Текст книги "Песнь серебра, пламя, подобное ночи"

10

Какой бы роскошной ни была жизнь птицы в клетке, она остается во власти своего хозяина.

Коллекция апокрифических и запретных текстов неизвестного происхождения

Она стояла в комнате, окаймленной ширмами и освещенной тусклым светом алхимических ламп. За ширмами виднелось какое-то движение. Оттуда доносились переливистые голоса: девушки смеялись, угощали друг друга чаем, но слов их было не разобрать. За одной из ширм шевельнулась тень, длинноволосая девушка с тонкими чертами лица начала петь.

Ин. Это была Ин.

Облегчение накрыло Лань с головой, и она уже рванулась вперед… только не была уверена зачем.

«Я скучала по тебе», – попыталась она сказать. Губы хоть и шевельнулись, но не издали ни звука. Она должна была сказать Ин что-то важное, что-то, способное изменить их жизни… только Лань никак не могла вспомнить, что именно.

Она протянула руку, чтобы отодвинуть ширму, но та, казалось, только удалялась от нее. Комната, тепло, сияние – все это постепенно меркло, пока Лань не поняла, что смотрит на свою подругу сквозь стену льда. Певички хихикали, собравшись под пышно цветущим сливовым деревом.

Холодный ветер пробирал Лань до костей. Он потряс дерево, отчего его лепестки начали опадать.

Касаясь земли, они превращались в кровь.

Певички, все еще находящиеся за ледяной стеной, начали кричать. В попытке добраться до них Лань бежала так быстро, как только могла, но воздух стал густым, как рисовая каша, так что девушке казалось, будто она бежит под водой, а в спину ей бьет течение…

Издалека к ней направлялась фигура, четко вырисовывающаяся на фоне льда. Только когда между ними осталось не больше десяти шагов, Лань поняла, что силуэт находится не за стеной, а в самом льду.

Зимний маг преодолел холодное препятствие так, что ни его серебряные доспехи, ни развевающийся синий плащ не пострадали. Он улыбался. Когда позади него певички, чьи крики все еще отдавались эхом, растворились в тумане, выражение лица мага осталось невозмутимым.

– Привет, моя маленькая певица, – протянул он на своем языке. – Я тебя нашел. Теперь ты отдашь его мне.

От ужаса Лань приросла к месту, когда он потянул свои тонкие пальцы к ее горлу.

– Попалась, – сказал он, и лед вокруг них треснул.

Лань проснулась от ощущения, будто ее руку полоснули раскаленным ножом. Она открыла рот, чтобы закричать… но почувствовала на языке привкус теплой меди. В затянутом серыми полосами небе виднелся только намек на рассвет, а земля была покрыта инеем. Поверх пучков травы Лань разглядела макушку Цзэня. Практик спал строго в шести шагах от нее, но по мере того как они продвигались все дальше на север, а ночи становились все холоднее, девушка незаметно сокращала расстояние, а когда дыхание парня становилось ровным, еще долго прижималась к нему, чтобы согреться.

Девушка снова попыталась произнести его имя, но вместо этого согнулась пополам в приступе кашля. Кровь стекала по ее подбородку.

Цзэнь пошевелился. Он повернулся к ней лицом, а когда нашел взглядом, из него мгновенно испарились остатки сна.

– Лань? Лань. – Он моментально встал на коленях, держа оголенные руки на ее пульсе. Пальцы Цзэня ощущались как лед на ее коже, так что Лань попыталась отпрянуть.

– Маг, – выдохнула она. Слова звучали искаженно. – Зимний маг… сказал, что нашел меня…

– Успокойся, Лань. – Цзэнь крепче схватил девушку за руки, потому что ее тело забилось в конвульсиях. – Тебе приснился кошмар.

Сон… это был всего лишь сон.

Так почему же он казался таким реальным?

Цзэнь перевернул ее левую руку. Перед Лань предстало ужасающее зрелище: ее плоть позеленела, металл в венах приобрел болезненный темно-серый оттенок.

