Текст книги "Вторая жизнь Мириэль Уэст"

Глава 20

В тот вечер, когда Айрин пришла за ней, Мириэль отказалась идти на ужин, сославшись на то, что таблетки чаульмугры, принятые за обедом, вызвали у нее расстройство желудка. В восемнадцатом доме было тихо, все ушли в столовую, и Мириэль распахнула окно и приоткрыла дверь, чтобы впустить в комнату свежий воздух. Если в начале июня было так жарко, что же будет в июле и августе? Она заказала электрический вентилятор, как и некоторые из ее соседей по дому, но его еще не доставили. Однако даже самая лучшая модель каталога, независимо от того, как быстро вращались его лопасти, не смогла бы превратить болотистый воздух Луизианы в свежий, бодрящий воздух, который был дома в Калифорнии.

Она легла на свою кровать, пружины заскулили, а одеяло под ней смялось. Прошло больше часа после собрания клуба поддержки, а ее сердце все еще колотилось так, точно она только что поднялась на дюжину лестничных пролетов, или станцевала чарльстон под три песни подряд, или прыгнула с головой в бассейн, чтобы спасти своего тонущего сына. Конечно, тогда она не обратила внимания ни на стук своего сердца, ни на тяжесть промокшей одежды. Она поняла это только после. Шум голосов. Чарли и еще один человек в бассейне рядом с ней. Взрывы смеха на другом конце двора в продолжающейся игре «приколи хвост ослу». Оранжевый воздушный шар, каким-то образом вырвавшийся на свободу, уносящийся ввысь.

Теперь ее руки дрожали так, как в ее первые трезвые дни в окружной больнице. Она подтянула колени, сложила руки на груди и прикрыла глаза от лучей заходящего солнца. Она так сильно сжала левое запястье, что насечки браслета впились в шрам на ее коже.

* * *

Мириэль не помнила, как заснула, но когда очнулась, за окном была тьма. Ее руки больше не дрожали, а сердце в груди билось медленно и ровно. Паника ослабила свою хватку, оставив скорбь глубоко внутри.

Она встала и включила свет. По всему дому раздавались шаги. Слышались тихие голоса. В ванной включался и выключался кран. Она взглянула на маленькие серебряные часы, стоявшие у ее кровати. Только восемь. Она никогда раньше так быстро не впадала в забытье и не выходила из него. Неужели ее душевная рана зажила, или просто зарубцевалась?

Не потрудившись взглянуть в ручное зеркальце, она схватила набор канцелярских принадлежностей и направилась в гостиную. Две ее соседки по дому болтали на переднем крыльце. Остальные все еще отсутствовали или готовились ко сну, оставив гостиную в ее распоряжении. Включив лампу, она обнаружила на боковом столике тарелку с картофельным салатом и бутерброд с ветчиной. На клочке бумаги рядом, крупным, закрученным почерком Айрин было написано ее имя: Полли.

Она опустилась на диван, поджав под себя ноги, и отложила свои канцелярские принадлежности. Она должна была съесть хотя бы несколько кусочков, просто чтобы выразить свою благодарность. Она проглотила их легче, чем ожидалось, поэтому попробовала еще. Не прошло и пяти минут, как она съела целиком бутерброд и весь картофельный салат. Она даже провела пальцем по тарелке и слизнула дочиста майонез.

После смерти Феликса друзья присылали дорогие подарки – фрукты, сыр и сладости, столь же роскошные, сколь и безличные. Наверняка кто-то съел все эти продукты. Может быть, Мириэль и сама давилась кусочком камамбера или засахаренного ананаса. Или все это пропало? И было выброшено вместе с увядшими цветами и письмами с соболезнованиями?

Она отставила тарелку и, забрав канцелярские принадлежности, направилась к шаткому письменному столу в углу комнаты. Чарли должно хватить месяца, чтобы раздобыть и отправить сюда ящик фейерверков. Она попросит его прислать и трещотки для детей. И конфеты. И дюжину леденцов размером с хлебную тарелку, которые можно купить на пирсе Оушен-парка. Феликсу они очень нравились.

