Текст книги "Вторая жизнь Мириэль Уэст"

Глава 22

Мириэль продолжала принимать таблетки йодида калия три дня подряд. Она спрятала несколько штук в карман и сумочку и глотала их вместе с маслом чаульмугры. К четвертому дню она была уверена, что пятно на ее шее сгладилось и стало менее красным. К пятому дню бледное пятно у большого пальца, из-за которого начался весь этот кошмар, почти исчезло.

Поэтому на шестой день, когда у нее начали чесаться ноги, она не обратила на это особого внимания, обвиняя жару и душный воздух Луизианы. Она, как обычно, приняла таблетки и взялась за дело. Все в лазарете, кто был достаточно здоров, чтобы сидеть, хотели, чтобы их ногти были отполированы, а волосы уложены. Сестра Верена была занята заточкой игл, опорожнением горшков и сменой повязок.

На следующий день, когда она стояла в рентгеновском кабинете, помогая готовить инъекции густого масла чаульмугры, ее ноги зачесались еще сильнее. В маленькой комнате было душно, электрический вентилятор, жужжащий в углу, не справлялся с летней жарой. Когда она наклонилась, чтобы почесать ноги, сквозь шелковые чулки почувствовала десятки крошечных бугорков. Кто-то в восемнадцатом доме, должно быть, оставил прошлой ночью сетчатую дверь открытой и запустил комаров.

Через некоторое время зуд превратился в ноющую боль. Очередь пациентов, ожидающих укола, казалось, никогда не закончится. Она переступала с ноги на ногу и наконец подтащила ящик, чтобы сесть, но пульсация в ногах только усилилась.

Она ждала окрика сестры Верены. «Вы не можете стоять спокойно? Вам обязательно сидеть?» Но вместо этого та спросила:

– С вами все в порядке, миссис Марвин? Возможно, вы хотели бы взять отгул на вторую половину дня?

Была ли это уловка? И что-нибудь обрушится на голову Мириэль позже?

– Нет, я в порядке. Вполне способна закончить свою смену.

Звонок к ужину прозвенел как раз в тот момент, когда Мириэль закончила упаковывать иглы, вату и пустые бутылки из-под масла чаульмугры.

– Я пошлю одного из мужчин отнести медикаменты обратно в лазарет, – сказала сестра Верена. – Идите есть.

Уловка или нет, но Мириэль кивнула. Однако у нее не было никакого аппетита, и вместо этого она направилась к себе в комнату. По дороге она остановилась в ванной, проглотила таблетку йодида, которую заранее положила в карман, запила ее несколькими глотками воды. Она плеснула водой на щеки, наслаждаясь ощущением прохлады на коже. Когда она закрыла кран и выпрямилась, то увидела в зеркале свое отражение. Лицо покраснело. Пятно на ее шее, еще вчера плоское и бледное, распухло и превратилось в ярко-красный фурункул.

Она поспешила в свою комнату и сорвала чулки. Крошечные фурункулы покрывали ее ноги. Она коснулась одного из них. Было горячо и больно. Мириэль вздрогнула и опустила юбку, чтобы скрыть это зрелище, в кои-то веки благодарная за нелепую длину униформы. Что с ней происходит? Какая-то аллергия? Жесткое моющее средство, которое они использовали в прачечной, всегда беспокоило ее. Или, может быть, это от мыла? У нее закончилось ее любимое мыло, привезенное из дома, и она была вынуждена пользоваться обычным больничным, в ожидании, пока Чарли не пришлет еще.

Мириэль переоделась из униформы в ночную рубашку, стараясь не смотреть на свои больные, шишковатые ноги. Незачем ждать Чарли. Завтра, прежде чем принимать душ, она купит другое мыло в столовой. Она легла на свою кровать, не накрываясь ни простыней, ни одеялом. Немного воздуха пойдет ее коже на пользу. Однако ей все равно было жарко. И она чувствовала усталость. Солнечный свет проникал сквозь тонкие шелковые занавески, которые она сшила из юбки, испорченной прачкой. Часы у ее кровати показывали семнадцать тридцать. Стоит просто немного вздремнуть. Сегодня в зале отдыха будет вечер кино, и она обещала Айрин прийти. Имеющийся проектор был настоящей реликвией и ломал каждый второй барабан. Фильмы, которые там показывали, были древними – трех-, четырех-, иногда десятилетней давности. И всегда не слишком хорошими, в отличие от тех, которые она смотрела в никелодеонах и водевильных залах, пока ее отец и бабушка думали, что она пьет чай в гостиной какой-нибудь светской подружки. «Вифлеемская звезда», «Айвенго», «Джен Эйр» – фильмы, которые заставили ее влюбиться в кино задолго до того, как она встретила Чарли.