– Печать заражена, – услышала она голос практика. В его тоне, в том, как сдвинулись его брови, пока он рассматривал свою печать, проглядывалось замешательство. – Я не понимаю. Прошла всего неделя с тех пор, как я запечатал его. Заклинание элантийца будто бы стало сильнее…

Лань едва удалось подавить крик, когда вонзающаяся в кости боль пронзила ее руку. Пот бисеринками выступил у нее на лбу; Лань чувствовала, как они скатываются по виску.

– Ты же можешь… это исправить? – ее дыхание было прерывистым.

– Я… – впервые на лице практика промелькнула тень паники. – Я не могу, по крайней мере ненадолго. Нам нужно доставить тебя в школу. Там практики, которые могут помочь…

Даже сквозь туман боли ее захватил образ, цель, крепко укоренившаяся в сердце и отказывающаяся отпускать. Снег, женщина в белых одеждах и песня деревянной лютни.

– Дозорная гора, – прохрипела Лань. – Я должна пойти туда…

– На это нет времени…

– Пожалуйста! – Ее крик лишил Цзэня спокойствия, теперь он выглядел ошеломленным. Лань почувствовала, как слезы текут по щекам. Когда она была так близка к разгадке, когти бессилия тянули ее назад, подальше от того, что она пыталась найти всю свою жизнь. – Это последняя воля моей матери… мой шанс понять, почему она умерла. Я должна это выяснить. Я обязана.

Все расплывалось перед глазами, то ли от слез, то ли от сознания, которое вот-вот грозило покинуть ее. Лань моргнула, заставляя себя сосредоточиться, и обнаружила, что лицо практика находится очень близко к ее лицу. Оказывается, она вцепилась в рубашку Цзэня и потянула его на себя. Пряди волос прилипли к его лбу, а взгляд метался между ее глазами. В поисках чего-то. В этих глазах таилась буря, вихрь огня и дыма, война, бушующая глубоко внутри.

Затем выражение лица Цзэня прояснилось, и он мягко накрыл ее руку своей.

– Я отведу тебя на Дозорную гору, – пообещал он. – Но прямо сейчас лучше привести тебя в школу, чтобы нейтрализовать гноящееся металлическое заклинание мага.

Лань не отпускала ни его рубашку, ни его пристальный взгляд.

– Обещаешь?

– Клянусь.

Тогда, исчерпав остатки энергии, она отпустила его. Девушка почувствовала, как он приподнял ее левое запястье. Цзэнь дотронулся пальцами до печати, посылая короткие искры вниз по ее руке, и тогда сознание покинуло Лань.

Когда девушка снова открыла глаза, небо уже посветлело. Ее рука все еще болела, но по сравнению с ярко-горячей агонией, которая была раньше, боль притупилась. Повернув голову, Лань обнаружила на своем запястье новую печать. На этот раз она узнала характерные черные волны, напоминающие языки пламени.

Подняв глаза, она обнаружила практика прислонившимся к стволу вечнозеленого растения. Даже в тени его лицо выглядело осунувшимся и бледным.

Лань с трудом присела.

– Цзэнь?

Его ресницы затрепетали, и он посмотрел на нее из-под полуопущенных век.

– С тобой все в порядке?

Лань кивнула.

– А с тобой?

Он снова закрыл глаза.

– Противостояние элантийским металлическим заклинаниям… отнимает силы. Дай мне немного времени, чтобы пополнить запасы ци.

Лань не нравилось видеть его таким: с пересохшими и потрескавшимися губами и залитыми потом лицом и одеждой. Девушка потянулась за тыквенной бутылью. Та оказалась пуста.

– Я схожу за водой, – сказала она, но Цзэнь не ответил. Черты его лица стали умиротворенными, что, как она узнала, являлось признаком глубокой медитации. Он снял перчатки и ботинки, зарывшись ступнями в почву. Теперь она знала, что погружение как можно большей части тела в определенную стихию помогало восстанавливать ци.

Лань встала и направилась к ручью. У нее все еще был жар, но лихорадка спала, и туман, застилающий разум, начал рассеиваться. Утренняя дымка, пробиваясь между золотистыми лиственницами, делала их иголки серыми. Лань услышала журчание ручья, уютно устроившегося между поросшими мхом берегами, еще до того, как увидела его.