Эви тоже, хотя Мириэль не покупала их ей целую вечность. Первое, что она сделает, как только вернется домой и обустроится, – отвезет девочек на пирс. Не обращая внимания на толпу. Не задумываясь, что солнце испортит ей макияж и добавит веснушек Эви. Не беспокоясь, что призрак Феликса тоже будет там с ними. Чарли написал о втором шансе. Возвращение Мириэль домой станет их вторым шансом, и на этот раз она все не испортит.

Не успела Мириэль снять колпачок с ручки, как почувствовала, что кто-то похлопал ее по плечу. Позади нее стояла Жанна, держа в руках экземпляр Picture-Play. Она помахала журналом и кивнула на диван.

– Я не могу читать тебе прямо сейчас, – отказалась Мириэль, поворачиваясь обратно к столу. – Я пишу важное письмо.

Жанна топнула ногой и бросила журнал поверх бумаги с золотым обрезом. Уголки журнала были загнуты, а цветная фотография на обложке начала выцветать. Но, по крайней мере, этот выпуск был более свежим, чем тот, который они читали. Отставание составляло всего два месяца вместо шести.

– Может быть, когда я закончу со своим письмом, – согласилась она, переворачивая обложку, чтобы взглянуть на содержание.

«Жена продюсера застигнута в любовном гнездышке партнера» – гласил заголовок одной статьи. Вряд ли это было новостью. Роман продолжался уже много лет. «Агент Бюро запрета[35]35
  Основная функция Бюро запрета заключалась в том, чтобы остановить продажу и потребление алкоголя.


[Закрыть] допрашивает знаменитостей в связи с контрабандной» – писали в другой статье. Это тоже было правдой, но вряд ли подходило для девятилетней девочки.

– Я не могу читать тебе это, Жанна. Сестра Верена оторвет мне голову. Кроме того, журнал вообще-то для взрослых, да и половина того, что здесь печатается, – ложь. У тебя нет каких-нибудь детских сказок?

Жанна покачала головой.

Мириэль взглянула на настенные часы, затем надела колпачок на ручку.

– Хорошо, пошли. Я думаю, у нас достаточно времени до комендантского часа. – Она взяла девочку за руку и направилась к двери.

Снаружи в окружающей темноте трещали сверчки, а мотыльки бились о ширмы на дорожках. Воздух остыл и пах ночным жасмином.

Она ожидала, что Жанна отстранится в ту же минуту, как она прикоснется к ней. Но, пока они шли, девочка крепко держала ее за руку, не отпуская, даже когда мимо проезжал велосипед или инвалидная коляска, заставляя их отходить в сторону. Мириэль почти забыла, каково это – чувствовать в своей руке маленькую ладошку.

Здание размером чуть больше сарая находилось между двумя часовнями в восточной части колонии. Фрэнк назвал это читальным залом, когда они проходили мимо во время экскурсии по территории. За прошедшие с тех пор три месяца Мириэль ни разу не отважилась войти внутрь. Полуразрушенный, покосившийся фасад не внушал надежды на то, что в нем размещалось что-то большее, чем заплесневелые газеты и, возможно, несколько мышей.

Волна затхлого воздуха ударила в нос, когда Мириэль открыла дверь, но, включив свет, она обнаружила аккуратную комнату с несколькими книжными стеллажами. Жанна отпустила ее руку и пробежала пальцами по корешкам книг.

Мириэль села в одно из двух разномастных кресел.

– Давай, выбери какую-нибудь.

Жанна несколько минут рассматривала книги, вынимая некоторые и листая их пожелтевшие страницы, прежде чем вернуть на прежнее место. Мириэль знала, что в колонии есть небольшая школа. Один из пациентов днем вел занятия для детей, а другой преподавал в вечерней школе для взрослых, которые до этого никогда не учились читать или писать. Жанна посещала дневную школу, но нерегулярно. Мириэль часто видела, как она возится в саду Айрин или в гостиной строит башни из Lincoln Log[36]36
  Дословно «Бревна Линкольна» – американский детский конструктор с набором миниатюрных деревянных бревен с зарубками.