Она заснула с мыслями об этих фильмах. Джейн и красивый мистер Рочестер. Три волхва на своих верблюдах следуют за сияющей звездой через пустыню. Но в ее снах образы постоянно трансформировались. Она была Эсмеральдой в «Горбуне собора Парижской Богоматери», отводящей глаза от уродливого Квазимодо. Затем, так же внезапно, она превращалась в горбуна, с изуродованной спиной и конечностями, с грубой и волосатой кожей, с лицом монстра. Именно на нее теперь старались не смотреть. Она была Носферату, Франкенштейном, мистером Хайдом. Вскоре всем стало недостаточно просто отворачиваться. Они тыкали пальцем и хихикали. Они ахали и хмурились. Те немногие, кто осмеливался подойти близко, пинали и щипали ее. Они схватили ее за плечо и встряхнули.

– Полли, – сказали они, и она шлепнула их.

– Детка, очнись.

Мириэль резко проснулась, ее кулаки замолотили по сильным рукам, которые держали ее за плечи.

– Убирайся!

– Это я, детка. Айрин.

Айрин? Айрин. Мириэль села и обхватила себя руками.

– Мне снились чудовищные сны.

– Это понятно. Я услышала тебя на другом конце дома.

– Я не могу пойти в кино сегодня вечером. Я не могу.

– Кино? Детка, ты пропустила сеанс. Стадо буйволов не смогло бы тебя разбудить. – Она сняла руки Мириэль со своей шеи. – Завтрак ты тоже пропустила.

– Сейчас утро?

Айрин кивнула.

Мириэль потерла виски. У нее раскалывалась голова. Костяшки ее задеревеневших пальцев болели. Она проспала всю ночь, но не чувствовала себя отдохнувшей. Утро означало, что сейчас пятница. Пятница означала…

– О, черт! Мы ведь не опоздали на нашу смену в аптеку, не так ли? Сестра Верена спустит с меня шкуру, когда узнает об этом. – Мириэль спустила ноги на пол, чтобы встать. Прилив крови заставил ее нарывы пульсировать. Этим утром они стали больше. Краснее. Из одного или двух сочилась бледная густая жидкость. Она поспешила прикрыть ноги ночной рубашкой, но Айрин уже все увидела. Она наклонилась и коснулась одного из нарывов. Мириэль поморщилась.

– Как долго они у тебя?

– Это просто реакция на мыло. – Говоря это, Мириэль уже понимала, что это ложь. Она видела сотни таких шишек и язвочек в перевязочной клинике.

Айрин встала и положила руку на лоб Мириэль.

– Ты вся горишь. Я отведу тебя в лазарет.

– Нет. Я не могу. Я в порядке. – Ее голос был тонким и дрожащим. Она попыталась встать, но боль в ногах была невыносимой, и она снова опустилась на матрас.

– Так, сиди смирно. Я прикачу инвалидное кресло.

Путь в лазарет никогда еще не казался таким долгим. На каждом изгибе и повороте дорожки они встречали кого-то, кто смотрел на Мириэль в инвалидном кресле так же, как прохожие на улице смотрели на Чарли, их глаза говорили: «Это он? Невероятно. Это не может быть он!» Когда Айрин везла ее мимо Бригады Кресел-качалок, они не просто пялились, они любопытствовали:

– Что случилось, миссис Марвин?

– Вы заболели?

В их голосах звучало волнение, как будто они получили сенсационную новость, которая обязательно попадет на первую полосу.

– Отвалите, старые пижоны, – бросила им Айрин через плечо.

Мириэль пожалела, что не может встать и наступить каждому на ногу. Или пнуть их между ног, чтобы они согнулись пополам и увидели разноцветные всполохи от боли. Что, если в следующий раз, когда она пройдет этим путем, у нее вообще не будет ступней или ног, которыми можно было бы пнуть? Что, если в эти ранки попадет инфекция и врачи решат ампутировать ей конечности?