Девушка присела и окунула бутыль в воду, позволяя потокам остудить ее руку. В утренние часы лес был необычайно тих: в кустарниках не слышалось свиста бурых дроздов, шуршания тетеревов или других мелких животных.

«На самом деле, – подумала Лань, которая уже поднесла к губам тыквенную бутыль, чтобы отпить из нее, – эта тишина напряжена, как воздух перед бурей. Как будто сам лес затаил дыхание».

Девушка сделала глоток… и замерла.

Сначала она почувствовала в ци плотный, тяжелый металл, а затем увидела их.

Кто-то передвигался по другую сторону ручья, между призрачными силуэтами золотых лиственниц. Не тени, а свет – серый цвет неба, отражающийся на серебре.

Осколки чистого синего то появлялись в поле зрения, то снова исчезали. Корона с крыльями.

У Лань кровь застыла в жилах.

Элантийцы.

Не может быть.

Как они здесь оказались? Цзэнь сказал, что центральная часть Последнего царства считалась безопасной, что элантийцам еще не удалось завоевать этот огромный, дикий участок земли. Здесь свободно росли узловатые и раскидистые сосны, не было ровных, разрывающих землю бетонных дорог. Здесь, где над цельным небом царили горы, не было элантайских крепостей из металла и мрамора.

Здесь была их земля, земля хинов. По крайней мере то, что от нее осталось.

Получается, теперь элантийцы посягали и на нее тоже.

Воспоминания о прошедшей неделе, когда она путешествовала под защитой бамбуковых и сосновых лесов и изучала древние искусства своего царства, сразу же улетучились. Конечности Лань онемели, а бутыль выскользнула из рук. Девушка умудрилась поймать ее за горлышко и тут же нырнула за куст. Она видела, как один из солдат отделился от строя, чтобы обыскать берег ручья, где она пряталась. Убедившись, что элантиец отвернулся, Лань начала медленно пятиться.

Ей почти удалось добраться до безопасной линии деревьев, когда выскочивший из подлеска кролик врезался ей в пятку. Лань, повалившаяся ничком, слишком поздно подавила крик. Бутыль треснула под ней.

Элантийские солдаты на другой стороне ручья вскинули головы. Их взгляды пригвоздили девушку к месту, словно бабочку к пробковой доске.

Когда поднялись крики, Лань, отбросив всякую осторожность, развернулась и бросилась бежать.

Пульс грохотал в ушах, свежий зимний воздух, подобно осколкам стекла, резал легкие. Элантийцы здесь, в безопасности дремучего леса, на Центральных равнинах. Они снова нашли ее, снова вторглись на землю ее предков, в личное пространство царства, которое всего несколько мгновений назад принадлежало только ей, Цзэню и народу Хин.

Что-то просвистело у нее над ухом. В ствол лиственницы перед ней вонзилась стрела. Орудие было полностью изготовлено из отполированного, гладкого и противоречившего природе металла, так непохожего на стрелы армии Хин – с древом из соснового дерева и оперением из гусиного пуха. Когда Лань пронеслась мимо, металл блеснул. Наконечник стрелы глубоко вошел в плоть лиственницы.

Подумать только, она-то начала воспринимать опасность как всего лишь далекое воспоминание. Ей следовало бы знать, что элантийцы одним своим существованием отбрасывали тень опасности на весь ее мир.

Не прекращая бежать, Лань сжала руки в кулаки. Слезы страха, превратившиеся в слезы ярости, подступили к горлу, и ей не удалось их сдержать.

Когда же она наконец будет свободна, будет в полной безопасности?

Лань знала ответ.

Как только я стану сильной.

Девушка ворвалась на поляну, где оставила Цзэня. Тот удивленно вскинул голову. Лань опустилась на колени, ее рука снова болела, а в боках кололо. Дыхание обжигало легкие, так что она смогла произнести только одно слово:

– Элантийцы.

11

Инь и ян, добро и зло, черное и белое, демоны и люди – таким образом поделен этот мир. То, чему не место на Пути практики, должно быть уничтожено.

