я просто никогда не могла решиться. Лучше позвонить портному. – Она огляделась и, не увидев поддержки, добавила: – Или зайти в универмаг… или затянуть пояса.

– Перестань болтать, детка, – прошептала Айрин.

Мириэль кивнула.

– Тогда… что, если тебе спланировать пару игр для детворы? – предложил ей Фрэнк. – Что-то вроде охоты за сокровищами или лягушачьи бега?

– Вот это отлично! – вмешалась Айрин, как раз в тот момент, когда Мириэль начала качать головой. – У тебя две девочки. Должно быть, ты побывала с ними на десятках детских вечеринок.

Ее охватил приступ паники. Ее руки и ноги похолодели, хотя ветерок стих, и в зале было жарче, чем обычно. Она не ходила на подобные вечеринки много месяцев. Даже когда Эви исполнилось семь. От мысли о воздушных шарах, смехе и бегающих детях у нее скрутило живот. «Где была няня?!» – вот о чем все спрашивали. Но Мириэль тоже должна была присматривать. Должна была услышать всплеск. Должна была увидеть, как он упал.

Она моргнула, и шарики исчезли. Смех. Солнечный свет, отражающийся от бассейна.

Фрэнк взял ручку. Она была специально сконструирована с очень широким корпусом, чтобы он мог держать ее в своих искалеченных руках.

– Миссис Марвин отвечает за детские игры.

Прежде чем Мириэль смогла обрести дар речи, собрание было закрыто, и люди встали, чтобы разойтись. Она вытерла липкой рукой пот со лба и подошла к Фрэнку.

– Поручи мне что-нибудь другое, – выдавила она после глубокого вдоха. – Я напишу своему мужу и попрошу его прислать нам целый ящик фейерверков.

Несколько оставшихся членов клуба с интересом оглянулись.

– Это было бы здорово, – произнес один из них.

– Я не видел фейерверка пятнадцать лет, – добавил другой.

– Видишь, – подхватила Мириэль, – это гораздо лучше, чем какие-то глупые детские игры.

– Если только твой муж не сам мистер Кулидж[34]34
  Калвин Кулидж – 30-й президент США (1923–1929).


[Закрыть], фейерверк может оказаться непростой задачей. И, если не ошибаюсь, детские игры были твоей идеей. – Фрэнк сложил свои бумаги в аккуратную стопку и встал. Когда он снова посмотрел на нее, его взгляд смягчился. – Вот что я подумал: почему бы тебе не попросить своего мужа прислать нам кое-что для детской охоты за сокровищами? Леденцы на палочке. Бейсбольные карточки. Может быть, несколько ракушек. Я помогу с остальным.

– И фейерверки! – крикнул один из членов клуба, уходя.

– И фейерверки, – пробормотала Мириэль, направляясь к выходу. Чарли должен был знать кого-то, кто мог бы достать фейерверки. В те дни их использовали на всех лучших вечеринках в Хиллз. Но игры?! Ей не следовало даже упоминать об этом. В тот момент она думала не о Феликсе, а о Жанне и о том, что простая старомодная забава может пойти ей на пользу. Ее сердце колотилось так же громко, как стучали ее каблуки, когда она пересекала комнату. Громко, как дверь, захлопнувшаяся за ней. Если бы она была дома, то сейчас уже пила бы вторую рюмку. Может, даже третью. Всегда казалось, что выпивка унимает этот грохот. Здесь единственной возможностью унять его было перетерпеть.