– Ты можешь забрать мои туфли, когда они отрежут мои ноги, – сказала она Айрин, едва в поле зрения появился лазарет. Ее глаза были сухи, но в голосе слышались слезы. – Золотые, с атласными бантиками. И мои лодочки из крокодиловой кожи, которые тебе нравятся.

– О, брось! Никто не собирается ничего у тебя отрезать, а мои лапы все равно чертовски велики для твоей обуви.

При этих словах Мириэль действительно заплакала. Такие красивые туфли – и зря пропадут. Как и все прекрасные вещи из ее прошлой жизни.

В лазарете сестра Лоретта помогла Мириэль устроиться на одной из кроватей, а затем поспешила на поиски Дока Джека. Было странно лежать рядом с женщинами, за которыми она сама ухаживала всего два дня назад. У нее не было сил одеваться, но она накинула кимоно поверх ночной рубашки, прежде чем Айрин вернулась с инвалидным креслом. Теперь она плотно запахнула атласные лацканы и натянула грубое постельное белье до шеи, словно благодаря этому могла каким-то образом исчезнуть.

– Неприятный сюрприз видеть вас в лазарете без вашего рабочего фартука, миссис Марвин, – посетовал прибывший Док Джек. – Давайте посмотрим, в чем проблема. – Он сделал знак сестре Лоретте, которая стояла рядом с ним, и та вложила термометр в рот Мириэль. – Можно? – Он указал на одеяла, прикрывающие ее ноги. Мириэль кивнула, стараясь не сместить термометр из-под языка.

Она ожидала, что глаза врача расширятся и у него отвиснет челюсть, когда он увидит уродливую россыпь нарывов. Но его лицо оставалось спокойным. Он слегка надавил пальцем на некоторые участки, и Мириэль застонала через нос.

– Дюжина или около того поражений на обеих ногах в различных стадиях созревания. Эритема и жар на ощупь, – сказал он сестре Лоретте, которая записала все это в историю болезни.

Мириэль снова застонала.

– Не волнуйтесь, дорогая. Они довольно скоро исчезнут.

Сестра Лоретта вынула у нее изо рта термометр и, держа всего в нескольких дюймах от очков, сообщила:

– Один-ноль-два[43]43
  Температура тела в США измеряется в градусах по Фаренгейту. Нормальной считается 98,6 градуса.


[Закрыть], доктор.

– Что со мной не так? – спросила Мириэль.

Док Джек пододвинул табурет.

– Думаю, у вас то, что мы называем реакцией проказы. Что-то усугубило болезнь.

– Я умру?

– Нет, это маловероятно. Иногда реакция может спровоцировать острый нефрит, который в свою очередь может стать причиной почечной недостаточности и смерти, но мы будем внимательно следить за вашим состоянием здесь, в лазарете. – Он похлопал ее по колену, как будто то, что он сказал, должно было как-то успокоить. – Иногда пациенты слепнут, если развивается иридоциклит, но это только в том случае, если болезнь не лечится.

– Почему это случилось?

– Возможно несколько причин. Неправильное питание, интеркуррентные заболевания – такие, как брюшной тиф или грипп, беременность, чрезмерный стресс. Все, что снижает сопротивляемость вашего организма к болезни.

Мириэль нахмурилась. С тех пор как она вышла из тюрьмы, она заботилась о том, чтобы хорошо питаться и высыпаться. И она определенно не была беременна. Она даже не могла вспомнить, когда они с Чарли в последний раз занимались любовью. Мысли о нем добавили новый виток боли. Когда она очнулась от вызванного морфием сумеречного сна после родов, он был рядом с ней. Когда она пришла в себя после несчастного случая, он сжимал ее в своих объятиях. Теперь она была одна.

– А мои ноги? Эти ужасные фурункулы действительно исчезнут? – У нее не было сил плакать, но ее голос дрожал, как у испуганного ребенка.

– Несколько дней или неделя, и я совершенно уверен, что так и будет. – Док Джек, должно быть, прочел панику на ее лице, поэтому наклонился ближе и снова похлопал ее по колену. – Не волнуйтесь. Кстати, есть лепрологи, которые считают подобную реакцию хорошим знаком и уверены, что пациентам после нее становится лучше. Некоторые даже назначают йодид калия, чтобы вызвать ее.

Сердце Мириэль забилось в своем собственном ритме.

– Йодид?

Док Джек кивнул.

– Вы когда-нибудь прописываете это?