[Закрыть], когда ей следовало бы быть на занятиях.

– Ты умеешь читать? – спросила Мириэль, вставая со стула.

Жанна только пожала плечами.

– Тогда давай я помогу тебе выбрать. – Она просмотрела названия, наконец остановившись на книге, на обложке которой были изображены закручивающиеся розовые побеги и маленькая девочка. – «Таинственный сад». Ты читала это?

Жанна покачала головой. Мириэль прихватила издание с собой и выключила свет. Раздался мышиный писк, и она поспешила закрыть дверь.

Вернувшись в дом номер восемнадцать, Мириэль прочитала вслух две главы, прежде чем закрыть книгу и передать ее Жанне.

– На сегодня достаточно.

Та издала писк, похожий на мышиный, и вернула роман Мириэль.

– Если ты надуешь губы или закатишь истерику, я больше не буду тебе читать в течение недели.

Жанна схватила книгу и поднялась с дивана. Мириэль тоже встала и вернулась к письменному столу. Она написала несколько строк – сначала, как всегда, спросила о девочках, а затем раструбила о своих грандиозных, если не героических, усилиях превратить ничтожный пикник четвертого июля в шумную вечеринку, подобающую такому дню. Она уже собиралась попросить фейерверк, когда легкое прикосновение к ее волосам испугало ее.

Она обернулась и увидела, что Жанна снова стоит за ее стулом.

– Ты напугала меня до смерти! Почему ты не в постели?

Девочка снова погладила ее по волосам.

– Знаешь, ты ведь никогда отсюда не выберешься.

По спине Мириэль пробежали мурашки.

– Значит, ты можешь говорить?

– Уезжают только их любимчики. Потому что им достаются все хорошие лекарства.

Мириэль отпрянула от Жанны и покачала головой.

– Все это время ты была тише воды, хотя прекрасно говоришь?!

Та пожала плечами.

– Я говорю только тогда, когда хочу.

– И кто же выбирает фаворитов? Я вижу, что здесь все получают одни и те же вонючие таблетки чаульмугры.

– Сестра Верена и остальные. Лучше всего помогает йодид. Но только немногие пациенты получают его. Сестрам ты не нравишься, так что тебе никогда его не дадут. – Она протянула руку, чтобы снова коснуться волос Мириэль, но та схватила ее ладонь.

Она легонько сжала пальцы Жанны, а затем отпустила.

– Это неправда. Сестры хотят, чтобы нам всем стало лучше.

– Поначалу все так думают. К тому времени, как ты все поймешь, будет уже слишком поздно. – Она уставилась на Мириэль, ее мутно-голубые глаза были странно спокойны. Затем она резко пожала плечами, сказала более детским голосом: – Спокойной ночи, – и выскочила из комнаты.

Мириэль смотрела ей вслед, потирая гусиную кожу на руках.

Глава 21

Жанна, должно быть, ошибалась насчет йодида. За время, проведенное в перевязочной клинике, лазарете и аптеке, Мириэль, помимо ужасных таблеток чаульмугры, столкнулась с десятками методов лечения. Мази из ртути и трихлоруксусной кислоты, растворы мышьяка, инъекции карболовой кислоты для особо крупных и стойких узелков. Но она ни разу не видела, чтобы кто-то получал йодид.

Возможно, именно шок, вызванный тем, что Жанна заговорила, заставил эту мысль вертеться в голове Мириэль. Она никогда не задавалась вопросом, какое лекарство получает тот или иной пациент. Всегда казалось, что это напрямую зависит от степени развития заболевания. Сестры действительно проявляли особую нежность к пациентам-католикам, особенно к тем, кто посещал бесчисленные мессы, молился с четками и занимался прочей церемониальной чепухой, находясь в маленькой часовне в течение всего дня. А еще – ясно, как белый день, что сестра Верена ее невзлюбила. Была ли Мириэль наивна, полагая, что все пациенты получают одинаковую помощь?