Император Цзинь, «Первый императорский указ о Практике», эпоха Срединного царства

– Не может быть.

Цзэнь, пошатываясь, поднялся на ноги и, чтобы не упасть, ухватился за ствол дерева позади себя. Борьба с элантийскими металлическими заклинаниями всегда требовала огромных усилий. В отличие от ци, которой пользовались практики, в магии элантийцев было что-то неестественное: словно они каким-то образом исказили один из природных элементов, превратив его во что-то всепоглощающее, всесильное… и совершенно чудовищное.

Лань, все еще стоящая на четвереньках, крепко зажмурила глаза.

– Я их видела. Они нас нашли.

За все годы, что прошли после завоевания, Цзэнь никогда не сталкивался с элантийскими войсками за пределами поселений и крупнейших хинских городов.

Каковы шансы, что целый легион отважился зайти так далеко на Центральные равнины и наткнулся на девушку, которую они искали? Девушку со странной энергией инь и таинственной печатью, привлекшей внимание высокопоставленного элантийского Сплава?

И все же… когда он сосредоточился на потоках ци, расходящихся повсюду вокруг них, он наконец почувствовал это: тяжелое, подавляющее присутствие металла.

Оставались считаные минуты, возможно, даже меньше, прежде чем их найдут. Цзэнь посмотрел на девушку, на отвратительные металлические линии на ее левой руке, на свою собственную печать, которую недавно наложил, чтобы удержать яд и профильтровать ее ци. Несмотря на все его усилия, Лань все еще дрожала.

Они не смогли бы уйти далеко; не было ни единого шанса спастись от элантийцев. Продолжая свой путь, даже в самом быстром темпе, на который они только были способны, Цзэнь и Лань рисковали привести завоевателей к школе. Школа Белых Сосен веками скрывалась под мощной Пограничной печатью. В то время как другие учебные заведения рассыпались в прах, эта пережила смену династий, взлет и падение императоров и даже элантийское вторжение.

Цзэнь скорее умрет, чем раскроет ее местонахождение.

Оставалось только одно: печать Врат.

Для создания печати подобного типа практик должен был знать два принципа. Во-первых, печать Врат должна была вести к месту, о котором он знал, которое, опираясь на свои воспоминания, мог легко визуализировать. Во-вторых, расстояние, на которое следовало переместиться, было напрямую связано с затрачиваемым количеством ци.

Цзэнь никогда не использовал печать Врат для мест, находящихся дальше, чем за сотню лье, что примерно приравнивалось к дню пути. По его подсчетам, чтобы добраться до школы, им требовалось еще пять дней.

В его нынешнем состоянии попытка преодолеть подобное расстояние могла стать смертельной.

Но существовал и другой выход. Подобно пыли, рассеивающейся по ветру, раздался дремлющий в его сознании голос.

«Ты же знаешь, что все может быть намного проще».

Лань зашевелилась: все еще оставаясь на коленях, она оторвала ладони от земли и потянулась правой рукой к талии, чтобы достать что-то из внутреннего кармана. Цзэню потребовалось мгновение, чтобы распознать предмет.

Им оказался нож для масла – тот самый, что сжимала Лань, когда он впервые нашел ее в комнате цветов персика, с мертвым Ангелом на полу. С выражением полной убежденности на лице девушка подняла нож так, будто вся ее жизнь зависела от этого маленького кусочка стекла.

С тем же выражением она повернулась в сторону приближающихся элантийцев… Только теперь Цзэнь видел всю правду: то было не мужество воина, готового погибнуть в бою, а отчаяние девушки, которой некуда бежать и негде спрятаться.

Он подумал о первом утре после их встречи, когда рассвет разукрасил ее лицо яростными мазками красного и золотого.

Научи быть сильной, чтобы больше мне не пришлось наблюдать, как дорогой мне человек становится жертвой элантийского режима.

В три шага Цзэнь преодолел разделяющее их расстояние. Он взял Лань за правое запястье и развернул лицом к себе.

Девушка недоумевающе посмотрела на него:

– Что…

– Я использую печать Врат, чтобы вывести нас отсюда, – сообщил он.