– Мы экспериментировали с этим препаратом несколько лет назад, но я так и не убедился в его действенности. Видите ли, возможные побочные эффекты такой реакции слишком серьезны. И пациенты не всегда поправляются после этого.

Несмотря на боль в костяшках пальцев, ладони Мириэль, лежащие на простынях, сжались в кулаки.

– Означает ли это, что мой следующий кожный тест может быть положительным?

Док Джек встал и посмотрел на нее с тем сочувствующим выражением, которое она видела у него, когда он собирался сообщить пациентам плохие новости.

– Боюсь, что так.

Все тело Мириэль похолодело. Совсем недавно она получила первый отрицательный тест. Потребовалось серьезное усилие, чтобы кивать, пока Док Джек продолжал говорить. Жанна знала об опасности йодида! Мириэль поставила бы на это свой последний доллар. Как глупо она поступила, доверившись этой девчонке! Разум Мириэль все еще был затуманен, и усталость опять подкрадывалась к ней. Как только Док Джек ушел, она погрузилась в сон, и ей вновь приснились монстры.

Глава 23

В течение следующей недели Мириэль оставалась в лазарете, борясь с болью в суставах, прорывающимися фурункулами, периодической лихорадкой и, прежде всего, со скукой. Было странно лежать в постели, пока сестры и санитары суетились вокруг нее. Она поймала себя на том, что всякий раз колеблется, прежде чем потянуться к колокольчику, не решаясь попросить еще воды или свежих простыней. Был ли это страх услышать упрек за еще один вызов? Смущение из-за того, что у нее нет сил самой выполнять простые действия? Мириэль не могла понять, в чем дело. Но она сидела с потрескавшимися губами на пропитанных потом простынях до тех пор, пока были силы это выносить. Чаще всего сестры и санитары были добры и быстро откликались, и Мириэль сожалела о том, что много раз, подходя к постели пациентов, вела себя резко.

Теперь она в полной мере осознала, как медленно текут минуты, когда четыре белые стены и не слишком хорошо набитый матрас составляют весь твой мир. Случайное пение птиц через открытое окно, стук дождя по крыше, шаги и болтовня с дорожки – все это было как приятным развлечением, так и болезненным напоминанием о ее заключении. Только ежедневные визиты Айрин спасали от того, чтобы сойти с ума. Женщина болтала о разной ерунде – о сорняках в ее саду, о последнем каталоге Монтгомери Уорда, даже о вчерашнем ужине – однако на этот раз Мириэль была счастлива ее слушать.

Заглянул и Фрэнк, хотя, строго говоря, мужчинам не разрешалось входить в женский лазарет. Однажды днем, когда сестру Верену вызвали, а сестра Лоретта дремала в углу, он проскользнул внутрь, чтобы доставить письмо другой пациентке. Выходя, он пододвинул табурет и задержался у кровати Мириэль.

Фрэнк рассказал, что Hot Rocks согласились выступить на праздновании Четвертого июля, и доктор Росс разрешил танцы. Мириэль никогда не изображала из себя скромницу, но, пока он говорил, она натянула одеяло до подбородка, не желая демонстрировать ему уродливое красное пятно на своей шее. Ее волосы, скорее всего, тоже выглядели пугающе. Она попыталась незаметно (чтобы он ни в коем случае не подумал, что она прихорашивается для него!) пригладить непослушные пряди.

– Ну-у? – протянул он.

– Что – ну?

– Ты хоть раз об этом подумала?

Мириэль непонимающе потрясла головой. Несмотря на то, что он говорил отрывисто, в его голосе было приятное, почти убаюкивающее звучание.

– Подумала – о чем?

– Про «Охоту за сокровищами», для детей.

– О… – Она скрестила руки на груди и отвела взгляд. Жанна была не единственным ребенком в Карвилле, но Мириэль была не в настроении планировать что-то, что могло бы понравиться девчонке.

– Подумай обязательно, – проговорил он, вставая, чтобы уйти. – И обязательно выздоравливай. Тебе же предстоит судить лягушачьи бега, помнишь?

* * *

Несмотря на то, что посетители отвлекали ее от дурных мыслей, Мириэль кипела от негодования. Никогда в жизни она не встречала такой испорченной девчонки, как Жанна.