Несколько дней спустя, перед своей сменой в лазарете, она пробралась в аптеку чтобы прояснить для себя этот вопрос. Дверь оказалась не заперта, но комнате никого не было. Вдоль дальней стены выстроились полки с пузырьками с лекарствами. Большинство из них – таблетки и растворы, о которых она знала: аспирин, морфин, касторовое масло, кодеиновый эликсир, хинин, корень солодки. У других были странные научные названия: созоиодолат натрия или пирогаллиевая кислота. Еще одна полка, заполненная антисептиками: борной кислотой, лизолом и гамамелисом.

Она просмотрела большую часть этикеток, когда ее внимание привлекла маленькая бутылочка: Йодид калия. Мириэль подтащила скамеечку и уже собиралась взобраться на нее, когда позади нее раздался топот ног и шорох накрахмаленных юбок.

– Миссис Марвин? Что вы здесь делаете? – удивилась сестра Беатрис, когда Мириэль развернулась. – По графику вы должны помогать в аптеке в пятницу.

Мириэль сверкнула невинной улыбкой, несмотря на то что струйка пота намочила ее лифчик.

– Сегодня не пятница?! Должно быть, я перепутала свои дни.

В углу зашипела горелка Бунзена[37]37
  Изобретение немецкого химика Роберта Бунзена.


[Закрыть], и сестра Беатрис поспешила проверить пламя.

– Здесь это может произойти достаточно легко, – бросила она через плечо. – Просто убедитесь, что вы не перепутаете пятницу с субботой и не забудете вернуться.

– Не перепутаю.

Пока женщина стояла к ней спиной, Мириэль взобралась на табурет и потянулась за йодидом. Пришлось встать на цыпочки и подтолкнуть бутылку кончиками пальцев вперед, прежде чем ей удалось схватить ее. Она сунула пузырек в карман и спрыгнула вниз как раз в тот момент, когда сестра Беатрис повернулась к ней.

Струйка пота теперь казалась рекой, стекающей между ее грудей. Но она сумела еще раз улыбнуться и произнести: «Тогда увидимся в пятницу», прежде чем выскочить из комнаты.

– Вы снова опоздали, – процедила сестра Верена, когда Мириэль прибыла в лазарет.

Пузырек в кармане Мириэль напоминал ей отвратительную лягушку-быка, которые появлялись на лужайке после дождя. Тихое дребезжание таблеток было похоже на их прерывистое кваканье. В любой момент он может выскочить у нее из кармана и разоблачить ее.

– Я… э-э… подумала, что сегодня пятница, и пошла в аптеку.

– Тогда, возможно, вам следует приобрести календарь.

– Да, это отличная идея, – согласилась Мириэль.

Глаза сестры Верены сузились.

Таблетки, казалось, шуршали и квакали, хотя Мириэль стояла совершенно неподвижно. Она опустила руку, чтобы прикрыть выпуклость кармана.

– Ну, не стойте без дела, разбазаривая время. Надевайте фартук и принимайтесь за работу.

Мириэль кивнула и как можно более плавно и уверенно направилась к стене, где висели фартуки. Таблетки позвякивали с каждым шагом.

Впрочем, когда Мириэль, надев фартук, обернулась, сестра Верена уже перешла в противоположный конец лазарета, чтобы откачать выделения, пузырящиеся в трахеостомической[38]38
  Трахеостомическая трубка – медицинское изделие, которое вставляется в искусственно созданное отверстие гортани.


[Закрыть] трубке пациента. Она принялась за работу: измеряла температуру пациентов и наполняла их стаканы водой, изо всех сил стараясь избегать как сестры Верены, так и сестры Лоретты, которые суетились тут же, носясь взад и вперед.