Лань моргнула, всматриваясь в его лицо. Он видел, как она вспоминает все, чему он научил ее на прошлой неделе.

– Нельзя, – выпалила она. – Ты еще не восстановился…

– Я достаточно отдохнул, – мягко ответил Цзэнь. – Какая польза от силы, если я не могу защитить тех, у кого ее нет?

Выражение ее лица изменилось, когда она узнала перефразированные слова матери. Последние несколько ночей, лежа без сна, Цзэнь смотрел на звезды и размышлял о значении этих слов.

– Мы отправимся туда, где текут реки и кончаются небеса, – продолжил практик. – Там, скрытая мощной Пограничной печатью покоится Школа Белых Сосен. Моя печать не сможет ее пробить, но зато заметно сократит наш путь. Если я потеряю сознание…

– Цзэнь!

– …оставь меня и поднимись на гору за помощью. Независимо от того, что ты увидишь или услышишь, не останавливайся. – Он крепче сжал ее запястье. – Поняла?

Грудь поднималась и опускалась от частых вдохов, горящими глазами она изучала его лицо.

– Я была права, – прошептала девушка. – Ты сумасшедший.

– В какой-то момент ты активируешь Пограничную печать. Пересечь ее не получится, но она призовет к тебе учеников школы. Скажи им, что ты со мной. Тогда они помогут.

Еще один кивок. Энергия вокруг них пульсировала, с каждым мгновением становясь все тяжелее из-за запаха металла. Неподалеку Цзэнь услышал треск веток, равномерный топот сапог по земле – элантийская армия приближалась.

Практик сглотнул.

– Держись за меня крепче.

Ее маленькие, но сильные руки обвились вокруг его талии. Он почувствовал, как девушка прижалась щекой к его груди так, что ее ухо было напротив его сердца.

Цзэнь, глубоко вздохнув, поднял другую руку и начал выводить штрихи. Он знал эту печать наизусть, каждый ее штрих и предназначение ярко светились в сознании, пока ци вытекало из кончика его указательного пальца. Штрихи для обозначения земли, разделенные линиями, обозначающими расстояние, и смотрящие друг на друга с разных краев круга. Завиток здесь, точка там для того, чтобы отметить отправление, а затем и пункт назначения.

По лесной подстилке барабанили шаги, звон мечей разносился за пределами поляны. Закрыв глаза, Цзэнь описал рукой замыкающийся круг. Конец встретился с началом, инь встретилась с ян, и печать со вспышкой черного пламени раскрылась. Когда заклинание вступило в силу, Цзэнь сосредоточился на месте, где кончаются небеса. В его памяти вспыхнули вздымающиеся волнами горы, тянущиеся так далеко, насколько только мог видеть человеческий глаз. Окутанные облаками и туманом, они были пронизаны белыми реками, полными жизни и красоты. Цзэнь обратился к деталям: к приютившимся внутри гор храмам с белоснежными стенами и серыми, устремленными к небу черепичными крышами. К безупречному валуну на вершине ступеней, на котором плавными каллиграфическими штрихами указано название местности:

Где текут реки и кончаются Небеса.

Прямая линия, соединяющая пункт отправления и назначения.

И наконец, замыкающийся круг.

Энергия потекла от него в печать. Так по законам практики действовал принцип эквивалентного обмена. Его печать пила и пила ци, наливаясь жизнью, а Цзэнь отдавал и отдавал, чувствуя, как немеют конечности и сжимаются легкие. Практик погружался под воду, тонул, а свет над ним тускнел… И все же печать не останавливалась.

Перед глазами расцвели пятна; Цзэнь прижался к Лань и почувствовал, как та откликнулась, крепче обхватив его за пояс. Слишком тяжело. Тяжело было с самого начала.

Сердцебиение практика замедлилось. Все вокруг закрутилось по спирали. Вниз, вниз, к краю тьмы, к бездне, что разверзлась, готовая поглотить его целиком.

И из этой бездны раздался обволакивающий его голос.

Я здесь.