На восьмой день ее пребывания в лазарете температура наконец спала, и Док Джек разрешил ей уйти при двух условиях. Во-первых, она должна отдохнуть неделю, прежде чем вернуться на работу. Во-вторых, ей необходимо каждый день посещать лазарет для короткого осмотра и приема раствора Фаулера. Док Джек пообещал, что смесь мышьяка и бикарбоната калия поможет заживлению фурункулов на ее ногах – и это произошло. Осталось только несколько точечных шрамов и шишек. Но лекарство нужно было тщательно дозировать, чтобы избежать отравления.

«А если бы Жанна предложила принять это вместо йодида?» – подумала она, возвращаясь к восемнадцатому дому. Мириэль была бы уже мертва. Утреннее солнце жгло ей глаза. Буйство красок и звуков вокруг почти невозможно было воспринимать. Мириэль поступила ужасно глупо, послушав девочку и попытавшись заняться самолечением.

Она остановилась и прислонилась к перилам дорожки. Она поступила так только для того, чтобы поскорее вернуться к своим дочерям, к Чарли. Теперь, если ее следующий кожный тест окажется положительным, она пробудет здесь еще дольше.

Мириэль размышляла об этом всю оставшуюся дорогу до своего дома. Она размышляла, пока впервые принимала душ после того, как целую неделю во время болезни обливалась потом. Размышляла, пока одевалась. Айрин заглянула, когда Мириэль застегивала ремешки на туфлях, и спросила, не хочет ли она поиграть в рамми[44]44
  Карточная игра.


[Закрыть]. Мириэль покачала головой. Она была слишком зла и у нее не было сил разговаривать, ей слишком не терпелось найти Жанну.

Больше никаких сказок на ночь. Больше никаких пожиманий плечами в ответ на ее выходки. Она устроит девчонке взбучку и забудет о ней. Мириэль не ее мать. Ей нужно думать о собственных дочерях, как бы далеко они ни находились.

Застегнув туфли и приколов шляпку, Мириэль отправилась в путь. Она обыскала дом и прилегающие лужайки, зал отдыха и столовую. Жанна обожала козу и обезьян, которых держали в лаборатории для экспериментов. Мириэль заглянула и туда. Придя в читальный зал и обнаружив, что он пуст, она присела на одно из потертых кресел, чтобы немного отдохнуть. Она ослабла после недели, проведенной в постели. Церковные колокола пробили час – два длинных удара с колокольни Святого Сердца. Еще раньше она слышала, как звонили в обеих часовнях – одна за другой – чтобы призвать жителей на воскресную службу.

Мириэль встала и направилась к лужайке, укрывшейся в тени дубов в юго-восточном углу колонии. Церковь была не единственным занятием по воскресеньям. Именно в этот день приходили посетители, хотя допускались в течение всей недели.

Столы для пикника стояли под широкими дубовыми ветвями, облепленными мхом. Те немногие счастливчики, которых не перевезли через всю страну и чьи семьи не забыли о них, собрались здесь вместе со своими близкими. Однако Жанны среди них не было.

Мириэль на мгновение замерла, прислонившись к занозистому краю одного из столов. До сегодняшнего дня, по воскресеньям, она обходила эту тенистую лужайку. Не хотелось напоминания, что никто не приходит ее навестить. Теперь, стоя здесь, она не могла не представить Чарли в элегантном костюме и фетровой шляпе, расположившегося за одним из столиков. Они бы сидели так близко, что аромат его пряного лосьона после бритья смешался бы с ее духами. Эви играла бы на траве неподалеку, а Хелен ерзала на коленях у Мириэль. В промежутке между посасыванием большого пальца и веселым лепетом звучало бы слово «мама».

Мириэль обхватила себя руками и крепко сжала, чтобы унять отчаянное желание увидеть семью, и когда опустила их, они бессильно повисли по бокам. Такое было невозможно. Детям младше шестнадцати лет запрещено посещать колонию, и поездка через всю страну была бы невероятно сложной, даже если бы Чарли решил предпринять ее в одиночку.

Развернувшись, чтобы уйти, она заметила Жанну, которая сидела высоко на толстом суку, болтая ногами и жуя соломинку. Остывший было гнев снова вскипел в Мириэль, и она зашагала к дереву.

– Жанна, спускайся сию же минуту!

Та посмотрела вниз, удивление на ее лицо сменилось упрямством. Она покачала головой и снова перевела взгляд на столы для пикника.

– У тебя и так куча неприятностей, дорогуша. Не испытывай мое терпение.

Жанна продолжала болтать ногами. Она откусила кусочек соломинки, зажала его между зубами, затем выплюнула. Мириэль проследила глазами этот полет, непроизвольно сжав ладони в кулаки.