Таблетки не повредят, решила Мириэль, переходя от кровати к кровати с термометром и кувшином воды. Врачи не стали бы запасаться препаратом, если бы он был опасен. В худшем случае это ничего не даст. В лучшем – поражения кожи (в частности, то отвратительное на шее) исчезнут. Возможно, тогда ее отпустят домой пораньше, не дожидаясь двенадцати отрицательных кожных тестов или открытия лекарства.

Когда она подошла к раковине, чтобы наполнить кувшин, то взяла стакан воды и для себя. Оглянувшись через плечо, дабы убедиться, что никто не смотрит, вынула две маленькие белые таблетки. Не было ни отвратительного послевкусия, ни немедленного скручивания желудка. Вероятно, Жанна права; может быть, они действительно берегут эти таблетки для любимых пациентов, хотя бы по той причине, что принимать их приятнее, чем масло чаульмугры.

Мириэль набила баночку ватой, чтобы таблетки не гремели, и вернулась к своей работе, уже ощущая себя более здоровой и бодрой. По прошествии утра она обнаружила, что ее рука снова и снова скользит в карман, чтобы проверить, на месте ли пузырек с лекарством. Она прикинула, сколько таблеток будет принимать каждый день и где в своей комнате спрячет бутылочку. Это давало ей пищу для размышлений, пока она расстилала постельное белье или ждала момента, когда нужно вынуть градусник из-под языка пациента. Эта рутинная работа не приблизила ее к дому, к излечению, поэтому ей оставалось надеяться, что поможет йодид.

Принесли обед. Обслужив пациентов, Мириэль вынесла свою тарелку на улицу, чтобы съесть гамбо[39]39
  Блюдо американской кухни, распространённое в штате Луизиана. Представляет собой густой суп со специями, похожий по консистенции на рагу.


[Закрыть] с креветками и рисом, прислонившись к ограждению дорожки. Воздух – горячий и липкий – как бы то ни было, пах свежескошенной травой и цветущими розами. Значительно приятнее по сравнению с запахом лизола и мази в лазарете.

Она отправила в рот гамбо и принялась жевать. Ее вкусовые рецепторы защипало от жгучей приправы, но жирные креветки и рыхлый рис показались вкуснее, чем когда она только приехала. Как давно это произошло? Три месяца назад? Да, три месяца и десять дней. После смерти Феликса границы времени размягчились: день, неделя, месяц просто перетекали в следующий. Здесь они снова обрели свои очертания.

Развевающаяся голубая ткань, спешащая к лазарету, привлекла внимание Мириэль. Издалека огромные корнеты сестер действительно выглядели как птицы, застигнутые в полете. Ткань и крылья приняли форму женщины – одной из Сестер, имени которой Мириэль не знала. Она поспешила в лазарет и минуту спустя вернулась с сестрой Вереной.

– Я должна пойти помочь в операционной, – сообщила сестра Верена Мириэль. – Надеюсь, вы сможете занять себя под присмотром сестры Лоретты.

Мириэль, только что проглотившая ложку гамбо, попыталась сдержать смешок, поперхнулась и закашлялась. У сестры Лоретты было такое плохое зрение, что без своих толстых очков она не смогла бы разглядеть стоящего перед ней слона.

– Я сделаю все возможное, чтобы не разлететься на куски из-за нее.

Сестра Верена нахмурилась и поспешила прочь, ее сопровождающая старалась не отставать, шаркая ногами.

Вернувшись в лазарет, Мириэль убрала подносы с обедом, пока большинство женщин дремали. Даже сестра Лоретта, сидевшая в углу за столом медсестер, позволила своим векам закрыться. Но когда Мириэль пришла забрать последний поднос, она обнаружила, что ее соседка по дому – Мэдж – не спит и лежит с недовольным лицом. Изъязвленный и инфицированный узелок на ноге привел ее в лазарет больше недели назад. Рана зажила, но у Мэдж продолжала подниматься температура.