Вспыхнуло черное пламя, окружив руки и ноги Цзэня, толкая его вперед. Что-то спрятанное где-то глубоко в тайниках его разума, пробудилось к жизни: глубокое, рокочущее эхо, повлекшее за собой прилив силы. Ци, как глоток свежего воздуха, затопила Цзэня. Печать Врат внезапно показалась практику маленькой и незначительной. Он уже не мог вспомнить время, когда выполнить ее было бы трудно.

«Это всего лишь маленькая крупица, – заговорили в унисон он и таинственный голос, мысли их слились воедино. – Выпусти меня, и ты будешь обладать силой всего мира».

Нет, нет, он не мог, не стал бы. Тварь внутри него была мерзостью, чудовищем, мором для Пути. Непонятно, как мастер терпел его на протяжении всех этих циклов. То, чему не место на Пути практики, должно быть уничтожено.

Со всей силой, которая у него осталась, Цзэнь отстранился от черной бездны. Когда его зрение прояснилось, пламя печати окутало их с Лань. Перед Цзэнем замерцала иллюзия: зеленые горы, бледный туман, вереница цапель, прокладывающих свой путь по небу, словно мазок кисти на картине. Знакомое, безопасное место.

Дом.

Крепко обнимая Лань, практик закрыл глаза. Девушка с тихим всхлипом содрогнулась, прижимаясь к его груди.

И вместе они повалились вперед.

Цзэнь приземлился на мягкую траву, в мокрую грязь. Ему потребовалось мгновение, чтобы сориентироваться. Воздух внезапно разрядился, холод влажным ознобом пробирал до костей. Со всех сторон доносились пение птиц, стрекотание насекомых и шелест ветра в листьях.

Перед ними возвышалась гора без какой-либо заметной тропинки или других отличительных признаков. Только старая, корявая сосна склонилась, простирая зазубренные ветви, как раскинутые руки, будто бы приветствуя его.

Цзэнь глубоко вздохнул. Это была Самая Гостеприимная Сосна – указатель, установленный Старшим мастером школы. Только те, кому было известно истинное местоположение школы, знали, что для активации Пограничной печати, древней и широко используемой для отметки границ определенной территории, нужно пройти под этим деревом. Критерии для прохода варьировались. В данном случае печать пропускала только тех, кто хотел попасть на Край Небес без намерения причинить кому-то вред. Это была хитрая уловка: случайно забредшие в этот район просто натыкались на поднимающийся туман и горную тропу, которая исчезала по мере того как они продвигались дальше. Те же, кто намеревался причинить вред Школе Белых Сосен и ее обитателям, навлекали на себя гнев давно умерших и похороненных в этой земле практиков, чьи души были призваны вечно защищать святость школы.

Даже получись у кого-то успешно преодолеть Пограничную печать, его ожидали тысячи каменных ступеней, прежде чем он наконец мог достичь ворот школы. Большинство учеников использовали Искусство Света, чтобы преодолевать по десять, а то и двадцать ступеней за раз, но Цзэнь едва стоял на ногах.

В нынешнем состоянии ему не помешала бы помощь.

– Лань, – пробормотал он и именно тогда почувствовал на своей руке липкое тепло. Девушка в его объятиях была на удивление неподвижна. Тесно прижавшись друг к другу, они лежали у подножия горы, и Лань все еще обнимала его за талию. Трава под ними была пропитана кровью, размытой красной лужей на мягко сплетенном ландшафте зеленых и серых тонов.

Паника пробилась сквозь туман усталости, когда Цзэнь обнаружил металлическую стрелу, торчащую из бока девушки. Он вспомнил, как прямо перед тем, как печать Врат поглотила их, Лань дернулась в его объятиях и издала какой-то сдавленный звук. Не из-за страха, а из-за боли.

Лань кашлянула, влажно и хрипло. Кровь стекала с ее губ, прокладывая алую дорожку по подбородку. Он окинул взглядом изгибы ее щек, темные полумесяцы ресниц, широкий, обычно болтающий без умолку рот, всегда готовый улыбнуться, даже несмотря на боль. Без своевременной помощи она могла умереть.