– Слезай сейчас же, или пожалеешь!

Она услышала, как Жанна хихикнула, и едва успела увернуться от еще одного огрызка заслюнявленной соломинки.

– Если ты не спустишься к тому времени, как я досчитаю до десяти… Что ж… я поднимусь за тобой. Раз, два, три…

Мириэль молилась, чтобы Жанна одумалась и спустилась вниз до того, как она закончит считать, но та не двигалась. Упрямая девчонка! Прежде чем подняться по бороздчатому стволу, Мириэль ухватилась за нижнюю ветку, проверяя, выдержит ли недавно зажившая рука вес ее тела.

Подошвы ее лакированных туфель скользили по коре. Она отпустила дерево и скинула их. Затем, бросив взгляд в сторону столов для пикника, сняла и чулки, отстегнув их от пояса. Босыми ногами было удобнее найти опору. Правда, любой, кто мельком посмотрел бы снизу, увидел бы ее нижнее белье. Она осторожно вскарабкалась на дерево, перемахивая по ветке за раз.

– Если я снова упаду и сломаю руку, клянусь, ты тоже будешь в гипсе, – пробормотала она, когда болотный мох запутался в ее волосах, а кора оцарапала ладони.

Добравшись до сука́, на котором сидела Жанна, Мириэль посмотрела вниз. Охваченная яростью, толкающей ее вверх, она не осознавала, насколько высоко забралась. Земля была по меньшей мере в пятнадцати футах ниже. Она закрыла глаза и обхватила ствол руками, пока приступ головокружения не прошел.

Жанна устроилась почти в десяти футах от ствола.

– У тебя есть еще один шанс спуститься, – крикнула Мириэль. – В противном случае я расскажу сестре Верене о твоей проделке, и ты лишишься радио на целый год.

Девочка показала Мириэль язык и скрестила руки на груди.

Мириэль топнула ногой и постаралась не вздрогнуть, когда ветка задрожала и закачалась.

– Тебе почти десять лет. Перестань вести себя как маленький ребенок!

На это Жанна только крепче скрестила руки на груди и отвела взгляд.

Мириэль снова посмотрела вниз, затем быстро подняла глаза. Кровь глухо стучала в висках. Ухватившись за ветку над головой, она растопырила пальцы ног и отошла от ствола. Она знала женщин, которые в кино сами исполняли свои трюки. Если они могли совершать такие дерзкие поступки, то и она сможет. Она сделала еще несколько шагов. Ветерок с реки развевал подол ее юбки. Муравей заполз ей на руку и спустился по ней, но она не осмелилась отпустить ветку, чтобы смахнуть его. Чем дальше она шла, тем больше раскачивался и стонал под ней сук. Страх упасть съедал ее гнев и браваду. Она была на полпути к Жанне, когда скулящий звук превратился в треск раскалывающейся кости. Мириэль замерла. Теперь ее сердцебиение стало оглушительным. Легкий ветерок хлестал по ее нервам. Она отступила на фут или около того назад к стволу, затем отпустила ветку над собой и медленно села, находясь на некотором расстоянии от девочки.

Какое-то время никто из них не произнес ни слова. Мириэль напряженно вслушивалась, не раздастся ли треск снова, но слышала только шелест листьев и свое неровное дыхание.

– Почему ты сказала мне про йодид калия, хотя знала, что от него станет хуже? – спросила она наконец.

Жанна пожала плечами, продолжая смотреть на снующих внизу жителей и их посетителей.

– Я могла бы ослепнуть. У меня могли отказать почки, и я бы умерла.

Жанна ничего не ответила.

– Ты хочешь моей смерти, да?

Мутно-голубые глаза Жанна остановились на Мириэль, затем она отвела взгляд, сложила руки на коленях и покачала головой.

– Ты что, опять онемела?

Она снова покачала головой.

– Тогда почему?! – Это прозвучало скорее как крик, нежели вопрос, и Жанна вздрогнула, схватившись за ветку, чтобы не упасть.

Мириэль вздохнула. Избыток адреналина, сначала от гнева, потом от страха, выбил ее из равновесия.

– Я не хотела, чтобы ты уезжала, – призналась девочка очень тихо, почти шепотом.

– О чем это ты? Я застряла здесь так же, как и ты.