– Ты специально пришла за моим подносом в последнюю очередь, – зашипела женщина, – чтобы мне пришлось подольше сидеть с этими грязными тарелками и вдыхать этот тошнотворный запах креветок и перца.

– Ты съела почти всю тарелку гамбо.

– Это не значит, что мне нравится запах.

Мириэль забрала поднос, сунула его в прорезь тележки с едой и покатила ее к двери. Кухонный персонал будет ворчать, если она не успеет приготовить посуду к их приходу.

Не успела она отойти от тележки, как зазвонил колокольчик Мэдж. Мириэль махнула на нее рукой, чтобы та не разбудила этим звуком весь лазарет. Но та продолжала трезвонить, пока Мириэль не прошла через всю комнату к ее кровати.

– Не нужно спешить, куколка. Я всего лишь страдаю, – скривилась Мэдж.

– Я только что была рядом с тобой. Что тебе опять нужно?

– Я уронила свою книгу.

Книга Мэдж лежала на полу рядом с кроватью.

– Мы с тобой обе знаем, что ты вполне способна наклониться, чтобы достать ее.

– Что, если я упаду с кровати? Я могу сломать руку.

Мириэль наклонилась и подняла книгу.

– Поверь мне, для этого ты должна упасть с гораздо большей высоты. – Она бросила книгу на колени Мэдж и повернулась, чтобы уйти. Не прошла и трех шагов, как колокольчик Мэдж зазвонил снова.

– Тс-с! Ты собираешься разбудить всю колонию. – Она выхватила колокольчик из рук Мэдж и положила его на дальнюю сторону тумбочки.

– Мне не нравится это чтиво. Принеси мне что-то другое из читального зала.

– Я не могу оставить сестру Лоретту одну.

– Еще как можешь. Кроме того, что еще от тебя сейчас требуется? Припудрить носик? Перекрасить губы? А знаешь, есть один плюс в моем пребывании здесь: мне не нужно ждать часами напролет, пока ты прихорашиваешься в ванной.

– Ну, уж простите, что мне не наплевать на то, как я выгляжу!

Мэдж фыркнула.

– Будто это имеет значение, когда ты здесь и ждешь смерти. Ты думаешь, что старуху с косой, когда она придет за тобой, будет чертовски волновать, как ты выглядишь?

– Я не собираюсь умирать здесь, – возразила Мириэль, чувствуя себя еще более уверенной от ощущения веса пузырька в кармане. – Кроме того, девушка чувствует себя лучше всего, когда выглядит лучше всех.

Еще один смешок.

– Кстати, тебе стоит попробовать. – Мириэль убрала прядь волос Мэдж за ухо. Они оказались мягче, чем она ожидала. Насыщенно-коричневые с серебристыми прожилками. – На самом деле у тебя довольно красивые волосы. Ты когда-нибудь думала о бобе[40]40
  Стрижка подразумевает под собой открытую шею и зону ушей.


[Закрыть]?

Мэдж отбросила ее руку.

– Это чушь!

– Я могла бы постричь тебя. Я десятки раз наблюдала, как это делает мой стилист.

– Я бы предпочла почитать плохую книгу.

– Как угодно.

Мириэль отвернулась, но не успела сделать и нескольких шагов, как услышала хриплый голос Мэдж.

– Думаю, немного подстричься не помешает.

Она наточила ножницы, взятые из шкафа с медикаментами, и порылась в шкафчиках и ящиках лазарета, пока не нашла гребень. Гребень от вшей, но должен подойти. На самом деле она никогда никому не стригла волосы. Даже своим детям. Это была забота няни. Однако она уверенным шагом направилась к постели Мэдж, чтобы женщина не передумала.

– Сядь прямо и не двигайся. Я сделаю так, что ты в мгновение ока будешь выглядеть, как миссис Касл[41]41
  Ирен Касл – известная в начале двадцатого века танцовщица и актриса немого кино.