Моя мать говорила, что долг тех, у кого есть сила – защищать тех, у кого ее нет.

Цзэнь едва мог двигаться, не говоря уже о том, чтобы наложить печать. Но он знал, что если вцепится когтями в ту бездну глубоко внутри себя, обнаружит надвигающуюся подобно буре силу.

Тяжело дыша, хин закрыл глаза. Потянулся.

Мир потемнел, когда ци ворвалась в него с ревом бушующего океана. Одновременно он и тонул, и оживал.

Когда Цзэнь снова открыл глаза, с ним был кто-то, точнее, что-то еще, видящее его глазами, дышащее его ртом и двигающее его руками и ногами.

Парень наклонился и, прижимая девушку к своей груди, поставил ее на ноги. Лань была такой удивительно легкой, а голова ее безвольно болталась, как у тряпичной куклы. С ненормальной отстраненностью он посмотрел на кровь, вытекающую из ее раны.

Цзэнь моргнул. Пот выступил у него на лбу.

«Я – Цзэнь, – подумал он. – Это я все контролирую. А ты подчиняешься мне».

Когда существо в его сознании отступило, зрение практика прояснилось. Пограничная печать колыхалась перед ним, а безобидная на вид сосна, казалось, наблюдала за его приближением.

Затаив дыхание, Цзэнь перешагнул барьер.

На мгновение он почувствовал сопротивление ци, окутавшее его как густой туман. В этом тумане слышался шепот затерянных во времени душ. Призраки дышали ему в затылок, невидимые когти вонзались в глубины сердца с целью испытать его. На мгновение он испугался, что печать увидит монстра, которым он был одиннадцать циклов назад, когда наставник нес его вверх по этой горе. Или то, из чего состояли его кошмары: ножи, сделанные из обжигающего металла, и завоеватели, что использовали их против таких, как он. А потом, еще раньше: отдаленные крики, запах горящей травы и просачивающаяся в его ботинки кровь. Колышущийся золотой вымпел под сплошным голубым небом.

Сбивчивое дыхание Лань вернула Цзэня к реальности. Девушка прижималась щекой к его груди, обнажая мягкое горло. Он мог видеть извивающуюся на ее шее темную вену, подобие пульсирующего сердцебиения.

– Я могу тебе пригодиться, – сказала она ему в первую ночь, когда они встретились. Потемневшие от дождя ресницы, глаза, как галька под водой, дрожащие губы.

Под всем этим скрывался огонь, который он чувствовал. Любой обычный человек, возможно, сдался бы, но эта девушка… Она посмотрела прямо на него и предложила равноценный обмен.

Цзэнь прижал Лань крепче, сопротивляясь водовороту, что царил в его сознании.

Туман, шепот, когти со вздохом отступили. Буря утихла. Когда Пограничная печать поддалась, пропуская его, между соснами открылась тропинка, а облака уступили место лучам яркого солнечного света с бриллиантовой огранкой зимы.

Цзэнь начал подниматься.

Чье-то присутствие и его сила угасали, отступая в пропасть, из которой появились. Каждый шаг требовал от практика все больше усилий. Лань в его руках становилась все тяжелее.

Девятьсот девяносто девять ступеней к вершине. Первый урок, который преподавали еще до входа в школу – легких путей не существует.

Цзэнь держался на одной лишь силе воли и отчаянном желании жить, и он сделал это. По мере того как он поднимался, воздух становился туманным и холодным, а ступени – мокрыми. Листья и ветви шуршали в унисон со звуком текущей поблизости воды. Наконец каменные ступени сменились ровным участком земли. Бамбук и вечнозеленые растения расступились, открыв взгляду зигзаг приютившихся в горе храмов, триумфальные ворота, сделанные из двух каменных колонн, и большой полированный валун, будто бы выросший из почвы.

Перед всем этим стоял человек в одеждах, рассыпавшихся вокруг него как снег. Когда Цзэнь упал на колени, наставник Школы Белых Сосен заговорил голосом таким же чистым, как утренняя роса:

– Ах, Цзэнь, как раз вовремя. Снежные камелии расцвели.