– Когда-нибудь ты это сделаешь. Ты все время твердишь об этом. – Она вздернула подбородок, повысила голос и заговорила немного в нос: – «Обратно в Калифорнию… Когда я вернусь домой в Калифорнию…»

Несмотря на свой гнев, Мириэль усмехнулась, услышав, как Жанна передразнивает ее.

– Там мой дом. У меня две дочери младше тебя, и я ужасно по ним скучаю.

– Видишь? Ты уедешь. Они все так делают. – Жанна уставилась на толпу на лужайке, глаза наполнились слезами. Мириэль проследила за ее взглядом, вспомнив, что Фрэнк рассказывал ей об отце девочки. Как тот высадил ее у ворот Карвилла и никогда не навещал. Каково это, должно быть, наблюдать за другими пациентами, к которым приезжают их семьи, зная, что тебя бросили? Неудивительно, что Жанна так себя вела.

Мириэль придвинулась так близко, как только осмелилась, оставив между ними всего пару футов.

– Ты забираешься сюда каждое воскресенье?

– Не-а, обычно я там с mon père[45]45
  Мой отец (франц.).


[Закрыть]. – Она дернула подбородком в сторону лужайки. – Он приезжает в гости почти каждое воскресенье. Наш дом находится всего в нескольких часах езды к югу через реку. Он мастерит лодки.

Мириэль так редко слышала голос Жанны, что никогда не замечала слабого каджунского акцента в ее речи.

– Тебе повезло, что у тебя бывают посетители, – сказала она, хотя знала, что Жанна лжет. – А что же твоя мама?

– Maman[46]46
  Мама (франц.).


[Закрыть] умерла.

– Мне жаль. Моя мама тоже умерла, когда я была маленькой.

Прямо под ними бегали две чернокожие девочки на несколько лет младше Жанны, живущие в Карвилле. Они, хихикая и крича, носились вокруг столов и деревьев. Мужчина, который их навещал, играл с ними в пятнашки, а женщина наблюдала за ними, улыбаясь и обмахиваясь шляпой. У одной из девочек были бледные пятна на руках и ногах. Правая рука другой напоминала варежку из-за отсутствия большинства пальцев. В остальном они были похожи как две капли воды.

– Как только они найдут лекарство, мы все уедем и вернемся домой к нашим семьям, – проговорила Мириэль.

Жанна фыркнула.

Когда мужчина вспотел и схватился за бок, близнецы остановились, затем подскочили к женщине – вероятно, своей матери, – которая достала из сумочки два красных леденца на палочке. Девочки завизжали.

– На набережной в Лос-Анджелесе есть леденцы в два раза больше, – сказала Мириэль, увидев тоску в глазах Жанны. Продолжая сидеть, она стала медленно сдвигаться вдоль ветки, опасаясь еще одного трескучего звука, но ей хотелось быть ближе к девочке. Оказавшись на расстоянии руки, она потянулась к руке Жанна, однако та отстранилась.

– Я ненавижу леденцы на палочке.

– Да?! А у них столько разных вкусов! Вишневый, апельсиновый, лимонно-лаймовый, даже вкус колы. Я попросила мужа прислать немного для вечеринки Четвертого июля.

– Правда? – Лицо Жанны просветлело.

– И фейерверки тоже. Кроме того, будет музыка, танцы, и даже лягушачьи бега. Но ты должна прекратить свои выходки и делать уроки, иначе я скажу сестре Верене, чтобы она не разрешила тебе присутствовать.

Жанна скомкала остаток соломинки, которую жевала, и бросила на землю.

– Зачем мне красиво писать и складывать кучу цифр, если я просто застряну в Карвилле на всю свою жизнь?

– Ты обязательно выберешься! – заверила ее Мириэль, чувствуя, как к ней возвращается решимость. Ее задача заключалась не только в том, чтобы доказать неправоту сестры Верены и Чарли; задача состояла в том, чтобы остановить болезнь. Для всех.

Внизу, на тенистой лужайке, посетители уже прощались. Родители близнецов обняли их, а затем повели в лабиринт домов и дорожек колонии. Пожилая женщина поцеловала своего мужа. Мать – своего сына.

Мириэль снова инстинктивно потянулась к руке Жанны. К ее удивлению, та сжала ее ладонь.

– Когда-нибудь мы обе вернемся домой, – проговорила Мириэль. – Но сначала ты должна показать мне, как, черт возьми, мы сможем спуститься.