[Закрыть].

Волосы Мэдж сначала пришлось распутывать. Они были такие всклокоченные и неаккуратные, что было ясно – их уже несколько дней никто не расчесывал ни щеткой, ни гребнем. Мириэль старалась быть нежной, начинала разглаживать их снизу, осторожно продвигаясь к корням.

– Их нужно вымыть, ничего не поделаешь, – заявила Мириэль и накинула полотенца на плечи Мэдж, прежде чем облить ее голову водой и намылить сальные корни.

К ее удивлению, Мэдж не жаловалась и не протестовала, а с довольным вздохом отдалась пальцам Мириэль. Смыв мыло и пригладив пряди, Мириэль схватила ножницы. Ее первые движения были достаточно робкими. Волосы Мэдж доходили до середины спины. Она вспомнила ощущение шока, которое испытала, увидев свои собственные длинные, красивые волосы, разметавшиеся по полу вокруг нее, когда она в первый раз коротко постриглась. Мириэль надеялась, что у Мэдж не было такой же глупой привязанности.

Поскольку сестра Лоретта и другие пациенты все еще дремали, Мириэль не торопилась. Щелчок здесь и там, затем шаг назад для оценки. Сначала бока были неровными, и, чтобы выровнять их, Мириэль пришлось подстричь волосы немного короче, чем она намеревалась. Но когда она закончила и отступила в последний раз, то просияла, довольная результатом.

– Тебе так идет!

Мэдж погладила и потеребила свои волосы, ее лицо сморщилось.

– Дай мне зеркало. Я хочу посмотреть.

Быстрый взгляд на спящих пациентов, и Мириэль побежала в свою комнату. Она схватила серебряное ручное зеркальце и, после недолгих колебаний, румяна и губную помаду.

Мэдж требовала зеркало немедленно, но Мириэль настояла на том, чтобы еще несколько раз провести расческой.

– Ты испортила мой шедевр своими пальцами!

Когда она вытащила косметику из кармана фартука, Мэдж пренебрежительно махнула рукой.

– Мне не нужно это дерьмо. На кого я должна произвести впечатление?

– Дело не в том, чтобы произвести на кого-то впечатление. Все дело в том, чтобы прекрасно себя чувствовать. А теперь не шевелись. – Она обмакнула два пальца в румяна, слегка поколебавшись, прежде чем размазать их по щекам Мэдж. Кожа женщины была плотной и неровной от узелков, которые изъязвились, а затем зажили.

Несколько пациенток на соседних кроватях проснулись – вероятно, из-за суеты, устроенной Мэдж. И Мириэль чувствовала, как они смотрят на ее пальцы, зависшие над лицом женщины.

Просто сделай уже это, сказала она себе, вспомнив, что у нее та же болезнь. И те же бактерии, которые изуродовали лицо Мэдж, живут и внутри нее. Она провела пальцами по одной скуле, затем по другой, растушевывая и опускаясь вниз. Двадцать один год Мэдж провела здесь взаперти. Она, наверное, никогда в жизни не пользовалась косметикой.

– Так, теперь немного помады.

Когда Мириэль закончила, она протянула Мэдж зеркало. Женщина подержала его в нескольких дюймах от своего лица, затем вытянула руку. Ее глаза оставались прищуренными, а губы поджатыми.

Может быть, Мириэль переборщила с макияжем. Может быть, ей следовало только слегка подровнять волосы Мэдж, а не делать короткую стрижку.

– Тебе не нравится?

Из глаза Мэдж выкатилась слеза, и Мириэль поспешила за носовым платком. Она всего лишь пыталась помочь! Может быть, Чарли был прав: она совершенно неспособна представить себе потребности кого-то другого, кроме своих собственных.

Когда она вернулась с носовым платком, Мэдж все еще держала зеркало перед лицом.

– Твои волосы отрастут в мгновение ока, вот увидишь. И я могу стереть румяна и помаду. – Мириэль промокнула уголок носового платка в стакане с водой. Но когда она протянула руку, чтобы стереть макияж, Мэдж отстранилась.

– Я выгляжу… я выгляжу, как кинозвезда. – Она повернулась к другим пациентам, которые теперь сидели на своих кроватях, вытаращив глаза. – Разве нет? – Мэдж не стала дожидаться их ответа, а снова посмотрела в зеркало. – Чертова кинозвезда!

Мириэль видела не один раз, как эта женщина ухмыляется или насмехается, но никогда раньше она по-настоящему не улыбалась. Мириэль тоже улыбнулась.

– Я хочу быть следующей! – воскликнула женщина через одну кровать.

– Нет, я! – вмешалась другая. – Я хочу выглядеть так же, как Теда Бара[42]42
  Американская актриса, звезда немого кино и секс-символ конца 1910-х годов.


[Закрыть].

– Нет, тебе это не нужно, – возразила Мириэль. – У нее ужасно большой нос. И эго в придачу к этому. Но я посмотрю, что можно придумать.

Вторая половина дня прошла быстрее, чем когда-либо с момента ее приезда. Она не заметила, как изменился свет, когда солнце пересекло небо. Она не заметила ни тиканья настенных часов, ни боли в ногах. Она не заметила возвращения сестры Верены, пока резкое «гм-м» не прервало радостную болтовню женщин.

– Пресвятая Дева! Что здесь происходит?!

Мириэль замерла, ее пальцы запутались в волосах очередной пациентки, а запястья были в мыльной пене.

– Я ухожу всего на три часа, а вы превращаете лазарет в… парикмахерскую! – Она произнесла это с таким отвращением, словно говорила: «бордель». – Где сестра Лоретта?

Та тихонько похрапывала в углу.

– Иисус, Мария, Иосиф!

Мириэль вытерла руки о фартук, подавляя смех. Единственный раз, когда она слышала, как сестра Верена ругалась (во всяком случае, в монашеской версии ругательств), это означало неприятности.

– Я подумала, что это может поднять настроение женщинам. Свежая стрижка. Немного румян. Здесь все время так тоскливо и…

– Для вас нет ничего святого? Это больница. Женщины здесь… – Она сделала паузу, взглянув поверх Мириэль на женщин, сидящих на своих постелях, прежде чем произнести слово «умирают». Но все услышали его в наступившей тишине. И все веселье, которое распустилось в комнате, пока Мириэль порхала от кровати к кровати со своими ножницами и расческой, увяло. – Здешние женщины больны. Они нуждаются в отдыхе и лекарствах, а не в стрижках и румянах.

Мириэль вытерла руки о фартук, ее взгляд остановился на сестре Верене.

– Возможно, им нужно и то и другое.

– Именно потому, что вы так думаете, вам здесь не место. Это было ошибкой с самого начала.

– Сегодня я чувствую себя лучше, чем за всю неделю! – неожиданно заявила Мэдж.

– Я тоже, – подхватила другая пациентка, поглаживая свою новую стрижку.

Заговорила женщина, чья голова все еще была намылена:

– Вы не можете выгнать Полли. Она еще не закончила с моими волосами!

Пристальный взгляд сестры Верены перебегал с одной женщины на другую, суровое выражение ее лица смягчилось, превратившись в смиренное.

– Женщина чувствует себя прекрасно, когда выглядит прекрасно, – добавила Мэдж, и Мириэль не смогла удержаться от улыбки.

– О, хорошо, – сказала наконец сестра Верена. – Но вы не должны уклоняться от своих других обязанностей, чтобы играть в парикмахера.

– Да, сестра.

– И больше никакой помады. Я не позволю вам превращать мой лазарет в логово безнравственности. – Она потопала прочь, прежде чем Мириэль успела навлечь на себя новые неприятности, расспрашивая о сурьме или пудре для лица. Лучше удовлетвориться малой победой и держать помаду в кармане. Прямо рядом с йодидом.